О неподвижности и удовольствиях

¨‘°ºOൠOº°‘¨

      Диего проснулся ближе к полуночи, пропустив два ужина и перекус. С трудом открыв слипшееся веки, он в полной мере ощутил неимоверное давление в области груди и тяготившую пустоту своего живота.       Лениво зевнув, он попытался потянуться, но валики жира мешали ему поднять руки выше, чем на полметра. Беспомощно кряхтя, он стал водить опухшими ногами из стороны в сторону, от чего его крепкая дубовая кровать начала пошатываться — у него не было другого способа показать Жустин, что он уже проснулся.       Шторы в комнате были вплотную закрыты большую часть дня — в первые месяцы пребывания в поместье это казалось Диего непривычным, ведь тогда он ещё не перестроился на режим дня возлюбленной.       Если бы он не разъелся до практически неподвижного состояния и мог видеть что-то, кроме своих грудей, безразмерного живота и части потолка, то Диего, лежавший на спине, мог бы по достоинству оценить убранство своей комнаты. Высокие потолки с деревянными узорами, розовые обои с цветными орнаментами, резная мебель ручной работы, которая теперь выполняла больше декоративную функцию, широкие окна с цветными витражами, через которые лунный свет падал на расшитый ковёр — всё это было тщательно продумано и расставленно аккуратными руками Жустин, наверное, задолго до его рождения.       В первые дни своего пребывания здесь ему хотелось всё изучить. Диего медленно ходил по поместью, по бесчисленным комнатам, по тёмным окрестным лесам. Всё, что его окружали, было столь интересно, столь необычно, столь отличалось от его жизни в стае оборотней, где все десять членов его семьи умещались в небольшом трейлере на окраине города. Здесь было, куда расти.       Жустин терпеливо отвечала на его вопросы об этом месте, о своей семье, а сама накрывала ему второй завтрак. Она оставалась с ним во времена полнолунья, с заботой превращая бешеного пса внутри него в послушного щенка лишь одной охапкой собачьего угощения... и ещё одной... и ещё одной...       Со временем, он перестал интересоваться или спрашивать. Перестал ходить в лес на долгие прогулки. Перестал считать дни, недели, месяцы, проведённые в поместье Жустин, и с каждым днём накладывал себе на тарелку всё больше и больше еды.       Со временем, он изменился. Сначала он стал превращаться через каждое полнолуние, потом раз в три полнолунья, а потом любые признаки его зверской натуры полностью исчезли, вместе с волосами на карикатурно тучном теле.       Ему становилось сложнее думать. Мысли Диего становились всё более туманными и расплывчатыми, внутренний монолог заменился на образы и отдельные фразы, которые медленным потоком проплывали через его сознание. Проживая каждый день, он понимал, что запомнит только лишь небольшую его часть.       Может, дело было в его лени, или в том количестве еды, которую ему скармливали ежедневно, или в тех настойках, что Жустин подливала ему в  бокал...       В любом случае, его устраивала такая жизнь, даже если дышать с каждым днём становилось всё сложнее. Он больше не спал на полу в углу пахнущего сырым мясом и собаками трейлером рядом с тремя младшими братьями. Его слабость не высмеивали, а каждую новую складку на и без того бесформенном теле встречали с похвалой и энтузиазмом.       — Уже проснулся? — Диего с трудом повернул свою голову вправо.       На стуле с резными ножками сидела девушка. Лунный свет делал её смуглую кожу более светлой, чем она была на самом деле. Её серые волосы водопадом спускались по её острым плечам, облаченным в расшитую черную вуаль. Тёмные глаза глядели Диего прямо в душу, но делали это с такой теплотой... он даже не обращал внимания на то, что Жустин почти не моргала.       Лёгким движением руки она заправила за острое ухо непослушную прядь. Подол её строгого чёрного платья практически достигал пола — Жустин выглядела, как молодая вдова из девятнадцатого века, с её чёрными закрытыми нарядами и аскетичным стилем жизни. Аскетичным во всем, что не касалось Диего.       