Красная метка

      Визит в поместье Синешаля был тщательно спланированным спектаклем, где Кайдену отвели роль прилежного наследника. Роскошь, окружавшая семейство советника, была иного рода, чем в замке Вальмондов — не родовое благородство, а демонстративная, почти вызывающая мощь. Серебро, магия, застывшая в кристаллах, свита могущественных альф с колючими взглядами.       А Элиан в собственных покоях был еще более идеален, чем на балу. Его улыбка отрепетирована, жесты выверены, а разговор вертелся вокруг придворных сплетен, моды и легкомысленной магии, что лишь подчеркивало его статус — драгоценность, созданная для украшения власти, а не для ее применения. — Отец говорит, ваша сила Времени — одна из величайших в королевстве, — сказал Элиан, подавая Кайдену чашку ароматного чая. Его пальцы едва коснулись Кайдена, и тот почувствовал лишь пустоту. — Она имеет свои применения, — сухо ответил Кайден, глядя в окно на чужие, безупречно подстриженные сады. Он думал о хаотичном, живом саду Торренов, где Лео когда-то сказал: «Я бы просчитал, как остаться здесь… чтобы ничего никогда не менялось».       Синешаль присоединился к ним, его оранжевая метка «Подавления Воли» отбрасывала на стены тревожные блики. Беседа мгновенно перешла в политику. — Ваш отец — человек дальновидный, Кайден, — начал Синешаль, его голос был гладким, как масло, — он понимает, что нынешний курс «Равновесия» ведет королевство к пропасти. Раздавать ресурсы тем, кто не способен их удержать… герцог Торрен, при всех его талантах, мыслит слишком узко. Он не видит общей картины.       Кайден молчал, сжимая пальцы на коленях. Каждая похвала в адрес его отца и каждое уничижительное упоминание о Торренах чувствовались как пощечина. — Король, — продолжал Синешаль, понизив голос, — устал. Его политика… мягка. Слишком мягка для эпохи, которая грядет. Сильные дома должны сплотиться. Государство верующих в стутжтки с огромной армией за нашими границами набирает мощь. Мы должны взять бразды правления в свои руки. Обеспечить… стабильность и безопастность, — в его устах это слово звучало как угроза.       За обедом герцог Вальмонд и Синешаль обсуждали детали будущего союза, как будто речь шла о слиянии двух торговых компаний. Призывы, территории, влияние. Кайден был лишь активом в этой сделке, а Элиан — красивым приложением.       Вернувшись в свою временную комнату, Кайден чувствовал себя запачканным. Он подошел к умывальнику и с силой утер лицо ледяной водой, пытаясь смыть с себя прилипший сладкий аромат Элиана и тяжелый, давящий запах власти.       В кармане его фрака лежал маленький, грубо обработанный латунный механизм — одна из первых удачных деталей от их с Лео «метателя семян». Он сжал его в кулаке, пока острые грани не впились в ладонь. Эта маленькая, неидеальная вещь была реальнее всей сегодняшней показухи.       Из окна была видна дальняя стена поместья, а за ней — огни города. Где-то там был Лео. Возможно, в своей комнате, за чертежами, которые больше никто не оценит. Или в библиотеке, пытаясь найти в книгах ответ, как остановить надвигающуюся катастрофу.       Кайден представил, как останавливает время прямо здесь, в этом чужом, враждебном месте. Останавливает и бежит. Бежит через замерзшие сады, через весь город, к нему. Чтобы сказать… что? Что он предатель? Что он знает обо всем и ничего не может сделать?       Он разжал ладонь. Крошечная шестеренка лежала на коже, оставив красный след. Она была частью чего-то большего. Частью механизма, который мог приносить пользу. Так же, как Лео был частью его самого. И вырвать эту часть означало сломать весь механизм своей души.       Он понимал теперь истинную природу силы Синешаля. Это было не просто «Подавление Воли». Это была эрозия. Медленное, неумолимое стирание всего, что делало человека собой. Под его влиянием воля гнулась, трескалась и в итоге рассыпалась в прах, оставляя лишь удобную, послушную оболочку.       Кайден посмотрел на свое отражение в темном окне. Над ним плыл желтый символ Времени — сила, которая могла заморозить все, кроме ржавчины, разъедающей его изнутри. Он дал себе слово. Они могут сломать его. Могут заставить жениться. Могут заставить отречься. Но последнюю, самую главную часть себя — память о том, что он чувствовал, стоя рядом с Лео в саду Торренов — они у него не отнимут.       Она станет его тихим бунтом. Его личной, тайной силой, с которой не справится ни одно «Поглощение» и ни одно «Подавление» воли.