We're going for a ride!

Внутри дома Акселя было просторно, холодно и как-то пусто. Высокие потолки, много окон, из-за чего приходилось щуриться от количества света. Мебели мало – диван, пара кресел, все в оттенках серого и белого. Ни картин, ни безделушек, ни следов чьей-то жизни. Только безупречная чистота и порядок. Похоже на выставочный зал, а не на жилье. – Ванная здесь, – мужчина открыл дверь, ведущую в помещение, сиявшее белизной кафеля. Огромная душевая кабина и раковина, занимающая половину помещения. – Сними промокшую одежду, я принесу тебе, во что переодеться. Я ужаснулся, взглянув на себя в зеркало: грязный, мокрый, бледный как смерть, с неживым взглядом и кровавым пятном на штанине. Я выглядел как бездомный пес, которого пожалели и пустили в дом доесть похлебку за хозяевами. Аксель закрыл за собой дверь и я остался один. Я медленно, преодолевая боль и скованность, стал снимать куртку. Ткань тяжело отлипла от тела. Потом свитер, футболку. Я внезапно обнаружил на теле синяки, ссадины, которых я прежде не замечал. Я встал под душ. Горячая вода обожгла кожу, смывая грязь, копоть, запах и прикосновения Джерри. Я стоял, опустив голову, позволяя каплям бить по затылку, по плечам. Вода, смешиваясь с кровью с моей голени, розовыми струйками стекала в слив. Я закрыл глаза, и перед ними всплыл огонь. Оранжевый, яростный, пожирающий «Форд». Мамино лицо, уткнувшееся в руль. Я уперся ладонями в кафельную стену, тело содрогнулось от беззвучного рыдания. Только сухие, разрывающие грудь спазмы. Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. – Ноэль? – голос Акселя звучал прямо за дверью. – Я оставил полотенце, аптечку и одежду на стуле у двери. Буду в гостиной. Я выключил воду. На плетеной табуретке лежало пушистое белое полотенце, сложенные темные спортивные штаны и просторная серая футболка из мягкого хлопка. Все новое, с бирками. И небольшая, но хорошо укомплектованная аптечка. Я осторожно промокнул тело, стараясь не задевать ссадины. Боль в ноге усилилась, когда я прикоснулся к разодранной коже. Я сгреб из аптечки перекись, йод, бинты. Процедура была знакомой – сколько раз я обрабатывал себе коленки в детстве? Только теперь не было успокающего маминого голоса, только осознание, что жалеть меня больше некому. Крепко сжав челюсть, я обработал рану и наложил повязку, действуя резко и отрешенно. Одежда сидела мешковато, но была чистой и сухой. Это единственное, что имело значение. Я вышел из ванной, волоча больную ногу. Аксель стоял у огромного окна, глядя на залитый дождем сад. В руке у него был граненый бокал с янтарной жидкостью. Он обернулся, его взгляд скользнул по мне – от мокрых, неопрятных волос до забинтованной ноги. – Лучше? – спросил он, делая глоток. – Да. Спасибо, – пробормотал я, чувствуя себя неловко, пользуясь чужим гостеприимством. Я постарался встать так, чтобы не касаться левой ногой пола. – Ты такой худой, – вздохнул Аксель, как мамаша, не уследившая за своим дитем, – Сколько тебе лет, бельчонок? – Семнадцать. – Семнадцать? – удивленно повторил мужчина. – И почему тебе не продали вино? С шестнадцати ведь. Паспорт потерял, что-ли? Теперь пришел мой черед изумленно хлопать глазами, глупо уставившись на него. В смысле с шестнадцати? Сколько себя помню, алкоголь отпускали только совершеннолетним. Если только...