Бегущие от демонов за солнцем: воскресший детектив и физхимик-асура

Они ехали в молчании. Фугон позволила себе все это время смотреть на хмурящееся небо. Потому что чувство ясности пустило крепкие корни в ее душу. Хисен уже все нашел. Доверять ему — ее долг. И она знала, что сохранить это чувство — это куда более важно, чем ставить улики на первое место и расспрашивать сейчас. Не улики раскрывают преступление, а люди. И их чувства поэтому важнее. За окном синими китами проносились стеклянные высотки центра. Бюро приближалось.

***

От колес раздалась тишина, и, прежде чем вылезти, Фугон взглянула в сторону водительского сиденья. Поставив спинку кресла перпендикулярно полу, Хисен сидел наполовину в тени. Фонарь, стоящий напротив бюро, поливал парня бледным светом, который смотрелся так, словно Хисена облили молоком. Но тот не тонул, а словно парил в нём. В этом нашлась его странная особенность. Откуда такая отстраненность от мира? Не она ли причина выбора Дзисацу? Хисен блеснул темными глубоко посаженными глазами в ее сторону. Поглядев еще немного на молчаливого напарника, она нашла ладонью ручку и потянулась за открывшейся дверью. И интуитивно возвела глаза к небу. Иссиня-красноватые пятна прилипли к темнеющей бездне, а когда Фугон задрала голову, они мягко коснулись высокого здания бюро, делая городское здание каким-то потусторонним. Фугон не знала, откуда такая ассоциация… …Но следующая, заставившая сорваться с места, была вполне понятна. На самом краю крыши стоял человек. Оставляя сведенный потолок и увешанные объявлениями стены смыкаться за спиной, Фугон лавировала между людьми, как угорелая. И судорожно кое-что припоминала: Показав средний палец старику, в сопровождении шокированных взглядов она тащит напарника в сторону выхода из бюро… ...И длинным черным сапогом ударяет под колени Хана, заставляя лакированные ботинки подскользнуться на грязи, которую оставил на полу торопящийся увидеть друга Мичайо. — А-А-АХ ТЫ ТВАРЬ! Брюнет даже не дергается, когда его клиент с грохотом падает на землю, не без оглушительного скрежета пытаясь ухватиться за косяк. Она ускоряет шаг, просто проносясь мимо выхода на лестницу. Уверенными движениями открывая толстую прозрачную дверь, ведущую на лестницу, Фугон залетает внутрь. Впереди открывается огромная пустота между тонкими перилами и высокими ступенями, и всюду тянутся золотистые нити. Подцепив свою собственную, Фугон замахивается уверенным движением и резко бросает. Конец цепляется за перила наверху, как крючок, и Фугон резко дергает на себя, вмиг заставляя нить потянуть за собой ее тело и оставляя пустоту все так же обволакивать тонкие, но крепкие перила и высокие ступени. Она просто выхватывает шестерёнку из механизма общей гурьбы, которая всё равно, что является чертежом того, как всё тут держится на этом самом механизме. И на время разрушает случайную ступеньку, чтобы через законы логики, по которым ступенька не может просто так разрушиться, встает на её место, возвращая нить.

***

Она так упорно бежала по оставшимся трем этажам, что сил на шок от увиденного просто не хватало. С края крыши на нее смотрела недавно увиденная девочка, но уже без газеты. На ветру развевались длинные белоснежные волосы, не давая увидеть другие дома, и, словно защищая ее, вокруг худого тельца кружила юбка, в которой девочка прятала руки. Фугон уперла свои в бока, пытаясь отдышаться морозным сумеречным воздухом. Девочка же крутила головой во все стороны. А потом резко остановила взгляд на ней и спрыгнула. Фугон неуверенно шагнула вперед: — Хей? — но девочка молчала. В закатном сиянии она не блестела и не бросала тени, лишь становилась полупрозрачной. А затем ее накрыла тень от массивного облака липкой паутиной, и, словно поглощенная пауком муха, эта девочка исчезла…

