Слишком громкий мир

Ноябрь 1901 Две недели прошло с тех пор, как Дмитрий вышел из кабинета Свешникова, мысленно обзывая управляющего всеми словами, какие знал. За это время братья почти не спали нормально. Александр ворочался до рассвета, Дмитрий вставал в три часа ночи и сидел у секретера, пока не начинало светать. Озаботившись, наконец, поиском адвоката, через семейные связи они вышли на Василия Семёновича Лядова. Сын старого приятеля отца, юрист земства, он принял их без церемоний, в халате поверх рубашки и с чашкой крепкого чая в руке. Выслушал молча, лишь изредка помечая что-то в потрёпанной записной книжке с золотыми коваными уголками. — Горелов выходит за рамки, — сказал Лядов, захлопывая книжку. — У него нет права назначать управляющего без вашего ведома. Это самоуправство. Но он рассчитывает на ваше замешательство… и не без повода, господа. Не без повода. — А если мы подадим в суд? — спросил Дмитрий, понимая, что “без ведома” здесь не совсем верно было бы. Пришёл, поставил перед фактом, то есть, уведомить то — уведомил. — Тогда он может повысить ставки. Подбросит что-нибудь в доме. Скажет, что вы покрываете революционеров. Нужны ли вам эти риски? Александр почувствовал, как комок подкатил к горлу. Он вспомнил Соколова — студента, которого арестовали в их доходном доме. Они ни разу не усомнились в его вине, но теперь за это платили репутацией. Сам Соколов уже уехал в Сибирь, а слухи остались, цепкие как репей. На базаре, куда ходила Серафима, среди мастеров, наведывавшихся в усадьбу выполнить мелкие работы по хозяйству… Да и в свете, Александр был уверен, не могли обойти стороной такие сплетни. — Нам нужно вернуть наш дом, — сказал он твёрдо, почти вызывающе. Лядов понимающе кивнул. — Направим официальное уведомление и Горелову, и Свешникову. С требованием прекратить самоуправство. И с предупреждением: в случае неисполнения дело получит огласку далеко за пределы департамента. — А если проигнорируют? — Дмитрий не сдержался, в отчаянии стукнув кулаком по столу. — Горелов, конечно, без чести и совести, однако не дурак. — Василий Семёнович ничуть не смутился реакции Дмитрия и ободряюще коснулся его плеча. — Он знает, что шум привлечёт внимание. А внимание ему сейчас ни к чему. Он любит тёплые места и хорошее материальное положение. Вот ваш главный козырь, господа Веренские. *** Ноябрьское утро выдалось морозное. Снег, начавшийся ещё ночью, укрыл двор, спрятав под собой гнилую листву и подмерзшие лужи. Дмитрий проснулся рано, зябко поежился, кутаясь в халат, и, наскоро умывшись, засел у секретера, перебирая бумаги: копии договоров, выписки из Устава, список свидетелей. Всё, что велел собрать Лядов. Александр, на удивление Дмитрия, вставший ещё раньше, уже сидел у камина, завёрнувшись в овчинный плед. В комнате пахло кофе, свежеиспечёнными пирогами и горечью только что закуренной папиросы. — Ты вчера так поздно вернулся, — сказал он, нащупав край блюдца и взяв чашку в руки. — Ходил на Лиговку, — нехотя ответил Дмитрий, рассеянно глядя на бумаги. — Говорил с новым дворником, Матвеем. Узнал, что Свешников уже начал выгонять жильцов. У одной женщины ребёнок заболел, она просила отсрочку. От души выделил два дня, как щедро! Клянусь, я был готов предложить им комнату у нас… — Мне кажется, мы не созданы для ведения дел. Такого ведения, Мить. Не наша вина, мир меняется. Но что делать… — Александр провёл пальцем по краю чашки, остановившись на едва заметной трещине в тонком фарфоре. — Уведомления отправили, и… Тишина. Тишина. Только снег за окном — тихий, упрямый, заглушающий уличные звуки. Дмитрий резко отодвинул стул, так, что ножки проскрежетали по паркету. — Не могу уже смотреть на эти чёртовы бумаги… Я думал, мне станет легче, когда мы начнём действовать. А стало лишь тяжелее. Александр поднялся, подошёл на слух и положил руку на грудь брата. Считал дыхание, частое, как после бега, нервное, тяжёлое. — Если в суд, так в суд. Разве мы боимся судов? У нас есть