Учитель танцев. Последний звонок

         Как приятно было просыпаться после удачного последнего дежурства! Стоило мне лишь вспомнить о нем, как на лице непроизвольно загоралась улыбка. Единственное, чего я побаивалась — урок русского языка. Вчера Наталья Васильевна ясно дала нам понять: она считает нашу «больницу» психушкой и не хочет учувствовать в этом бедламе. Что ж, мы ее и не заставляли. Я боялась, как бы она не отомстила нам за успех.          Урок начинался с раздачи тестов. - Как вы будете писать экзамен? Совершенно ничего не знаете! У десятых классов больше шансов сдать!          Я молча смотрела в листок, у меня была хорошая отметка, однако пытаться оправдывать класс я не спешила, зная, что результаты могут разниться. - Сегодня пишем сочинение, - она раздала нам тексты, - не подсказываю, не помогаю, вы должны сами увидеть проблему и позицию автора.          Текст был о ромашке. На самом деле, в нем было несколько тем, и я даже обсуждала это с Натальей Васильевной, она соглашалась: в тексте может быть и не одна проблема. Проверять будут ту, которую увидел и аргументировал ученик. Я, немного подумав, пришла к выводу, что ромашка — это символ памяти, и стала писать об этой проблеме. Мы должны хранить память о прошлом, иначе она исчезнет, словно ромашка. Мое сочинение Наталье Васильевне не понравилось... - Не та тема... - Я вижу эту тему. - Здесь тема природы. Ромашка, и как человек ее не уберег, - она настойчиво на меня посмотрела, и я поняла: спорить бесполезно.          Только я не в силах понять: как так? Я думала, что учителя литературы должны видеть больше простого смертного, заглядывать вглубь, улавливая самую потайную суть предмета, вещества, сцены... если автор пишет о старом ведре, это ведь не значит, что в тексте поднимается проблема старых ведер? Я выдохнула и попыталась отстоять свою точку зрения, но Вася (чаще ее называли именно так) просто не желала меня слушать! Она упиралась бараньими рогами и приказала мне переписать сочинение. И тут я вспыхнула, хорошо, спичка попала вглубь, трава лишь задымилась. Я буркнула что-то в ответ, скомкала лист и вышла из кабинета. Бесит! Хотелось распинать все и вся.          Собрались на репетицию. Именно на нее я сбежала с русского языка. Пока я шепотом жаловалась Даше на Васю, музыкальный центр уже зарядили флэшкой с музыкой. Мы вновь пели. Когда дело дойдет до самих репетиций, неизвестно. Иногда мне начинало казаться, что мы не делаем абсолютно ничего. Все ругались, кричали и не слушали друг друга. Усталая от наших вечных разборок Анна Владимировна предлагала вообще выкинуть концертную часть. Хотя бы здесь мы были единогласны: нет! К слову, мы смогли выбрать заключительную песню. Ее, и слова и музыку написал наш Паша. Песня была грустной, как и хотела Анна Владимировна. Мальчишки сами собирались играть на гитарах. Пока они часто сбивались, и мы начинали петь заново. Несколько раз прогнав песни, мы наконец-то решили перейти на сценки. Народ живо начал протестовать. - Никого нет! - Из истории нет одной Иры, ее можно заменить, вас же заменяли, - сказала Даша.          Маша — блондинка из «А» класса, очень тихая, но иногда очень скандальная девочка, отвечала ей тоном недовольной гламурной девицы: - Я вообще-то у репетитора была! Мне это важнее, чем какой-то ваш звонок! - Она махнула рукой. - Вообще достали! Все сами решаете!          Дальше шло что-то непечатное в адрес Даши и уход на публику с хлопаньем дверей и гордо поднятой головой. Даша озадаченно смотрела вслед ушедшей девочке. Это вообще что?! Я уже тлела изнутри от русского, а Маша подлила бензина. Ваня появился не вовремя, я сорвалась на нем. Он тоже психанул и ушел. Поняв, как я неправа, я отправила ему СМС, но он был уже далеко и наверняка не слышал телефон. Репетиция закончилась скомкано. Я решила найти Ваньку и извиниться, мне было плохо, нам еще сегодня на вальс, а в таком состоянии полноценной работы не выйдет. Он нашелся в столовой, обедал за одним столом с Васей. Я тихо вошла и встала рядом с ним. Ваня не стал отвлекаться от еды. - Не хочешь со мной разговаривать? - Тихо спросила я, понимая, что со мной бы и не надо говорить. Я была виновата. Сорвала все свои эмоции за день на нем. А он ничего мне не сделал!          Ваня поднял голову и посмотрел на меня. Мне показалось, он хотел мне что-то сказать... - Дай ему поесть! - Наталья Васильевна вновь лезла в мою личную жизнь.          Плевать! Не дожидаясь ответа, я выбежала из столовой. В голову, как это обычно и бывает, сразу полезли все мысли, которым обычно даже приближаться к сознанию не разрешаешь. Мне хотелось упасть и зареветь. Что там! Я уже ревела! - Соня! - Я сделала вид, что не услышала. - Соня!          