Тотем Лазурного Дракона

Второй день первого месяца. Императорская резиденция у подножия горы Тайшань. Дежурный евнух, обходящий дворец, завернул за угол галереи и вдруг замер, почувствовав неладное. — Кто здесь?.. Не успел он договорить, как из-за кустов вылетел небольшой камешек и со свистом ударил его в шею. Бух!.. Евнух упал наземь, потеряв сознание, даже не успев вскрикнуть. Шань Чао в мгновение ока взмыл на крышу, бесшумно приземлившись на глянцевую глазурованную черепицу. Несколько легких шагов — и он перепрыгнул узкий промежуток между боковым павильоном и внутренними покоями, замерев на коньке карниза. ...С момента прибытия императора в резиденцию он, как помощник командующего дворцовой охраной, не раз проверял эти места и прекрасно изучил планировку. Инь Кайян, вернувшись ко двору, большую часть времени не отходил от императора, удерживая того под неусыпным контролем. Поэтому, если Шань Чао хотел найти Инь Кайяна, это был единственный способ. Опустившись на одно колено, Шань Чао уже собирался приподнять черепицу, как вдруг замер и резко поднял голову, устремив взгляд вниз. Лунный свет, подобный широкой реке, разлился по извилистым галереям, окутав нефритовые перила и алые колонны морозной дымкой. Человек в свободных, колышущихся на ветру одеждах медленно шел по галерее. В руке он держал тусклый бледно-голубой стеклянный фонарь, рукава и полы одеяний тонули в сумраке, словно у призрака, пришедшего с той стороны. Глухая, едкая ревность поднялась из самых глубин сердца Шань Чао. Это был Се Юнь. ... С раненым левым плечом. Шнурок воротника не был завязан и висел свободно, левая планка одежды слегка распахнулась, обнажив под лунным светом стройную шею и слои бинтов под тканью. Шань Чао не нужно было гадать, что заставило Се Юня рисковать жизнью. На свете была только одна причина, по которой он брался за оружие. Власть. Он участвовал в сегодняшнем состязании на горе Суран. Шань Чао сильно зажмурился, глубоко вдохнув ледяной ночной воздух, словно пытаясь причинить себе боль. Когда он снова открыл глаза, Се Юнь уже пересек галерею, поднялся по нефритовым ступеням и остановился перед задними покоями дворца. Раздался скрип, кто-то изнутри открыл перед ним алые ворота, и Се Юнь переступил порог. ...Кто это? Это не мог быть Инь Кайян, он не открыл бы. Неужели сегодня с императором находилась императрица? Шань Чао взялся за плитку черепицы, накрыл ее другой рукой и с силой дернул. Послышался приглушенный треск — глазурованная плитка раскололась пополам. В открывшейся щели виделся край алой юбки — это действительно была императрица! — Ты ранен? — нахмурилась императрица У. Се Юнь молча покачал головой и спросил: — Как император? Сын Неба в желтом ночном одеянии лежал на боку, его лицо подергивалось от беспокойного сна. Се Юнь провел пальцами по точке сна у его виска — легкое, как перо, прикосновение, — и вскоре дыхание императора стало ровным и глубоким, а тело расслабилось. — Почему Инь Кайяна нет здесь? — спросил Се Юнь, одной рукой поправляя волосы у затылка, даже не оборачиваясь к императрице. Та замялась: — Инь Кайян... кажется, ранен. — Что? — В день отъезда из Пуяна одна из моих доверенных служанок доложила. Прислуживая императору, она заметила, что Инь Кайян кашлял, сжимая грудь. На вопрос Его Высочества он ответил, что все в порядке... но служанка разглядела кровавое пятно на его одежде — будто рана от меча. Императрица мрачно нахмурила брови: — Я хотела вызвать Хэлань Миньчжи, чтобы выведать подробности... Но на следующий день ту служанку нашли утонувшей в пруду. Никаких доказательств так и не нашли... ...