***

Мичайо любит выпить горячего какао, говоря, что это кофе и приходит до своей смены, чтобы увидеться с Хисеном — своим бывшим однокурсником, а по совместительству лучшим другом. Он любит брать панковскую одежду на размер больше. Чем больше одежда — тем размашистее движения. В его панковской одежде умещается вся та гамма чувств, что отяжеляет грудь вместе с накаченными, потому что Мичайо любит спорт, мыщцами. Он любит не столько спорт, сколько экстрим, который помогает выплеснуть весь накопившийся стресс. А еще чем больше в жизни спорта, тем сильнее обостряются органы восприятия. И поэтому Мичайо не трудно уловить чужой бег, попивая какао и поднимая рукой гантелю. Лениво повернув голову к открытой двери, он ловит взглядом, как та девушка, которая работает с Хисеном, просто врывается на лестницу. Стаканчик с какао и гантели летят на стол, а Мичайо вслед за девушкой. Но тут рефлексы приказывают остановиться. И через секунду перед Мичайо пробегает Хисен. — Хисен! — названный резким движением головы оборачивается и, только заметив друга, дёргается в его сторону, — Куда вы? — Мичайо перевёл недоуменный взгляд на дверь, за которой исчезла девушка. — Не знаю, это Фугон вдруг побежала, — Хисен кивнул в сторону лестницы, когда Мичайо хмуро посмотрел на него. Второй почесал затылок: — Так вот, как её зовут... — Мне нужно бежать, — Хисен развернулся уже на бегу, и Мичайо незамедлительно рванул следом.

***

Сзади послышался топот. За ним последовал скрип двери и за ту секунду, пока Фугон оборачивается, на крыше оказывается уже три человека в иссиня-серых объятиях влажных сумерек А за ними горизонт изрезали высотки, меж которыми с облаков уже не сквозило красноватое сияние. Теперь они бледными румянами растекались вдали, от чего Фугон удивлённо выдохнула. Это же как долго она тут стояла с той девочкой? Неужели они так долго просто смотрели друг на друга? Нет. Тогда Хисен и Мичайо давно бы тут стояли, они бы ее окликнули. Если только их что-нибудь не задержало... —...Фугон! — Мичайо тряс её за плечи. Нос пощекотал запах какао. — А..? Хисен попал в поле зрения справа от трясшего. Неожиданно Фугон подалась назад, чувствуя, как внутри разливается, не давая игнорировать, подозрение… Интуиция подсказала, что причина, по которой они задержались, кроется в одном из синих китов зданий недалеко от бюро. Что-то такое она в них заметила... Точно! За стеклом одного из зданий всё было опечатано. Богач вполне мог привлечь бюро для надежности расследования. — У нас новое задание, да? — Фугон улыбнулась, склонив голову. —...Фу...! А..? — ладонь Мичайо на её плече всё сильнее растопыривала пальцы по мере того, как его лицо вытягивалось, — Откуда ты знаешь? — Пошли, — она лёгкими движениями двинулась в сторону выхода с крыши.