Ваня поймал меня за руку, развернул, прижал к себе и обнял. Я заплакала. Пыталась успокоиться, обнимая моего любимого. Какой он у меня понимающий! Любой другой уже бы бросил все и сбежал, но только не Ванечка... - Прости меня, - шепнула я, - я... - Устала, - Ваня гладил меня по растрепанным волосам. Потом немного отодвинул от себя и стер скатившуюся слезинку кончиком пальца. - Только не плачь!          Мы помирились так же быстро, как и поругались. Я пыталась объяснить, где у меня уже сидит школа, экзамены и Последний звонок, но не могла. Да и не нужно было, Ваня и так понимал меня с полуслова и полумысли.          Неожиданно на горизонте появилась Вася. Ее здесь не хватало! Ваня почувствовал, как сжимается мой кулак и попытался спрятать мою руку в своей. - Выяснили отношения? - Я чуть не захлебнулась от злости! Я ведь не учу ее, как сына воспитывать! - До вальса! - Я бросила на Ваню последний взгляд и поспешила домой. Мне тоже хотелось пообедать.          Маши на русском не было, они с Леной уезжали на прощание со знаменем. Я выложила ей все, ярко жестикулируя руками и ругаясь от души химическими и биологическими терминами. Нервы сдавали не только у меня. Даже кратко пересказала текст. Маша тут же определила тему: память. - Где там природа? Она думает, если уничтожить ромашки, мы нанесем ущерб биосфере? Да и можно ли сорвать все ромашки?! - В качестве аргумента предложила «Вишневый сад», при чем тут агроценоз?!          На вальсе можно было забыться. Лично я забывала о проблемах, когда видела Женю. Она словно светилась чем-то. Женя ждала нас в холле и очень удивилась желанию тренироваться в зале. На улице было холодно. Ей-то тепло! Она в толстовке и кожаной куртке. Половина танцующих были на платном русском. Начало вальса мы танцевали по одному. Женя просила меня расслабить шею, учила Машу ходить. А потом она показала пару шагов из румбы, приведя меня в восторг. Она могла вильнуть одним бедром так, чтобы второе оставалось недвижимым. Это высшее мастерство! - Где ваши? Пойду, потороплю, - Женя выкинула вперед руки, сбивая закатанные по локоть рукава еще выше. Она всегда умела за себя постоять и немного походила на пацанку. Особенно в период после школы, когда носила короткую стрижку. - Хотелось бы мне на это посмотреть... - Улыбаясь, сказала я. - Сидеть! Я сама схожу!          Вскоре Женя вернулась. А минут через пять пришли и наши танцоры. Даже Андрей был здесь! Они с Леной на тренировке вместе собирались редко. Это была экзотика. В зале танцевать было легче. Почти никакого напряжения. Однако Женя даже помимо нашей воли выгнала нас на улицу. К этому времени выглянуло солнце, потеплело. Дышать стало легче, моя болезнь потихоньку загибалась от тяги к работе.          Женя рисовала мелом линии, указатели, клала обручи, оттаскивала за шкирку непонимающих. Прогоны, прогоны, прогоны... за два десятка прогонов мы успели возненавидеть понравившуюся изначально музыку.          Из школы выходили учителя, несмотря на поздний час, многие из них засиживались за бумагами, не замечая времени. Вальс должен был быть приятным сюрпризом, однако учителя отказывались это понимать. Они останавливались на крыльце и с интересом наблюдали за репетициями. Некоторые даже давали Жене советы по воспитанию. Женя с улыбкой кивала. У нее была своя система воспитания. В одной из таких компаний с нашей Анной Владимировной вышла и Елена Борисовна — мама Жени. Она смотрела на наши танцы, как на нечто привычное. Я вдруг вспомнила, как два года назад Женя ставила танцы прошлым выпускникам. Тогда у нее была палка. Из школы еще выходил наш завхоз — строгая женщина, она просила Женю быть построже и предлагала дать палку с гвоздями: «Будут плохо танцевать, возьму», - отвечала Женя. Еще тогда я восхитилась ее стилем работы. - Женя, ты домой едешь? - Елена Борисовна выглядывала из окна синей машины, заводя мотор. - Нет. У меня еще дела! - Она махнула рукой, разрешая маме отъезд, и продолжила экзекуцию. - Так, надо бы сверху посмотреть на рисунок... у вас где-нибудь окна открываются? - В рекреации биологии, - вспомнила я. Лена фотографировала нас оттуда на последнее дежурство, за что очень сильно получила от завуча по безопасности. - Музыку включишь! - Скомандовала она Маше и пошла наверх.          Женя некоторое время искала то самое окно, открыв его, она высунулась и довольно оглядела круг. - Будете косячить, горшком с цветами кину, их тут много, на всех хватит! - Всеволоду Сергеевичу это не понравится! - Жмурясь на солнце, крикнула я. - Объясним!          Как-то раз мальчишки сбили горшок с фикусом (для меня все цветы на один лист, все фикусы), так Сев чуть их самих вместо цветка не закопал в землю. Он тогда и меня почти снес, кое-как удержалась, чтобы не упасть.          Прогон был забавный, Женя кричала сверху, слушать ее было сложнее. - Средненько! - Сказала она в конце.          Я спросила что-то по шагам, но Женя уже закрывала окно и лишь повторила жест «средненько».

