Непростительная слабость

      Дым уже просачивался в залы. Он клубился между колонн, густой, едкий, скользил по полу, стелился под двери, просачивался в щели. Пахло гарью, смешанной с запахом палёной смолы, вина и чего-то ещё, горького и тяжёлого, будто от старых тканей, заволявшихся в сундуке. Воздух тяжело оседал на языке, в груди першило, и даже факелы теперь горели неровно — пламя дрожало и коптило, отбрасывая на стены длинные тени.       Кальвен спускался по каменным ступеням, стараясь не смотреть на лица людей, сгрудившихся внизу. Кто-то кашлял, кто-то плакал. Слуги прикрывали лица рукавами, крестьяне, прижатые к стенам, метались глазами, словно пытаясь что-то отыскать. Один из них — невысокий, в потёртом плаще и замотанным платком на шее — рванулся вперёд и попытался схватить его за рукав, задавая вопросы. Но времени отвечать не было. За окнами, в клубах сизого дыма, мелькали рыжие отблески пламени — сад полыхал всё сильнее.       — Ну и представление, — раздался рядом хриплый голос.       Кальвен обернулся. К нему подошёл сержант. Лицо его было чёрное от копоти, глаза покраснели.       — Зрелище, надо признать, впечатляющее, — продолжил он с натянутой усмешкой. — Но боюсь, они вернутся. И вернутся злее прежнего.       Кальвен кивнул, но не ответил. Он уже думал о другом.       — Ты знаешь обстановку во дворце? — спросил он наконец. — Какие залы удерживаем, где свои?       Сержант покачал головой, вытирая пот со лба.       — Не знаю. Связи нет. С южного крыла никто не возвращался. Из северного — тоже. Говорят, мятежники отступили в подсобные помещения, чтобы освободить путь для штурма армии, но никто толком не понимает, где они сейчас.       Кальвен выдохнул сквозь зубы, чувствуя, как в висках стучит кровь.       — Тогда идём к башне.       Сержант удивлённо поднял брови.       — К башне?       — Да. Даже если придётся отбивать её, — ответил Кальвен. — Это единственный выход. Узкие лестницы, толстые стены — там можно закрепиться и попытаться держать оборону. Собери всех, покучнее, женщин в центр, всех, кто может держать оружие — по краям.       Сержант коротко кивнул и ушёл вглубь зала, громко выкрикивая приказы. Люди оживились, посыпались вопросы, грубый мужской голос начал пытаться спорить.       — Собираемся в кучу! Не разбредаемся! — рявкнул сержант, пытаясь пробить этот вязкий шум. Наложницы бросились поднимать узлы и ларцы, в которых, должно быть, были все их сокровища. Слуги суетились вокруг них, пытаясь уместить все в руках. Один из них с грохотом уронил сундук, и разноцветные подрякушки, звеня, посыпались по полу, под аккомпанемент визгов одной из девиц.       Кальвен поморщился и отвернулся. Вот почему он и не хотел во дворец — работать с обычными людьми. В армии его всегда привлекал порядок и дисциплина, где один говорит, а другие делают. Всё чётко и понятно.       Взгляд зацепился за каменную лестницу с террасы, по ней медленно, погружённый в свои мысли, спускался господин Леран Лаверт. Там, во дворе, в суматохе, растерянного и растрёпанного, Кальвен не сразу его узнал, но теперь сомнений не осталось. Хмурый, с побледневшим лицом и потемневшими от дыма волосами, но уже с привычным холодным взглядом и надменностью на лице, он даже сейчас шёл, как хозяин бала, спускающийся к гостям. Младший сын покойного банкира. С тех пор, как старик умер полгода назад, господин Лаверт стал слишком частым гостем при дворе — никто толком не понимал почему. Сплетни ходили разные. Говорили, будто он тянет из Императора деньги на свои фонды. Говорили, что Император в нём души не чает — и это бесило многих. Во дворце его ненавидели. От поваров до офицеров. Черствый, высокомерный, вечно всем недовольный, он вёл себя здесь как у себя дома. Мог отругать прислугу при всех, так что девки убегали в слезах, сорваться на стражу за небрежность, и при этом шагать по коридорам с таким лицом, будто это он, как минимум, Император. Даже покойный глава стражи, закалённый в боях старик с суровым обветренным лицом, старался обходить его стороной, называя «зазнавшимся индюком».       