The Only

      Всю следующую неделю Минджон проводит с противным ощущением где-то под кожей, что он делает что-то не так. В четверг он встречает взглядом Юну, которая щебечет в университетской столовой с подругами, и по спине у него бежит холодок. А потом простреливает резкая, совершенно ненужная мысль о том, что где-то в нескольких километрах отсюда на больничной койке лежит человек, абсолютно забывший всю свою жизнь. Лежит совсем один, и лишь изредка врачи заглядывают к нему в палату, а по утрам его скорее всего отвозят на процедуры. Джон невольно начинает представлять себя на его месте. Что, если и его бы так же сбила машина? Если бы его родители не искали сына? А друзья просто забыли о его существовании? Если бы он не помнил даже свой адрес? Его передёргивает, он резко разворачивается и выходит из столовой прямиком в курилку – затянуться ароматизированным дымом и выкинуть из головы чужую сломанную жизнь. По пути в курилку Джон напоминает себе о том, что он вообще-то должен этого придурка ненавидеть.       В пятницу Минджон решает выловить его друзей, которые хоть и ходят в университет, но всё равно больше смахивают на молодых бандюганов. Они всегда ходят компашкой, всегда занимают один и тот же стол в столовой – прямо по центру, и если там хоть кто-то рискует садиться, пинками выгоняют бедолаг, посягнувших на место «элиты». Минджону всегда это казалось таким дебильным клише. Он заходит в столовую на перерыве и сразу находит взглядом местную бандитскую тусовку. На диванчике позади стола сидят широкоплечие Тэмин и Донсун, на спинке позади них Ынсо с узенькими даже для азиата глазёнками и мерзкой ухмылкой (его Минджон презирал даже чуть больше чем Кая), а на двух составленных стульях рядом, вытянув свои ноги, расположился Чжэ Ли. Место Кая оказалось под его кроссовками.       — Кхм. — Джон сводит брови, играет желваками и скрещивает руки, подходя к компании, всем своим видом показывая, как ему неприятно здесь находиться.       Он не тянет время, просто говорит, что Кай в больнице и сообщает адрес, после чего уходит, не дождавшись ответа. Даже секунда в этой компании ощущается как самое бесполезно потраченное время за всю жизнь.       Суббота проходит спокойно.       А в воскресенье Чхве Минджон, сам не зная зачем, едет в больницу при Сеульском университете, где в палате семьсот девять лежит человек, которому он пожелал смерти.       Когда он входит в палату, Кай спит. Лежит на высокой подушке, весь перебинтованный, как и неделю назад. Гематомы на лице почти прошли, больничная простыня смята, а правая рука вцепилась в одеяло. Парень метается по кровати, иногда тихонько стонет и всхлипывает. Джон не знает, что делать. Стоит пару минут, не решаясь подойти ближе, а потом зовёт врача.       Каю вкалывают снотворное, и он успокаивается.       «Мда уж» — думает Джон.       Что он рассчитывал здесь увидеть? Как хотел, чтобы прошла их встреча?       Чхве злится на себя, потому что всё, что он сейчас хочет — оказаться как можно дальше отсюда и вообще никогда не знать никакого Кая. Хочет прямо сейчас выпить залпом два шота текилы, сесть на поезд до дома, доползти до душа и смыть с себя эту неделю.       Вместо это он садится на пол и начинает делать домашку, в ожидании, когда Кай наконец очнётся. Минуты медленно тянутся, Минджон часто отвлекается от работы, поглядывая на больничную койку или зависая в телефоне. Тело затекает сидеть, а желудок требует еды. Минджон проглатывает сникерс и снова возвращается к домашке.       Кай просыпается вечером, когда уже поздно пытаться добраться домой на поезде, когда Джон чувствует, как отваливается его задница от сидения на холодном больничном полу. Он, потирая поясницу, подходит к кровати. Кай смотрит на него затуманенным взглядом, еще не успев различить, где сон, а где реальность.       Он хрипит, пытаясь что-то сказать, потом морщится и показывает на воду.       — Это.. снова вы? — Он отставляет поданный Джоном стакан и морщится. Всё ещё трудно говорить.       — Мы ровесники. Можешь обращаться со мной на «ты», Кай.       — Кай?       — Ты даже свое имя забыл? – Минджон нервно ухмыляется. Он до сих пор не верит в амнезию, точнее, не хочет верить.       Парень в больничной койке хмурится.       — Да… наверное…       — Врач не называл тебя по имени?       — Он… говорил... господин Ли.       — Твое имя Ли Кай. — Джон устало прикрывает ладонью глаза. — О Боже, за что мне это?       — Я… не понимаю? — Ли смотрит на него стеклянным взглядом, как будто под конской дозой успокоительного.       — Что тебе не понятно?       — Если честно, вообще ничего. Совсем.       — Ты хоть что-нибудь помнишь?       — Только как проснулся здесь.       Странно, но сейчас Кай совсем не раздражает Джона. Бесит ситуация, родители этого самого Кая, куратор факультета, его друзья и Юна. Но не Кай.       Парень в больничной койке морщится от боли, пытаясь усесться удобнее. Джон наливает ему ещё воды, и задает себе только один вопрос:       «Какого хрена ты, Чхве Минджон, делаешь здесь?!»       Ответа, разумеется, он не получает.       — Кай, нужно, чтобы тебя кто-то забрал отсюда. Твои родители или близкие люди. — Джон старается сказать это как можно более холодно, чтобы не разжалобить самого себя. Жалеть Кая – это последнее, что он должен сейчас делать.       — Постарайся вспомнить хотя бы их имена. Где работают. Может, номера телефонов?       Парень хмурит брови, вглядываясь в больничный потолок и пытаясь выловить из памяти хоть что-то. В опустившейся тишине слышно, как шелестят жалюзи у окна, как оба дышат, медленно и тяжело, и как за дверью палаты, где-то вдалеке, ходят врач или медсестра. Кай сжимает пальцами здоровой руки одеяло и наконец опускает взгляд на Минджона.       — Не помню. Вообще ничего.       Он угрюмо опускает голову. Сам себе не рад за то, что в памяти пусто, но поделать ничего не может.       Джон другого и не ожидал. Если эта мразь и притворяется, то он шикарный актер. Только вряд ли это представление было сделано специально для него.       Чхве устало трёт лицо, говорит Каю, что он скоро вернётся, и выходит искать врача.       — Скажите, господин Пак, амнезия Кая… она… насколько серьезная? Он когда-нибудь что-нибудь вспомнит? — Джон ловит врача у дежурки.       Пак Сон Хён мрачнеет в лице, приглашает Минджона в свой кабинет, а потом присесть. Сам некоторое время молчит, собираясь с мыслями.       — Как я уже говорил, господин Ли потерял память о своей жизни. Однако он не утратил абсолютно всю память. Он не разучился читать и писать. Мы проводили тесты, в которых он показал знание английского и математики. Он возможно сможет сам дойти до своего дома, потому что у него осталась кинетическая память. Но что касается конкретных воспоминаний, боюсь, они утрачены насовсем.       Врач смотрит на Джона немного виновато и грустно.       — Знаете, он как компьютер, с которого стёрли все данные. Работать будет прекрасно, но старые фото вам уже никогда не покажет.       — Получается, он забыл только людей и события?       — Получается так.       Врач встаёт из-за стола и идёт к выходу, задерживаясь рядом с парнем.       — Ему очень нужна помощь. Самому ему будет крайне тяжело вернуться в этот мир.       Джон кивает, показывая врачу, что он понял. Господин Пак принимает его кивок за согласие.

