По лезвию чужой судьбы

Мы ушли с той тропинки. Девочка просто взяла меня за руку и потянула прочь, даже не спрашивая. Я всё ещё был на взводе. В ушах шумело, руки дрожали. Казалось, что я всё ещё там, на поле, где Сомар орал, а деревянные мечи рассекали воздух. Я опустил взгляд на пальцы, сжатые на рукояти, и с усилием разжал их. Суставы хрустнули. Не хотелось бы, чтобы кто-то потом явился с жалобами, мол, я их детей покалечил, и теперь мы должны выплачивать компенсации. Хотя, скорее всего, тут такого не бывает. Мы дошли до большого дерева у реки. Вода в ней была мутной, но тихой. Изредка раздавались всплески, квакали лягушки. — Ты всегда так дерёшься? — спросила она. — Как? — Так, будто не хочешь останавливаться. — Я вообще не хотел ни с кем драться… — Но подрался. И бил их деревянным мечом. Теперь они наверняка умрут в страшных муках позора. — Чего? Надеюсь, нет. Она была странной. Что-то в ней заставляло меня напрячься. Неуловимое чувство, будто я смотрю на что-то не совсем человеческое. — Меня зовут Сильфиетта. Но ты зови меня Сильфи, Рудеус. — Ладно. Она присела у дерева, глядя в реку. Наверное, впервые я говорил с кем-то приблизительного возраста этого тела. — Местные не любят эльфов? — Они не любят всё, что не понимают. Делают вид, что не боятся, но боятся. — Она остановилась. Задумалась. — Я эльф. А еще у меня волосы зеленого цвета... — Да я заметил... Это редкость? — Не скажу, что я одна такая, но если в деревне увидят второго с такими же, я удивлюсь. — кивнула она — Знаешь, зеленые волосы предвестники беды. — Беды? Она кивнула головой. — Зеленые волосы редкая мутация. Такие были у Лапласа, а еще у проклятых берсеркеров Супардов. Вот их и не любят. Проклятые берсеркеры. Я слышал о них ещё от Зенит. Когда она читала мне сказки, я не умел сам этого делать, но помню, как звучали её слова: «Самые злобные, самые жестокие». Или что-то вроде того. Теперь их используют как пугало для детей. Не будешь слушаться — придет Супард и утащит тебя. Девочка заметно растроилась. Нужно наверное что-то сказать ей. — Мне нравится цвет твоих волос... он такой яркий... — Не нужно выдавливать из себя бессмысленные комплименты. Ладно, попытка была. — Тебя тоже будут бояться. — А? Почему? — Ты чудной. И колдун. Это странно. — Откуда ты знаешь? — Пол рассказывал. Пол? Ему-то зачем? Ах, наверное, приходил к Роулзу обсудить что-то, вот она и услышала. — Ты так хорошо двигался в той дуэли! Пол тебя учил? Она встала и начала повторять мои движения. Поставила руки так, будто держала воображаемый меч, переставляла ноги, обходя меня по кругу. Всё идеально: постановка ног, работа кистью, удары. — Ты раньше дралась? — Нет. — Тогда Роулз тебя учил? — Нет. Я же сказала — никогда. Я смотрел, как она двигается. И что-то в этом было неправильным. Не потому, что она повторяла мои движения — а потому, что делала это идеально. Будто тело знало, как нужно, а сознание даже не задумывалось. — Тогда откуда такие умения? Она замерла. Напряжение спало, будто ничего и не было. — Оно само. Просто так. — Просто так? — У меня всегда так. Я вообще не умел общаться с детьми. Они утомляли меня быстрее любой физической нагрузки. Вечно несут какую-то чушь, ждут реакции на свои глупые мысли, требуют внимания. С таким же успехом она могла бы сейчас разразиться длинной тирадой о том, сколько лягушек поймала, какие у них были пятнышки на спинах и как это всё невероятно важно. — Когда я пыталась играть с другими детьми, я взяла у одного игрушку. Ну всё, понеслось. Сейчас начнётся: сколько у неё было игрушек, какие из них самые любимые, какая сломалась, а какая просто потерялась, и как всё это невыразимо важно. Как будто мне есть до этого дело. Нужно было срочно прощаться и уходить. Свой долг перед самим собой я уже выполнил и могу с чистой совестью пойти домой. — Деревянный олень. Он попытался забрать его обратно. Я сломала ему руку. — Ясн… Что?! — я уставился на неё. — Зачем? Я чуть не ответил на автомате, но вдруг осознал, что она только что сказала. Сломала. Не ударила, не толкнула, не оцарапала — сломала. Спокойно, буднично. Как будто просто уронила игрушку. — Это было случайно. Тело само двигается. — Она пожала плечами. — Вот и тогда оно двигалось. Людям не нравится, когда им ломают руки. — ...никому не нравится. — Поэтому я не отвечаю, когда меня задирают, — добавила она. — Если отвечу, будет хуже. Подставив палец к губам она продолжила. — Все всегда смотрят так, будто я не должна... будто я делаю что-то не так. Хотя я делаю, как они. — Ты же понимаешь, что ломать руки — это «не так»? Она кивнула. — Поэтому я больше не беру игрушки. Тишина. — Просто наблюдаю. Так спокойнее. Я смотрел на неё, и внутри было какое-то странное чувство. Не жалость, не страх — что-то другое. Будто я смотрю не на ребёнка, а на что-то дикое, прирученное лишь наполовину. Она не понимала людей, но и люди не понимали её. Я думал, что она шутит, когда говорила, что тело само двигается, но теперь не был так уверен. Она говорила спокойно, без гордости, без страха, без сожаления. Просто факт. Ломать людям руки — плохо. Значит, лучше не трогать чужие игрушки. Я посмотрел на небо. Солнце уже вставало выше, свет пробивался сквозь листву. В животе заурчало. Пора было возвращаться. — Мне пора, — сказал я, поднимаясь. Она кивнула, не спрашивая, почему, не предлагая пойти вместе. Просто кивнула и снова посмотрела в реку. Я сделал пару шагов и обернулся. — Сильфиетта. Она подняла глаза. — Если тебя опять кто-то заденет, ты скажи. — Чтобы ты их побил? — Чтобы ты не сломала им что-нибудь. Она улыбнулась — едва-едва, уголком губ. Я развернулся и пошёл обратно.