погодите. – Где мы? – резко спрашиваю я. Нет, этого не может быть. – Турнэ, Бельгия, – выгнув бровь, отвечает Аксель. Так вот, почему у него такой странный акцент. Мы, блядь, в Бельгии. Весь мир закружился вокруг меня, пол стал зыбким и я схватился за стену, чтобы не упасть. Как я здесь оказался? Я не помню, чтобы мы успели пересечь границу. Я качнулся, и через секунду горячие мужские ладони подхватили меня под торс. – Потом мне все объяснишь, ладно? А сейчас пойдем ужинать, смотреть на тебя невыносимо. Я кивнул и заковылял за ним, стараясь не отставать. Кухня оказалась такой же безупречной, как и все остальное: глянцевые поверхности, встроенная техника, ни одной лишней вещи. Аксель открыл холодильник, до краев заполненный продуктами, многие из которых я даже не узнавал. – Ты умеешь готовить? – спросил он, доставая упаковку с мясом и овощи. Я покачал головой. Мама никогда не позволяла мне подходить к плите – говорила, что я только испорчу еду. – Ничего страшного, – он улыбнулся, и это было первое по-настоящему теплое выражение на его лице. – Научишься. Я сел на высокий барный стул, наблюдая, как его пальцы – длинные, окольцованные – ловко режут мясо на ровные кусочки. Аксель завораживал меня. Было в нем что-то такое, что пробирало мою душу до костей. Может быть, во мне просто играла усталость и отчаяние, а может, я действительно заинтересовался таинственным мужчиной. Аксель работал молчаливо, с хирургической точностью. Я следил за его движениями, за гипнотической игрой мышц предплечья под закатанным рукавом рубашки. – Пялишься, бельчонок, – хмыкнул он, довольно щелкая меня по носу. Я возмутился от такой своевольности, но он лишь посмеялся и протянул мне пластиковый пакет с морковью, приказав помыть и покрошить вместе с луком. Я слез со стула и, сполоснув овощи, взял в руку предложенный нож. Я замер, сжимая рукоять. Она была тяжелее, чем казалась, чужая и неудобная в моей ладони. – Проблемы? – Аксель уже выкладывал мясо на раскаленную сковороду. Шипение и аромат заполнили кухню, заставив мой пустой желудок болезненно сжаться. – Нет, – буркнул я, пытаясь скрыть растерянность. Поднес нож к моркови. Пальцы дрожали. Лезвие скользнуло по гладкой поверхности, едва оставив царапину. Я попытался сильнее. Морковь чуть не упала со стола. Я судорожно поймал ее другой рукой. Аксель наблюдал краем глаза, не отрываясь от сковороды. Его движения были плавными, уверенными. Перевернул куски мяса – идеально подрумяненные. Я попробовал снова, и морковь наконец поддалась. Получился кривой, толстый ломтик. Потом еще один. Неровный, рваный по краям. Стыд прилил к щекам. Я чувствовал себя полным идиотом. Восемнадцать через пару недель, а я не могу нарезать морковку. Я украдкой взглянул на мужчину, ожидая насмешки или раздражения. – Смотри, – сказал Аксель с улыбкой. Его рука легла поверх моей на рукояти ножа, направляя. Мужское плечо, сильное и жилистое, было в сантиметре от моего. Я замер, затаив дыхание. Он сделал мое рукой плавное движение вперед. Лезвие вошло в морковь, как в масло, отсекая идеально ровный, тонкий ломтик. – Попробуешь сам? – спросил он, его голос прозвучал прямо у моего уха, низкий и спокойный. Он не отодвинулся. Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Его близость пугала и привлекала меня одновременно. Аксель потрепал меня по волосам и продолжил возиться с мясом, пока я все еще пытался справиться с овощами. Как только я закончил, он сбросил результаты моей пытки с доски к мясу и полез за штопором. Он открыл ту бутылку, которую я взял себе в магазине и разлил по бокалам. – Да уж, вкус в алкоголе у тебя отвратительный, – без смущения поделился он, делая мелкий глоток вина. Я безучастно пожал плечами и мужчина снова рассмеялся. Аксель ловко сгреб готовую еду на две широкие белые тарелки. Он поставил одну из них передо мной на барную стойку, другую – напротив. Я колебался всего секунду. Голод был сильнее страха, сильнее боли, сильнее всех мыслей вместе взятых. Я взял вилку. Первый кусок мяса обжег язык, но вкус...