Она наклонилась ближе, положив свою холодную руку на его раскрасневшиеся щёки, прислушавшись к его тяжёлому дыханию.       Диего смотрел на неё из-под полуприкрытых с двух сторон век — щёки несколько закрывали обзор. Дышать правда становилось сложно — его тело относительно хорошо справлялось с последствиями его обжорства, но при его весе какой угодно организм начнёт давать сбои.       Он не ответил — Диего знал, что скоро его будут кормить вне зависимости от того, скажет ли он, что голоден, или нет. Дни стали похожи один на другой. Ему это нравилось.       — Голоден, наверное? — Жустин запустила свои руки в его густые, каштановые волосы, нежно почесывая длинными ногтями за его ухом, что заставило Диего жалобно захныкать. — Конечно же ты голоден. Зачем спрашивать?       Диего знал, что Жустин тоже голодна. Только, в отличии от него, за несколько сотен лет жизни она привыкла ждать. У неё на это была целая вечность.       Жустин щёлкнула пальцами. Двери в комнату распахнулись, и в комнату влетел рой... летучих мышей.       Когда Диего, в первый раз, спросонья увидел перед собой эту картину, его крик услышали полицейские соседнего квебекского городка. Теперь для него было настолько же обыденным, как поедание сырого мяса на завтрак в детстве.       Часть летучих мышей устремились к нему, обхватив его своими крепкими лапками со всех сторон. Другая их группка устремилась к огромному шкафу в углу комнаты, доставая из него карикатурно огромные предметы одежды.       Диего оказался на краю кровати. Летучие мыши, действуя как единый организм, приподнимали каждую складку его тела, аккуратно натягивая на него практически рвавшиеся по швам одеяния.       Жустин крутилась вокруг него, вытирая пот с его разгоряченного тела и поправляя мелкие детали каждого предмета одежды — по какой-то причине ей нравилось наряжать его, как куклу, подбирая красочные наряды и аксессуары, при том что сама носила только однотипные чёрные платья, полностью закрывающие шею и лодыжки.       Его жена, в остальном, была достаточно холодным человеком. Она жила практически в полном одиночестве, переодически выезжая в город за едой или для того, чтобы обсудить контракты на костюмы с клиентами, объясняя свои чрезмерно закрытые наряды страшными кожными заболеваниями.       — Ох, этот галстук с рюшами я покупала для Альфреда... о нет, в двадцатые уже не было моды на такой фасон... ах, точно, для Фредерика, значит, в начале двадцатого века... — бормотала, пока поправляла воротник его алой рубашки. — Теперь будет твой, щеночек. Будет удобно подтянуть тебя за него, если ты станешь непослушным, правда? Ах, точно, как же я могла забыть...       Диего заметил в комнате что-то необычное. Прямо перед ним, напротив кровати, весело огромное зеркало.       Он не ожидал увидеть себя... таким. Диего было похож на те бесформенные стопки блинов, которые каждый день ел на десерт. Или на гору тающего мороженного.       Между опухшими ногами, расставлеными в разные стороны, лежал живот, практически достигавший пола даже в сидячем положении. Его огромные груди, свисавшие по бокам от верха его голодного живота, образовывали складки, доходившие до его спины. Огромные щёки несколько закрывали обзор, а три его подбородка тряслись с каждым жадным вздохом. Его руки, застрявшие в чрезмерном количестве жира, беспомощно лежали на его боках.       Ни летучие мыши, ни Жустин в зеркале не отражались. Создавалось ощущение, что воздух сам поправлял ему галстук.       — О, ты наконец заметил зеркало. — Жустин нежно ущипнула его за щёку. — Я бы хотела, чтобы ты тоже гордился собой. Ты выглядишь, как ходячий пир, щеночек.       Жустин наклонилась к нему поближе, шепнув что-то на ухо. Глаза Диего стали закрываться.