— С тех пор Инь Кайян избегает всех. Он появляется только наедине с императором, а если есть посторонние — исчезает. Будто смертельно боится, что узнают о его ране... И сегодня он отсутствует потому, что император принял меня. «Надо же. И кто мог ранить Инь Кайяна?» В глазах Се Юня мелькнуло понимание — он, кажется, что-то вспомнил, — но тут же с усмешкой покачал головой: — Понятно. Обычно его волосы были небрежно стянуты темно-красной лентой. Но сейчас он собрал их в ладони, приподнял и вынул что-то из прядей на затылке. В тусклом свете свечи стало видно, что это золотая игла длиной в три цуня, тонкая как паутинка. Если бы не золотистый отблеск, ее почти невозможно было бы разглядеть даже в ладони. На крыше зрачки Шань Чао резко сузились. — Что это? — удивленно воскликнула императрица У. — Игла умиротворения духа, — ответил Се Юнь. ...— Давным-давно за пределами Великой стены существовала секта, владевшая искусством плавления мистического золота в сверхъестественном огне. Инь Кайян, узнав об этом, вырезал всех ее членов и забрал золото и создал двенадцать таких игл. Он протянул иглу императрице: — Введенная особым способом в затылок, она стирает память. Если же воткнуть ее в висок или точку жэньчжун, она делает разум неуязвимым для иллюзий и темных чар. Голос Се Юня стал твердым: — Завтра на состязании у горы Шэшоу, если я окажусь на грани поражения или смерти от руки Инь Кайяна... прошу императрицу вонзить эту иглу в висок императора. Рука императрицы застыла в воздухе. — Что если я случайно убью его?! Се Юнь лишь усмехнулся в ответ. Повисла долгая пауза. Наконец императрица поняла намек. Ее голос дрогнул: — Ты сказал, что игла делает разум неуязвимым… Неужели император… — Разве Вы не замечали, что с тех пор, как Инь Кайян вернулся ко двору и провел три дня наедине с императором, он стал его слепым орудием, словно марионетка? Императрица У вздернула брови. — Люди с печатью Черной черепахи от природы сильны в иллюзиях, и ходят слухи, что они способны управлять разумом других. Но я не уверен, применял ли Инь Кайян какие-либо техники к императору. Единственное, что я знаю точно — если применял, то он вкладывает очень много своей энергии в управление его сознанием. Если разрушить заклятье марионетки, это нанесет Инь Кайяну сокрушительный удар. Се Юнь сделал паузу, пристально глядя на императрицу: — Но если император не находится под контролем, то я не могу гарантировать, что введение золотой иглы в висок не подвергнет его жизнь опасности... Пальцы императрицы дрогнули — она словно боялась принять иглу. — Неужели нет другого способа проверить, находится ли император под влиянием иллюзий? — спросила она без особой надежды. — Нет, — тихо ответил Се Юнь. Их взгляды встретились. В покоях мерцал свет свечей, позолоченная красная мебель и нефритовые занавеси тонули в тенях, отбрасывая лишь намеки на роскошь и сокрытые здесь тайны. — Поэтому я и прошу Ваше Величество принять решение об использовании золотой иглы только если моя жизнь будет висеть на волоске... — наконец произнес Се Юнь, и его слова растворились в морозной тишине ночи: — Инь Кайян намного старше меня и находится в расцвете сил. Даже если я активирую свою печать, Лазурный иньтянь вряд ли сможет противостоять зрелому носителю истинной печати Черной черепахи... Этот единственный способ, который я могу придумать сейчас, чтобы его ослабить. Императрица У долго смотрела на поблескивающую иглу. Время, казалось, застыло в этом высоком пустом зале. Наконец она медленно протянула руку... В этот момент с крыши донесся едва слышный треск. Шань Чао резко отдернул руку, но было уже поздно — сломанный край глазурованной черепицы не выдержал его веса и лопнул. Се Юнь мгновенно поднял голову: — Кто здесь? С шорохом взметнулись полы одежды — Шань Чао бросился прочь. В тот же миг Се Юнь, словно комета, вылетел из покоев, устремившись к крыше! — Стой! Но тот, не обратив внимания