Омеги, гоблины, яйца

Отец всегда говорит, что ни один порядочный омега не пойдет собирать хворост у гоблиновой горы, потому что… Понятно почему-что. Ну и пусть нет такого слова. Омеги не ходят к гоблиновой горе, потому что там живут гоблины, которые всегда готовы потрахаться и наплодить свои яйца. Вы не знали, что гоблины вылупляются из яиц? Посмотрите на них, они же почти ящерицы, такие же зеленые и все на одно лицо. Эги никогда не мог отличить одного от другого. Разве что по шрамам. А так: все такого же роста, как он, только сильнее в два раза; ходят группами, но редко кидаются разом, обычно соблюдают очередь; не делятся на мальчиков и девочек, каждый может отложить крохотное, с пшеничное зерно, яйцо и оплодотворить — точно же ящерицы. Яйца попадают в матку, как и положено у омег, подрастают и рождаются естественным путем. Эги подозревает, что гоблины всегда размножались при помощи омег, только сейчас это скрывают от молодежи. Может поэтому самих гоблинов стало гораздо меньше? Никто не размножает. А они полезные! Только гоблины умеют добывать разные камни в горах и ковать железо. Украшения делают тоже они. Эги любит красивые вещички. В тайном месте у него припрятан сундучок с кольцами и браслетами, украшенными драгоценными камнями. И полудрагоценными. Эги не привередлив. Больше драгоценностей Эги любит крепкие гоблиновы члены. И пусть отец изойдется на слюну и вопли, Эги все равно будет ходить. А если совсем прижмет, так и вовсе переселится к горе. Вот. Тем более, что отец орет, а папа только тихонько посмеивается. Эги уверен, что он сам к гоблинам до свадьбы бегал. И сейчас бы сходил, да приличия не позволяют. С яйцами округляется живот, не сильно, но если знать куда смотреть, то заметно. Эги спасает просторная рубаха и что работать это не мешает. Папу отец постоянно голым видит, а Эги и спрятаться может, ему не впервой. — Эги, дрова кончаются, ты бы сходил, хворосту набрал. Голос у папы спокойный, а глаза хитрые-хитрые. Видит, что Эги неймется, вот-вот сорвется в течку. И запах не скроешь, будто давленными клопами пахнет. Слишком резко, чтобы хоть один альфа заинтересовался. Альфы предпочитают что поблагозвучнее: запахи цветов, фруктов, деревьев, а от Эги вечно какими-то тараканами несет, только гоблинам и нравится. — Пап, можно я с ночевкой уйду? Пока туда, пока наберу, обратно темно идти, страшно. — Можно, — улыбается папа. — Меня с собой возьмешь? — и смеется собственной шутке. — Возьму, так ты не пойдешь же, — улыбается Эги в ответ. Гоблинов на всех хватит, он не жадный. — Пошутили и хватит. Найди веревки, а я еды тебе соберу. Запах от папы мёд с корицей. Тоже скоро течка. Может в этот раз понесет? Не получается у папы второй ребенок. Только Эги и есть. А отец хочет альфу, кроет папу каждую течку, пока тот не сбегает к соседям совершенно заебанный и растянутый в край. Эги такое не одобряет. То ли дело гоблины… Хм, где он последний раз оставил веревки? Кажется в сарае, надо глянуть. Лето в этом году теплое, нежное. Ночью дождь, днем солнышко. Если поторопиться, то засветло дойдет. Попрощавшись с папой, Эги подхватывает корзинку с едой, вешает свернутую веревку на плечо и быстрым шагом направляется в лес. Стыдно признаться, если бы не глазастые соседи, он бы вообще побежал, так не терпится. Утоптанная земля холодит босые ступни, тонкие травинки, щекочут голые голени, над головой вьются мошки, ища тепла, а внутри пузырится и растет предвкушение. Еще немного и можно будет раздеться, отпустить запах. Эги никому не рассказывает, что часто по лесу ходит голым, как младенец. Не просто так — это знак, что он хочет, что можно. Гоблины они же не совсем дикие, тоже понятие имеют. Почти у самого лесного домика кусты задрожали, разразились скрипучим гоблинским смехом. Они тоже ждали, надеялись. Колотя пятками по земле, Эги бежит до крылечка, вытаскивает из петли палочку, заменяющую замок и открывает дверь. Пахнет духотой и мышами. Распахнув все окна, он закидывает корзинку и одежду на лавку и выходит обратно, разворачивая плечи. — Эге-гей! Я пришел! — во все горло кричит Эги, хохочет, подпрыгивая на месте. Член влажно шлепается о живот, оставляя блестящее пятнышко. Между ягодиц уже скользит смазка, распространяя запах раздавленной божьей коровки. Альфы? Какие с таким запахом альфы? Только гоблины. Повинуясь призыву, из кустов выходят первые гоблины. Зеленые, кривоногие, с торчащими изо рта клыками, они вразвалочку подходят ближе, выстраиваются полукругом. Двое подлиннее, один потолще — это про члены. От одного взгляда на багровые, чуть более