Жажда мести

Оставляя за спиной тень немой пустоты, Как безумец, как слепой шёл по жизни ты… За собой мосты сжигал, уходил сгоряча, Ненавидел, но не лгал и рубил сплеча… Никогда не предавал, выстояв до конца. И не раз душой умирал, но не терял лица! Без потерь на этой Земле никому свой путь не одолеть. Без потерь Любви не найти, Мир этот не спасти… Тот, кто боль познал, тот, не боясь, открывает дверь В жизнь, где не стать никогда свободным без потерь… Ты, как вечный пилигрим, не считая шагов… Найти хотел четвёртый Рим выше облаков. Обжигался как любой, кто мечтает летать, Твой Бог смеялся над тобой, чтобы силы придать. Ты, собрав волю в кулак, стержень внутри ковал. Так и живёт теперь тот, кем ты стал! Гран-Куражъ — Без потерь

***

      Давно Яро не испытывал такого облегчения на душе.       Давно не радовался наступлению нового дня. Слишком давно не улыбался, с удовольствием смакуя последние новости из Северенского княжества.       В Круглом Зале советники с опаской и подозрением смотрели на слишком счастливого омегу, чья улыбка ввергала в ужас. — Несомненно, то, что произошло с князем Лютером, ужасно, — кашлянул Рандольф, неодобрительно взглянув на Яромира. — Ваше Высочество, разве вы так не считаете? — Разумеется, — не переставая улыбаться, промурлыкал принц-консорт. Глаза горели безумным блеском. — Полагаю, что стоит отправить ему письмо с соболезнованиями. — Что-то здесь не чисто… — пробурчал Первый Советник, Зигварт Хьёрт. — На князя напали почти сразу, как только он зашел на свои земли. Словно бы эти разбойники его ждали. — Да, это действительно подозрительно, — согласился регент, — но есть ли нам до этого дело? Говорят, что князь Северена прогневил своих богов, когда предпочел им Сонбахара. Боги весьма обидчивы и ревнивы. Они измен не прощают. — В богах ли дело? Он проделал такой долгий путь, пробыл здесь едва ли пару дней и уехал. Предварительно погуляв с нашим принцем-консортом.       Советники с подозрением вперились в Яромира, но тот словно бы их не замечал. Он был погружен в собственные раздумья, пытаясь представить, как сильно Лютер страдал.       Хотелось верить, что после случившегося князь сойдёт с ума и решит наложить на себя руки. Ведь мало какой альфа сможет жить с осознанием, что его изнасиловали. — Прошу меня извинить, — поднявшись из-за стола, не спрашивая ни у кого разрешения, Яро решил удалиться.       По коридорам до своих покоев он шел, едва ли не пританцовывая, напевая мотив какой-то весёлой песенки. Ликование переполняло его.       Войдя в покои, омега тут же прошел к кроватке, где лежал Кёрин. Взял его на руки, закружил, прижимая к себе. — Его Высочество сегодня пребывает в хорошем настроении, — заметила пышногрудая кормилица, улыбнувшись. — Есть повод, — поцеловав сына в лоб, Яро подкинул его, поймал, крепко прижимал к себе. — Жаль только, что погода не радует.       За окном бушевала метель. В коридорах замка было холодно, но в покоях принца-консорта властвовало тепло. Камины в спальне и зале жарко пылали. В жаровнях тлели раскалённые угольки.       Яро перестал улыбаться, уловив в воздухе аромат сырой земли и пожухлой листвы. Повернулся к слугам и кормилице: — Оставьте нас.       Те повиновались. Они давно привыкли, что принц-консорт время от времени внезапно прогоняет их.       Едва за слугами закрылись двери, как в спальне появился Сонбахар. В своём божественном виде, довольно устрашающий, он прожигал Яромира горящим взглядом. — Доволен? — Более чем, — снова заулыбался омега. Кёрин заёрзал на его руках. Ручонками потянулся к божеству, сжимая и разжимая кулачки. Радостно завизжал, широко улыбаясь. — Не так откровенно радуйся, не то тебя быстро заподозрят в случившемся, — посоветовал Сонбахар, подойдя к ним вплотную. Взял сына на руки, позволяя тому ощупывать серебряную маску и теребить багровые волосы. — Учти, Рандольф не станет тебя покрывать. — Я сделал то, что давно хотел. Остальное уже не так важно. — И всё же, не стоило прибегать к помощи беты. Ты мог бы обсудить это со мной. А так… Рандольф может манипулировать тобой, зная, кто стоит за несчастьем Северенского князя. Теперь он знает, что ты не так безобиден. Это может быть чревато тем, что Рандольф решит от тебя избавиться. — И ты даже не попытаешься ему помешать? — Яро пристально посмотрел на бога. — А я должен? — в тон ему ответил Сонбахар, позволяя Кёрину играться со своими когтистыми пальцами. Мальчик смеялся, пытаясь кусать и сосать указательный палец божественного родителя. — Я свою часть договора исполнил. Ты живёшь в достатке и вдали от Лютера. Всё остальное зависит от тебя, Яро.       Хорошее настроение омеги мгновенно улетучилось. Поджав губы, он прошел к окну. — Какой смысл Рандольфу избавляться от меня?       Сонбахар не ответил, играя с сыном, который забавно гукал и заливисто смеялся.

