Месть подаётся как десерт

Дождь лил с обеда, учитывая что уже почти за полночь, я пробыла под ним очень много времени. Сил уже почти не было.. Темно, а свет идёт только от керосиновой лампы, что я принесла с собой, но он не добирается до ямы, что я уже успела вырыть. Наверное единственное что мной движет сейчас только ненависть, а как известно, это чувства заставит даже встать раненого и умирающего.. Пальцы саднило и жгло, а от крови и дождя черенок лопаты так и норовил выскользнуть из рук, если бы я хоть на секунду ослабила хватку, спина горит от долгого нахождения в позе эмбриона. Чем глубже копаю, тем сильнее тяжёлый, холодный, землянистый запах проникает в лёгкие, и вытесняет воздух, все больше переходя в запах металла. Каменные изваяния ангелов смотрят на меня осуждающе, но меня уже не волнует чьё то мнение, тем более тех, кто не пришёл на помощь в самый отчаянный для меня момент. А ведь священники коворили что ангелы могут спасти от всего, но где они были тогда? Меня покинул даже бог, а значит не ему меня осуждать, если не он, то есть и другие силы, которые могут мне помочь.. Земля уже пропиталась дождевой водой и ужасно хлюпала, яма наполнялась ею, но я из последних сил её, вместе с землёй выгребала. Нет, не сдамся, не отступлю, не сейчас, когда так близко...Я знала что когда нахлынувшая на меня ненависть и жгучая жажда мести пройдут и я буду сожалеть или меня даже накроет жгучий стыд, но сейчас я сдесь, на кладбище, раскапываю старейшую, старше даже самого нашего городка, могилу... Ещё пол дня назад я была самой счастливой девушкой на свете... Ну, или так я чувствовала сквозь пелену первой, чувственной любви. Какой дурой я была? Идиоткой... Нет! Это не моя вина, это все он.. Это он.. Он виновен.. Он подонок... Глаза болели от пролитых слез, но они то останавливались, то наступали с новой силой. Как на зло дождь лил как из ведра, а ведь ещё днем небо было ясным. Дождь пошёл внезапно, когда он.. Слезы и дождь застилали взор, я старалась стереть влагу, но на лице оставались лишь грязные следы. Горло сдавил ком, я задыхалась, но, пусть и неумело, но я продолжала зачерпывать землю лопатой, она была влажной, и пробивалась плохо, приходилось наваливаться на лопату всем своим весом, но это было сложно... Я миниатюрная... Тощая, маленькая, во мне и веса толком не было и сил.. тоже.. "Наверное, читатели задаются вопросом, зачем же тогда я занялась таким мерзким делом, как осквернение могил?" Написала бы я такие строчки в последнем письме.. Но ответить придётся себе. Я ведьма... Ну покрайней мере так говорят люди нашего городка...ну говорят, ну и что? Мой предок основатель данного города, и я живу в самом большом в этом городке особняке, услышав такое, меня бы назвали счастливицей? На деле же моя семья давно, ещё при прадедушке, утратила какие бы то ни было права в этом месте.. Особняк в запустении и выглядет скорее как разваливающийся дом с привидениями, родители погибли в автокатострофе, 2 старших брата ушли на войну , бабушка год назад почила. Вот и осталась я одна совсем. Да, от старших братьев периодически приходили письма, но... В то время я горевала по единственному дорогому человеку, который был рядом.. После похорон бабушки сын нынешнего мэра был рядом со мной.. Этот человек.. Он ухаживал красиво и я поддалась.. Он играл со мной год и сегодня днем, наконец наигравшись и унизив бросил меня.. Не просто бросил, а отдав своим дружкам на.. Нет, я ни в чем не виновата.. И почему я собственно сейчас на кладбище раскапываю чью-то могилу? В нашем городке ходила легенда , что на кладбище, в самой старой могиле похоронен основатель города и наш предок, он владел колдовством и если чего то сильно попросить он исполнит любое желание просящего, но бабушка говорила что легенды легендами, но то что наша семья хранит секрет, что не могила исполняет желания, а артефакт, что был погребен с ним. Я с так долго стояла на коленях перед этой старой могилой, но видимо мой предок не слышит