острые чем у людей, головки зеленых, под стать хозяевам, членов, у Эги поджимаются пальцы на ногах. Он уже представляет, как эти члены, по очереди, один за другим, побывают у него внутри, доставая до самых дальних уголков, самых сладких. Альфы так не могут, длины не хватает. Медленно, будто король к придворным, Эги спускается к ожидающим его гоблинам. Останавливается и закрывает глаза, разрешая. Похрюкивая и шумно дыша, гоблины обступают его со всех сторон, прижимаясь животами и горячими текущими членами. Один обнимает сзади поперек груди, вжимается членом между ягодиц, другие тоже обнимают, как могут, притираются членами к бедрам, сжимают когтистыми пальцами яйца, обхватывают член. Нетерпеливые, шумные. Тот, что стоял сзади, немедля, тыкается членом в текущую задницу. Непонятно, только Эги так повезло или все омеги такие, но он может принять гоблинов член прямо так, без подготовки, дурея от растяжения и наполнения. Вот был пустой и через минуту уже сидит на горячем елдаке. От одной мысли глаза закатываются. Поэтому он их и закрывает. Вдруг совсем развернутся внутрь? И как тогда? Если бы не гоблины спереди, то Эги бы упал от толчков сзади, но его держат, обнимают, вылизывают, насасывают чувствительные соски. Сзади член, спереди — длинные, юркие языки. Как тут не кончить? И он кончает одновременно со скорострелом гоблином, брызгая кому-то в рот. Матка наполняется спермой. Забеременеть от гоблина нельзя, только получить яйца, но само ощущение спермы в матке очень возбуждает. Просыпаются древние инстинкты и восторженно вопят, посылая удовольствие по всему телу. Это не оргазм, тот уже пролетел, а менее сильное, но стойкое наслаждение, ощущение правильности происходящего, хоть это и обман. Гоблины обманывают природу омеги, а тот и рад. Один из гоблинов ложится прямо на землю и дрочит, непрозрачно намекая. Эги два раза просить не нужно. Перекинув ногу, он присаживается, впуская в себя следующий член. При таком положении кончик тычется в шейку матки, растягивая и ее. Очень странное, но приятное чувство. Когда Эги приподнимается, кончик гоблинского члена покидает шейку матки, но зато проходит всей толщиной по простате, когда садится — ахает от прошивающего удовольствия. Гоблин хватает его за бедра и начинает насаживать быстро и до упора, выбивая тонкие вскрики. Двое других стоят рядом и дрочат. Эги говорил, что гоблины скорострелы? Кажется, да. Не успел он разогнаться, как получает новую порцию спермы. В животе с непривычки тянет, растянутая дырка пульсирует, стараясь закрыться, но в нее уже тычется следующий член. Уложив Эги прямо на прогретую солнцем тропинку, гоблин пристраивается сзади и долбит без остановки, пока другой гоблин услужливо придерживает ногу Эги, чтобы всем было удобнее. Со стороны наверняка кажется, что Эги берут силой, но это не так. Каждым движением кончик гоблинского члена немного растягивает шейку матки, трется о чувствительные края, заставляя Эги прогнуться сильнее и принять немного глубже. Как же хорошо. Он закрывает глаза и сосредотачивается на медленно растущем удовольствии. Гоблин кончает, наполняя его еще немного, и Эги недовольно хнычет, переворачиваясь на четвереньки. Да, ему мало! Да, это течка. Она не настолько сносит крышу, как у других омег, но смазки все-равно море и желание не ослабевает, пока его не накачают как следует. Если с гоблинами, то хватает одного дня. Редко двух. Если дрочить в одиночку, то растянется на неделю, а то и больше. Выводы очевидны, да? А яйца… Сколько уже этих яиц Эги снес, не пересчитать. Целое племя выносил! Если они все выжили, конечно. — Еще! — крутит он попой, и к нему подходят новые гоблины. Прятались за кустами, ждали очередь и теперь полны энтузиазма. Один ныряет под грудь, укладывает Эги на себя, усаживает на член и тут же принимается вылизывать рот. У гоблинов длинные, юркие языки и не менее длинные члены. Эги даже успевает подумать, что это может быть связано, но в этот момент головка гоблиновского члена очень удачно утыкается внутри, и Эги стонет в клыкастый рот. Гоблин фиксирует его задницу, стараясь не поранить когтями, а сам двигается быстро и мелко-мелко, ебя в самую шейку уже хлюпающей чужой спермой матки. Глубоко, очень глубоко и так приятно, что Эги кончает и обмякает на несколько секунд. Этого хватает, чтобы гоблин толкнулся еще немного глубже, проталкивая головку в святая святых. Эги ахает и распахивает глаза. Если сейчас сильно дернуться, то матка вывернется наружу, обрывая все внутри. Это очень опасно и одновременно самое прекрасное на свете. У гоблинов нет узла, но