About last Friday...

      Позднее утро встречает тихими трелями птиц и шелестом деревьев. Солнце уже взошло, но нещадно, будто нарочно, прячется за тучами, не давая не единого шанса погреть хотя бы макушку. Мороз немного щиплет порозовевшие щеки и Рони смешно морщит нос, закуривая уже вторую сигарету. Дым неясными клубнями поднимается в воздух, даже не думая испарятся: он в кристально чистом небе выглядит как сплетение узоров — будто сам вьелся в его текстуры и это выглядит невозможно правильно. Морозный ветер в то время постепенно залезает под куртку, царапая ребра, подбираясь к шее, и Рони невольно цокотит зубами. Заметил бы это Бенце — неутешительно бы покачал головой и силой надел куртку. Рони всегда умиляла его «батина» забота. Только он, в отличие от некоторых, батя самый достойный. Тот, к сожалению, копошится возле барабанной установки, слишком занят, чтобы догадаться, что Рони вобще-то тут умирает без чужого присмотра! Смотри ещё замёрзнет насмерть.       Даниэль клюет носом, лениво листая Инстаграм — видимо ночью опять не спал, поглощая видосы с забавными котами и выпуски с Леонидом Каневским. Господи, как он совмещает эти две личности в себе?       Орш опять прохлаждает свою жопку наверное с каким-то незнакомцем в баре, рассказывая очередную историю из жизни как на него напал медведь в лесу и он сидел на дереве три дня питаясь листьями и яйцами кукушек. У него невероятный талант говорить полнейший бред с серьезным лицом. Рони уверен, что потом этот незнакомец притащит на концерт всю свою родословную, и нет, это не наглая реклама — просто Орш такой общительный, да.       Бенце тем временем подбадривающе похлопывает Шома по спине — Рони знает Шислер всегда волнуется перед концертами, хоть в этом и не признается. Это он на сцене вольный тигр, но никто не знает какой он на самом деле пушистый зайченыш!       Шома на этот жест благодарно улыбается, ненарочно, а может и нет, бросая взгляд на Рони. Нет, это не случайный взгляд — он знал куда посмотреть. Натыкаясь на встречный, быстро отворачивается, а затем так же быстро и незаметно ретируется в гримёрку.       Рони докуривает сигарету и поднимает голову к небу. Он пытается там разглядеть то ли ответ, то ли спасательные лучи солнца. Руки нещадно мёрзнут и Рони запихивает те поглубже в карманы, но это мало помогает. Сейчас бы он лучше себя чувстовал в теплых объятиях, и он даже знает в чьих.       Рони застаёт Шислера в расплох — тот как раз открывает банку пива и салютует, отпивая несколько глотков. В гримёрке тепло и Рони чувствует себя пельмешкой в кипятке — кажется ещё 10 минут и он окончательно сварится. Только это приятный кипяток довольно в приятной компании. И невольно хочется прилечь на какую-то горизонтальную поверхность и полежать так часов 10.       — Волнуешься, — больше утверждает, чем спрашивает Рони, стоя у того за спиной.       Шома плюхается на черный пуф напротив зеркала и неумело зачесывает растрёпанные волосы.       — Спал плохо, — жалуется Шома, прикрывая глаза, — выгляжу ужасно, — под глазами у того заметны темные впадины, но Рони не думает, что это делает кого-то хуже — особенно Шома.        — А мне кажется, все равно красиво, — бросает тот, прикусывая язык. Эта фраза слетает быстрее, чем Рони успевает подумать.       Шома поднимает взгляд, встречаясь с ответным и внутри трепещет еле ощутимый огонек, так, будто тебе сказали, что купят самую желанную игрушку или что уроки отменили и можно блаженно доспать пару часов. Шома смущённо улыбается и на щеках появляется еле заметный румянец.       Подкат засчитан, получается?

***

      Когда остаются считанные минуты перед концертом, мир становится нереальным. Время тянется липкой жвачкой, оседая на плечи, отдает горечью в горле и затуманивает разум. В тебе столько энергии, что если подключить к сети, то ты зарядишь как минимум с сотню электромашин. Такое ощущение будто тебя накачали энергетиками и заковали наручниками в клетке. Энергия бурлит буквально везде, просачиваясь сквозь разогретое тело. Но когда нога ступает на холодный пол сцены, ты отпускаешь себя.       Тут нет стоп слова — эта игра до последнего счастливого выдоха, радостной улыбки, истошного крика, до последней капли пота. Тут, в пламени софитов, под овации фанатов, они все наэлектризованы до пределов так, что можно осветить целый город. Кажется, нет жизни которая существовала до сцены (в прочем, она не имеет никакого смысла) она сникает рядом с этой жизнью, где ты чувствуешь, будто весь мир в твоей власти.