***

      Казалось, что все в замке знали о его позоре.       Эти взгляды, шепотки. Они выводили из себя.       Поэтому Лютер велел одним слугам вырвать глаза, а другим зашить рты.       Обычно он был молчалив, погружен в собственные думы. А порой впадал в безумство.       Князь сделался слишком подозрительным и нервным.       «Они знают. Они догадываются», — нервно думал он, спиной чувствуя взгляды слуг, жрецов, советников и стражников. Хотя лекари, в том числе и Мариан, клялись, что будут вечно хранить тайну Государя.       Первое время после пробуждения Лютер не жил, а существовал. Во сне его терзали кошмары. В остальное же время альфа пытался свыкнуться с мыслью, что он теперь калека. Обесчещенный калека.       Лекари уверяли, что задний проход хорошо зажил, как и повреждённая ножом кишка. Обещали, что князь когда-нибудь сможет пользоваться руками, если будет их разрабатывать. А еще рассказывали о протезе, который сделают вместе с лучшими резчиками по дереву и кузнецами княжества.       Лютер тогда слышал, но не разбирал их слов.       Целыми днями он проводил либо в постели, либо в кресле у окна, погруженный в себя.       Нет, он не пытался наложить на себя руки, хотя эти мысли и возникали. Но как дальше жить — Лютер не знал.       Он настолько ушел в себя, что на достаточно длительное время позабыл о своих обязанностях. Отказывался посещать Палату Заседаний. Никак не отреагировал на известие о пожаре, учинённом Эсфирь и о том, что Суви теперь обезображена.       Всё это не имело значения.       Очень часто альфа отказывался от еды, из-за чего он сильно похудел.       Рассудок и тяга к жизни стали возвращаться к нему только после того, как лекари представили его вниманию протез, имеющий деревянное основание, обвитое железными вензелями.       Поскольку культя хорошо заживала, а подложка внутри протеза была достаточно мягкой, то князь не должен был испытывать дискомфорта.       Впервые спустя полтора месяца встав на обе ноги, Лютер позволил себе кривую усмешку. Протез не только позволял твёрдо стоять, но и сгибался чуть ниже основания пальцев, практически повторяя движения настоящей ноги.       Да, он не был идеален, и с ним князь немного прихрамывал, но это было лучше, чем жить вовсе без ноги. — Чуть позже мы попытаемся усовершенствовать протез, — пообещал лекарь, которому после выделили земельный надел и поместье.       После этого Лютер стал покидать свои покои. Вновь начал присутствовать в Палате Заседаний. К нему вернулся аппетит. Но он стал слишком подозрительным и вспыльчивым.       Впрочем, сам князь не замечал за собой таких недостатков. — Не желает ли Государь проведать свою супругу? — осторожно вопросила Биляна, следя за работой слуг, наводящих порядок в княжеских покоях. — Княгиня Суви спрашивала о вас… Она переживает. — Суви? — Лютер пристально посмотрел на ключницу. Несколько минут пытался вспомнить о ком речь, а потом нахмурился. Стал припоминать, что вроде как ему рассказывали, что жена сильно пострадала в пожаре. — Да, надо бы её проведать.       Чуть прихрамывая, князь вышел в коридор.       