меня из-под этой грудой земли... И я решила что обращусь к нему на прямую.. Я хочу мести, хочу что бы этот подонок, его новая подружка и его друзья что надругались надо мной заплатили за это высокую цену.. Вдруг лопата уперлась в дерево и послышался звон цепей, значит, я наконец добралась.. Я начала долбить цепь и крышку гроба, пока старая проржавевшая цепь не треснула, а дерево не полетело в щепки. На секунду мне показалось, что пространство застыло, даже капли дождя остановились... Но это прошло мгновенно. Взглянув под ноги моё сердце пропустило удар. Гроб был пуст... — Что? Почему?! Он же должен быть здесь?. Я была готова увидеть кости.. Но не пустоту... Вдруг свет моего фонаря закрыла тень и я резко запрокинула голову, готовая увидеть жандармов, но на меня смотрел странного вида парень, в красном фраке и шляпе, лицо было выкрашено белой краской и казалось голым черепом как у актёров в театре, что играли ненависные брали смерти, глаза горели бирюзовым неоновые цветом, кожа была тёмная, а из под одежды вилась целая сеть татуировок. — А ты упорная, леди.. Мне нравится.. Чего же ты так отчаянно желаешь? Он схватил меня за шкирку и вытащил из вырытой мной могилы как котёнка и я вскрикнула, мой крик эхо разнесся по округе и стих среди надгробных плит. Пока я, ничего не понимающая, грязная и мокрая сидела на земле, он снял шляпу и поклонился мне, так я с ужасом заметила что его правая рука.. Боже.. Рука костяная, без плоти... Меня пробила дрожь, и теперь она была не от холода. — Приветствую тебя, дорогуша — его голос был бархатным густым и сладким, как патока, полившаяся в уши. — Позволь представится... На кладбище все также темно, но, как бы странно это не было, дождь, что ливнем лил целый день прекратился, и как будто и не было его, на небе висел тонкий серп луны, а звезды, учитывая что в округе не было ни одного фонаря, сверкали как бриллианты на черном бархате. Туч не было.. — Имя мне Эдвард, Эдвард Сандми, леди. Этот человек..( "А человек ли?" пронеслось в голове сухим текстом..) Как джентльмен из средневековья поклонился мне и выпрямился. Трость с черепом на набалдашнике глухо ударила о каменную плиту дорожки. Его улыбка растянула губы в оскал, похожую на серп луны или даже косы, которым косят траву, а возможно даже и головы. — Но можете звать меня просто.. Барон. Барон? Барон Сандми? Он склонил голову на бок и я спохатлась, мне следовало бы встать но я была уже не в состоянии, как будто силы покинули меня, тело от дрожи напрягалась, я стиснула руки в кулаки и зажала в них могильную землю.. Он ведь.. — Я!!.. — выкрикнула, — Я Агнесса, Агнесса Сандми и.. Я ваша.. Кто? Я ему кто? Судя по тому кем он представился, он и есть тот самый предок, основатель города Сандмин, по легенда был колдуном, но.. Это ведь не может быть он? Могиле 400 лет. — Агнесса Сандми, говоришь? О, что за чудесное имя, и что же за нужда завела столь прекрасный цветок в это, столь... отвратительное место? Его глаза из под полы шляпы смотрели на меня столь остро, что мне показалось, будто к горлу подставили лезвие.. Я сглотнула, от воспоминаний встал ком и истерика, только утихшая вновь настигла меня. — Бабушка.. Хнык. .. говорила что.. тут.. Артефакт... Я хотела лишь.. Хнык.. Его.. Простите.. Простите, я не.. Не хотела вас.. Потревожить... Слова застилали видимость, а в ушах начало шуметь, но сквозь пелену я увидела движение. Этот.. "Человек" присел возле меня на корточки и протянул мне платок, однако, уткнувшись в него, я расплакалась ещё сильнее..