¨‘°ºOൠOº°‘¨

      Очнулся он в тёмной столовой, освещенной небольшими рядами восковых свеч. Длинный стол, в начале которого он сидел, ломился от еды. На чугунной люстре, висевшей посередине комнаты, устроилась группа сонных летучих мышек.       Жустин, в своей любимой манере, внезапно материзовалась справа от него. Он уже давно перестал этому удивляться.       — Будь хорошим мальчиком и съешь всё, что я приготовила в этот раз, хорошо? — она говорила это так, будто не знала, что Диего всегда оставлял тарелки пугающие пустыми, даже без отпечатков жира на посуде. Или костей...       Диего никак не отреагировал. Не стал издавать хмыкающие звуки или лениво шевелить пухлыми пальцами. Он и в правду был голоден, и это чувство с детства было для него привычным — кто не работал, тот не ел. Жустин ненавидела эту установку, которую не могла выбить из Диего уже который год.       Она нахмурилась и щелкнула пальцами.       Летучие мыши, поспешно проснувшись, устремились к обеденному столу. Четверо схватили столовые приборы, другие, сформировав маленькие группки, похватали блюда со стола и выстроились в очередь перед Диего.       Жустин всегда настаивала на том, чтобы он не ел самостоятельно. По началу было непривычно и неловко — Диего был взрослым мужчиной и мог сам держать вилку в руке. Ему всегда не нравилось, когда его называли «избалованным» или «ленивым» — в его окружении это считалось чем-то таким же постыдным, как дружба с «грязным вампиром».       Со временем Диего забыл про существование чувства стыда и потому жадно заглатывал всё, что подносили к его рту летучие мыши. Теперь, даже если бы он захотел, то не смог бы поднести ложку к лицу: бессмысленно свисавшие руки утопали в толстых складах жира. Он просто жевал, без единой мысли о чем-либо, кроме набивания собственного живота первым, что попадётся ему под руку.       Летучие мыши вертелись вокруг него, ловко орудуя столовыми приборами и салфетками. С каждым разом Диего становился всё более ненасытным и требовательным, что утомляло питомцев Жустин.       — Знаешь, мои друзья так устают... Мне стоило бы соорудить что-то похожее на трубу, как в тех роликах с YouTube. — иногда Диего жалел, что ознакомил Жустин с современными технологиями. Но не в этом случае.       Сытый и довольный, он тяжело дышал, наблюдая за тем, как маленькие помощники его жены убирают тарелки со стола. Его перенасыщенный мозг был наполнен бессмысленным белым шумом, который заглушал любые зачатки мыслей или серьёзных рассуждений.       — Представь, как это было бы хорошо. — Жустин попыталась обхватить его со спины, нежно играясь со складами на его груди. — Есть большую часть дня. Не ждать меня, не ждать моих маленьких помощников, а просто поглощать вкусный коктейль, не задумываясь ни о чём. Славно же, щеночек?       Белый шум вдруг прекратился. Мысли разного характера водопадом обрушились на Диего.       Жадно заглатывая воздух, он осмотрел себя, своё беспомощное тело, горы пустых тарелок на столе, посмотрел на Жустин, прислонившейся к его щеке.       До их знакомства она тоже была другой. Старомодной вампиршей, жившей в глубоком лесу и изредка тратившей фамильное состояние на выезды из дома на сходки себе подобных, с холодным отношением ко всему, что касалось этой бренной вечной жизни, полной скуки и бессмысленных страданий.       Теперь она не встречалась с друзьями, стала выходить из леса по ночам, чтобы купить ингредиенты для новых блюд и материалы для совершенствования своего поместья под вес Диего. Она даже стала работать! Кто вообще мог бы заставить вампира работать?       Жустин всегда старалась ему угодить. Её жизнь буквально крутилась вокруг него, пока его жизнь крутилась вокруг наслаждений и удовольствий.       Только сейчас Диего осознал истинную природу её стараний. Жизнь Жустин вертелась не вокруг него, а вокруг удовольствия, которое он дарил ей. Удовольствия, которое ей дарила его кровь, которой с каждым новым кровяным сосудов становилось всё больше и больше.       Диего не испугался. Его всё абсолютно устраивало.       — Да, было бы... славно. — прохрипел он, сбивчиво дыша.       Он тут же почувствовал острую боль в районе третьего подбородка, на месте которого раньше находилась шея. Тихо всхлипнув, он взглянул на Жустин.       Диего наконец заметил, что за все их годы вместе она тоже располнела.       Она жадно впилась в него своими клыками, долгими глотками высасывая из него ярко-алую кровь. Он всецело доверял ей. Он знал, что этот день повторится снова.