***

         Как счастлив был Сев! Я проснулась ко второму уроку, наш физрук разрешил нам побездельничать. Он сам хотел спать. Я застала отца в кухне, жарящим яичницу и напевающим какую-то модную песню. Кажется, подобное Женя включала на перерыве, давая нам пятиминутные передышки. Маша часто предлагала танцевать под что-нибудь из Жениного плейлиста. - Я-то не против! - Разводила руками Женя.          Сев даже пританцовывал. - Как у тебя день хорошо начался! - Даже не представляешь насколько!          Он выложил на тарелку глазунью и оценивающе на меня посмотрел, словно решая, можно ли мне поведать причину своей радости. Видимо решив, что можно, он пустился в содержательный рассказ. Своего биолог, конечно же, добился. Вчера вечером Женя написала ему первая и предложила прогуляться до клуба. Естественно, Сев быстро собрался и полетел на встречу с любимой. - Ты уже мирно спала, наверное, десятый сон видела... - Ага, десятый кошмар! - Буркнула я.          Они развлекались, ностальгировали. Выпуск класса, который вел Сев, был как раз перед выпуском Жени, не знаю, как он уговорил ее приехать к нам в гости,  посмотреть фотографии, но она согласилась. - Вообрази, пока я искал школьные альбомы, она уснула!          Женю он оставил в гостиной, боясь разбудить меня или детей. Я бы и так не проснулась, даже если бы они клуб у нас дома устроили. Я вообще крепко сплю. Когда Сев вернулся с целой стопкой воспоминаний, Женя спала, свернувшись калачиком. - Не представляешь, как мило это выглядело! Как ребенок! Я, кажется, только стянул резинку с ее волос. Ей очень идет с распущенными... потом накрыл пледом и лег спать.          Мне с трудом верилось в рассказанное. Пока я спала, тут столько всего произошло!.. - Как бы я хотел... - он вздохнул, - чтобы она почаще здесь появлялась. - Ай, ай, ай! А когда она ушла? - Около часа назад. Проснулась немного обалдевшая, но в целом спокойная, я напоил ее кофе, и она поехала домой. Ей еще на пары... - Тебя можно поздравить! - Надеюсь, - он улыбнулся, явно рассчитывая на продолжение отношений.          Часто дети плохо принимают новых родителей. Не знаю, как бы я отнеслась к новости о женитьбе Сева на Оксане. Она казалась временной девушкой — яркая, в коротких платьях... Женя была на нее совершенно не похожа. Она брала темпераментом, силой характера и воли, умением работать. Таких женщин мужчины боятся. К ним просто познакомиться не подойдут. Так сказать, лишние отсеиваются уже на подходе. Таких нужно завоевывать, давать им возможность раскрыться, такое общество, которому можно будет довериться. Женя часто вела себя скованно, скрещивала руки на груди, опускала голову, шагала с каблука по-танцевальному, хотя в общении много улыбалась и общалась с нами как с равными. Но мне казалось, что мы не видим и десятой части настоящей Жени. Всю себя она раскроет только любимому и, возможно, семье.          После такого хорошего начала день не мог пойти по-другому! Мы репетировали. Уже не в классе, а в актовом зале. В нем в этом году сделали ремонт, а к Последнему звонку должны были украсить. Начали с самого начала, вновь не досчитываясь народа. Приходилось говорить громко и четко. Как ни странно я уверенно чувствовала себя на сцене. Мы не успели даже половины, вымотались и разошлись. Кажется, вновь успели поскандалить. По большей части с Кариной: «Я теперь с Машей, мне теперь все можно!». Пару раз приходилось возвращать девочку с небес на землю. По-моему, падение для нее проходило очень болезненно.          Особенно на репетициях мне нравилась тактика: новая репетиция — новое распределение ролей. И если мы, люди постоянно посещающие, всегда знали свои слова и действия, то персонажи временные менялись часто.          