Ниже мёртвых

Среда. Ночь. Городская промзона, 03:12. Он не знал, зачем снова сюда пришёл. Место, где нашли тело, давно оцеплено и освобождено. Полиция уехала ещё позавчера, труп увезли в морг — он же и проводил вскрытие. Порезы, синяки, изломанные ногти, тонкая борозда на шее — но всё это не давало ни лица, ни имени, ни смысла. Тело говорило, как обычно, только то, что уже произошло: ни "почему", ни "для чего". Только "как". И даже в этом "как" что-то не складывалось. Противно пахло мазутом и мокрой плесенью. Завод за решёткой молчал: окна пусты, асфальт треснут, и тишина — слишком густая, звенящая. Здесь кого-то убили — это единственное, что Наэль знал наверняка. Всё остальное — дыры. Полиция оставила ленты, перегородив место происшествия. Следов крови не было. Следов от обуви — не нашли, волосы — не нашли, а камеры — не работали. Да и никто не знал, кто этот мёртвый был: ни отпечатков, ни документов. Только голое, покалеченное тело с крошечной, полустёртой татуировкой на пальце. Он не был ни бродягой, ни наркоманом, ни студентом. Он был ничем. Денли снова прокрутил всё у себя в голове. Слишком чисто. Слишком намеренно. Как будто убийца знал, что ищет. Как-будто призрак. Он потянулся к планшету. На экране — папка дела NN-0174. Тот самый мужчина — тот, чьё тело было найдено на заводе. И — странное ощущение — что он уже видел его. Где-то. Не здесь. Не мёртвым. Впервые Наэль почувствовал, что, возможно, — он что-то перепутал. Возможно, этот труп был не первым. Или не последним. Или — вовсе не тем, за кого его приняли. Он стоял у ржавого контейнера, мокрая куртка прилипала к рукам. Неожиданно он почувствовал дуновение. И — краем зрения — он уловил движение. Тень. Не рядом, нет. Скорее — ощущение, что кто-то уже здесь был. До него. И ушёл. Он двинулся медленно вдоль стены. И заметил: на битом стекле у основания бетонного блока — отпечаток ладони: свежее, чем должен был быть. Под дождём. Без перчаток. Он присел, приблизился. Контуры смазаны. Но... Маленькая особенность: второй палец — чуть короче, чем должен бы быть, как-будто старый перелом. Такой же был у одного человека, которого он когда-то видел на фото — Элиаса Коула. Но… Коул мёртв. Или… должен быть. Наэль Денли вернулся в морг в 04:37, промокший, дрожащий. Мозг трещал по швам: навязчивые и необъяснимые предположения и их же отрицание ломили по черепной коробке, словно паразиты. Он открыл камеру и холодок пополз по его лицу. Тело лежало так же: без признаков жизни. Но... Врач не мог отделаться от ощущения, что смотрит на манекен, а не человека, что всё — подмена. Подстановка. Фальшь. Он провёл пальцем по коже руки. Холодная, без реакции. Но в ногтевом ложe — что-то новое. Тонкая крошка пыли. Серая, как цемент у контейнера. Значит, кто-то трогал тело. После вскрытия. Но кто? Когда? Наэль закрыл дверцу и обернулся. Коридор был пуст. Свет — как всегда — мигал мерзким желто-блевотным. Это не тот человек. Не сразу понятно, почему.  На первый взгляд — то же телосложение, цвет кожи, даже шрам на ключице тот же. Но Наэль знал: он помнил изгиб уха, родинку между рёбер, небольшой перелом на третьем пальце правой руки. Этого не было. И вместо едва заметного татуажа на мизинце теперь — пустая, чистая кожа. Он не доверял памяти. Открыл архив вскрытия. Сравнил фото. Разные. Он лихорадочно отпрянул, ударился плечом о холодный металл. Сердце забилось так, как не било даже в судмедэкспертуре на экзамене. Это была подмена. Кто-то подменил тело. А значит, кому-то важно было скрыть именно того человека. Настоящего. Наэль, не помня себя от шока, вбежал в кабинет заведующего, не стуча. Но никого в нём не оказалось. Он достал журнал доступа. Никто не входил. Камеры — выключены «на профилактику» с полуночи до четырёх утра. Это он тоже заметил. Слишком точно. Слишком вовремя. Наэль дрожащими руками вызвал дежурного — и соврал:  — Я перепутал тела. Перемешали бирки.  — Мы проверим, — кивнул тот. Без эмоций, как всегда. Но внутри у Наэля всё дрожало. Он точно не перепутал. Денли вышел на улицу. Светало.  Город ещё не проснулся — и именно тогда он был особенно отвратителен: немой, липкий, безжалостный. Он дошёл до моста и, почти машинально, сел на ступеньки, глядя, как по реке плывёт пластиковый мешок.  