Прости меня, отец

Он стоял на крыше ещё не проснувшегося монастыря, глядя на холодный застывший мир. Порванная грязная ряса развевалась на мерзком осеннем ветру – он даже не поменял её на чистую. Мрачная серая осень шагала по миру, греша самым страшным – унынием. Но сегодня, на этом холодном бесстрастном рассвете, чёрные тучи особенно сильно сгустились над куполами с золотыми поблёкшими крестами. Словно сам Господь Бог был разгневан решением своего раба, но ничем не мог помочь. Смирился. Он медленно посмотрел вниз безжизненным пустым взором, словно больше ничего не имело смысла, и его колени по привычке дрогнули. Однако это вовсе не являлось настоящим страхом – настоящий страх давно был пережит, а всё, что от него осталось, так это лишь горькое послевкусие, которое обычно бывает после падения в грязную лужу. И после случившегося. Трус и ничтожество, столкнувшийся с настоящей безбожной реальностью… Кем ты себя возомнил? Ноги снова дрогнули, и опять не из трусости, а ради проверки. Как новоиспечённый убийца-параноик репетирует своё первое настоящее кровопролитие на собаках или кошках. Он перевёл взгляд на измазанные какой-то грязью и налётом ладони. От них до сих пор пахло освещённым маслом и свершённой гадостью. Он не хотел бы это вспоминать, да толком и не помнил – лишь отвращение к самому себе и желание помыться. И желание покончить с этим. О, мой милый, насколько же низко ты можешь пасть?.. Босая ступня вдруг взмыла так высоко и замерла над пропастью в бесконечность, а ветер, с живостью присущей осиротевшей доброй дворняге, лизнул её. Словно зазывал за собой, словно умолял составить ему компанию. Зачем же томить вас? Вы ведь наверняка знаете, что сейчас произойдёт? После он всенепременно шагнёт вниз, очернив своё имя самым страшным грехом и поставив точку в своём существовании. И вы окажетесь правы, ведь мой читатель всегда прав. А теперь перед вами история о том, что вы нахуй только что прочитали.