We're going for a ride!

Я проснулся от пустоты в постели и острой боли во всем теле. Солнечный свет резал глаза, и я нырнул с головой под одеяло, матерясь сквозь зубы от внезапного спазма в области поясницы. Каждый мускул ныл, напоминая о ночи, о том, как я выгибался под руками Акселя, как молил беззвучно о большем. Мне было физически плохо. Тошнота подкатывала к горлу, голова раскалывалась. Я натянул джинсы, едва сдерживая стон, когда ткань коснулась чувствительной кожи. Потянувшись к заднему карману, я нащупал там острые края неизвестного билета на имя отца, который отыскал вчера в кабинете Акселя. Стоило разобраться в этом, но разговаривать с мужчиной мне совсем не хотелось. Я спустился в ванную комнату и подошел к раковине. Выкрутив вентиль с холодной водой, я подставил под нее лицо и сделал несколько жадных глотков, пытаясь утолить жажду. Выпрямившись, я встретил в зеркале свое отражение – бледное, с синяками под глазами, с влажными прядями волос, прилипшими ко лбу. Данте уткнулся мокрым носом в мою лодыжку и я присел на корточки, чтобы потрепать его по макушке. – Доброе утро, малыш. Все херово, знаешь? Я так запутался... Я знал, что нет смысла все отрицать, и не сомневался в том, что Аксель запомнил все так же отчетливо, как и я. Бессмысленно было отшучиваться или делать вид, что ничего не произошло, мужчина все равно был слишком проницательным для своего же блага. Между нами все изменится с этого дня, если уже не изменилось, и это пугало меня больше всего. Я достал из кармана штанов стащенный вчера билет и провел пальцем по заглавным буквам на нем. Я принял для себя решение, которое уже не казалось глупым, импульсивным и безрассудным. Я отыщу отца. Да, жить под одной крышей с Акселем я больше не мог, как бы мне не становилось тоскливо от мысли покидать его. На то было несколько причин, но самая острая из них, та, что колола где-то под солнечным сплетениям и не давала мне покоя – я доставил Акселю достаточно проблем. Не знаю, в чем именно, но я и без того чувствовал себя виноватым по всем пунктам. Хотя это должен чувствовать блядский Аксель. Да, именно он все начал. Он переступил черту, воспользовался моей уязвимостью и чувствами. Жгучий стыд сменился едкой, горькой обидой. Он был пьян, а я? Я был трезв и отдал себя добровольно, с восторгом и надеждой обреченного. И теперь мне приходилось разбираться с последствиями в одиночку. Я медленно поднялся по лестнице, держась за перила, как после тяжелой болезни. Упав на кровать, я подмял под себя одеяло и обхватил его руками и ногами, как ленивец. Данте запрыгнул рядом и принялся тыкаться мордой в мою щеку, вероятно, желая поиграть. Я не реагировал, на что щенок обиженно запыхтел. И как я должен был выйти на отца? По этому билету? Что это вообще за место? Больше всего меня тревожила, пожалуй, именно встреча с ним лицом к лицу, но и здесь оставаться я не имел ни малейшего желания. (Хотя, может быть и имел, но вот только Аксель все испортил, скрывая от меня правду и трахая под градусом когда ему вздумается). Отец сбежал от нас с матерью к другой женщине, и это предательство я никогда не смогу забыть. Из-за него мама переживала, из-за него у нее под глазами залегли глубокие синяки, из-за него нам пришлось уехать и из-за него она... Прошло, наверное, часа полтора. Я лежал, уставившись в потолок, и прокручивал в голове каждую секунду прошлой ночи, пока за дверью не послышались шаги. Я тут же вскочил, делая вид, что увлеченно застилаю постель, и нисколько не трясусь от его появления в комнате. – Ноэль, – хрипло пробормотал он и, клянусь, мне пришлось обернуться. Я глубоко вдохнул, собираясь с духом, чтобы выдать что-то колкое, язвительное, что заставит его пожалеть, что он вообще со мной заговорил. Но когда я посмотрел на наго, все слова остались на языке. Аксель стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку. Он был босиком, в низко сдвинутых на бедрах спортивных штанах. А его торс… Господи. На его груди, на загорелой коже, ярко алели свежие царапины. След остался от моих ногтей, это я помнил. Я залился пунцовой краской и поднял взгляд выше, на его бесстыжее лицо, чтобы не выдавать себя. – Ты в порядке? – спросил он безучастно, и я едва сдержал истеричный смешок. Почему он произносит это так, будто прошлые сутки были пустяковыми? – Просто, блядь, волшебно, – огрызнулся я и он нахмурился. В его присутствии я обычно не позволял себе сквернословить или грубить. Что-ж, приятель, привыкай