***

Убийство. Одного из семьи Якудза, не того, с кем они недавно виделись, застрелили, и его сестра — знаменитая певица с псевдонимом Томико Ияшикей — привлекла частных следователей, когда приехала на место преступления. Это оказалось дело Мичайо, но Хисен сам вызвался помочь. И про Фугон не забыл. Итак, начнем. — Как думаете, за что его могли убить? — в голове Фугон не было ни единой идеи, — Замечали ли Вы что-то странное в его поведении? — и она спокойно перечисляла базовые вопросы, пока киллер напротив прожигал ее молчаливым взглядом. В торговом центре оказался полицейский на выходном, который смог предотвратить побег преступника. И теперь, сидя в полицейской машине один на один с убийцей, потому что Хисен достал ей фальшивое удостоверение, Фугон чувствовала где-то там в глубине свободу. Что творится в душе киллера? Она прекрасно знала. — Слабак… — Фугон аккуратно откинулась на кресло, утонув в его ширине, — Ни убить нормально, ни ответить не можешь? — брови полетели вверх, а когда она задрала голову, в уголках губ зачесалось от волос, упавших на лицо. Чужой смех тихо рассыпался по воздуху острыми камешками. Отлично. Она уставилась в серые глаза тяжёлым, как один огромный булыжник, давящий мелкие камни, взглядом. Губы чётко выпускали слоги: — Таким неженкам, как ты, не понять, что такое настоящее убийство… Так ты думаешь? — его потрескавшиеся пухлые губы искривились в умилительной улыбке, приподняв рыжую щетину, — Ты книжек перечитала — Хех. Только не такому юноше, как ты, мне это говорить, — а теперь золотой час: сложив пальцы пистолетом в сторону киллера, она подалась вперед, склоняя голову и делая взгляд пустым, — Ты считаешь себя равнодушным убийцей? — в голосе чересчур острил вызов, заставивший псевдоубийцу вскинуть густую бровь, — Балбес… — она выдержала паузу, пока в пятнах фонаря его лицо отливало чем-то бледным и болезненным, —...Тебе лучше не знать, что такое настоящее убийство, — Фугон с почти искренней радостью оголила белые клычки, — Ты никогда не познаешь этого чувства облегчения и превосходства… — в горле защекотало, как от вина, когда она потянула теплый воздух, задирая голову, как утопающий, только сказать получилось так, словно салат жевала, — А знаешшь, п-о-ч-е-м-у? — она медленно запустила руку в карман, — Потому что быть жертвой — голос опасно понизился, — Это все, что твое сердце будет помнить... — и одним движением сделала выпад ножом в его ребра. Глаза расширялись вместе с сосудами на его висках. Из чёрной кофты медленно, почти нежно, с хлюпом показалось чистое лезвие. И окровавленный конец. Она ощутила собственную трясущуюся руку. И улыбнулась. На лице убийцы блестела испарина. Лицо посерело. Ткань кофты извивалась от прерывистого дыхания, как загнанное животное. Руки в наручниках встали блоком после удара. — Больно? — голос дрожал, — Неужели