Синтез магии и ци: руководство пользователя

***

      Следующие дни были полны шумом стройки, особым оживлением. Восточный склон холма, где решено было возводить школу, превратился в место, где переплетались энергии трёх могущественных существ и простых смертных, создавая уникальный симбиоз. Ли Сяо Фен, чей ум постиг синтез магии и ци, не просто составлял чертежи — его пальцы вычерчивали в воздухе сложные энергетические схемы, которые затем материализовались в виде светящихся голограмм, показывающих плотникам идеальные углы и соединения. Линь Чэн же, чья внутренняя мощь как потомка Небесных Лисов уже достигла уровня, позволяющего ощущать пульс самой земли, выбирал деревья не взглядом, а касанием ладони — стволы, полные жизненной силы, сами стремились к его рукам. Мэй-Лань, как и обещал, остался с ними. Древний дух редко появлялся среди людей в своей истинной, шестихвостой форме, но его присутствие было подобно дыханию самой горы. Когда Ли Сяо Фен водил рукой, оставляя в воздухе светящиеся траектории, Мэй-Лань незримо усиливал их, вплетая в расчёты древнюю мудрость геомантии. Когда Линь Чэн поднимал брёвна, которые десятерым смертным не сдвинуть, дух направлял потоки энергии земли, чтобы тяжёлая ноша ложилась точно в предназначенное место. Однажды вечером, когда основные брёвна для каркаса главного зала уже были подняты и закреплены с помощью силы, трое существ сидели у костра на склоне. Ли Сяо Фен медитировал, восстанавливая энергию, Линь Чэн оттачивал контроль над своей внутренней силой, заставляя пламя костра танцевать в ритме своего дыхания, а Мэй-Лань лежал неподалёку, его шерсть переливалась в огненном свете, поглощая и преломляя энергии ночи. Анализ: энергетический резонанс между нами тремя создаёт стабильное поле повышенной духовной плотности. Мэй-Лань, как древний дух-хранитель, является якорем этой системы. Его собственная энергия эволюционирует, впитывая наши частоты. «Сегодня, когда я касался камней для фундамента, я чувствовал их память, — тихо сказал Линь Чэн, не открывая глаз. — Они помнят, как зарождалась эта гора. Строить здесь... это будет не просто возведение стен. Это вплетение нашей нити в вечный гобелен мироздания». Мэй-Лань приподнял голову, его разноцветные глаза отражали не два костра, а целые вселенные. «Ты начинаешь видеть Суть, юный лис. Столетия я наблюдал, как миры рождаются и умирают. Но лишь теперь... лишь вблизи от вас двоих, я почувствовал желание не просто наблюдать, а прикоснуться. Познать ограничение плоти, чтобы понять безграничность духа». Его слова вибрировали в воздухе, насыщенной энергией. Ли Сяо Фен вышел из медитации, его глаза сияли холодным светом постижения. «Твой путь к материальной форме — это не нисхождение, Мэй-Лань. Это следующий этап эволюции духа. Подобно тому, как золото очищается в горниле, твоё сознание готово обрести новую оболочку». В ту ночь под звёздами, в поле, созданном их объединённой аурой, зрело решение. На следующий день предстояло установить центральную опору — не просто массивный кедровый столб, а духовный сердечник будущей школы. Ли Сяо Фен выгравировал на нём рунические круги усиления, а Линь Чэн наполнил его чистейшей ци своего рода. Работа была не просто сложной — это был ритуал. И когда Линь Чэн, уже почти установил столб, произошло нечто, что стало неожиданным завершением дня. Энергия, сконцентрированная в столбе, достигла критической массы. Руны Ли Сяо Фена вспыхнули ослепительным светом, ци Линь Чэна загудела