--- Поместье Сандми было не просто большим — оно было неестественно огромным, мрачным исполином, вросшим в вершину холма. Снаружи его фасад, некогда гордый, теперь походил на лицо прокаженного: облупившаяся штукатурка обнажала темный кирпич, а пустые глазницы окон смотрели в ночь с немым укором. Ветер гулял по его бесчисленным покоям, нашептывая что-то сквозь щели в рассохшихся рамах, и от этого вечного сквозняка в нем было холодно, как в склепе. Когда-то здесь кипела жизнь, звучали шаги многочисленной прислуги, звенели хрустальные люстры. Ныне же из всего этого каменного тела функционировали лишь несколько комнат, как еще бьющиеся артерии в мертвом теле. Моя спальня, кухня да пара смежных с ними помещений — вот и весь мой мир. Отапливать большее было неподъемной роскошью. Дрова стоили дорого, а жалкие три серебрянника в месяц — вся выплата по потере кормильца — уходили на самое необходимое. Даже ванна с горячей водой была событием, к которому я готовилась неделями, подсчитывая каждую копейку. Но сейчас... Сейчас я сижу в этой самой ванне, и вода в ней по-настоящему горяча, а за мной, в клубах пара, ухаживает тень. Да, тень. Меня все еще бьет мелкая дрожь, но теперь это скорее спад дикого напряжения, что копилось все эти часы. Я не перестаю удивляться произошедшему. Я искала артефакт в гробу предка, а в итоге... --- «— Леди, да вы насквозь промокли... Негоже в таком виде являть себя миру, — его бархатный голос прозвучал как объятие и как приказ одновременно. Он снял с себя фрак, и тяжелая, на удивление сухая ткань, пахнущая старыми книгами и дымом, легла на мои ледяные плечи, которые ещё сотрясала дрож напряжения. Слезы все еще текли по грязным щекам, но истерика отступала, уступая место усталости. Напряжение спадало, и боль от нескольких часов каторжного труда обрушилась на меня всей своей тяжестью. Я начинала чувствовать всё. Ну, как чувствовать... Скорее, не чувствовать. Пальцы на руках онемели, ноги не слушались, зато боль в пояснице ощущалась так отчётливо, что выпрямится для меня не представлялось возможным, при движении боль била раскаленным металлом. Хотелось лечь прямо здесь, на мокрые плиты, закрыть глаза и умереть... Нет. Не сейчас. Не теперь. Барон поднялся во весь свой рост, и я, повинуясь внезапному порыву страха, что он исчезнет, поспешила схватить его за рукав. — Постойте, Барон... Я... Желание... Я хочу... И тут указательный палец его живой руки лег на мои пересохшие губы. На нем я разглядела массивный перстень с крупным рубином. — Не заставляй себя, дитя мое. Сейчас тебе нужно успокоиться, а в этом месте, — он окинул взглядом могильные плиты, — это представляется весьма затруднительно. Что ж, значит, пойдем домой. Когда придешь в себя, расскажешь, что за нужда привела тебя сюда. Сказав это, он с пугающей легкостью поднял меня на руки, как перышко, как принцессу из старой сказки. — Боже... — Бога здесь нет, дорогуша, — безжалостно отсек он. И он пошел прочь с кладбища, его шаги были бесшумны, в отличие от моего бешеного сердцебиения. — А дом... вон ту... — Я знаю, где находится мой дом. Благодарю, — его голос не оставил пространства для возражений. --- На самом деле, от кладбища до поместья было недалеко. Оно прилегало к городку, но мой дом стоял на холме особняком, и тропа вела к нему напрямую, минуя сам город, позволяя добраться до него не замеченными. И он действительно знал дорогу. Шел уверенно, прямо и поразительно легко, как будто я, что он не на руках, совершенно ничего не весила. — Вам не тяжело? — выдохнула я, понимая, что интересоваться таким у джентльмена — дурной тон. — Вовсе нет, леди. Не тревожьтесь понапрасну. Мы дошли до поместья поразительно быстро. И что было удивительнее всего — в его объятиях я согрелась, хотя плоть мертвецов должна быть ледяной... Еще более необъяснимым стало то, что произошло у ворот. Тяжелые, намертво заржавевшие створки, которые уж давно никто и с места-то сдвинуть не мог ( обычно все пользовались калиткой с заднего двора), с глухим скрежетом сами разошлись, пропуская нас в заброшенный сад, что был поглощен сорняками. Даже массивная дубовая дверь парадного входа, которую я с огромным трудом открывала, бесшумно отворилась перед ним, словно ждала своего истинного хозяина. Он вошел в холл, и поставил меня на ноги на холодный камень пола. — Что ж, дорогуша, ступай, прими ванну и переоденься. Когда будешь готова, спускайся к завтраку, — распорядился он и направился к лестнице, ведущей на второй этаж. — Но, подождите, это же... — «...