ты израсходовал все свое равнодушие на убийство? — Фугон склонилась к нему, — Идиот, помешанный на деньгах. Ничего другого не можешь, кроме как киллером работать? Возомнил, что ты безжалостен? — она рассмеялась уже по-настоящему, откинув голову и трясся руками, в одной из которых блестело лезвие. — Слушай сюда… — прокрутив нож, Фугон с удовольствием наблюдала, как напуганный взгляд цеплялся за лезвие. Фугон сейчас важно создать образ психопатки. Била то она действительно с силой и скоростью, необходимыми для того, чтобы заколоть. Просто в последний момент сильнее связала между собой молекулы воздуха, увеличивая его плотность настолько, дабы хватило на снижение урона, пусть и за миг до падения воздуха, до неглубокого пореза по чувствительной точке. И после этого дрожала от напряжения. Фугон расслабила веки. — Ты эгоистичная свинья, а не убийца, — голос хрипел, — И сейчас я предлагаю тебе нечто гораздо более ценное, чем,— она сплюнула, — Деньги, — и снова склонила голову, с пустым взглядом протягивая нож и опираясь локтями о колени, — Хочешь, спрячу в твоем рукаве? Тот резко согнулся и закашлял под пристальным взглядом Фугон, а потом, придя в себя, судорожно кивнул. Выполнив обещанное, она лишь спросила: — Кто твой заказчик? Ответ выстрелил незамедлительно. — Фанат его сестры. Назвался Томио Ияшикей. А затем тот нахмурился. — Больше ничего не скажу, — он сжал кулаки, — Только попробуй сказать кобанам о ноже. Ее пальцы забарабанили по коленной чашечке. — Что ты делал в последние недели перед убийством? — от слов в ушах звенело. Тот вздохнул и устало зашевелил ртом, выдавая запах нечищенных зубов... ...Но она опередила: — Давай без этого... — но сделала запинку из-за звона в ушах. Он ухмыльнулся. —...Не могу выдать клиента. Она оскалилась. — Мы оба знаем, что тебе по барабану, что и где теперь будет происходить. Он осёкся... И уставился глаза в глаза. Хех. Выпучив свои в ответ, Фугон сосредоточилась на веках оппонента. В воздухе начали медленно расти золотистые нити... И сквозь воздух, показавшийся таким вязким, их кончики заструились друг к другу. Фугон знала, что они как связи в молекулах. Достаточно пустить лишний электрон, чтобы они соединились. И электроном стало воображение Фугон: она представила то ощущение, которое дарит сила: лёгкое покалывание под кожей. И поверила в это чувство И золотистые кончики соединились. Фугон с дрожью и звоном в ушах расслабилась. Киллер же, прищурив проигравшие глаза, нехотя выдал: — Следил. Фугон мысленно вскрикнула: «Есть!» — но спросила спокойно: — Он вёл себя странно в последнее время? Она облизнула губы. — И в чем это выражалось? — на резко сцепившиеся пальцы упал подбородок. Убийца устало выдохнул прежде чем сказать: — Он встречался с человеком. В баре. Они говорили о каком-то счёте. Фугон застыла. —...Где этот бар?