сцепка головкой члена в самую матку, торкает еще больше. Так глубоко, так страшно. Восхитительно. Эги не замечает, как кончает еще раз, балансируя на грани боли и эйфории. А гоблин натуживается, сбрасывая в него свои семена — крохотные яйца, несущие новую жизнь. Чтобы расцепиться, приходится ждать, когда у гоблина упадет. И Эги лежит на широкой груди, слушая ровное биение сердца. Даже когда они расцепляются, гоблин не сразу отпускает его, а некоторое время просто гладит по спине. Вряд ли это от нежности. Скорее всего это древний инстинкт. Отложенные яйца должны оплодотвориться и прикрепиться, чтобы не выпасть слишком рано. Они и так разделятся на развивающиеся и пустые, которые Эги скинет дня через три, совершенно не эротично просто присев в кустах. После сцепки накатывает сонливость. Эги готов уснуть прямо тут, на земле, но гоблины о чем-то громко спорят, потом подхватывают Эги на руки и несут по лесным тропинкам в сторону своей горы. Там, у входа в пещеру, горит огонь, а над ним жарится мясо. Эги любит мясо, особенно в течку. А еще ягодную воду. К губам прижимают горлышко бурдюка, и Эги пьет долго-долго, пока не начинает булькать внутри. Тут собралось с десяток гоблинов, а может и больше. Они уходят и приходят, не давая Эги пересчитать их как следует. А еще он занят. Уложив его боком на прохладный гладкий камень, гоблины трахают его по очереди, сменяя друг друга. Сейчас Эги кажется, что они просто чешут его изнутри, снимая непрерывный зуд желания. Течка в самом разгаре, тело требует внимания и получает его по максимуму. Из зада течет, гоблины трахают его по собственной сперме, деловитые и довольные. Эги засыпает под ритмичные толчки и просыпается только чтобы кончить, судорожно хватая ртом воздух, напиться и опять погрузиться в полубессознательное состояние. Ему хорошо. Ему очень хорошо. Вторая сцепка приводит в сознание. Даже сквозь сон он чувствует давление головки и момент соединения, когда болезненное натяжение сменяет удовлетворение наполненности. Гоблин дергается, спуская, но сразу после, еще не дав ему выйти, рядом протискивается второй член. Даже для Эги это слишком. Он вскрикивает, пытается соскользнуть, получая когти в бедра. Новая боль отвлекает от первой, а потом второй член со всей дури прижимается к простате, войдя достаточно глубоко. Эги видит звезды луну и радугу разом. Он кричит на каждом толчке, быстро переставая понимать кто он и где. Разум паникует, а тело предает, наслаждаясь жесткой еблей. Заклиненный в матке член тоже дергается, и Эги кончает несколько раз подряд, до боли, до сухих яиц. Альфы? Какие альфы? Только гоблины. Да, Эги совершенно испорчен. Незаметно наступает вечер. Гоблины собираются вокруг костра, их почти двадцать. Эги подозревает, что сегодня к нему подошел каждый, судя по обвисшим членам. Сам он сидит на коленях у одного из гоблинов, заткнутый его мягким членом. Другой гоблин отрезает от большого куска прозрачные полоски мяса и кладет их Эги в рот. Приправленное травами, оно тает на языке, оставляя приятное послевкусие. Течка прошла, Эги спокойно и хорошо. Он согласен провести так целую ночь. Только бы комары не доставали. Шлеп! Ночует он все же в доме. Начинается дождь, и гоблины доставляют его до самой двери. К утру вся постель, предсказуемо, в сперме. Из него постоянно течет, будто в животе целая бочка этого добра. Эги делает разные упражнения, чтобы быстрее скинуть лишнее. Теперь надо сбегать к реке помыться и все же набрать хоть сколько-то дров. В теле приятная истома, матка полна, голова ясная-ясная и на душе тепло и весело. Это все гормоны, но Эги не любит заморачиваться по этому поводу. Да, его телом управляет не столько сознание, сколько древние инстинкты. И что? Будто это можно изменить. А раз нельзя, значит надо подстроиться и пользоваться преимуществами. Секс с гоблинами входит туда в первую очередь, да. У реки он одевается. Ткань неприятно липнет к телу, но ничего не поделать, пора домой. Гадкие запахи, исторгаемые его телом, затихают, пропадая почти совершенно. Этим альф не отпугнешь, но и не привлечешь. Альфы ориентируются по запаху, понимают в каком настроении их омега. По Эги этого не понять. Гоблины и не стараются. Они без всяких запахов знают, что Эги нужен хворост, чтобы отнести домой. Поэтому у порога избушки он находит огромную охапку плотно уложенных и завязанных веток. Вязанка слишком большая, чтобы он мог нести ее до самого дома. К вязанке прилагается носильщик. Поджидая Эги, широкоплечий гоблин сидит на ступеньках дома и ловит мух языком, как лягушка. Или ящерица. Очень похоже.