We're going for a ride!

– С днем рождения! – завопил Реми мне в ухо, налетая с объятиями. Я почему-то заведомо решил, что неделя до моего дня рождения будет тянуться мучительно медленно. Но вот мы здесь, и как же я всё-таки ошибался. Хотя я безмерно благодарен коллегам за теплые поздравления, на задворках сознания пульсировало одно-единственное терзающее меня воспоминание. Ни один мой день рождения не проходил без одного очень важного человека в моей жизни – человека, который растворился вместе со всеми чувствами и эмоциями, что я испытывал в этот праздник раньше. Она фальшиво пела мне песни из радио, но с таким теплом, что я улыбался во весь рот. Я помню, как она приносила мне праздничный торт, как мы сидели и вместе зажигали свечи, как я загадывал, чтобы она всегда была рядом. Не сбылось. Реми стиснул мои ребра с хрустом, и только тогда я смог вырваться из своих размышлений. Я заставил себя улыбнуться и заметил, как Мэг притворно вытирает слезы с уголков глаз. — Наш мальчик уже совсем большой, — приговаривала она, и я услышал, как Борис напыщенно фыркнул. – Спасибо, ребята...– смущенный таким вниманием, ответил я, разглядывая сам подарок: бутылка коньяка из дорогой секции бара, которую я уже надумал распить вместе с Акселем, и целая коробка различных орехов и цукатов. Я невольно сжал зубы, понимая, сколько подколов меня ждет дома, когда я принесу это добро. Бельчонок, тоже мне. Дом. Назвав свое временное пристанище так, пускай и мысленно, я обрек себя на бесконечный поток мыслей в течение этого вечера. Прошло уже две недели моей незапланированной остановки у Акселя, и я не мог понять, действительно ли ему нравится моя компания, или он весь такой из себя альтруист, решил приютить бездомного ребенка до определенного момента, пока его терпение не лопнет. Мне хотелось верить, что он прощал каждый мой косяк не просто так. Хотелось верить, что я действительно что-то да значу для него, и все эти благодеяния не были просто его очередной акцией милосердия. Но вера – штука хрупкая, особенно когда ты привык, что люди уходят из твоей жизни в самый переломный момент. И почему-то я сам не заметил, как увлекся с головой тем шатким миром, что создал для меня Аксель. Клуб снова погрузился в привычную будничную суету. Реми что-то весело кричал через зал, разливая шоты группе подвыпивших парней в блестящих жилетах. Мэг помогала Борису с закусками, а заодно и щебетала с постоянным посетителем о чем-то. Все было как всегда. Только у меня внутри бушевал ураган. Я ловил себя на том, что постоянно бросаю взгляд на дверь кабинета управляющего – туда, где обычно находился Аксель. Его не было видно с начала вечера. – Эй, Мэттьюз! – Реми махнул рукой, привлекая мое внимание. Он указывал на заказ на барной стойке – три пива и две колы. – Не засыпай, именинник. Работа зовет, как никак. Я кивнул, заставив ноги двинуться. Руки автоматически потянулись за бокалами. И все-таки Аксель был неизменен. Ни разу не напомнил о моем срыве у арки, не упрекнул за ту ночь. Завтракал рядом, спрашивал, как прошел день в клубе, иногда ворчал, если я забывал вымыть свою чашку. Но эта самая обыденность и пугала. Она была как тонкий лед – прекрасна, пока не треснет. Я так боялся сделать неверный шаг, сказать что-то не то, причинить ему неудобства, что порой замыкался в себе, превращаясь в невидимку в его же доме. Я поставил напитки перед гостями, натянуто улыбнулся. Голова гудела. Мама...Она никогда не видела меня таким – почти что взрослым, но сломленным, пытающимся встать на ноги. Она никогда не узнает Акселя. Не узнает, что ее сын теперь живет в доме чужого мужчины и боится, что этот мужчина в скором времени выкинет его за шкирку. Смена тянулась мучительно. Каждый раз, когда дверь в зал открывалась, я вздрагивал, ожидая увидеть Акселя. Но его все не было. Мысли метались между страхом, что он намеренно избегает меня в мой же день рождения, и тревожной надеждой, что он готовит что-то. Что-то важное. Или просто завален делами. Или ему все равно. Когда последние гости покинули зал, а мы начали уборку, дверь кабинета наконец открылась. Аксель вышел, разговаривая по телефону. Он выглядел уставшим, но сосредоточенным. Мужчина лишь кивнул в нашу сторону, закончил разговор и направился к выходу, бросив на ходу: «Не задерживайтесь до утра». Легкий укол разочарования пронзил меня. По просьбе Реми я удалился помочь Борису собрать посуду, чувствуя, как праздничный настрой окончательно