струной гигантского инструмента. И в этот момент Мэй-Лань, до этого наблюдавший с каменного утёса, шагнул вперёд — но не как дух, а как соучастник. Он спустился на площадку, и его шестихвостая форма начала меняться. Это не было иллюзией или проекцией. Это было великое превращение, доступное лишь духам, достигшим просветления и нашедшим свою «причину познания» в мире смертных. Свет поглотил его, и когда он рассеялся, на площадке стоял человек. Высокий, стройный, с кожей цвета матового жемчуга и длинными волосами, в которых переплетались оттенки воронова крыла, серебра и тёмного изумруда. Его черты были одновременно мужественными и утончёнными — резко очерченные скулы контрастировали с мягкими губами, а в глазах, одном цвета спелой сливы, другом — холодного лунного камня, горел тот же древний огонь. Он был одет в одеяния, словно сотканные из горного тумана и света звёзд, и от него исходила та же мощь духа-хранителя, но теперь облечённая в плоть и кровь. Он подошёл к центральному столбу и возложил на него ладонь. «Я — дух этой горы. И отныне я — плоть от плоти этого места, его продолжение и его хранитель. Да будет эта колонна не просто опорой, а корнем, связывающим нас с силой этой земли». Энергия хлынула через него в дерево, и столб с глухим гулом вошёл в землю, слившись с ней в единое целое. По площадке прокатилась волна чистейшей, животворящей силы. Строители, ощутив её, почувствовали, как годы усталости покидают их тела. Линь Чэн первым подошёл к нему. «Мэй-Лань... Ты...» «Я сделал выбор, — голос духа, теперь обретшего человеческие голосовые связки, звучал непривычно, но в нём ощущалась все та же глубинная мощь. — Тысячелетнее созерцание или одна жизнь, прожитая вместе с теми, кто стал... семьёй. Я выбираю жизнь». Ли Сяо Фен наблюдал за ним с научным интересом и с глубочайшим уважением. Полная трансмутация духовной сущности в материальную форму высшей плотности. Это уже не маскировка, а истинное преображение. Его уровень могущества невозможно измерить. С этого дня их тройка обрела новое измерение. Мэй-Лань, теперь физически присутствуя на стройке, не просто помогал — он учился. Он с удивлением обнаруживал, что человеческие мышцы устают, что солнце может обжигать кожу, а простая пища, разделённая с друзьями, имеет вкус, не сравнимый с амброзией богов. Линь Чэн с нежностью опекал его, уча мирским премудростям, а Ли Сяо Фен вёл с ним долгие беседы, сравнивая знания духа о фундаментальных законах бытия со своими теориями. Вечером, когда стены школы уже быэли возведены, они втроём сидели на её пороге. Мэй-Лань смотрел на свои человеческие руки, сжимая их в кулаки, чувствуя силу, ограниченную теперь плотью, но от этого не менее великую. «Странно, — произнёс он. — Я чувствую пределы. Но в этих пределах — бесконечность. Я могу коснуться дерева и почувствовать его историю не как наблюдатель, а как собрат по плоти. Я могу чувствовать тепло ваших рук... и понимать, что оно настоящее». Ли Сяо Фен положил руку на его плечо — жест, невозможный прежде. «Добро пожаловать в мир ощущений, Мэй-Лань». Линь Чэн улыбнулся, и в его глазах светилось счастье, способное растопить лёд на самых высоких пиках. «Наша школа обрела не только стены. Она обрела душу». И в этот момент, под возносящимися стенами их общего детища, трое существ — эльф-учёный, небесный лис и дух горы, обретший человечность, — чувствовали, как их энергии сплетаются воедино, создавая нечто совершенно новое. Нечто, что однажды изменит все миры.