к новым правилам. – Нам нужно поговорить, давай спустимся вниз. – Поговорить? – грустно улыбнулся я, понимая, что от моего доверия к этому человеку не осталось совершенно ничего. – О чем? О том, что ты воспользовался мной, как только предоставилась возможность, хотя до этого только и толковал, что о своем целомудрии? О том, что ты месяцами скрывал от меня информацию о моем же, сука, отце? О чем именно ты хочешь поговорить, Аксель? Не стесняйся, я слушаю. – Неугомонный мальчишка, – вздохнул он и устало провел рукой по лицу. Да что ты? Теперь будешь строить из себя жертву? – Прошлая ночь была ошибкой. Я перебрал. Я не испытываю к тебе никаких чувств, кроме отцовских и мне...правда жаль, что я позволил этому случиться. Позволил? Да ты же сам разложил меня на кровати при первой возможности! Я сжал челюсть, пытаясь дослушать оправдания мужчины до конца. – Насчёт второго...Есть и правда кое-что, о чем я должен тебе рассказать. И тут не обойдется без чашки кофе. История будет долгой. Я закусил губу до крови и все же сдался, позволяя Акселю усадить меня на кухне и сделать напиток. Вцепившись руками в кружку, я пытался держаться от него на максимально возможном расстоянии. Мужчина вновь свел брови к переносице, и я заметил ту самую, уже привычную морщинку недовольства, которую я раньше так любил. – Начнем с самого начала. Полагаю, ты влез в мой кабинет, потому что услышал разговор с Киприаном. – Какая наблюдательность, – вновь парировал я, и на этот раз мое замечание осталось мастерски проигнорированным. Аксель достал из кармана вынутую ранее из рамки фотографию – ту самую, на которую я обратил внимание в его кабинете. Он переложил ее передо мной. – Это моя бывшая жена, Хайнрике. – указал он пальцем на девушку. – Моя милая Хайни... Я разглядел фото внимательней, не в спешке, как в тот раз. На плечи молодой девушки спадали густые темные волосы. Ее лицо было мягким, женственным, но и жестким одновременно. Однако на снимке она выглядела счастливой. Я поднял голову на Акселя и вопросительно на него посмотрел, чтобы тот продолжил рассказ. – Дело в том, что мы развелись не так давно. Несколько лет назад. В этом, возможно, была моя вина. Киприан – один из братьев Хайни. Но у нее был и второй когда-то. – Был? – я насторожился, понимая, что последует за этими словами. Я думал, что понимал. – Я его убил. Я замер и уже готов был засмеяться, когда он вдруг улыбнется и скажет, что это глупая шутка. Но он промолчал и я нелепо моргнул, пытаясь переварить сказанное. – Что? – просипел я еле слышно. – Возможно, это было стечение обстоятельств. Я защищал честь своей жены, но ее братец был слишком настырным, и у нас завязалась драка. Я толкнул его, не рассчитав силы. Он оступился и упал головой на железный прут. Я промолчал, не зная что и сказать. Мои руки мелко тряслись, а взгляд был опущен в чашку. Я не хотел смотреть на Акселя. Только не сейчас. В ушах звенело. Этот человек, который кормил меня, дал мне крышу над головой, который всего несколько часов назад прикасался ко мне в постели – убийца? Я коротко кивнул ему, по-прежнему не поднимая глаз, чтобы он продолжил. – Следствие признало это несчастным случаем, дали условный срок. Но Хайни...она не простила мне этого. Она забрала нашего ребенка, уехала в другой город и трясет с меня деньги по сей день, – Аксель облизнул пересохшие губы и потер переносицу пальцами. – Клуб на мели, у меня нет средств для оплаты алиментов, не говоря уже о том, что я уже четыре года не могу встретиться с сыном. – У тебя есть сын? – удивился я. – Да, его зовут Тибо. Он на пару лет тебя младше, – ласково улыбнулся Аксель. Похоже, он действительно его любил, но меня смутила наша небольшая разница в возрасте, – Ты действительно на него похож. – Стой, стой...Так ты впустил меня к себе домой, потому что истосковался по ребенку, а затем трахнул меня, будучи пьяным? Аксель молчал. Его выражение было невозможно прочитать, и я понял, что попал в яблочко. Я психанул и отставил чашку с громким стуком, подскочил с места и уперся ладонями в стол. – Что-ж, обобщим. Ты убил человека, а теперь гложешь себя чувством вины из-за того, что не можешь увидеть сына, да и к тому же, стерва-бывшая заставляет тебя, бедного, выплачивать деньги на алименты. Еще ты впустил меня в свой дом и нянчился со мной, как ебаная мамаша, только из-за того, что тебе не хватало рядом детской фигурки твоего сокровища, которое у тебя отняли. И с учетом всего этого, я