на окрик, уже растворился в ночи черной тенью. Се Юнь не мог позволить себе шума — ночная тайная встреча в императорских покоях требовала скрытности, ему оставалось только самому броситься вдогонку, молча преследуя исчезающий силуэт. Красные карнизы, изумрудная черепица мелькали под ногами, сливаясь в размытый фон. В мгновение ока пейзаж сменился — они оказались в императорском саду. Лунный свет пробивался сквозь густые кроны, вокруг царила глубокая тишина, лишь где-то вдали смутно доносился стук ночного сторожа. Се Юнь остановился. Он огляделся, и выражение его глаз постепенно сменилось от настороженности к спокойствию. Наконец он отпустил рукоять Тайа и тяжело выдохнул. Использование цингуна требовало предельной концентрации ци, и рана на левом плече вновь разошлась. В невидимом для глаз месте кровь медленно просачивалась сквозь бинты. Се Юнь поднял руку и прижал к ране. — ...Шань Чао? — хрипло спросил он, вглядываясь в ночную тьму: — Зачем... ты вернулся? Северный ветер налетел с края небосклона, скользнул меж дворцов и взметнул пряди волос у его висков. Знакомый холодный голос наконец раздался откуда-то сверху, из-за его спины: — Вернулся посмотреть, как ты достигнешь вершины власти... или найдешь бесславный конец. ...— Завтра, что бы ни случилось, — я не стану помогать тебе. Се Юнь, казалось, уже ожидал этих слов. Он закрыл глаза и тихо усмехнулся: — Так и должно быть. Эти четыре слова, произнесенные тихо и почти нежно, вонзились в грудь Шань Чао, как кинжал. В горле встал ком с металлическим привкусом. Сознание Шань Чао помутнело, и прежде, чем последний звук растаял в воздухе, он уже бесшумно спикировал вниз, подобно хищной птице, оказавшись за спиной Се Юня. В тот миг его затылок был так близко, что его можно было коснуться. Так беззащитно близко. Достаточно лишь протянуть руку, чтобы сжать пальцы на этом изящном, уязвимом горле. ...Если бы мгновение застыло, это была бы картина предельного напряжения. Однако в следующий миг Шань Чао протянул руку и схватил алую шелковую ленту, которой были стянуты волосы Се Юня. Легким движением он дернул — и темные пряди рассыпались, как водопад. Се Юнь резко обернулся и увидел Шань Чао, сжавшего ленту в ладони. Его красивое лицо было очень близко, а глаза сверкали яростью, мукой… и легкой одержимостью. Се Юнь замер. Тогда Шань Чао поднес ленту к губам, коснулся ее легким поцелуем — и в тот же миг, оттолкнувшись от земли, взмыл ввысь, словно ястреб. Через мгновение его силуэт растворился в лабиринте дворцовых теней, озаренных лунным светом.

*** Примечания

Исторические и культурные отсылки

Использование цветовой символики Использование цветов довольно строго регламентировалось, цвет был одним из символов отличия. По цвету одежды, кареты, дома уже можно было определить статус человека. Про кареты было в первой главе. Крыши главных императорских зданий покрывались желтой глазурованной черепицей – исключительная привилегия императора. Только у императора могли быть желтые (позолоченные) кареты, лошади золотой масти, желтые одежды. Изумрудная глазурованная черепица была «второй по рангу». Ею покрывали крыши второстепенных дворцов (дворцы принцев, библиотек, садовых павильонов). Крыши храмов, имеющих высокий статус, дарованный императором, или домов высоких чиновников по исключительному благоволению императора тоже могли покрываться такой черепицей. Для других важных храмов часто использовалась лазурная черепица. Простым людям, торговцам, низшим чиновникам использовать глазурованную черепицу любого цвета было категорически запрещено, также как и красить карнизы и колонны в красный цвет. Цвет их построек был строго ограничен серым, белым и темными оттенками. Нарушение этих правил могло привести к серьезному наказанию.