Проклятые

Южный лес. Время текло, измеряемое стуком сердца и шелестом вербены под ногами. И вдруг фигура. Не прячущаяся, не нападающая. Стоящая посреди небольшой залитой лунным светом поляны, как актер на сцене. Высокая, темная, неестественно неподвижная. Фальклоне шла к ней и все больше и больше отделялась от лязга мечей позади нее. Жанна остановилась на краю поляны. — Стоять — скомандовала Жанна. Силуэт медленно, почти театрально повернулся. Лунный свет упал на лицо. Глаза Жанны расширились. Не от страха. От чистого, ледяного шока, пронзившего ее броню и доспехи. — Лорд Вильерфон? — ее голос был ровным, но в нем слышалось стальное напряжение. За эти секунды в ее мыслях проскочило десятки альтернативных вариантов. «Лес находится близко к поместью Вильерфон» «Сумащедщий гуляет один ночью в лесу» Нет Вампир — Насколько мне известно, вы не состоите в ордене паладинов. Но вы здесь. Один. В лесу. Ночью. Объяснитесь. Экхарт Вильерфон слегка склонил голову каштановые волосы упали на лоб. Его улыбка в лунном свете была обворожительной и смертельно опасной. Он стоял безупречно прямо, в темном камзоле, сливавшемся с тенями. Его лицо было маской аристократической сдержанности, но в глубине тех бездонных карих глаз плескалось что-то нечитаемое — то ли вызов, то ли досада, то ли… что-то еще. Его взгляд скользнул по вампиру, пригвожденному к дереву мечом Жанны, по струйкам черной крови, по воронам, беззвучно кружившим над поляной, и на мгновение задержался на Фельгрейде, снова сидевшем на плече Жанны. Легкое, почти незаметное движение брови единственная реакция на мерзкое существо. — Леди Фальклоне вы меня раскусили — в его бархатном голосе было что угодно, но не страх. И его голос прозвучал уже близко. Он возник перед ней раньше чем ветер успел донести шелест его шагов. Жанна почувствовала легкое дуновение, холодное, как могила. Его взгляд стал тяжелым, давящим. Он попытался проникнуть в ее сознание, найти слабость, страх… Но наткнулся не на мысли. Наткнулся на образ. Женщину с черными волосами, и мудрыми глазами. Донна Фальклоне. Ведьма. Даже после смерти ее любовь была щитом для дочери. Образ не дрогнул, не испугался, лишь смотрел на вампира с бездонной грустью и силой. — Эти фокусы не действуют на меня, Вильерфон, –прошептала Жанна, отпрыгнув на безопасное расстояние. — Я уже понял, — его голос прозвучал почти с сожалением. — Но я могу убить тебя по-другому. — Взгляд скользнул по ее броне, к горлу. — Попытайся, — бросила Жанна. — Именно от этого способа вынужден отказаться, один глоток крови Фальклоне и я труп — Усмехаясь сказал Экхарт. В этот момент в ее руку приземлился лук, а в следующий момент стрела, Жанна хотела выпустить ее, но перед ее глазами словно вспышка образовалась картина. Белая, заброшенная…церковь? Стрела просвистела в сантиметре от его виска, вонзившись в дерево позади. Промах. Экхарт замер на мгновение. В его глазах мелькнуло нечто неуловимое удивление? Интерес? Затем он рассыпался, как дым, растворившись в ночи так же внезапно, как и появился. Лишь легкое движение воздуха да запах ночи, внезапно ставший еще холоднее, напоминали о его присутствии. Жанна стояла неподвижно, лук все еще в руке, пальцы вцепились в тетиву. Тишина леса, внезапно оглушительная, давила на уши. Лишь стук ее собственного сердца громко отдавался в броне. И темная, маслянистая кровь на ее мече, пригвожденном к дереву, медленно стекала на лесную подстилку. — Ваша светлость, скоро рассвет. Мы очистили лес, убито 13 вампиров. — Это был Теодор, его броня была вся в крови. — Семнадцать. — Единственное, что сказала Жанна. Рассвет заливал восточные витражи зала кроваво-алым светом, когда Фалькмар, наконец, смог перевести дух. Король, обессиленный приступом страха, ссутулился на троне, бормоча что-то невнятное под нос, его синие глаза остекленели. Фалькмар склонился в еще одном поклоне, на этот раз прощальном. — С вашего позволения, Ваше Величество, я откланиваюсь. Орден будет усилить патрули у дворца и в прилегающих лесах. Он развернулся, его черные доспехи заскрипели в тишине, и направился к огромным дверям. Он уже почти достиг их, когда снаружи донесся душераздирающий крик нечеловеческий, полный агонии и ужаса. Затем лязг оружия, грохот падающих доспехов, дикий, хриплый лай, переходящий в рык. Прежде чем стража успела среагировать, тяжелые дубовые двери с грохотом распахнулись изнутри, словно под ударом тарана. В проеме, залитый кровавым светом зари, стояло. Оно. Это было воплощение кошмара. Покрытое свалявшейся, грязно-бурой шерстью, слипшейся от чего-то темного и липкого. Мощные лапы с когтями, как кинжалы, впились в мрамор. Морда, искаженна нечеловеческой яростью. Из оскаленной пасти капала слюна, смешанная с пеной и кровью. Но самое жуткое глаза. Не желтые, как у волка. А человеческие. Безумные, налитые кровью, полные невыразимой ненависти и боли. В них мелькнуло осознание осознание места и цели. Время замедлилось. Черные Палачи у трона сдвинулись, к королю. Король вскрикнул, сползая с трона, его лицо исказилось в немой гримасе ужаса. Фалькмар был в нескольких шагах от него и действовал на чистом инстинкте воина, выкованном десятилетиями войны с нечистью. Его меч длинный, тяжелый клинок без украшений, истинное оружие паладина уже был в его руке, словно материализовался из воздуха. Он не кричал, не предупреждал.Оборотень рванул вперед, его рык сотряс воздух, наполненный запахом крови, звериной псины и древней скверны. Когтистая лапа молнией взметнулась, чтобы разорвать Фалькмара пополам. Но герцог Фальклоне был быстрее. Он не отскочил он шагнул навстречу, под прицел когтей, его меч описывал короткую, смертоносную дугу. Не поперек сверху вниз, с ужасающей силой и точностью. Раздался звук не звон стали, а тупой, влажный хруст, как рубка сырого мяса и кости. Голова оборотня, срезанная одним ударом ниже челюсти, отлетела в сторону, описав дугу и тяжело шлепнувшись о золотую инкрустацию стены. Огромное тело еще пронеслось по инерции мимо Фалькмара, судорожно дергаясь, и рухнуло на мраморный пол, заливая его фонтаном густой, темной жидкости. Кровь была не алой. Она была цвета ржавчины и гнили, почти коричневая в тусклом свете зари, проникающей через витражи. Она растекалась по белоснежному мрамору, жутким контрастом ослепительной роскоши и древнего ужаса. Запах ударил в нос медный, звериный, невыносимо тошнотворный. Тишина, полная неопровержимого свидетельства: кошмар не был видением. Он был здесь. Он вернулся.