даже не понял, при чем здесь мой отец, – прошипел я и тяжело задышал после своей речи. Я видел, как под кожей Акселя играют желваки, как его пальцы медленно сжимаются в кулаки и так же медленно разжимаются. Он не оправдывался, не перебивал, позволив мне вывалить на него всю свою боль и ярость. – Ты прав, твой отец не относится ко всей этой истории. Я просто решил разузнать больше данных о твоих живых родственниках. – О, и как? Удалось сбагрить непутевого мальчонку его папаше-наркоману? – процедил я сквозь зубы и выдохнул, – С меня достаточно. – Ноэль, прошу, послушай... – Нет! – рявкнул я, остановившись вполоборота. – Я больше не намерен слушать твои слезливые истории. Я почти бегом поднялся в свою комнату, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, глотая слезы. Решение созрело мгновенно и стало единственно возможным. Оставаться здесь, под одной крышей с человеком, который видел во мне замену своему сыну, который скрывал такое…Это было выше моих сил. Я нашел в шкафу черный рюкзак и начал бездумно кидать в него свои вещи. Джинсы, футболки, зубную щетку, оставшиеся документы, сигареты. Я резко дернул молнию и окинул взглядом комнату, проверяя, что забыл. Взгляд упал на смятую футболку Акселя, которую я стащил у него неделю назад для сна и так и не вернул. Она все еще пахла им — кофе, дорогим мылом и чем-то неуловимо родным. Я сжал ее в руках, собираясь швырнуть в угол, но вместо этого, проклиная себя за слабость, сунул ее на дно рюкзака. Я не хотел чувствовать себя его должником, поэтому достал накопленные на работе в клубе сбережения и оставил их на тумбочке. В карман я сунул лишь две сотни, чтобы не подохнуть с голоду по пути и купить билет на поезд. Накинув рюкзак на плечо, я спустился вниз и, встав у входной двери, последний раз поднял взгляд на мужчину, который за несколько недель стал для меня единственной опорой. И за одни сутки разрушил все. Я посмотрел на него – на его уставшее, прекрасное лицо, на виноватый теплый взгляд, который разрывал меня на части, на губы, которые помнил до мельчайших подробностей. И я понял, что мой выбор был сделан еще тогда, в его объятиях, когда я впервые осознал свое влечение. Сделан раз и навсегда. – Останься, – хрипло прошептал он, и я не выдержал. Я буквально вылетел на улицу, пытаясь успокоить дыхание. И только тогда, когда дом скрылся за поворотом, меня накрыло. Ноги подкосились, я прислонился к холодной стене неизвестного здания, и рыдания вырвались наружу – полные невыносимой потери того, чего у меня никогда по-настоящему и не было. Я проебал все. Дом, работу, дорогого мне человека. Я ведь мог остаться, мог забыть все, возможно даже простить его и жить дальше. Но упрямство и жажда справедливости убили во мне все святое. Я достал из кармана рюкзака пачку сигарет припасенную на черный день. Дрожащими руками прикурил, затянулся глубоко, пока легкие не заполнились едким дымом, и попытался привести мысли в порядок. Вдруг я услышал за спиной позвякивание ошейника и торопливый цокот когтей по асфальту. За мной, высунув язык и виляя пушистым хвостиком, бежал Данте. — Иди домой, — сердито приказал я, когда он деловито уселся у моих ног. — Данте, домой! Когда щенок не сдвинулся с места, я обреченно вздохнул. Оставить его здесь, на улице, я не мог. Взять с собой – довольно рискованно. Я посмотрел на его глупую, доверчивую морду и потрепал за ушком, сдавшись. — Ладно, твоя взяла. Тучи сгущались. Мне нужно было срочно найти укрытие, так что я огляделся в поиске потенциального убежища. На заброшенной парковке у старого завода, в конце ряда, стояла советская «Волга» цвета хаки, вся в вмятинах и ржавых подтеках. Спущенные шины, разбитая фара, но самое главное – окно над задней дверью было приоткрыто. Я встал, оглядываясь по сторонам. Ни души. Засунув руку в салон через окошко, я открыл дверь и пропустил Данте внутрь. Я забросил рюкзак на сиденье, покрытое потрескавшимся дерматином, и вполз сам, с трудом втискивая длинные ноги. Я достал ту самую футболку Акселя, скомканную, все еще пахнущую им, и, сложив, сунул под щеку. Дрожь пробирала до костей. Я натянул капюшон на глаза и уткнулся лицом в ткань, вдыхая этот ненавистный, любимый запах. Закрыв глаза, я попытался уснуть. Щенок свернулся калачиком у бока, согревая меня. Наконец, когда терзающие меня сожаления поутихли в голове, я начал проваливаться в сон. Когда я проснулся, машина неслась на огромной скорости, а на меня был направлен пистолет.