***

      — Ну что идём смотреть Париж, — Шома едва ли не скачет от радости, сверкая глазами, бегает взглядом от одного лица к другому — О нет, я пасс, — стонет Орш, заваливаясь на диван.— На сегодня приключений хватит. Вы вобще знали какие французы злые?! — тот, морщась, разминает шею. — Я с одним таким чуть не подрался, потому что он, видите ли, подумал, что я хотел украсть его пиво. Нужна мне его похлебка, как же.       — Тяжела и наказиста жизнь простого героиста, — вытягивая слова, хмурится Шома и Орш пуляет в него какой-то предмет. Кажется, это была пустая банка из под пива.       Даниэль ушел говорить с девушкой и вряд ли к нему сейчас можно достучаться. Но его и понять можно. Отношения на расстояние плохая штука. Рони и Шома вроде близко, но по ощущениям будто на разных планетах.       — Ты идёшь? — Шислер цепляет за рукав Бенце, снимая его олимпийку почти наполовину, на что тот недовольно цокает, натягивая предмет одежды обратно.       — Нет, не иду. Что я в этом Париже не видел... — он запинается, засмотревшись в окно: там догорает розоватый закат, ложа красные лучи на лакированные стулья и чуть пыльную поверхность столешницы. — Сейчас такое настроение: то ли подрочить, то ли набухаться.       — А ты совмести, — бросает Рони и Шислер на это прыскает от смеха.       — А ты? — Шома возвращает к нему взгляд. Может быть он хотел заложить меньше пафоса в него, но Рони видит, что это очень важно. Как воздух и 8-часовый сон? Нет. Не знаю. Может быть.       Они дружат уже столько лет, но Рони так и не сумел разгадать его. Это как решать сканворд, в котором вроде уже и есть буквы и ты идёшь по верному пути, подбирая комбинации, а потом оказывается, что буквы совсем неправильные. И всё по новой.       — Только в случае, если ты мне купишь круассан, — ухмыляется Вереш, делая большой глоток холодного пива       Рони видит этот взгляд: немного удивленный и восхищённый. Будто он вручил ребенку киндер или прокатил на мотоцикле. Рони льстит представлять себя киндером или мотоциклом, но кажется, Рони для Шома значит намного больше.       Мартовский морозный ветер нещадно бьёт по щекам, но это отрезвляюще и даже к лучшему — заставляет обратить взгляд на Шома и сразу внутри всё теплеет, как по щелчку пальца. Шома действует на него удивительным образом.       Сумерки ложатся на полусонный город темными пятнами, спрятав тихие улочки, мелких прохожих, дворовых собак и их вдвоем. Хоть на улице и темно, Шома не перестает сиять. Если после концерта энергии совсем не осталось, лишь малое подобие того, что поддерживает тонус, то Шома чертов инкубатор. До сих пор заведён до пределов.       — Не хочешь зайти? — Шома рассматривает яркую неоновую вывеску кафе, шмыгая носом.       Рони кидает взгляд на осветленное помещение, красную обивку, приторные лица гостей, фальшивые улыбки официантов и невольно морщится. Он не хочет сковывать себя этим помещением. Хочется бежать от этого города, от людей, от всего мира, от своих чувств, которые он так надёжно прячет, от проблем, будней, скандалов. tab>— Вобще-то не очень, — Рони кидает виноватый взгляд и Шома понятливо кивает.       Они всё-таки покупают круассаны и кофе в стаканчиках и шагают по молчаливой улице. Снег крохотными хлопьями покрывает асфальт и он чем-то похож на белую пыль. Шома поднимает голову вверх, застывая на месте, а затем совсем неожиданно высовывает язык в попытке словить снежинки. Рони на это умиленно улыбается.       Шома же почти как ребенок: наивный, добрый по-своему яркий и чувста выражает как может, наверное поэтому он Рони так ...нравится. Они давно знакомы и Рони видел в нем и зло, и ярость, и обиду, и гордость, но сейчас он начал видеть наверное самое главное — его солнечность.       Они ещё немного шагают в приятной тишине, пока Шома не обрывает чужой поток мыслей.       — Как думаешь, если бы всё сложилось по-другому, оказались бы мы тут? — брякает тот на выдохе, как будто ему эта мысль пришла после того, как он сказал это вслух.       Рони опешивает, роняя на пол кусочек круассана — не фигурально конечно, но он всегда желал сниматься в кино, а там, как правило, всё так и просходит. Рони смотрит на того так, будто Шома сказал, что ест детей или любит нюхать какашки, а затем прочищает горло и говорит.       — В смысле? — получается сдавленно и жалко. tab>— Ну, знаешь, — Шома чешет затылок, — если бы в прошлом что-то пошло не так, были ли мы тут? Какая вероятность, что нас свел бы этот город вместе...я имею ввиду нашу группу, — смущённо добавляет тот.       — Может быть, — Рони пинает ногой камушек. — Если не тут, то в другом месте. Не думаю, что нас бы раскидало по разным уголкам Вселенной. А если бы и так, то мы бы и не задумывались над этим.       — Да, но всё-таки Париж, — Шома приседает на корточки, — это круто, — Рони с трудом различает в темноте два озорных глаза. Он и тут умудрился найти кота, ну что за человек!       Шома нежно поглаживает пушистого и тут выгибается навстречу касаниям. Он и сам в каком то смысле кот. Большой такой, с усами — подкидывает сознание и Рони просто тупит в асфальт.       — Это же место романтики, случайных встреч, круассанов, парфюма, самых вкусных завтраков... — Шома тоскливо смотрит вслед уходящему коту.       — Так вот оно что, — Рони тихо хихикает в ворот куртки, — как романтично. Так ты у нас тайная Леди Баг?       — А ты Супер-Кот, — в тон отвечает Шома, не скрывая ухмылку. Рони хочется сказать, что это Шома кот, да и ещё какой супер. Любой бы позавидовал.       — Я и не знал, что ты такой романтик, — Рони косится в сторону Шома, —и это хорошо, что ты открываешься мне с такой стороны,— хихикает он, на что получает лёгкий щипок.       — А вобще, я верю в судьбу, — Рони прищуривает глаза, в попытке разглядеть вывеску магазина, — что нам всё предначертано. Если нам суждено тут быть, то мы тут обязательно окажемся.       — А если суждено умереть, — Шома запинается, — ты смиришься?       Рони удивлённо поднимает брови. — Ох да, как романтично умереть в Париже, — парирует тот, — похоронишь меня под Ельфелевой башней и посадишь грушу.       Шома заливается смехом цепляясь взглядом за сияющую башню. Она кажется такой далёкой, но в то же время так манит.       На самом деле, было бы романтично умереть в этом городе.       Всё, что произошло в Париже в нем же и останется.       Рони наклоняет голову и прикуривает сигарету. Слабый огонек искрится на краю и холодный ветер вот-вот затушит.       — Люди чаще всего умирают не по велению судьбы, — как-то грустно заявляет Шома.       — Но зачастую, потому что делают глупости, — продолжает Рони, выдыхая белый дым в звёздную мглу. Небо темно-синее и по нему будто кто белые фантики рассыпал. Сигаретный дым паром поднимается наверх и там же растворяется — на кристальной поверхности звёзд.       — Если люди делают глупости, можно и я одну сделаю? — почти просит Шома, обращая на Рони осторожный взгляд.       Рони затаив дыхание выжидающе смотрит в ответ. Его ресницы немного подрагивают, а глаза настолько темные, что и утонуть можно.       — Можешь.       И Шома не медлит — прижимается губами, осторожно сжимая чужую руку так, будто Рони может убежать. Но Рони не сделает этого. Он долго бежал и наконец-то нашел то, что так долго искал. И это лучше чем пицца, чем черешни, чем качаться на стуле или получать пятерку по математике, чем дождливое осеннее утро или первый день лета.       Рони нежно отвечает на поцелуй — время будто останавливается, а Вселенная схлопывается, оставляя лишь два сердца, которые наконец-то нашли себя.       Морозный ветер царапает щеки, забирается под куртку, безпризорно гуляет по телу, а снег белой пеленой покрывает макушки.       Всё, что произошло в Париже в нем же и останется, правда?