Сигарет в пачке, как назло, не осталось. Денли досадливо бросил упаковку в воду. Что, если тело не исчезло, а в первый раз — это тоже был не он? Что, если всё — инсценировка. Миллион вопросов и ноль ответов. Наэль остался на мосту. Ветер с реки был резким, почти злым. Он снова чувствовал себя посторонним в собственном теле. Как-будто труп подменили не в холодильнике, а внутри него самого.   Четверг. 22:09. Подвальный архив судебно-медицинского бюро. Официально Наэль уже не дежурит — врачи меняются в восемь. После этого — морг и архив считаются закрытыми.  Вход по пропуску, доступ к цифровым носителям — только при внутреннем запросе. Но Денли знал, как войти.  Каждый, кто работает здесь более пяти лет, знает обходы: дверь с коридора в подвал — старая, не подключена к новому контролю. Он шёл почти на ощупь. Старые лампы гудели лениво, как гудят далекие трансформаторы. На стенах — плесень, следы старых объявлений, бессмысленно вбитые гвозди. Он спустился вниз, включил свет.  Ряды металлических и старых шкафов потянулись вдаль, как рёбра скелета. Дело Коула должно быть где-то здесь. Наэль проверил компьютер на стойке. Доступ ограничен. Пароль администратора заблокирован.  Но ему и не нужен был компьютер, он искал бумагу. Старое дело — дело, которое закрыли официально девять лет назад. Он знал: если оно здесь — оно в секции 4-А. Папки с буквами, вручную пронумерованные ещё со времён, когда база данных только вводилась. Наэль обходил каждый стеллаж, тщательно обшаривая каждый угол. «K», «Ko», «Kolb», «Kom»... И вот: «KOUL, E.». Папка тёмно-серая, пыльная. Переплёт разошёлся по краям. Подпись на корешке едва читаем. Он вытащил её, положил на старый металлический стол, и развернул. Клубы пыли взлетели, провоцируя отпрянуть от неё. Первый лист — карточка задержания.  Элиас Коул, 1988 г.р., задержан в 2016 году по подозрению в убийстве девушки — Милен Штольц, студентки художественной академии. Ни орудие, ни тела найдено не было. Дело закрыли: отсутствие состава преступления. Он пролистал дальше. Фото допросов. Транскрипты.  Коул — с тенью под глазами, слегка уставшим лицом. Спокоен. Сдержан. Отрицал всё.  Не признал ни связи с девушкой, ни участия в её исчезновении. Следователь писал:  «Слишком вежлив. Ни одного колебания. Не защищается. Такое чувство, что не считает происходящее настоящим. Возможно, будет признан невминяемым». Следом — записка от психиатра, приобщённая к делу: "Субъект производит впечатление человека, играющего чужую роль. Личность стабильно интактна, однако в поведении заметен отчётливый паттерн зеркального реагирования. В ходе беседы подстраивается, но не уступает. Эмпатия — низкая. Контроль — высокий." Наэль остановился на одном фото. Та самая татуировка. Маленькая, у основания пальца — как на «трупе», с которого всё началось. Но здесь — свежая, не выцветшая. Чёткая.  Он пригляделся: рядом была подпись судебно-медицинского эксперта, осматривавшего Элиаса при задержании. И имя было… его собственное. Наэль Денли. Он открыл рот — и не смог выдохнуть. Он не помнил этого: не помнил, чтобы осматривал Коула. Никогда. Но подпись была его. Почерк — тоже. Наэль отложил папку, и сел. Руки дрожали. — «Что это, чёрт возьми, всё значит?» Кто-то подделал подпись? Или… Он сам забыл? Нет. Денли знал себя. Он бы не забыл осмотр такого человека. Мужчина снова взял папку. И на обложке, почти незаметно, от руки: «Ты уже здесь был». Не печать. Чернила. Ручка. Свежая. Возможно, написано за последний день. Голова кругом. Отбросив чёртов папку, он поспешно направился к выходу. И заметил — под дверью изнутри лежал конверт: обычный белый. Без марки. Только имя: М. Хеллинг. Он поднял его, медленно разорвал край. Внутри — старая, выцветшая фотография.  На ней — он. Совсем молодой. На заднем фоне морг. Рядом с ним — фигура, частично в тени: чёрная куртка, ладонь на его плече. Он пригляделся. Пальцы. Перелом среднего. Татуировка. Это был Коул. Но фото было сделано, судя по разметкам, в 2015 году, за год до дела Милен Штольц. За год до того, как он, якобы, впервые услышал это имя. И теперь, впервые за всё время, Денли понял: возможно, всё это — не цепочка преступлений, а чей-то сценарий. И он в нём — не свидетель, а персонаж.