***

Отличный план! Вот исправленная и отредактированная глава с устранением грамматических ошибок и заменой английских слов на русские аналоги. Глава 15: Первый Ученик и Шёпот Забвения Стены школы уже поднялись, образуя крепкий скелет будущего знания. В воздухе витал запах сосновой смолы, камня и озона — побочный продукт экспериментов Ли Сяо Фена с синтезом энергий. Он стоял в центре главного зала, завершая настройку сложного энергетического массива на центральном опорном столбе. Его пальцы выписывали в воздухе руны, которые сливались с вырезанными на дереве, заставляя их светиться ровным золотисто-изумрудным светом. Анализ: стабилизация энергетического поля здания завершена на 94%. Эффективность концентрации ци повышена на 70% по сравнению с окружающей средой. Для дальнейших исследований требуются редкие компоненты, в частности, Корень Громового Травня, растущий только на западных осыпях. «Я отправляюсь в западные ущелья», — сообщил он Линь Чэну, который с помощью тонких манипуляций ци вплетал в стены защитные чары, делая древесину прочнее стали. Линь Чэн кивнул, не прерывая работы. «Осторожнее. Те склоны неспокойны. После нашествия Культа зверо-демоны стали агрессивнее». Мэй-Лань, находившийся в состоянии глубокой медитации в самом сердце здания, лишь слегка приоткрыл один глаз, его разноцветный зрачок сверкнул в полумраке. Его человеческая форма была неподвижна, но его сознание простиралось далеко за стены, ощущая каагрессивнее и каждое дерево. Он почувствовал слабый, искажённый вихрь энергии в том направлении, но не стал предупреждать. Некоторые пути должны быть пройдены в одиночку.       Западные осыпи были негостеприимным местом. Ветер выл между острыми скалами, а энергетический фон был хаотичным и разорванным. Ли Сяо Фен, движимый чисто исследовательским интересом, шёл вверх по склону, его восприятие было настроено на поиск уникальной энергетической сигнатуры нужного растения. Именно его тонкое чутьё и позволило ему уловить слабый, обречённый всплеск ци посреди скал. И одновременно — гнусные, прожорливые вибрации зверо-демонов низшего порядка, привлечённых этой энергией. Обогнув выступ, он увидел картину. Трое тварей, похожих на помесь кабана и скорпиона, с клыками, сочащимися ядом, теснили к обрыву юношу. Тот отчаянно отмахивался своим бамбуковым посохом, но его движения были слепы и беспомощны. Он был слеп физически. Его глаза закрывало бельмо. Но самое интересное было не в этом. Ли Сяо Фен увидел, как юноша, не видя тварей физически, инстинктивно уворачивался от их клыков, словно «видел» их ауру, их грязные, кровавые потоки ци. Он научился воспринимать мир через энергию. Врождённый энерговидец. Редчайший дар. Коэффициент полезного действия в исследовании энергий мог бы быть колоссальным. Мысль промелькнула молниеносно. Действие последовало сразу за ней. Ли Сяо Фен не стал вступать в бой. Он просто поднял руку и создал между юношей и зверо-демонами небольшой, но невероятно плотный резонансный барьер. Он не отразил атаку — он её рассеял. Энергетические потоки тварей, столкнувшись с идеально гармоничным полем, потеряли когерентность и рассыпались. Зверо-демоны, оглушённые и дезориентированные, с визгом отступили. Юноша, не понимая, что произошло, замер, тяжело дыша. Он не видел своего спасителя, но вполне ощущал его. Для его внутреннего взора появившееся существо было подобно внезапно взошедшему солнцу — структурированному, холодному, но невероятно яркому пламени, состоящему из переплетённых золотых и изумрудных линий, внутри которого пульсировали сложные геометрические фигуры. Ничего подобного он никогда не «видел». «Ты идёшь за мной», — сказал Ли Сяо Фен. Это не было предложением. Это была констатация факта, вытекающая из логики ситуации: раненый, слепой юноша один в горах — верная смерть. Чжан Вэй — так звали юношу — лишь кивнул, не в силах вымолвить слова. Он почувствовал исходящую от незнакомца не только силу, но и полное отсутствие злого умысла. Была лишь чистая, безразличная целесообразность.       