Был еще один камень преткновения: сценка Маши и Никиты. Говорить о ней они не хотели, собирались устроить сюрприз. Но Анна Владимировна требовала рассказать все. Они сделали это очень кратко и отказывались репетировать ее при всех. Никто не знал об их идее. Кроме меня. Я переписывала текст песни под сценку, однако никому ничего не рассказывала, я вообще делала вид, что не в курсе событий. Так и продолжалось. Времени мало, народа нет, а делать что-то надо. Периодически мы психовали, не выдерживая давления со всех сторон. Учителя требовали подготовки к ЕГЭ, Анна Владимировна — репетиции Последнего звонка, а Женя - вальс. Мне доставалось и дома за слой пыли, и за слой нерешенных вариантов, высотой в метр.         Ужасно хотелось поскорее все провести и немного расслабиться, сосредоточиться на чем-то одном — на подготовке к ЕГЭ. Однако я понимала: пройдет Последний звонок, и я могу проститься со школой. Это будет первая ступенька на пути к расставанию. На второй стоят экзамены, а на третьей — выпускной. Одна лишь мысль вгоняла меня в уныние. К счастью, мы еще работали. И работы было много, а, значит, и времени до расставания тоже.

***

         День был трудным. Писали варианты по биологии. Сев упорно, но безрезультатно, пытался объяснить мне, что часть экзамена с выбором ответа я должна писать полностью без ошибок. Если бы я только успела выучить все эти слова... мне всегда казалось, что перед экзаменами я буду чувствовать себя уверенно, словно эти одиннадцать лет училась, а не занималась неизвестно чем. Сейчас же я ощущала себя двоечником, поздно сообразившим, что скоро экзамены.          Математика приносила свои плоды, я два урока сидела над сложной геометрической задачей, однако смогла прийти к ее логическому решению.          Четыре часа репетиции... мозг отказывался соображать. Анна Владимировна брала микрофон, садилась на середину зала и смотрела на действие глазами зрителя. Мы много раз прогоняли одни и те же куски, песни учились петь четко, зубрили тексты прямо во время репетиций. Я специально взяла с собой покушать и балетки. После репетиции намечался вальс.          Ваня свыкся со словами и необходимостью выучить их, а не читать по бумажке, с каждым разом получалось все лучше. - Все на меня посмотрите! - Маша забралась на сцену. - Вальса сегодня не будет. У Жени зачет. Завтра в шесть все могут? - Танцующие промолчали.          Договор был заключен на шесть. Ленка стояла рядом со мной: - У меня завтра художка. - А чего не сказала? - Зачем? Я без Тараканова танцевала, пусть теперь он потанцует один! Или с Женей. - Женя с кем попало танцевать не будет. - Спасибо, Соня! - Притворно обиделась Лена. - Всегда пожалуйста, - улыбнулась я.          Репетиция была не самой напряженной, всем все равно не угодишь, однако говорить одно и то же как попугай я тоже не собиралась. Иногда я ходила на тренировки к своим тренерам и занималась с детьми. Разницы не было. Одиннадцатые классы на пороге выпуска и десятилетние дети. Склад ума абсолютно одинаковый. Я уставала и там, и там.          Сегодня как раз был такой день, я поехала на тренировку и выложила все свои эмоции там, прооравшись за сложные дни в школе. Мои крики со множеством метафор дети расценивали играючи, они улыбались и работали. Меня не боялись, меня уважали и даже немного любили... некоторые, называли мамой.          Продублировала крики и на прогулке с Викой. Они тоже писали сочинение о ромашке, им Наталья Васильевна тоже сказала тему природы. Часам к десяти пришлось идти домой. Сев просил не гулять допоздна, вот сдам — и свободна. Он вновь был довольным. Хоть кто-то под конец года радуется. - А как же наши плохие отметки? А как же «Палата № 7»? - Спросила я. Сев лишь отмахнулся. - Женечка перекрывает все это!          Выяснилось, что в школе Сев засиживаться не стал, а сходил в цветочный салон, купил розочку и встретил Женю с зачета. Усталая, она с радостью его встретила. - Я сказал ей! - Блеснув глазами, выдал Сев и сложил руки за голову, довольно улыбаясь. - Она, кажется, не против нашего... совместного общения. - Скажи проще: она согласна с тобой встречаться.         Сев молчал некоторое время, он облизал губы и резко поднялся: - Да, да, да! Она согласна! Ух, Антропова!          Его позитивность заряжала и меня. Я сама не выдерживала и начинала улыбаться. Как он счастлив. Он, к слову, подал мне идею...