***

— Узнала что-нибудь? — Хисен склонил голову. — Да, — улыбнулась Фугон, — И ещё, — она кивнула в сторону машины с киллером, — Скажи полицейским, что у него нож.

***

Нити связи несли взгляд к красным вспышкам в черном панцире камер. — Прикрой меня, — и тут как крыло ворона, закрывающее солнце, Хисен чем-то непроницаемым замер позади, не пропуская нити чужого внимания. А камера начала медленно расплываться перед глазами, идя серебристой пеной, словно отращивая кристаллы, когда Фугон снова «пустила электрон». И на гранях кристаллов, дрожащих в такт быстрым ударам сердца, замерли различные силуэты. Они парили в разноцветных отсветах между мостиками связей. Разноцветных потому, что это луна и солнце сменяли друг друга, она видела людей за последние несколько дней и ночей. И чем дальше приходилось пробираться, тем больше Фугон теряла связь с реальностью. Застыть на месте, погрузиться в счастливые воспоминания людей, которые вокруг… Разве не этого хотят самоубийцы? Не ощущать, как ветер разбивается о протянутую к небу ладонь, а скользить ввысь на его потоках... Разве она когда-то хотела этого..? Фугон почувствовала, что уже нечем дышать... Как чужая рука погрузилась в этот граненый на воспоминания и связи омут... И разрушила. В шее защемился нерв, когда Фугон резко отвернулась от камеры. Словно выныриваешь на поверхность. На ее голове лежала рука Хисена. Сам он стоял с сосредоточенным лицом и закрытыми веками, чуть дрожащими, видимо, от количества концентрации. Но через секунду Фугон ощутила эту концентрацию и внутри себя. Словно в голову вплавляли черную, воронью корону, вдавливая под глаза нечто, охлаждающее изможденный мозг. Под ее подбородок затекла капля пота, очерчивая его линию… Приподнятую навстречу спасительной ладони. На щеках лежало солнечное тепло, а на голове спокойствие. Такое желанное… Даже до странного. Фугон точно ощущала не столько спокойствие… …Сколько нейтрализацую. Потому что покалывание от её силы и холод от его сменило успокаивающее онемение, кстати, захватившее и защемленный нерв. Словно болевой шок после травмы… Это как кислота и основание… Во время нейтрализации можно увидеть, что вода похожа на лёд: вся испещрена линиями, точно куски прилегали друг к другу. Это деформация. Как травма. Нечто подобное — это космические струны. Они возникли вместе со вселенной, как дефекты. Они могут хранить в себе первозданные законы, как, например, более быстрая скорость света, и если лететь вдоль такой струны, то можно эту скорость развить. А возможно ли запечатать в ощущение, когда их силы сталкиваются, нынешние законы физики? И можно ли ими управлять? Что получится, если они одновременно используют свои силы на чём-то? В этот момент Хисен медленно, словно нехотя, убрал ладонь. Фугон заметила каплю пота на его виске. И как-то неосознанно потянулась стереть ее. Пальцы быстро скользнули по бледной и жесткой коже, а туманный взгляд захватил чужое лицо, наполненное таким выражением, словно он недавно проснулся. А затем в глазах Хисена отразилось два немых вопроса. Качнувшись, Фугон ответила только на один: — Я ушла совсем далеко, не могу понять, как давно это было, но здесь Якудза встречался со слугой Габриеля. Подсказывает мне интуиция, что все не так просто, — точно из омута окончательно выбралась. А Хисен на несколько секунд задумался прежде чем ответить, как ни в чем не бывало: — А мне кажется, что у них просто свои счеты, и к делу господина Хана это отношения не имеет, — он наклонился, — Два месяца назад Белла Пасшенет попала в аварию, а дочь Якудза была с ней в машине. Девочка не выжила. Что ты об этом думаешь? Ранее... Фугон дернула Хисена. — Поищи какие-нибудь новости о Белле Пасшенет. — Хорошо. Сейчас Фугон чувствовала лишь недоумение. Разве ответ не очевидный? — Что это надо проверить. Предлагаю, — она непринужденно взмахнула плечами, но стоило взгляду поймать реакцию Хисена, как в теле появилась напряженность: он весь остекленел, глаза стали в кучу, на лбу проступили морщины, Хисен отстранился, — Кхм, — Фугон прокашлялась, настороженно подмечая его странную задумчивость, — Разделиться: я займусь тем, что происходит у Якудза с Габриелем, а ты продолжай проверять команду археологов, — и она вся собралась, ожидая ответа. Хисен взглянул исподлобья, и зубы Фугон непроизвольно зацепились за губы: он просто проявил недоверие, а в её голове тут же ураган пронесся. Осознав это, Фугон, наконец, расслабилась. И тут Хисен резко встрепенулся: его рука перелетела на чужое худое плечо: — Давай постараемся, — это он промямлил, а вот в следующий миг взгляд стал прямым и участливым, — И еще, — он слабо улыбнулся, и Фугон с легким недоумением встретила искры, мелькнувшие в расширевшихся зрачках; искры ответили только ощущением потаенного пламени. Фугон вообще ничего не понимала сейчас. И это злило. Хисен на миг запнулся. А потом улыбнулся. И сказал: — Расслабься. Фугон отмерла. Множество голосов разом пронесли в голове это простое слово. — Не расслабляйся, — приторно смеялась Дзисацу, оставляя крышу все дальше в танце по воздуху, — А то сожрут, — и на лице заходил хоровод дьявольских улыбок, которые девушка меняла, как перчатки, не решаясь носить одну. Эти слова электрическим разрядом проносились от кончиков пальцев ног до напряженной спины под строгим взглядом хореографа. «Расслабься» — говорил семейный психолог перед судом. И это велела сделать после очередного проигрыша Фугон та дура. И это ненавистное слово преследовало ее от гостиной главного археолога… Хотя казалось таким невинным. Если произнесено Хисеном. Она сглотнула и медленно вдохнула, прикрывая глаза. — Постарайся изменить их жизни, — послышалось от напарника Выдох. Вдох.