Когда они вернулись к школе, Линь Чэн встретил их у входа. Его взгляд скользнул по испуганному, но очарованному юноше, а затем вопросительно устремился к Ли Сяо Фену. «Наш ученик», — просто сказал Ли Сяо Фен, проводя Чжан Вэя внутрь. «Он видит энергии». Линь Чэн мягко улыбнулся, и его аура, которую Чжан Вэй воспринимал как тёплый, живой костёр с девятью танцующими языками пламени, излучила волну спокойствия и принятия. Мэй-Лань вышел из тени. Его появление заставило Чжан Вэя вздрогнуть. Для его восприятия это был не человек, а сама гора, принявшая человеческую форму — глубокий, неподвижный, испещрённый жилами сияющей энергии. «Интересный узор его души, — тихо произнёс дух. — Сломленный, но не уничтоженный. Переплетённый заново иначе». Пока Чжан Вэй приходил в себя, ему перевязали раны и накормили, Ли Сяо Фен изложил ему суть. «Ты не сломан,— сказал учёный. — Ты обладаешь уникальным инструментом восприятия. Ты видишь фундаментальную истину мира, скрытую от большинства. Я могу научить тебя понимать то, что ты видишь. Систематизировать это. Использовать». Он не предлагал сделать его сильным. Он предлагал ему знания. И для Чжан Вэя, всю жизнь слышавшего лишь насмешки и призрение, это стало истинным спасением. «Я... я очень хочу учиться, — прошептал он, его «взгляд» был прикован к сияющей фигуре Мастера. — Позвольте мне последовать за вами. Я буду служить вам и делать любую работу!» «Твоя работа — учиться», — парировал Ли Сяо Фен.       Позже, тем же вечером, когда Чжан Вэй, устроенный в маленькой келье, пытался осмыслить свой новый путь, Линь Чэн снова почувствовал странный пробел. Он смотрел на Ли Сяо Фена, рассказывающего Мэй-Ланю о свойствах найденного корня, и на мгновение... имя Мастера выскользнуло из его памяти. Словно кто-то провёл ластиком по свитку его сознания. Он моргнул, и всё вернулось на место, оставив лишь смутную тревогу. Мэй-Лань, в свою очередь, ощутил не воспоминание, а саму структуру искажения. Он почувствовал, как тончайшая паутина «чего-то » коснулась реальности рядом с Линь Чэном. Он не видел её, но знал, что она была там. Это не было атакой. Это был симптом. Болезнь реальности, поражающая самые тонкие её слои — память и связь. Чжан Вэй, сидя в своей келье, вдруг почувствовал странную пустоту в том узоре, что был Мастером Ли. Не разрыв, а... мигание. Словно свет на мгновение гас и зажигался вновь. Он не знал, что это значит, но его уникальное восприятие, ещё не зашоренное догмами, уловило сам момент искажения. Так, незваный и спасённый, первый ученик вошёл в их жизнь. И вместе с ним, незримо, вошла и тень грядущей битвы — битвы не с мечами и заклинаниями, а с безмолвным забвением, которое угрожало стереть саму суть того, что они начали строить.

***

Изумрудные чернила и шёпот кедров

      Рассвет в горах был особым временем для Ли Сяо Фена. Пока первые лучи солнца лишь золотили вершины, он уже сидел в своём кабинете в «Юй Тань», окружённый свитками и чернильными камнями. Воздух пах старым деревом, сушёными травами и едва уловимым озоном — след его ночных экспериментов с синтезом энергий. Его пальцы, тонкие и уверенные, выводили на грубой бумаге сложные расчёты, пытаясь восстановить вчерашний пробел в формуле энергетического резонанса. Это раздражало его методичный ум — как будто кто-то стирал часть его сознания, оставляя лишь ощущение пустоты. Дверь бесшумно отворилась, впуская струю свежего утреннего воздуха. Линь Чэн вошёл с двумя пиалами