исчез, оставляя после себя пустоту и знакомую щемящую печаль в груди. Вернувшись домой, я с удивлением обнаружил, что Акселя там не оказалось. Где его носит к четвертому часу утра? Я оставил подарки коллег и некоторых постоянных клиентов, которые узнали о празднике от болтливого Реми, у себя в комнате и отправился вниз, захватив лишь бутылку коньяка. Я сел на диван, бесцельно уставившись в пустой камин, и откупорил бутылку. Аромат коньяка, теплый, ванильно-дубовый, резко ударил в нос. Я никогда не пил ничего настолько крепкого в одиночку, поэтому первый глоток неприятно обжег горло. Мне необходимо было собраться и откинуть все несбыточные надежды. Глупые надежды на какой-то знак, на внимание, на что-то большее от человека, который уже сделал для меня невероятно много, казались теперь постыдной наглостью. Чего ты ждал? Он дал тебе работу, кров, не выгнал после твоей идиотской выходки – этого мало? Внутренний голос звучал зло и правдиво. За окном уже светало. Я не заметил, как бутылка опустела наполовину, а веки стали тяжелыми. Голова слегка кружилась, но это было приятное, теплое опьянение, которое наконец-то заглушило тревожные мысли. Вдруг со стороны входной двери послышался какой-то странный шум, отдаленно похожий на скрежет. Я напрягся, пытаясь встать, но тело, расслабленное коньяком, отказывалось слушаться. Внезапно дверь в гостиную распахнулась с легким скрипом. Я ожидал увидеть Акселя, но вместо этого в проеме мелькнул черно-белый комочек, который тут же сорвался с места. Я лишь успел моргнуть, прежде чем пушистый враг врезался в мои колени, потерял равновесие и мягко плюхнулся мне на ступни. –Ох! – вырвалось у меня от неожиданности, и я инстинктивно подался вперед. Я едва ли смог разглядеть незваного гостя под тусклым уличным светом, проникающим из окон. Щенок тут же вскочил, его умные карие глаза сияли невероятным восторгом. Он был весь – энергия и любопытство, его черно-белая шерстка взъерошилась от бега. Не теряя ни секунды, он ткнулся холодным, влажным носом прямо мне в ладонь, которую я машинально протянул. Я осторожно коснулся мягкой шерстки на его голове. Малыш тут же поднял на меня взгляд, и в его глазах читалось чистое, безудержное счастье от контакта. Он издал тоненький, восторженный повизгивающий звук и снова прижался ко мне всем телом. Удивление переросло в полнейшее недоумение. Откуда собака? У Акселя? За все время я ни разу не видел и не слышал здесь ни одного животного, не замечал никаких признаков присутствия щенка в доме. Мысль, что Аксель мог просто привести бездомного щенка в дом посреди ночи, казалась абсурдной. Он не похож на любителя спонтанных решений. И тут в дверном проеме появился сам мужчина. Он стоял, прислонившись к косяку, наблюдая за сценой. На его усталом лице играла едва заметная, но настоящая улыбка – та самая, которая каждый раз вызывала у меня покалывание в области груди. Я поспешно поставил коньяк на стол, словно меня поймали с поличным на чем-то запретном. Щенок же, почуяв еще одного человека, тут же забыл про меня и, подрагивая всем телом от возбуждения, рванул к Акселю. Он наступал лапами на его ботинки, вилял хвостом, словно пропеллером, и скулил, требуя внимания. – Спокойно, маленький диверсант, – голос Акселя был непривычно мягким, даже устало-ласковым. Он наклонился и одним плавным движением подхватил щенка под живот, приподняв его. Малыш тут же попытался лизнуть его в подбородок. – Вижу, вы уже познакомились. Хотя, судя по твоему состоянию, знакомство было скорее односторонним. Мои щеки приобрели пунцовую краску и я чуть съежился от беззлобного укора в его глазах. Мужчина направился ко мне, его шаги звучали почти бесшумно по ковру. Взгляд его скользнул по бутылке на столике, потом медленно поднялся ко мне. В его глазах не было гнева, скорее – обычная снисходительность, смешанная с чем-то еще, что я не мог распознать сквозь алкогольную дымку. – С днем рождения, Ноэль, – его привычная хрипотца в голосе сводила меня с ума, и я начал подозревать, что алкоголь тут ни при чем. – Хотя, судя по всему, ты уже начал праздновать без меня. Я попытался встать, чтобы показать хоть какую-то собранность, но мир слегка поплыл. Пришлось опереться рукой о спинку дивана. – Я не собирался делать из этого сюрприз, – продолжил он, слегка морщась. – Но его должны были отдать только сегодня утром, а потом выяснилось, что у заводчицы срочный отъезд. Пришлось ехать ночью. – Подожди, ты же не хочешь сказать...