боже, вкус был райским. Я забыл обо всем. Ел жадно, неловко, почти не пережевывая, запивая большими глотками вина. Ощущение теплой, сытной еды, наполняющей пустоту внутри, было почти болезненным. – Черт, мне на работу нужно собираться, – выругался Аксель, поднимаясь с места. Он так и не доел свою порцию, отставив тарелку в сторону, и ушел из кухни в другую комнату. – Ночью? – прикрикнул я и, заставив себя оторваться от трапезы, глянул в окно, где стояла беспросветная темень. Голос мужчины прозвучал отдаленно, прерываемый стуком дверцы шкафа. – Скажем так, я владею ночным заведением, – он появился в дверном проеме, застегивая манжеты черной рубашки. Ткань была дорогой, плотной, подчеркивала ширину плеч. Вместо галстука на шее висела тонкая серебряная цепочка. – Можешь занять любую комнату, вернусь только к утру. Здесь безопасно, выспись. Всю ночь я не мог заснуть. Крутился с одного бока на другой, прогонял сегодняшний день через измученное сознание, несколько раз ходил за водой, даже выкурил две сигареты, оставшиеся в кармане куртки. Я совершенно не понимал, что делать дальше, поэтому решил выписать на листок, найденный в спальне Акселя, основные проблемы. Первые три слова заставили меня неприятно съежиться. Я совершенно один. Никого, ни единого друга, ни единого родственника. Только я и две тысячи пятьсот долларов в кармане. Надо бы по-хорошему найти разменник и поменять валюту на евро, ведь даже будучи во Франции я как-то об этом позабыл. Вот и вторая проблема нарисовалась. Нужно найти подработку. И следующая, вытекающая из двух предыдущих – где мне жить? Я не горел желанием прописаться в доме Акселя, хоть он и давал понять, что я могу остаться тут на такое количество времени, которое мне понадобится, чтобы прийти в себя. Я поставил босые ноги на холодный пол и пошлепал к входной двери. На тумбочке лежал ключ, заботливо оставленный мужчиной на случай, если я захочу прогуляться. Я с трудом натянул кроссовок на больную ногу и вышел из дома. Холодный ветер мгновенно продул тонкую футболку. Сгорбившись, я засунул руки в карманы штанов и побрел вперед, меж узких улочек тихого квартала. Поворот за поворотом. Дорога стала чуть шире, появились вывески магазинов, плотно закрытые роллетами. Я потом до моих ушей донеслась музыка. Сначала еле слышный гул басов, пробивающийся сквозь стены какого-то здания впереди. Затем – мерцающий неоновый свет, выхватывающий из темноты группу людей у входа. Я замедлил шаг. Подойдя ближе, я разглядел вывеску над дверью: стилизованные буквы "L'Étranger" светились всеми цветами радуги. У входа стоял крупный темнокожий мужчина в водолазке, проверявший какие-то списки. Парни и девушки вокруг смеялись, курили, обнимались. Ничего особенного, просто ночной клуб. Я машинально потрогал карман. Деньги были при мне. Без раздумий, ведомый внезапным порывом смелости, я подошел к очереди. Охранник бросил на меня беглый, оценивающий взгляд. Я, вероятно, выглядел как бомжующий подросток в мешковатой одежде (что, в общем-то, было правдой), но он лишь кивнул и пропустил, не спросив документов. Не успев пройти дальше от входа, я замер. Мой взгляд зацепился за людей. Парни танцевали с парнями, обнявшись так крепко, будто они виделись в последний раз. Девушки целовались с девушками у стойки бара, не обращая ни на кого внимания. Мужчины в экстравагантных нарядах, в блестках и с ярким макияжем, свободно перемещались по залу, обмениваясь шутками и приветственными поцелуями в щеку. Ебучий гей-клуб. Нет, гомофобом я не был. Но после домогательств дальнобойщика, я пообещал себе держаться подальше