Из толпы к нему навстречу внезапно выбежала женщина в дорогом, но мятом платье из золотистого шёлка. Вся в слезах, с размазанной по щекам краской, она схватила его за руку, почти повиснув на ней.       — Это Вы… Вы здесь… слава небесам…       Тот словно очнулся, моргнул и, осторожно коснувшись её плеча, неожиданно мягким голосом спросил:       — Ваше Высочество... Что случилось? Где Его Величество?       Женщина всхлипнула, попыталась что-то сказать, но не смогла. Губы задрожали, голос сорвался, и она снова зарыдала, закрыв лицо руками.       Кальвен шагнул ближе.       — Императора отравили, — коротко ответил он за неё.       Леран резко обернулся. В один миг на его лицо сменились неверие, злость, ужас. Он хотел что-то сказать, но его слегка качнуло, и он оперся рукой о колонну, прикрыв глаза.       — Кто посмел? — тихо, но со сталью в голосе, спросил он.       — Всё произошло слишком быстро, — продолжил Кальвен, глядя на него прямо. — Кто бы ни стоял за этим, готовились они давно. На их сторону перешло много слуг. Стража. Даже часть армии.       Разговор прервал вернувшийся сержант:       — Можно выдвигаться! Всё готово!       Кальвен кивнул.       — Идём, — он шагнул в сторону толпы, бросив последний взгляд на Лерана. Тот, обняв жену Императора за плечи, смотрел куда-то в стену неподвижный, как статуя, с лицом, которое трудно было прочитать — то ли в нём была злость, то ли пустота.       Толпа медленно двигалась через пустые коридоры дворца, и каждый шаг эхом отдавался среди высоких расписных стен. Звуки их шагов и дыхания, казалось, разрезали тишину, нарушая покой старинных залов. Кальвен шел впереди с небольшим отрядом стражников, скользя взглядом по стенам и чувствуя, как с каждым шагом растет тревога. Он никогда не видел дворец таким безлюдным. Всё казалось знакомым — повороты коридоров, которые он мог пройти с закрытыми глазами, выученные наизусть за долгие часы стояния на посту узоры на дорогих дубовых дверях, даже тот проклятый фикус в несуразном глиняном горшке, о который он не раз спотыкался. Всё было на своих местах. Но сейчас дворец, окружённый тишиной, казался чужим, неуютным и опасным. Стены словно выцвели, стали холоднее, каменные статуи львов, раньше казавшиеся забавными, теперь смотрели с укором. Даже потолки казались выше, чем он их запомнил, и в этом обманчивом просторе что-то тревожило. Кальвен никогда бы не подумал, что просто отсутствие вечно раздражающей суеты и трескотни служанок может так изменить атмосферу этого места. И, видимо, так казалось не только ему. Толпа, собравшаяся за его спиной, вела себя необычайно тихо, словно боясь потревожить тишину дворца, нарушить её хрупкую гармонию и навлечь на себя его гнев.       Только один человек нарушал эту атмосферу. Это был господин Лаверт. Он не умолкал ни на минуту, о чем-то без усталости расспрашивая третью жену покойного Императора. Его цветастое одеяние всё время мелькало на краю зрения, отвлекая внимание. Он всегда любил приодеться, но сегодня, казалось, превзошёл сам себя. Даже на фоне разукрашенных наложниц он выделялся. Женщина, не отходившая от него ни на шаг с самых ворот дворца, отвечала ему сбивчивым шепотом. Слова её до Кальвена доносились лишь обрывками:       — Первая жена Элеонора незадолго уехала навестить родственников в Сидон, Арианна отправилась с ней, а Элина... Элину... Боги...       Её голос перешел в дрожащие всхлипы.       Кальвен не вслушивался в эти слова. Он был слишком занят другими мыслями. Всё, что его сейчас интересовало, — это довести людей до башни, где они смогут найти хоть какое-то укрытие. А дальше, будь что будет. Он мог с чистой совестью сказать, что долг исполнил в полной мере.       