дымящегося чая, его движения были такими же грациозными, как танцующее пламя. Он не говорил ни слова, просто поставил одну пиалу на край стола, рядом с разложенными свитками. Его пальцы на мгновение коснулись руки Ли Сяо Фена — лёгкое, почти невесомое прикосновение, но от него по коже учёного пробежали мурашки. «Ты снова забыл поспать», — тихо произнёс Линь Чэн, его голос был тёплым и немного хриплым от утренней прохлады. Ли Сяо Фен отложил кисть. «Сон — это неэффективное использование времени. Мой мозг обрабатывает данные на тридцать семь процентов медленнее в состоянии сна». Но даже говоря это, он невольно потянулся к пиале, чувствуя, как аромат серебристых почек рассеивает его раздражение. Он отмечал про себя, как присутствие Линь Чэна стабилизирует его собственные энергетические колебания. На восемнадцать процентов... Нет, на двадцать два. Интересный феномен. Линь Чэн улыбнулся, его глаза, обычно скрывающие в себе печаль, сейчас светились нежностью. Он подошёл ближе, его бедро коснулось плеча Ли Сяо Фена, пока тот пил чай. «Даже самый точный механизм требует перерыва», — прошептал он, его дыхание коснулось уха учёного, заставляя того слегка вздрогнуть. Их уединение нарушил Чжан Вэй, почти бесшумно появившийся в дверях. «Учитель, я готов к утреннему занятию». Ли Сяо Фен кивнул, с сожалением отрываясь от тепла, исходящего от Линь Чэна. «Сегодня мы займёмся каллиграфией». В главном зале, где солнечный свет начинал пробиваться через бумажные окна, Чжан Вэй сидел за низким столом. Перед ним лежали листы тонкой бумаги, тушь и кисти. Ли Сяо Фен стоял за ним, его руки лежали на руках ученика, направляя каждое движение. «Каллиграфия — это не просто искусство письма», — говорил Ли Сяо Фен, его голос звучал прямо над юношей. «Это медитация. Каждый иероглиф — это энергетический узор. Ты должен чувствовать, как ци течёт из твоего сердца через руку в кисть и на бумагу. Твой дар позволяет тебе видеть энергию. Сейчас ты должен научиться её формировать». Чжан Вэй сосредоточенно водил кистью, его слепые глаза были закрыты. Он видел внутренним зрением, как тушь на бумаге оставляет не просто чёрные линии, а сложные энергетические следы. Руки Ли Сяо Фена на его руках были твёрдыми и уверенными, их прикосновение вызывало странное спокойствие. В эти моменты учитель казался ему не холодным учёным, а проводником в мир, который он всегда чувствовал, но не мог созерцать. Линь Чэн наблюдал за ними с порога, прислонившись к косяку. Его сердце сжималось от странной нежности при виде этой картины — его рациональный, обычно сдержанный Сяо Фен с таким терпением направлял руки слепого юноши. Он видел, как мышцы спины Ли Сяо Фена напрягались под тонкой тканью халата, и ему вдруг страстно захотелось провести по этой спине ладонью, чтобы убрать это напряжение. Когда занятие закончилось, и Чжан Вэй ушёл отрабатывать иероглифы, Линь Чэн приблизился к Ли Сяо Фену. «Ты станешь ему хорошим учителем», — сказал он, его пальцы легонько коснулись запястья учёного. Ли Сяо Фен повернулся к нему, и в его обычно ясных глазах читалась усталость. «Обучать — значит систематизировать собственные знания. Это... полезный опыт». Но его рука непроизвольно потянулась к руке Линь Чэна, их пальцы сплелись в немой поддержке. В этот момент в зале появился Мэй-Лань. Его разноцветные глаза с интересом окинули их сплетённые руки. «Ах, молодые побеги на старом дереве», — произнёс он, его голос звучал с лёгкой насмешкой. «Наблюдать за вами интереснее, чем за сменой тысячелетий. Танец двух одиноких душ, находящих пристанище друг в друге... Напоминает мне пару фениксов, что вили гнездо на этой горе пять тысяч лет назад. Такие же грациозные, такие же... напряжённые». Линь Чэн покраснел, но не отпустил руку Ли