* * *

      Джон хлопает дверью, возвращаясь в палату. С минуту смотрит на парня, спокойно сидящего в койке и гипнотизирующего потолок.       — Так вот ты какой, когда остаёшься наедине с собой. — Выходит грубовато и с претензией, но Джон по-другому не умеет. Не с Каем.       Ли отрывается от потолка и теперь вглядывается в Джона.       — Мне кажется, что раньше мы не ладили. — Спокойно произносит он.       — Пф-ф! – Джон смеётся. – Не ладили? Да мы ненавидели друг друга! Не-на-ви-де-ли! Понимаешь?       — Тогда зачем ты здесь? — Голос парня холодеет, а сам он отворачивается к стене.       — Потому что оказывается ты, Кай, никому не нужен! Представляешь? Ни единой живой душе! Даже врачи хотят спихнуть тебя на меня.       — Никому не нужен? — Парня словно не задело это. Голос даже не дрогнул. — И что? Тебе-то что?       — Ты даже адреса своего не помнишь! Где твой дом? Где родня? Твой телефон разлетелся на осколки.       — И что? — Всё так же холодно выдает парень.       — В смысле, что? — Минджон замирает, выгнув брови.       — Какое тебе до меня дело? Совесть замучила?       — Да пошёл ты! — Это была та самая «последняя капля», которую он ждал. Что-то что даст ему право больше не чувствовать вину за недостаточные действия, и не чувствовать ответственность за совершенно чужого человека, только потому что никого другого у того нет.       Он вылетает из палаты, снова хлопнув дверью.       — Хоть память и отшибло, а как был мразью, так и остался!       Джон останавливается прямо перед выходом из клиники, понимая, что он опоздал на метро.       — Вот же сука!