от подобного вида связей, и где я сейчас? Среди сотни, возможно, таких же извращенцев. С трудом оторвавшись от стены, я протиснулся сквозь толпу, отчаянно пытаясь найти угол потише, место, где можно перевести дух. Кто-то задел мою больную ногу – я вскрикнул от неожиданной боли, но звук был неслышим в шуме музыки. Я схватился за барную стойку, стараясь удержать равновесие. – Эй, осторожнее! – крикнул бармен через шум, ловко жонглируя шейкерами. Молодой парень с иссиня-черными волосами, собранными в хвост, и тонкой серьгой в носу. Он приветливо мне улыбнулся. – Будешь что-то? – Эм...Воды? – напиваться я не хотел. Бармен равнодушно пожал плечами и поставил передо мной наполненный стакан. И тут мой взгляд упал на фигуру за другой частью стойки. Туда, где бармены доставали бутылки подороже, и клиенты выглядели солиднее. Человек в идеально сидящей черной рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами. Он строго говорил что-то бармену постарше, активно жестикулируя. Аксель. Он выглядел иначе. Не тем уставшим, но заботливым человеком на кухне. Здесь он был сосредоточен и энергичен. Мужчина кивнул работнику, что-то коротко бросил, и тот тут же бросился выполнять поручение. Аксель обернулся, его взгляд скользнул вдоль стойки и зацепился за меня. Я видел, как его глаза – такие холодные и пронзительные при свете софитов – расширились от чистого, немого изумления. Брови взлетели вверх. Его губы, казалось, беззвучно сложились в мое имя: Ноэль? Я сидел в его клубе. В гей-клубе. И он, владелец этого места, смотрел на меня так, будто я пришелец с Марса, материализовавшийся у его барной стойки. Все встало на свои места. Аксель оправился от шока быстрее меня. Изумление в его глазах сменилось мгновенной оценкой ситуации, затем – чем-то вроде раздражения. Он резко жестом подозвал того самого бармена, что обслуживал меня, что-то быстро сказал ему на ухо, указывая пальцем в мою сторону. Бармен кивнул и мужчина тут же направился ко мне, легко лавируя между барменами и подносчиками. Он остановился прямо передо мной, перегнувшись через стойку. Музыка все еще грохотала, но в нашем маленьком пространстве воцарилась напряженная тишина. - И что ты тут забыл, ребенок? На педика вроде не похож, – слишком резко спросил он, и я опешил от сухого тона его голоса. Я думал что гомосексуалисты толерантны в отношении себеподобных, но и он не выглядел как тот, кто размахивает радужным флажком на митингах. Я отпрянул от стойки, наткнувшись на чье-то плечо позади. Боль в ноге резко напомнила о себе. – Я просто вышел погулять, – тихо сказал я, отводя взгляд. – Не знал, что это такое место. Слова сорвались сами, глупые и обидные. Я почувствовал, как уши наливаются жаром. Аксель усмехнулся, коротко, без тени веселья. Он уловил мое отвращение. Конечно уловил. Я пытался его скрыть, но, видимо, плохо получилось. – Я не это имел в виду...– я безнадежно запнулся, понимая, что оправдываться бесполезно. – Очевидно, имел, – отрезал Аксель. – Ты еле стоишь на ногах, и вместо того чтобы спать, как нормальный человек после всего пережитого, ты шляешься по ночным клубам? – Извини, – выдавил я, резко перейдя на «ты». Не думаю, что мы были в подобных отношениях, но, по крайней мере он на это никак не отреагировал. Аксель молчал несколько секунд, думая, что со мной делать. Затем он резко кивнул бармену с хвостом, который уже пододвинулся поближе, явно готовый вмешаться. – Реми, – бросил Аксель, не глядя на него. – Отведи его в мой кабинет. Я скоро подойду. – Понял, босс, – Реми мгновенно вынырнул из-за стойки, мягко подталкивая меня вперед. Я не сопротивлялся. Я позволил бармену провести меня