Сяо Фена. Тот же, напротив, встретил взгляд духа с обычной невозмутимостью. «Напряжённость — естественное состояние любой системы, стремящейся к равновесию». Мэй-Лань рассмеялся — звук, похожий на перезвон хрустальных колокольчиков. «О, конечно. Просто "система". Я вижу». Он сделал паузу, его взгляд стал более серьёзным. «Но не забывайте, что даже древнейшим системам иногда требуется... перенастройка». Позже тем же днём Ли Сяо Фен спустился в деревню. Его последнее открытие — метод очистки воды с помощью гибридных рун, сочетающих ци и магические принципы, — уже приносило плоды. Рисовые поля, которые ещё месяц назад страдали от засухи, теперь были затоплены чистой, энергетически насыщенной водой. Старейшина Вэй с благодарностью поклонился ему, а деревенские дети с любопытством смотрели на странного учёного, чьи знания творили чудеса. Вернувшись в «Юй Тань», Ли Сяо Фен застал Линь Чэна в саду. Тот упражнялся с клинками, его тело двигалось с такой плавной силой, что захватывало дух. Заметив учёного, Линь Чэн остановился и улыбнулся, его грудь равномерно вздымалась, на коже блестели капельки пота. «Ты закончил?» — спросил он, подходя ближе. Вместо ответа Ли Сяо Фен протянул руку и провёл пальцами по влажной коже его шеи. Этот жест был настолько нехарактерным для него, что Линь Чэн замер от удивления. «Твоя температура повышена на один и три десятых градуса», — пробормотал учёный, но его пальцы задержались на коже дольше, чем требовалось для измерения. Линь Чэн поймал его руку и прижал к своей груди, позволяя тому почувствовать учащённое биение сердца. «Это не из-за тренировки», — тихо прошептал он. Их губы встретились в поцелуе, который был далёк от научного анализа — это было чистое, необузданное чувство, накопившееся за месяцы совместных испытаний. Когда они наконец разомкнули объятия, Ли Сяо Фен с лёгким изумлением отметил, что его собственный пульс составлял сто двенадцать ударов в минуту — статистически значимое отклонение от нормы. Из тени старого кедра доносился довольный смешок Мэй-Лань. «Наконец-то. Я начинал думать, что вам потребуется ещё одно столетие». Ли Сяо Фен, обычно такой сдержанный, не нашёл что ответить. Он просто стоял, чувствуя тепло Линь Чэна и понимая, что некоторые переменные действительно не поддаются количественному измерению, но от этого они не становятся менее ценными. А где-то в глубине школы Чжан Вэй, практикуя каллиграфию, улыбался, «чувствуя», как энергии его учителей сплелись в новый, прекрасный и гармоничный узор.       Воздух в саду всё ещё вибрировал от недавней близости, когда их губы разомкнулись. Линь Чэн не отпускал руку Ли Сяо Фена, его пальцы слегка дрожали. В его глазах стоял немой вопрос, смешанный с желанием и неуверенностью. «Пойдём», — тихо произнёс Ли Сяо Фен, и его голос звучал непривычно хрипло. Он больше не доверял себе говорить — каждое слово требовало усилий, когда всё существо стремилось к чему-то большему, чем слова. Они прошли через внутренний двор, где вечерние тени уже сгущались под древними кедрами. Войдя в покои Ли Сяо Фена, они оказались в пространстве, отражавшем его характер: всё было упорядочено, свитки аккуратно разложены, чернильные камни стояли ровными рядами. Единственным нарушением порядка был лунный свет, лениво струившийся через окно с резными ставнями. Линь Чэн прижал его к двери, его тело было тёплым и твёрдым. «Я так долго ждал этого момента», — прошептал он, его губы скользнули по линии челюсти Ли Сяо Фена. Одежды оказались неудобным барьером. Пальцы Линь Чэна, обычно такие точные и уверенные в бою, сейчас развязывали пояс халата с почти благоговейной неторопливостью. Когда ткань мягко соскользнула на пол, Ли Сяо Фен вздрогнул от прикосновения прохладного воздуха к обнажённой