невозможно», — хотела сказать я, но передо мной из клубов теней материализовалась фигура, заставив меня вскрикнуть. Она молча указала наверх и поплыла вперед, потом обернулась и вновь повелительно указала на лестницу. Мне ничего не оставалось, кроме как покорно последовать за ней в ванную комнату. --- И вот я здесь. В той самой ванной, где вода обычно была роскошью. Мне моет волосы одна тень, ее прикосновения похожи на прохладный шелк, а вторая с нежностью, поразительной для существа из тьмы, омывает мое тело мочалкой. Я впала в некое подобие ступора и не могу прийти в себя. Воздух густ от аромата роз, в серебряных бра (которые, я уверена, бабушка продала ещё лет 10 назад) горят свечи с голубым, неестественным огнем. А кусок дорогого мыла, на который я копила несколько месяцев, тает на глазах с пугающей скоростью. Но не время думать о мыле. Кажется, я выпустила на волю не просто колдуна из городской страшилки. Я выпустила демона. Обычный мертвец не мог бы творить такое. И уж точно мертвец не может быть по-живому теплым... Нет, это не мертвец. Это что-то иное. Хотя... Учитывая все, что случилось, мне уже все равно. Если Бог отвернулся от меня, и сам дьявол предложит свою руку, я ухвачусь за нее без тени сомнений. Иначе как я смогу отомстить Альфонсу? А его дружкам? Моих сил на это не хватит. Я так углубилась в свои мрачные мысли, что не заметила, как тени уже вытирают мое тело огромным, невероятно мягким полотенцем и облачают в исподнее. Оно, как и все мое убогое имущество, висит на мне мешком — денег на новое не было, и я донашивала платья покойной матери. Я вышла за порог, и в коридоре меня поджидала еще одна тень. Она повела меня в спальню, усадила за туалетный столик, высушила мои длинные пепельные волосы докрасна разогретыми щипцами, чего я не делала сама никогда. После надела на меня самое приличное из моих платьев, уложила волосы в несложную, но изящную прическу и молча указала на дверь. Удивительно, — пронеслось у меня в голове. Так вот как чувствуют себя знатные дамы, за которыми ухаживают слуги? Следующая тень ждала меня у лестницы, чтобы проводить вниз, в обеденную залу. По пути, проходя мимо окна я услышала карканье ворон. Их на дереве было очень много... За горизонтом занимался рассвет. --- Еще вчера эта комната была наглухо заперта. Я не заходила сюда годами, и толстый слой пыли лежал на всем саваном. Но сейчас зала сверкала, словно только вчера ее покинули гости. В огромном камине, в котором я в детстве могла бы стоять в полный рост, весело потрескивали поленья, отбрасывая на стены танцующие блики холодного голубого огня. По обеим сторонам от длинного-предлинного стола висели массивные канделябры (те самые, что, помнится, моя прабабушка продала, чтобы не умереть с голоду — у меня заныло в висках от этого противоречия), и в них горели те же самые синие свечи. Сам стол, монументальный, на сорок два персоны, который невозможно было ни поднять, ни вынести (иначе он давно бы сменил хозяина), был застелен белоснежной скатертью, а в его центре стояли изящные подсвечники. И снова этот пронзительный, неземной голубой свет. И там, в другом конце комнаты, на месте главы семьи, восседал тот, кто назвался Эдвардом Сандми. Моим предком. Я уже почти перестала удивляться, но Барон выглядел иначе. С его лица исчезла белая краска, и я смогла наконец разглядеть черты. Он был не просто симпатичен. Ему на вид можно было дать лет двадцать пять — не больше моих братьев. Он был одет в новый, безупречный черный фрак, на шее — галстук, заколотый изящной брошью в виде черепа. — Присаживайся, дорогуша, — его голос разлился по зале, теплый и густой, как мед. — На кухне не так много съестного, но я кое-что сварганил из того, что было. Он указал на место по левую руку от себя, где на тонком фарфоре, которого я не видела с детства, дымилась тарелка с... Боже мой... С мясом. Когда же я в последний раз ела настоящее мясо?