***

Идя по дороге к дому, я старался держаться подальше от места, где совсем недавно была драка. Или, правильнее сказать, дуэль? В руке был всё тот же деревянный меч, которым я вломил троице. На его поверхности виднелись отметины, глубокие вмятины — следы удара, следы того, что мне реально повезло. Как бы крутым ни было это тело, как бы хороши ни были его гены, преодолеть разницу в возрасте, росте и весе было трудно. Если бы этот дегенерат Сомар решил напасть на меня со своими дружками разом, я вряд ли бы вышел победителем. Даже не знаю, что ему вдруг взбрело в голову вызвать меня на честную дуэль. Но двигался он действительно неплохо. Если подумать, моё новое тело было ненормальным. В пять лет дети вряд ли двигаются с такой же лёгкостью. Да и я, пожалуй, уже сейчас лучше себя из прошлой жизни. По крайней мере, стометровку бегу без риска сдохнуть от остановки сердца. А ещё зрение. Больше никаких очков. Если сосредоточиться, могу чётко разглядеть, с какой скоростью летит муха. Наверное, это всё из-за маны. В книгах писали, что она есть у каждого. Если это так, то неудивительно, что люди тут сильнее. По телу всё ещё гулял мандраж от схватки. Осознание того, что тренировки не прошли зря. Радость от победы. Остатки адреналина. Теперь понятно, почему люди так легко подсаживаются на это. На пороге дома меня уже поджидал Пол. Чуть дальше стояла Зенит, занятая своими делами. — Привет. — Руди, наконец выбрался из дома? Как рука? Уже не болит?  Всё такой же весёлый и расслабленный. Как он вообще так живёт? — Нормально. Уже почти не болит. Я опустил взгляд на свою руку. Рука зажила, но осталась неприятная утренняя ломота. А ещё — шрамы, оставленные тем самым заклинанием. Их можно было бы свести, но пришлось бы колдовать ещё долго. — Лучше бы сказал, когда уже приедет учитель. После того как Пол договорился об учителе магии для меня, прошло уже много недель. Все это время я был в каждодневном ожидании. Но чем дольше времени проходило, тем больше мне казалось, что меня водят за нос. Они же не могут мне врать?  — Да ты каждый день спрашиваешь, — усмехнулся Пол. — Учителя просто так не найти, особенно того, кто поедет в деревню. Да и путь неблизкий. Не переживай, кто-нибудь да объявится. Всегда такой уверенный. Всегда знает, что делает. Мне бы так. Его взгляд вдруг остановился где-то в районе моей шеи. Он тут же шагнул ближе. — Это что?  — Э-эй! Одной рукой он сразу отодвинул рубашку и надавил пальцем куда в области ключицы. Тут же по телу пронеслась волна боли.  Только сейчас я заметил, что у меня огромный, раздутый синяк. Видимо, последствия дуэли, на которые я даже внимания не обратил. — А это что за меч? Это не твой. Его взгляд стал серьёзнее. — Ты что, подрался с кем-то? — Чего?!  Голос Зенит резанул по ушам. Она тут же направилась к нам. — Ну... Я не был уверен, что ответить. Сказать правду, что избил троих детей? Хотя они были и не вполне обычными, но достижение это было такое себе.  Хотя зачем мне вообще оправдываться? Я спас девочку от трех идиотов, которые кидали в нее камнями и издевались. — Я... — Руди, ты ведь только сегодня поправился и уже полез с кем-то в драку! Зенит, уже подойдя, зорким взглядом уперлась в рану. Секунда, и она расслабилась. Видимо, рана была незначительной. — Где и с кем? — Ну… это был… — Ты победил? Пол перебил меня, и в его голосе появился откровенный интерес. — Пол! — А! Да… что ты там говорил? Пересказ событий не занял много времени. Зенит слушала внимательно, время от времени качая головой. Пол — наоборот, всё больше улыбался. — Ну, ну! Неплохой результат! — Он хлопнул меня по плечу, отчего я чуть не подпрыгнул. — Молодец! — Пол! Он только оправился после травмы, и ты радуешься, что он подрался?! — Ну, если он победил, значит, он молодец. Логично же. Зенит прищурилась, но ничего не ответила. А я просто стоял и думал… Я действительно победил. Я действительно смог. В прошлой жизни я всегда избегал драк. Когда надо было драться — я терпел. Когда можно было ударить в ответ — я отворачивался. Я боялся, что меня ударят больнее, что меня сломают, что я окажусь на полу и больше не поднимусь. Но сейчас всё иначе. Я вломил им. Я не струсил, не сбежал. Я встал против троих, и они упали. И это чувство мне нравилось.