Вот она, та самая «пенсия» заслуженного вояки. Спокойная жизнь в стенах дворца, среди дворцовых красавиц и дорогого вина. "Забудь о боевых действиях, о сражениях, достаточно просто стоять в роскоши, лишь кланяться тем, кто носит дорогие одежды, и всё будет прекрасно..." Кальвен уже успел проклясть тот день, когда послушал слова своего давнего боевого товарища. Воспоминания о капитане Тэлине отозвались горечью в сердце. Пережить столько ожесточённых битв, победить самых кровожадных врагов на поле боя и погибнуть от ножа в спину, предательски воткнутого своими же подчинёнными. Кальвен скрипнул зубами. Вот знал же он, что следовало держаться подальше от этого дворцового гадюшника, но теперь уже поздно. Там, в саду, он был готов погибнуть в сражении, как и полагается солдату. Но вмешался Леран. Его план был хорош, это было сложно не признать. Однако Кальвен не мог отделаться от мысли, что они не просто отсрочили неизбежное, но и сделали всё только хуже.       — Детей Императора должны были укрыть в тайной комнате на северной стороне дворца! Нужно немедленно туда пойти и забрать их! — резко прервал его воспоминания строгий голос Лерана.       Господин Лаверт нагнал его и теперь тяжело дышал рядом, пытаясь поспеть за его быстрым шагом.       Кальвен сдержал тяжёлый вздох.       — Мы не можем идти туда всей толпой. Сначала мы доведём всех до башни, а потом подумаем, что делать дальше. Леран уже набрал в грудь воздуха, готовясь разразиться очередной порцией недовольства, но осёкся, когда из смежного коридора донёсся резкий шум. Кальвен мгновенно застыл, подняв руку, давая сигнал своим стражникам остановиться. Все замерли, прислушиваясь. Из глубины коридора доносились приглушённые крики и глухие удары металла о металл. — Сержант, останьтесь с людьми, — понизив голос, скомандовал Кальвен и кивнул на свой отряд. — Вы — за мной, тихо.       Достав мечи, они прижались к стенам и начали двигаться вперёд, скрываясь в полумраке коридора. Звук становился всё громче. Впереди уже проступал выход, и из-за поворота ярким пятном виднелся просторный зал.       — Приготовиться, — тихо скомандовал Кальвен.       Подойдя к выходу, он осторожно выглянул из-за угла. В просторной гостевой зале царил настоящий разгром. Перевернутые подносы с фруктами, сдернутые шелковые балдахины, висевшие обрывками. Пол был усыпан осколками битого фарфора и пухом от разорванных подушечек. В перевёрнутой резной триноге с курительницей всё ещё тлели благовония. На коврах лежали неподвижные тела слуг и наложниц — некоторые не успели даже встать из-за столиков для еды и теперь покоились среди битой посуды и фруктов. Кровь сливалась с виноградным соком, разлитым из опрокинутых кубков.       В центре залы шла жестокая схватка. Несколько мужчин в одинаковой форме дворцовой стражи дрались с мятежниками, и с первого взгляда было сложно понять, кто на чьей стороне. Кальвен, присмотревшись, узнал своего дозорного — в самом начале бунта их разделили в суматохе.       — Вперед! Поможем им! — выкрикнул Кальвен.       Подняв меч, он первым бросился в гущу сражения. И тут же сцепился с рослым блондинистым в грязном доспехе. Лицо этого парня было знакомо — он не из отряда дозорных, но Кальвен не раз видел его на посту у дверей Императорской семьи. Это вывело Кальвена из себя. Вот ведь ублюдки, — подумал он. Что им не хватало? Не достаточно хорошо кормили? Не хватало золота? Насколько нужно потерять честь, чтобы предать того, кто тебе доверил свою жизнь? Со злости Кальвен ударил мечом со всей силы. Здоровяк отшатнулся, едва не выронив оружие. Враги, увидев, что перевес сил уже не на их стороне, начали отступать. Двое из них не стали сопротивляться и просто бросились бежать. Остальные, заметив это, быстро последовали за ними. На месте остался один — совсем молодой парень, скорее мальчишка. Он растеряно метался взглядом между разбегающимися товарищами и отрядом Кальвена, явно не понимая, что ему делать.       