правда, титул, деньги… Неужели ж не хватит? *** К полудню снег усилился, превратился в метель. Дмитрий собирался выйти в сад, просто подышать, чтобы не сойти с ума от мыслей. Но, прежде чем он успел спуститься вниз, в дверь постучали. Стук был короткий, сдержанный. Братья услышали, как Игнат открыл дверь, что-то тихо сказал и закрыл её. Дмитрий кинулся в переднюю. — Дмитрий Петрович, записка с Лиговского, — Игнат протянул сложенный вчетверо лист. — Дворник принёс. Сказал, дело срочное. Вернувшись наверх, Дмитрий дрожащими руками развернул клочок бумаги. Прочитал кривые карандашные буквы с ошибками один раз, затем второй, уже вслух, все ещё не веря написанному. “Господин Свешников по утру извозчика вызвали да уехали с вещами. Форменный кто-то заходил перед этим в кабинет.” — Как это, уехал? — переспросил Александр, не скрывая сарказма. — Не шути. Читай как есть. — Так и написано, до буквы все... Может, Горелов его отозвал? Или… Не знаю. — Форменный… — задумчиво ответил Александр. — Интересно, про кого Матвей? Горелова в доме знают в лицо. Да и если бы это было по его воле, он бы прислал нового. Не нравятся мне такие внезапные повороты, не нравятся. *** Вечером, когда дом затих, Дмитрий скользнул под одеяло к брату, продрогший и вымотанный нервными переживаниями. Александр повернул голову в его сторону и едва заметно в свете от слабой керосинки улыбнулся. — Знаешь, я снова видел, — вдруг сказал он. Дмитрий замер, прижавшись к его теплому боку. — Видел? — он не сразу собрался с мыслями. — ты о чем? Сны? — Я про то, с нервом моим в голове. Знаю, бредово, спустя четверть жизни… Просто… был свет и… — Александр запнулся, с трудом подбирая описание тому, о чем и понятие то имел довольно смутное, утраченное после стольких лет. Не тень. Не образ. Просто… пятно. Размытое. Но оно двигалось. Когда ты поднял руку, чтобы приоткрыть окно, оно изменилось. Он замолчал. Потом тихо добавил: — Это пугает больше, чем слепота. Дмитрий наощупь нашёл руку брата и сжал в своей, не зная, что сказать. Что он тоже боялся? Что сам вердикт доктора Шильмана вызвал в нем чуть ли не панику? Имеют ли право на существование его чувства, его страх перед тем, как изменится жизнь, если восстановление пойдёт и дальше? Александр увидит его, увидит усадьбу и… — Давай спать, — ответил Дмитрий, оставив несказанное при себе. — Бессонные ночи никому на пользу не идут. *** На следующий день, за обедом, когда Серафима подавала суп из дикой утки, она задержалась у стола и, поправив фартук, спохватилась: — Чуть не забыла, прости Господи, я же сегодня утром на базаре встретила Марью, горничную из соседнего дома. Передала приглашение от княжны Краевской для вас. Она достала из кармана сложенный лист плотной бумаги, украшенный по краю золотистой виньеткой, и положила его рядом с тарелкой Дмитрия. — Благотворительный вечер, — пояснила Серафима, раскладывая на тарелку нарезанный и ещё теплый ароматный хлеб. — В пользу тех, кто лишился крова в нынешнее тревожное время. Дмитрий удивленно развернул приглашение. Почерк был аккуратный, чуть угловатый, старательный, словно писала вчерашняя гимназистка. “Возможно, так и есть. Та особа выглядит довольно молодой…” — подумал он и прочёл вслух содержание, которое почти слово в слово повторяло переданное Серафимой. — Вечер первого декабря… У нас есть ещё время. Что думаешь, Саш? — Дмитрий покосился на брата, пытаясь понять его эмоции. — Кто такая эта княжна? — спросил Александр, не выказав особого энтузиазма. — Та, что приехала в соседний дом к Краевским. Видел её пару раз, гуляет в саду, читает. Молода. Не замужем. Не понятно, с чего мы удостоены её внимания. Если просто знак почтения, как соседям… — Может, ей просто скучно. — Александр пожал плечами, — столица столицей, но в светское общество ещё вписаться нужно суметь. Не горю желанием идти, однако репутация… — Раньше она тебя не сильно волновала. — хмыкнув, Дмитрий вернулся к еде, ощутив, как на душе после слов Александра остался тяжелый камень.