* * *

      Кай остается в тишине палаты. Хочется выключить свет. Он с трудом, ухватившись за перила койки, встаёт. Ноги не слушаются, в теле слабость от долгого лежания и скудной больничной еды. Парень с трудом добирается до стенки, наваливается на неё всем телом и ползёт в сторону входа, где находится выключатель. Короткий щелчок – и палата погружается в темноту. Кай сползает на пол, голова безвольно свешивается на грудь, а свободная рука падает поверх голени.       «Никому не нужен?»       Такое больно слышать вообще-то, но у Кая как будто все эмоции выкрутили на минимум. Он не помнит ни одного лица из прошлой жизни, он знаком только с врачами и Минджоном, который зачем-то пришел снова. Точно совесть замучила. Он пытается не думать о том, что теперь делать. Просто пытается осознать реальность происходящего. Выходит плохо.         В мыслях только картины мутной палаты и расплывшееся лицо врача – первое воспоминание в его новой реальности. Потом много раз повторяющиеся: врачи, палата, процедурный кабинет, снова врачи, больничная еда, больничный душ и медбрат за дверью кабинки, готовый если что откачать Кая, снова врачи, врачи и Джон, удивлённо смотрящий на него. И Джон, бросающий, что они друг друга ненавидели и что он никому не нужен.       Кай ёжится, как будто от холода, хотя в палате тепло.       Он пытается зацепиться хоть за что-то в зацикленном потоке образов из больницы. Авария? Он даже смутно не может припомнить, что произошло. Нашли ли виновника? А какая разница? Память ему уже не вернут. Он не помнит даже боли. Не чувствует. Ему повезло, и из травм – только удар головой, из-за которого сотрясение мозга и амнезия, сломанные четыре ребра и огромная рана на бедре, из-за которой он потерял много крови. Даже лицо относительно целое, не считая ссадин и синяков. Те, конечно болят, но не так уж и сильно.       Врачи говорили, что он потерял чувствительность из-за удара. Похоже, это касается и его души. Она пустая, как вакуум.       На секунду пролетает мысль: «А зачем жить, если я никому не нужен?», но Кай тут же отбрасывает её как первосортный бред. Жить ради других? Не в его стиле. Хотя он и стиля-то своего теперь не знает. Самого себя тоже не знает. Всё, что Кай знает — где-то за пределами больницы у него всё-таки есть дом, и нужно бы туда попасть.       Внезапно возле него открывается дверь, слышатся чьи-то шаги, щелчок выключателя, загорается яркий свет.       — Кай? — Удивлённый голос Минджона.       Ли поднимает голову, смотря в спину вошедшего.       — Ты где? — Минджон идёт к окну, так и не заметив тело у двери.       Осматривает кровать, под ней и возле окна. Наконец, поворачивается к двери и видит Кая.       — Эй, ты чего молчишь? — Сразу нападает, как будто по-другому и не умеет говорить. — Поднимайся. — Кая резко подхватывают под руки, ставят на ноги и помогают доковылять до кровати.       — Зачем ты вернулся? — Бесцветный и тихий голос.       — Я опоздал на последний поезд домой и мне негде переночевать. Такси слишком дорого стоит.       — Будешь спать со мной в палате? – Кай удивлённо поднимает бровь.       — Да, на диване.       — Но мы же друг друга не-на-ви-де-ли. – Возвращает Джону его же слова.       — Слушай, ну почему ты такой? — Джон злится, но доводит его до постели. — Ты всегда таким был, нормально поговорить с тобой нельзя. Нёс всякий бред и не давал и слова сказать. И сейчас ничего не поменялось. Тебе всю память отшибло, но мразью натуру твою, походу, ничем не выведешь.       — Мразью натуру? — Усмехается Кай, устраиваясь на подушках. — Класс. Что ещё скажешь?       — Ничего. Я иду спать.       — Не в этой палате, пожалуйста. – Бросает Кай Джону.       Тот замирает. Поднимает на парня в койке потяжелевший взгляд, словно спрашивая, не послышалось ли ему.       Кай отвечает прямым взглядом. «Нет не послышалось. На выход». - Говорит он глазами.       — Реально мразь. И люди не меняются. – Шипит Чхве на грани слышимости и выходит, в третий раз хлопнув дверью.       Утром, после ночи на неудобном кресле в холле больницы, Джон решает, что больше никогда сюда не вернётся, потому что имел он в виду всяких там Ли Каев с завышенной самооценкой и не способностью дойти до собственного дома. Он был готов снизить градус ненависти, но ему просто не позволяли этого сделать.