Еще пару мгновений он сомневался, потом всё же неуклюже поднял меч:       — Мы боремся... за свободу! За силу! — с запинкой прокричал он, скорее испуганно, чем воодушевлённо.       Кальвен, перехватив оружие, уже шагнул к нему, но тут прямо из-за его плеча выскочил Лаверт и встал между ними.       — Даник! — в ярости закричал Леран на весь зал. — Ты что, с ума сошел?! Я знал, что у тебя салома в голове, но не думал, что настолько!       Мальчишка в замешательстве отшатнулся, на его лице отразился ужас.       — Я... я... — заикался он, все больше опуская голову. — Я... надо бороться за перемены... — меч в руке заходил ходуном, но он поднял его ещё выше.       Кальвен нахмурившись, шагнул было вперёд, но Леран как бы случайно сдвинулся в сторону, загораживая ему путь, и заорал так, что даже у Кальвена заложило уши:       — Перемены?! С каким лицом ты тут про перемены говоришь?! На кого ты меч поднял? На меня, который выкупил тебя из рабства?! Устроил жизнь во дворце! На Императора, который тебя приютил?!       Парнишка сжался, его глаза затуманились слезами, а слова стали всё менее осмысленными.       — Я не против... я не против вас... я просто... хотел...       Леран шагнул к нему, зло вырвав меч из его рук. Парнишка едва не потерял равновесие и, уже почти плача, пытался продолжить мямлить:       — Нет... я не против вас, но...       Но Леран не дал ему продолжить:       — Замолчи, — рявкнул он. — Потом с тобой поговорим.       Он схватил мальчишку за плечо и уверенно потащил его мимо Кальвена к слегка опешившим стражникам, стоявшим позади. Он грубо толкнул мальчишку в их сторону, отдав краткое распоряжение:       — Он пойдет с нами.       Кальвен выругался сквозь зубы. Ну вот еще не хватало проблем...       — Глаз с него не спускайте, — хмуро процедил он товарищам.       Спасённые стражники подошли к Кальвену, тяжело дыша, с лицами, залитыми потом от недавней стычки. Один из них, опершись на меч, благодарно взглянул на своего командующего.       — Слава богам, что вы здесь, — проговорил он, восстанавливая дыхание. — Мы уже думали, что остались одни.       Кальвен едва кивнув, сразу перешёл к делу:       — Вы знаете обстановку во дворце? Боковая башня занята?       Его взгляд невольно скользнул на Лерана, который всё это время молча стоял рядом. С раздражением Кальвен отметил, что снова приходится следить за этим вечно беспокойным аристократом, чьё поведение было абсолютно непредсказуемо. Внимание Лерана ко всему, что происходило вокруг, всегда превращалось в ещё одну попытку найти для себя приключение. Сейчас, однако, господин Лаверт был явно выбит из колеи. Его взгляд метался по помещению, осматривая обломки, тела и опрокинутую мебель. На его лице переплетались разные чувства — отвращение, злость или, возможно, потрясение от того, что он впервые стал свидетелем подобного хаоса. Он пытался сохранить лицо, но то, как он избегал смотреть на пятна крови на мраморном полу, выдавало, что он не привык видеть подобное и не знал, как реагировать.       Стражник, всё ещё тяжело дыша, наконец смог выговорить:       — Южное крыло занято полностью, мы пробивались оттуда с боем. Башня, по нашим сведениям, должна быть свободна. К чему им эта башня? Там никого не было до нападения.       Леран, словно опомнившись, встрепенулся и поспешил подойти ближе:       — А северное крыло? Что с ним?       — Там тоже вроде спокойно, — пожал плечами стражник.       Кальвен уже предугадывал, что Леран снова начнёт настаивать на том, чтобы немедленно направиться туда, и поспешил перебить его:       — Возвращаемся к людям и быстро движемся к башне. Нам нужно попасть туда, пока есть возможность. Она совсем близко.       Не дождавшись ответа, Кальвен развернулся и быстрым шагом направился в коридор.