Пока я здесь

В лифте он доехал до первого этажа, прежде чем вытер мокрое лицо. Ухмыльнулся и понял, что он каким-то образом сумел себя обмануть – гуляющее как шаровая молния по телу возбуждение отдавалось в желудке, ушах, ногах и грозило взрывом. И оно приглушило все эмоции. Алекс остановился внизу, уставился на табличку с улицей и номером дома. Мозг без эмоций работал чётко, сухо, как бортовой компьютер после катастрофы, выдавая голые факты. Он отдал Бартушу свой страх – и этот дар оказался не нужен. Хозяин не знает и не хочет знать, как Алекс умирал. Бартек больше не сердится на него за то, что Алекс выжил. Хозяин считает его неверным и разочарован. Правила изменились, они ещё не озвучены, но они есть. "Вытираться не смей", – значит они вместе. Он понял, что не может спасти Бартуша – даже если вместе с ним ляжет на самое дно и своим телом закроет его для Бартуша, это не сработает. А другого плана у него не было. Какое-то время он просто стоял, и эта мысль просто висела в пустоте: Спасти Хозяина. Спасти. Спасти. Это слово вытащило с собой и имя. Можно попробовать. Нет, он просто обязан попробовать. Это был не эмоциональный порыв, а холодный, отчаянный расчёт. Алекс двигался к дому Бартека за внешней силой, не жаловаться, а активировать ресурс. – Алексей Юрьевич? Кстати! Вы ключи забрали, мне уходить как раз надо. Бартуша видели? Он где? Тимофей Юрьевич на кухне запаковывал коробочки с чем-то съестным. В квартире Бартуша стоял запах только что приготовленной разнообразной еды. Алекс молча написал на бумажке адрес и пихнул её Тимофею в руки. – Спасибо за подробности, – невесело усмехнулся и положил бумажку на стол. – Как горло? – Помогите мне, – просипел Алекс, – его нужно домой. Вернуть, – выдохнул. – Кому нужно? – серьёзно спросил Тимофей Юрьевич. – Бартуш меня не просил себя спасать, это его жизнь. Наоборот, просил не вмешиваться. «Не твоё дело, мол». Я согласился – дело действительно не моё. Вам нужно? – Бартушу нужно. Спасти, – выдохнул Алекс. – Нет. Иногда нужно позволить человеку пропасть, а не помочь выжить, уплатив по счётам своим достоинством. Вам это в голову не приходило? – он снова помолчал. – Но если вы попросите, я вмешаюсь. Алекс смерил гиганта взглядом, презрительно ухмыльнулся и рухнул на колени с такой поспешностью, будто ноги ему обрубили. – Всё? Спасёте? Или ещё нужно прибавить Христом-Богом? Вы не Бартуш! – Какой вы несложный юноша, Алексей Юрьевич, – спокойно сказал он. – Что вы колотитесь в своей эпилепсии? Ну вот что вы устроили? Просто по-человечески попросить можете? Вы мне симпатичны, и, если вам это нужно… я впрягусь. Но вы должны понимать, что приглашаете в свою жизнь и какую силу вписываете в неё. Готовы? Вам это нужно? Алекс кивнул. – Этого достаточно. Он здесь? – Тимофей Юрьевич вновь взял бумажку. – На крыше. – Пьяный? А почему вы?... – он посмотрел внимательно и, как будто бы о чём-то догадавшись, сказал: – Да не так надо было… Ладно, сидите тут. Я сейчас. Алекс пил воду: только бы нашёл. Алекс передвигал бесцельно предметы в комнате: только бы привёл. Алекс выходил на балкон и снова шёл пить воду: только бы всё получилось. Он не помнил, сколько прошло времени, может быть секунда, а может быть год, когда в прихожей послышался пьяный каркающий, но весёлый голос Бартека. – Гоблин ты, Тимоха, или орк. Но я на тебя не обижаюсь. У него ещё и коллекция боевых ножей в сапоге есть. Точно тебе говорю, Алекс. – Почему в сапоге? – как-то слишком буднично спросил Тимофей Юрьевич. Он являл собой странную картину: Бартуш как большой манекен висел у него на внушительном плече без движения, свесив руки, и только ребячливо болтал. Тимофей Юрьевич прошёл мимо Алекса в комнату и сбросил свою ношу на диван. Бартек улыбался, хотя на лбу была свежая отметина – наливалась шишка. Тимофей прошёл к холодильнику, вынул из морозилки пакет пельменей и швырнул Бартушу: – Приложи, холодненькое. – Ладно, Тимоха, – завозился отодвигаясь от холодного пакета, Бартек – я не злопамятен. Не помню я зла… – Которое другим причиняешь, ага, – снова как-то кисло улыбнулся Тимофей Юрьевич. – Алексей Юрьевич, можно вас на минутку. Они вышли на кухню. – Мне нужно ехать. Ему капельницы нужны. Я договорюсь с бригадой. Вам позвонят. Это снимет физическую зависимость, ну а там, когда протрезвеет, можно попытаться что-то сделать. Я завтра приеду и… – Что ты там, Тимоха? – Бартек не желал оставаться в одиночестве и продолжал громко болтать. – Алееееекс, ты его жалееееееешь? Пожалей его, Алееееекс, он вдовцом готовится стать. Ты же умеешь жалеееееееть, добрый мальчик. Алексу стало очень жарко. Он отвернулся к окну. – Извините, – сказал задушено. – Это правда, – холодно подтвердил Тимофей Юрьевич, – всё никак поверить не могу. Врачи меньше месяца дают. Скоро от вас съеду. – А я вот к вам пришёл, – раздалось радостное карканье. Бартек вломился на кухню, слова у него то пьяно разъезжались, то слипались в одну скороговорку. – Как поживаете? Тимоха, пойдём, покажу тебе места, где был счастлив когда-то. Мне вот тебя жалко, Тима, пока Алекс и я исполняем оперные арии, ты со смертью борешься, а мы, суки… – Нож, – неизвестно к чему сказал Тимофей Юрьевич, – у меня не в сапоге. А в кармане. Хороший такой нож, работящий. Иди, Бартек, в постельке полежи, а?