– пазл в моей голове с трудом, но начал складываться. – Ну, если ты не против. Хотя, судя по твоему выражению лица, я либо угадал, либо совершил чудовищную ошибку. Я не мог вымолвить ни слова. Щенок. Он подарил мне щенка. Живое, преданное существо, которое теперь смотрело на меня так, словно я был самым важным человеком в его мире. Этот малыш был так похож на меня. Ведь на Акселя я сейчас смотрел точно так же. – Почему? – вырвалось у меня, и я тут же пожалел. Неужели не мог просто принять подарок? Мэттьюз, очнись, этот мужчина делает все, лишь бы ты был счастлив, а от тебя даже элементарной благодарности не дождешься. Аксель вздохнул, устало потянув за воротник рубашки. Он сел на корточки передо мной, так близко, что я почувствовал знакомый запах его одеколона. Мужчина опустил щенка на пол, и тот с довольным пыхтением побежал исследовать дом. – Ты заслуживаешь чего-то хорошего, Ноэль. Без всяких "но" и "если". Просто так. Я уставился на Акселя. Горячая волна подкатила к горлу, сдавив его. Я зажмурился, пытаясь проглотить ком, но вместо этого из груди вырвался странный, сдавленный звук – нечто среднее между смешком и всхлипом. Алкоголь развязал язык и снес дамбы сдержанности. – Спасибо, Аксель, я не знаю, как выразить свою признательность. Никто никогда не относился ко мне хорошо кроме мамы и...и тебя. Аксель не отвечал. Он смотрел на меня, его обычная сдержанность сменилась каким-то терпеливым, почти нежным ожиданием. Щенок, утомившись исследованием ножки стола, подбежал к нему и улегся у его ботинок, положив морду на лапы, но глаза его бодро следили за мной. – Я всю ночь думал о том, что я тебе только в тягость, – он нахмурился от этих слов, но мой поток откровенности уже было не остановить. – Я думал, что ты избавишься от меня, когда надоем. И, знаешь, я не мог понять одну единственную вещь: почему ты все-таки решил мне помочь? Когда я был мокрый, в крови и без единого человека на моей стороне. Я осознал, что ты захотел стать этим человеком. Я неловко двинулся вперед, инстинктивно, поддавшись порыву. Мои руки обвились вокруг Акселя, обхватив его плечи. Я прижался лицом к его шее, в складку ворота рубашки, вдыхая знакомый, успокаивающий запах. Он напрягся на долю секунды – привычная реакция на неожиданный контакт. Но затем его руки медленно потянулись ко мне в ответ. Одна легла на спину, другая на затылок. – Спасибо, – вторил я ему на ухо. – Перестань, – его голос прозвучал глухо где-то надо мной, легкая щетина щекотала мою щеку. Он слегка отстранился, чтобы посмотреть мне в лицо. – «Почему» – опасное слово, Ноэль. Оно заставляет копаться в мотивах, а они редко бывают чистыми или простыми. Ты был в беде, и в глазах было столько отчаяния, что стало ясно – если я не помогу, ты сломаешься окончательно. Или сломают тебя. А ты напомнил мне кое-кого. Такого же упрямого, колючего и абсолютно потерянного. Мои пальцы непроизвольно сжали ткань его рубашки на плече. Я не ожидал такой откровенности. Он никогда не говорил о своем прошлом. Кого же я ему напомнил? Боюсь, ответа на этот вопрос сегодня я так и не узнал, потому что Аксель мастерски соскочил с темы. – Я не альтруист, – губы мужчины тронула легкая, почти невидимая усмешка. – И не святой. Ты порой доставляешь хлопоты. Но я вижу, как ты стараешься заполучить свое место в этом доме. Не ищи скрытые лазейки, бельчонок, все на поверхности. Ты уже часть этого места. Находясь так близко, в его объятиях, чувствуя тепло его рук и тяжесть взгляда, я вдруг понял. Понял то, что упорно гнал от себя все эти недели. Это чувство в груди, эта дрожь при его прикосновении, это безумное желание быть рядом, быть нужным, быть достойным его. Я резко отвел взгляд, чувствуя, как краска заливает не только щеки, но и шею, уши. Сердце бешено колотилось, и теперь я знал, почему. Не от страха вылететь на улицу. Не от благодарности. Нет. Не может быть. Ты дурак, Ноэль. Совсем спятил. Он...он просто добрый. Слишком добрый для такого урода, как ты. Вот и все. Не выдумывай глупостей. Аксель наконец отстранился и потрепал меня по спутанным волосам, поднимаясь. Сказал мне что-то, наверное, пожелал спокойной ночи, и ушел к себе. Я ничего не слышал. С головой ушел в самобичевание, и только малыш бордер-колли, ритмично бьющий хвостом по полу, заставлял меня осознавать реальность. По мере того, как мои ноги все глубже и глубже погружались в зыбучий песок, я открыл для себя новую истину. Я беспросветно и безнадежно влюбился в Акселя.