***

Днем стены дома Якудза отдавали чем-то золотистым. С недавних пор драгоценный оттенок стал для Фугон особенным, личным. Первозданным. И казалось, что в его объятиях никаким демонам не спрятаться. А, значит, надо этих самых демонов выманить. — Как Вы думаете, Якудза, — Фугон наслаждалась тем, как медленно чай заполнял выпрямленный осанкой пищевод и от души улыбалась, — Кто бы мог переписать счет Хана на другого человека? Сгорбленные плечи и морщины на коже Якудза делали его похожим на болезненного сфинкса. Он весь встрепенулся от слов Фугон, и этим не смог защитить тайны своей золотистой гробницы. Впрочем, для нее все равно его замыслы оставались загадкой. Несколькими часами ранее, до рассвета... От труб доносися тихий гул, наполняя емкость крыши невидимым морем, в волнах которого путались рассветные лучи. В волосы Фугон доносил липкость городской пыльный ветер, словно стремясь связать их и вместе с одеждой унести куда-то на восток. Но ноги не давали юбке слететь, беспечно размахивая над закоулком района Санья, где она провела столько дней и ночей с Дзисацу. Где под руками стелился холодный металл, под темнотой небесного свода бледные пятна зари, а под широкой футболкой брата капли росы. Вкупе со всем остальным это и вправду создавало иллюзию какого-нибудь каменного берега северного моря. По гребням волн бы мелко рассыпáлись румяные закатные осколки, как камушки под голыми ногами, отдающими синевой, потому что Фугон было бы всё равно на холод, она сама как волна — всегда движется наравне с ветром. И зачастую с северным. Она бы поджала пальцы ног, точно мелкий булыжник схватила. И за ней бы обязательно повторила Дзисацу, на которой даже красноватое сияние кажется холодным. Север словно был её родиной, он идеально ей подходил. А затем она так же северно спросила бы свое неизменное: «В чем смысл?» — а в ответ Фугон бы рискнула и отправила молчаливую улыбку. Отметила бы, насколько глубокой кажется пустота в черных глазах, с какого же не следящего за собой трупа она сняла очередную мешковатую одежду, и что будет за тишину вместо объяснения. Но Дзисацу… Фугон бы тяжело вздохнула, потому что ее собеседница конечно же ничего бы не предприняла. И продолжила смотреть на штиль. Будь Дзисацу здесь сейчас, она бы спросила, вглядываясь в лицо своей недоподопытной: — Якудза и Габриель… — и выдержала бы паузу. И за эту паузу по нежной коже Фугон, особенно на талии, прошлись бы мурашки от всепоглощающего холода. Хотя голос Дзисацу не менее холодный, он хотя бы отвлекает. Все те дни, что она рядом. И сейчас он отвлекает от всех эмоций, ставя перед фактом. — Разве эта их ситуация с дочерью и счетом Хана… Не жалкая? Может, Габриель подставил Якудза перед начальником? Захотел лишить его денег и работы? Просто выжидает? Разве НЕ ЭТО твоя интуиция подсказывает? Фугон бы скрипнула зубами. — Я не верю, — и нарочно бы не смотрела на Дзисацу, наблюдая за тем, как на потухшем небе медленно расцветают, подобно плесени, свинцовые тучи, которые частенько нависают над безмятежными волнами северного моря, отражаясь там и делая их похожими на жизнь тех, кто потерял нечто дорогое: мутную, топящую, еле двигающуюся вперед, потому что в их жизни ветра и бурь нет. Только серый цвет. Им все равно на деньги и положения. Единственное, что на них влияет — это причина мутности. Она может проявиться под последними, проходящими под тучами, солнечными лучами, показывая всю серость, или, наоборот, тени от этих туч так легли между дорожками света. — Солнце влияет на тени и миражи. И если эта умершая девочка, чей призрак я вижу — солнце, то какие тени от нее падают? Какие миражи создают? Преступник в этом деле — это то, как тени лягут. Тут не было чёткого плана, а была воля случая. Вот, что мне подсказывает интуиция, — Фугон закусила губу, — Не знаю, как Хисен это понял, но здесь действительно надо менять то, что сложилось между этими людьми, а не раскрывать преступление. Надо понять, что случилось в этих семьях и заставить солнце разогнать тучи. — А почему ты вообще думала, что твое дело — раскрывать преступления? Наказывать охота? — Дзисацу бы издевательски усмехнулась и приблизилась, шепча на ухо, — Никому это не дано… Твой удел — сводить людей… Ты же вольна соединять судьбы. Так и решите с Хисеном, как должна сложиться