***

      С самого утра в школе. Сев начал день с очередного внушения: ему не нравилось, что мы с Ваней обнимались в коридоре. Он делал серьезное лицо и пытался донести до меня, что школа — детское учреждение, и здесь нельзя заниматься подобными делами. Мы ведь не дрались! Почему бы не учить детей относиться друг к другу с любовью? Или лучше, когда на переменах они дерутся и ругаются? К счастью, теперь на замечания у нас были вечные отговорки: кто обнимается? Мы? Нет, мы репетируем! Раз-два-три... раз-два-три...          Учителя продолжали убеждать выпускников в их неготовности к экзаменам. Иногда мне казалось, что только Ольга Витальевна верит в наши силы. Она поддерживала нас как могла. Я хотела сесть и выплеснуть накопившиеся за последний месяц эмоции, их было много, часто они вылетали без моего желания. Сил не оставалось, так выливается вода из переполненного стакана. Хотелось опустить руки и заплакать, но я не давала себе послабления и работала в полную силу, как учили на танцах: через боль и через усталость.          Вальс спасал меня. Тренировки, конечно, утомляли, но лишь физически. Женя изредка говорила, что мы не успеваем. В ее речи чаще мелькали условные наклонения: «Если не будете работать — опозоритесь».          Очередная тренировка начиналась с разминки и десятикратной отработки «змейки», мы сбивались через раз. Женя пробовала создать ориентиры: школьные колонны. Здесь не выходить, там равняться...          Перед перерывом она устроила свою любимую пытку: выходила одна пара и танцевала круг венского вальса под произвольную музыку. Мы с Ваней были третьими. За время тренировок я успела выучить любимые Женины мелодии вальса, она включала их на разминку и требовала безостановочного танца всю песню. Редко до конца доживало больше двух пар... Зато как радовались эти дожившие! Женя включила нам песню Майкла Джексона «Little Susie». Я в панике не могла сделать и шага, просто не могла найти ритма. Ваня ждал сигнала от меня. - Трудно, да? - Немного злорадствуя, спросила Женя и улыбнулась. Я закивала. - Ну, ладно! Вот вам попроще!          Она переключила песню, эта была мне хорошо знакома и называлась «Цвет ночи». Ошибки у нас были стандартные как у всех, плечи, руки. Женя просто требовала, чтобы я не висела на партнере. - Девочки, будьте поласковей с мальчиками! - Говорила она на одном из прогонов под счет. - Они же для вас почти любимые!          Мимоходом брошенная фраза Жени привела Ваню в восторг: - Так я для тебя почти любимый! - Он притворно обиженно отвернулся. - Заметь, это не я сказала! - Ладно, ладно...          Перерыва Тараканову показалось мало. Никогда не понимала желания курить каждые пятнадцать минут. Андрей зажег сигарету и, чтобы Женя его не убила, прятал ее, где только мог. По-президентски сложа руки на уровне тазовых костей, он будто бы со вниманием слушал Женин монолог. Из рук у него шел дым. - Женя, а почему у Тараканова там все дымится? - По-детски спросил Никита, Маша уже тихонько посмеивалась, немного отвернувшись от партнера, недавно предложившего кинуть ее в учителей. Женя сказала: «станцуете, что хочешь делай», а пока партнерша тебе пригодится». Маша чуть не выкинула Никиту из окна за подобную точку зрения.          Женя бросила быстрый взгляд на Андрея, на секунду серые глаза замерли на дымке, округлились. Улыбка коснулась губ, она прикрыла рот рукой и отвернулась, пробормотав что-то на подобие «бывает!». Андрей же, совершенно не стесняясь, вытащил сигарету и сделал большую затяжку.          Лены не было, и Андрей мог спокойно позволить вести себя безбашенно. - Так все, встаем! - Не переставая улыбаться, сказала Женя. - Стоим красиво, как перед выходом... что ты встала, как домохозяйка, которая домой мужа с работы ждет и обед готовит?          Обращение было направлено ко мне. Я стояла, уперевшись руками в бока и очень удивилась Жениному сравнению. Хотя оно меня повеселило. Понемногу, потихоньку, мы двигались, приятно было осознавать, что танцевать стало легче, номер придуман и теперь оставалось самое сложное: отработать его и почистить. Что ж, бояться трудностей не в наших правилах!