сквозь толпу, которая внезапно показалась мне враждебной. Мы миновали танцпол, свернули в узкий коридор, мимо туалетов, и Реми открыл тяжелую дверь с табличкой "Управляющий". Кабинет был неожиданно тихим. Звуки клуба приглушились до далекого шума. Большой стол, компьютер, стеллажи с бумагами и бутылками. Кожаный диван. Реми усадил меня на него. – Сиди тут, ладно? Босс скоро подойдет. Не бунтуй, – он бросил на меня сочувственный взгляд. Я не считал, сколько времени прошло с ухода Реми, но когда дверь наконец открылась, я был готов завилять хвостом от радости, как брошенный щенок. Аксель вошел стремительно, заполняя пространство кабинета ароматом своего парфюма. Он сбросил пиджак (его же раньше не было?) на спинку кресла за столом, не глядя на меня. Подошел к небольшому бару в углу, налил себе из хрустального графина коньяка в стакан, выпил залпом. Только тогда его взгляд упал на меня. – Решил проверить границы моего гостеприимства? – он подошел ближе и сел на диван рядом со мной. – Тебе бы поспать, малец, а не по барам таскаться. – Прости, – прошептал я. – Пожалуйста. Я не знаю, что делать. – Что делать? – передразнил меня Аксель с горькой усмешкой. – Для начала – перестать совершать идиотские поступки. Твоя нога? – он кивнул в сторону моей забинтованной голени, где на серой ткани проступило алое пятно. – Она кровит от твоих геройств. Я посмотрел вниз. Действительно, повязка пропиталась кровью. Мне почему-то хотелось снова разрыдаться в голос. Я надеялся, что не упаду лицом в грязь еще больше перед мужчиной, поэтому закусил губу, сдерживая слезы в горле. Аксель встал, подошел к шкафу и достал знакомую аптечку – побольше, чем домашняя. Поставил ее на стол рядом со мной. – Сними бинт. Посмотрим, что ты там умудрился сделать. Я покорно стал разматывать мокрую от крови повязку. Боль заставила меня скривиться. Рана, которую я так старательно обработал, снова разошлась по краям и выглядела воспаленной. Аксель нахмурился, увидев это. – Идиот, – сказал он беззлобно, открывая аптечку. – Сиди ровно. Сейчас будет больно. – Он достал антисептик, новые бинты и какую-то мазь. Мужчина взял мою ногу выше щиколотки, зафиксировал ее одной рукой, а другой начал обрабатывать рану. Я впился пальцами в диван, стиснув зубы, чтобы не закричать. Жжение было адским. – Мир полон боли, Ноэль. От одних людей и обстоятельств до собственной глупости, – я застыл. Я ведь не успел ему ничего рассказать, да? – Но если ты будешь совершать необдуманные поступки, только добавишь себе страданий. – Он наложил свежую повязку, аккуратно, но плотно. – Тебе нужен взрослый, который будет следить, чтобы ты не угробил себя по дурости. Он закончил перевязку, убрал аптечку. Его пальцы, только что такие ловкие и уверенные, на миг задержались на моей лодыжке, чуть ниже бинта. Легкое, почти невесомое прикосновение. Потом он убрал руку. Я сидел, вцепившись в край дивана, глядя на его профиль. Импульс накатил волной, сметая всякую осторожность. Не знаю, что на меня нашло. Это не было желанием или прихотью в привычном смысле. Это была потребность – прикоснуться к его одиночеству, к этому порыву...чего? Понимания? Сопричастности? Я не знал. Я двинулся. Резко, неловко, как подстреленный олененок. Я повернулся всем корпусом к нему. Моя рука дрогнула, но все же поднялась, и дрожащие пальцы коснулись его щеки. Кожа была теплой, чуть шероховатой от легкой щетины. Глаза Акселя, широко раскрытые, впились в меня. В них мелькнуло непонимание, шок, а затем – мгновенная настороженность. Он догадался, что я собираюсь сделать. Но я уже не мог остановиться. Я наклонился. Закрыл глаза. И прижался губами к его губам.