судьба этих людей, чтобы действительно поддержать порядок в мире и… — она бы поймала её взгляд пустыми серыми глазами, — Избежать создания демонов. Через несколько часов... Кога вы проходите мимо домов, то балконы кажутся чем-то мелким и несущественным. Но не когда вы по ним лезете. Якудза оставил дверь на балкон открытой, и теперь Фугон упиралась ботфортами в парапет, когда спускалась с крыши, на которую запрыгнула с помощью своей силы. Оглянувшись на утренний город, поблескивающий стеклом витрин района Асакуса, Фугон скользнула внутрь дома. Внутри стоял приятный запах меда и ванили. В полутьме второго этажа он ощущался чем-то тягучим и мягким, скользил вместе с Фугон вдоль стен к комнате погибшей в четырнадцать Амайи Якудза, странной из-за своего полубунтарского поведения при жизни и еще более странной после смерти. Пол скрипел, терся неубранной смолой о толстую подошву, а Фугон куталась в черный кардиган от царства холода, которое с радушием встретило гостью. Она шла на полусогнутых ногах, и исподлобья оглядывала широкий коридор, за которым никто давно не ухаживал. Но вот, впереди показались жилые комнаты. И только одна дверь не была покрыта слоем пыли, когда Фугон докоснулась до нее. И осторожно толкнула. Та тихо открылась. И Фугон ей в этом не проиграла, перешагивая ухоженный порог и не докасаясь до блестящего косяка, чтобы не оставить следов. И не забывая обратно закрыть Не мало следов, впрочем, оставил здесь сам Якудза. Это помещение выглядело так, словно Амайя до сих пор тут жила. Посередине комнаты низился маленький детский столик, вокруг которого столпились игрушечные котики и собачки, а напротив каждой стояло по маленькой розовой чашечке, наполненной настоящим чаем. В окно напротив двери светило яркое утреннее солнышко, заполняя белой пеленой заправленную синюю кроватку в виде машинки, играясь с ворсом ковра, похожего на сдобный пирог с сетчатой нежно-розовой корочкой. Фугон тронула ностальгия, когда взгляд зацепился за плакат с главными героинями «Сейлор Мун», чьи лица закрыли разноцветные фонарики на гирлянде, повешенной вдоль розовой стены и удивилась, увидев красивую желто-красную лампу на столике, сделанную под старинную масляную, да так искусно, что не отличишь. Когда сзади неожиданно послышались быстрые шаги, первым, что пришло на ум Фугон, было распластаться за кроваткой, стоящей наискосок в правом углу. Она не слышала звука открывающейся двери, но поняла по стуку о дерево, наверняка о столик, что Якудза пришел сюда… Чтобы поиграть? В комнате раздался добрый смех. — Только что яро ссорилась с мамой, а потом устроила чаепитие с игрушками, — в его голосе звучала снисходительность, — А какое чаепитие без пирога? Фугон вскинула брови, уставившись в белый потолок, украшенный полупрозрачными желтыми звездами. И только сейчас обратила внимание, что запах меда и ванили, стоящий в доме, в разы усилился. — Амайя, ты всегда была нежным ребенком. Эта Белла совсем не понимала тебя, не стоило соглашаться на ее предложение, — он вздохнул и поерзал на ковре, — Еще и те двое от Габриеля… У семьи Пасшенет совсем нет к нам уважения, что тогда, что сейчас. Я не хотел, чтобы так вышло, п... прости меня. Белла была не права, тебе не нужно было подобное воспитание. Если бы я не заставлял тебя с ней заниматься, если бы принял тебя, — голос задрожал, и Якудза судорожно втянул воздух, — Ты была бы сейчас жива… Амайя… Милая моя, — он всхлипнул, — Ты самая лучшая дочь на свете просто потому, что ты моя дочь… Прости… И это «Прости» он повторял снова и снова, даже когда жевал пирог и еле выговаривал слова, запивая чаем. Сейчас, сидя напротив Якудза, Фугон не могла это забыть. И не могла не задать несколько вопросов: — Может, Вы пригрозили Габриэлю с требованием наказать Беллу, а когда тот отказал, сделали это в качестве мести за дочь? Он же не обратится в суд, так как Вы можете завести дело о его жене, которое имеет прямое отношение к совершенному преступлению, — Фугон задумчиво надула губы, — Вы, так сказать, чтобы откупиться от своих грехов перед дочерью выбрали такой изощрённый способ? Лишили эту пару главного дохода. Вы же вполне можете подкупить банк, — и склонила голову, делая взгляд пустым. На его лице медленно показалось… Сначала недоумение и шок, что плавно перешло в гнев. — Убирайтесь.