Загадай желанье...

14 августа

Уже больше двух недель я общаюсь с Домовихой. Ведьмой я её звать перестала, конечно. Даже спросила, как её зовут на самом деле. Она только отмахнулась: — Домовихой зови, я уж лет шестьдесят на другое и не откликаюсь. Крапивы я бабушке за это время перетаскала — немерено! И пирожков с ней поели, и щей — таких в городе и правда нет. Ели и представляли с Любой, что мы те самые дети сороковых, голодных лет, которые живут в эвакуации и работают наравне со взрослыми, потому что больше некому. Мама-то в те годы совсем маленькой была, а бабушка ничего про военное время не рассказывает. А Домовиха мне и про другие травы рассказала, и про клевер тоже. А потом и про другое рассказывать начала — металлы, деревья, камни всякие. Откуда только знает, всю жизнь в деревне ведь прожила! Пришлось купить ещё одну толстую тетрадь и записывать всё в неё, только хранить у Домовихи. Люба и так злится на меня и на бабушку, что я туда хожу. Деревенские ребята тоже недовольны. Сашка вчера обозвал ведьмачкой, когда мы у магазина столкнулись. Правда, его мать тут же ему подзатыльник дала и извиниться заставила, но что с того? Просто теперь меня будут дразнить, когда рядом никого не будет. Люба сказала, что с ней тоже не хотят теперь играть и не зовут ни в лес, ни на речку, даже когда бабушка сама с Верочкой занята, и она может пойти. Теперь сестрёнки со двора почти не выходят. Книги мы все прочитали, даже из заданных на лето, поэтому Любе скучно, я это понимаю, и понимаю, что виновата. Я хотела предложить ей ходить со мной, но не решилась попросить у Домовихи разрешения. Да и понятно, что при Любе она ничего ведьмовского мне рассказывать не будет. А мне всё то так интересно, что даже страшно немного: каникулы скоро закончатся, и уедем мы до следующего лета. А в городе я где всё это узнаю? Да мне даже спрашивать об этом не у кого будет и нельзя, ведь пионеры таким интересоваться не должны. Но что поделать, если вдруг оказалось, что всякие «бабкины сказки», которые происходили, как нам всегда говорили, из-за неграмотности и угнетённости крестьян в прежние века, оказались вовсе не сказками. Например, я теперь словно могу чувствовать медальон. От него, когда я желание загадываю, словно какое-то ощущение идёт, по которому я понимаю — он меня услышал и теперь будет исполнять. А ещё мы немного опытов провели с Домовихой, когда я желала чего-то не совсем хорошего, но неопасного. И ощущение меняется. Словно медальон понимает, что вот это желание — хорошее, а вот это — плохое. Но всё равно исполняет и те, и другие. А может, получится научить его исполнять только хорошие? Ну, перевоспитывают же хулиганистых детей, отучая их совершать плохие поступки! А медальон почему нельзя так же научить? В общем, я с другой стороны тетради, в которую знания Домовихи записываю, две ва столбика составила, назвала их белый список желаний и чёрный. В белом, понятно, хорошие, разрешённые к исполнению желания. В чёрном — плохие, которые исполнять никогда нельзя, как бы я ни просила. Вот только… как объяснить медальону, что их нельзя исполнять? Чем можно наказать неживой предмет? А самое главное — не схожу ли я с ума, что начала верить во всё это? Травы, колдовство — это же антинаучно и совсем не по-советски. А я всё равно продолжаю общаться с Домовихой…