коже. Но тут же его согрели ладони Линь Чэна, скользящие по его плечам, спине и бёдрам. Они опустились на циновки, и всё вокруг перестало существовать. Были только они — сплетённые тела, прерывистое дыхание, шепот имён в полумраке. Линь Чэн покрывал его тело поцелуями, каждый из которых заставлял Ли Сяо Фена терять остатки самообладания. Его пальцы впивались в мускулистые плечи Линь Чэна, когда тот опускался ниже, исследуя его тело губами и языком с такой тщательностью, что это заставляло учёного забыть все абсолютно все. Когда они слились в едином порыве, Ли Сяо Фен закрыл глаза, полностью отдавшись ощущениям. Боль от первого проникновения быстро сменилась чем-то иным — чувством наполненности, единения, которое он никогда прежде не испытывал. Его тело, всегда бывшее для него лишь инструментом для исследований, сейчас ожило, каждый нерв и каждая молекула кричалт от переполнявших его ощущений. Линь Чэн двигался в нём с древним, инстинктивным ритмом, его дыхание было горячим у самого уха Ли Сяо Фена. «Сяо Фен...» — он повторял его имя как мантру, и каждое произнесение этого имени звучало как признание. Когда волна наслаждения накрыла их, Ли Сяо Фен вскрикнул, его тело выгнулось, и мир на мгновение пропал, оставив только ослепительную вспышку чистого ощущения. Линь Чэн, следуя за ним, прошептал его имя в последний раз и обмяк на нём, тяжело дыша. Они лежали так некоторое время, их сердца бились в унисон. Ли Сяо Фен чувствовал, как пот на их коже медленно высыхает, а дрожь в теле постепенно утихает. Его рука лежала на спине Линь Чэна, ощущая под пальцами шрамы — немые свидетельства прошлых битв. Внезапно снаружи донёсся шум — звуки множества шагов, ржание лошадей и громкие голоса. Линь Чэн мгновенно насторожился, его тело напряглось. «Кто это?»       Они быстро оделись и вышли во внутренний двор. Мэй-Лань уже стоял там, его разноцветные глаза были прищурены. «Интересные гости, — произнёс он. — И очень громкие». Через открытые ворота было видно, как по деревенской улице движется пышный кортеж. Впереди ехали всадники в дорогих доспехах, за ними — украшенные резьбой паланкины, окружённые слугами. Небо потемнело, и начал накрапывать дождь. Вскоре старейшина Вэй, выглядевший взволнованным, поспешил к ним. «Господа, это клан Лунь прибыл! Они сопровождают свою дочь в Серебряную Секту, но дождь усиливается, и они просят убежища на несколько дней». Кортеж остановился на деревенской площади. Из главного паланкина вышла девушка в роскошных шёлковых одеждах — принцесса клана Лунь. Её лицо было прекрасным, но надменным. Рядом с ней стоял её отец, глава клана, мужчина с суровым лицом и пронзительным взглядом. Когда глава клана узнал от старейшины о существовании «Юй Тань», его лицо исказилось презрительной усмешкой. «Школа? В этой глуши? — Он окинул взглядом скромные постройки. — Наверное, очередные шарлатаны, собирающие подаяния с простаков». Он повернулся к своей дочери и свите. «Никто не должен приближаться к этому месту. Я не позволю, чтобы имя моего клана смешивали с какими-то деревенскими мошенниками». Принцесса кивнула, но её взгляд на мгновение задержался на воротах «Юй Тань» с любопытством, прежде чем она последовала за отцом в дом старейшины. Мэй-Лань тихо рассмеялся. «Слепая гордыня — самая забавная из человеческих черт». Линь Чэн сжал кулаки, но Ли Сяо Фен положил руку ему на запястье. «Не обращай внимания. Их мнение не имеет значения». Тем не менее, в воздухе витало напряжение. Прибытие клана Лунь нарушило покой «Юй Тань», принеся с собой не только дождь, но и тень надменности и недоверия. А где-то в глубине своих покоев принцесса Лунь тайно размышляла о школе, которую её отец так презрительно отверг, и о людях, которых она мельком заметила.