Теперь стража всюду сопровождала его. Даже во время сна у входа в спальню несли караул двое крупных альф, которые бодрствовали всю ночь.       Никто открыто это не обсуждал, но всё же некоторые шептались, что Лютера так сильно потрясло случившееся в лесу, что он стал опасаться за собственную жизнь. — Государь, — Войтек Лоиз поравнялся с князем. — Одна из камер со смертниками переполнена. Прикажите готовить их для жертвоприношения Есену?       Лютер резко остановился. Наградил бету таким взглядом, что тому стало не по себе. — Больше никаких жертвоприношений. Этот бог мёртв! Ясно? Лоиз, возьми людей и пусть они уничтожат жертвенник в Офарте. — Как вам будет угодно, Государь, — медленно ответил Войтек, не понимая, что нашло на князя.       Стража распахнула двери покоев княгини, громко сообщив о прибытии князя.       Суви тут же выпрямилась. Она была облачена в просторные одежды из черного атласа. Голову укрывало покрывало, а лицо скрывала полупрозрачная вуаль. — Государь, я денно и нощно молила богов, чтобы они даровали вам своё исцеление, — промолвила девушка.       Лютер ничего не ответил. Молча прошел к жене. Сорвал вуаль, заставляя Суви вскрикнуть от неожиданности и страха.       Щеки, подбородок и нос были в шрамах от ожогов. Губы как-то неестественно искривились. На месте бровей и ресниц прорастали редкие короткие волоски.       Глаза Суви наполнились слезами. Она понимала, что выглядит ужасно. — Эта девка… — всхлипнула княгиня, отведя взгляд. — Это всё её рук дело. Она пыталась меня убить. Хотела отомстить за… — За что? — Лютер пристально разглядывал обезображенное лицо жены, пытаясь понять, что испытывает, глядя на все эти шрамы. Нет, явно не жалость. И не отвращение. Скорее досаду. — Она ударила меня. Ни за что! И я… я… — Суви было страшно. — Я велела отрубить ей руку.       Князь отреагировал молниеносно. Ударил жену по лицу так, что та упала. — Государыня! — служанки тут же бросились к ней, помогая подняться. — Ты не имела права этого делать! — ощерился Лютер. — Ты могла бросить Эсфирь в темницу, но не вредить ей. — Почему вы ставите крестьянку выше меня? Вашей жены! — Суви трясло от страха. — Жена… Но лишь пока, — фыркнул князь, оставив девушку. Он знал, что Эсфирь держат в темнице. Но никто при нём ни разу не обмолвился о том, что Суви сделала.       «Отрубила руку моей Звёздочке! Сука. Казню…», — в сердцах решил Лютер, спускаясь в темницу. Мариан был рядом, готовый подставить своё плечо.       С тех самых пор, как они вернулись в Эдель, капитан княжеской стражи хранил угрюмое молчание. Отвечал только по делу, но не более. Мариан стыдливо отводил взгляд, словно чувствовал перед князем вину за произошедшее.       В темнице тускло горели масляные лампы. Две штуки на весь коридор.       Лютер подошел к камере, за прутьями которой сидела девушка. Некогда золотистые волосы потускнели, запутались и в некоторых местах сбились в колтуны. Шерстяное коричневое платье, засаленное и пропахшее не только потом, но и кровью, свободно болталось на исхудавшем теле. — Эсфирь, — позвал князь.       Девушка тут же вздрогнула. Медленно поднялась с пола. А затем метнулась к решетке, вцепилась в неё пальцами. — Государь! Мой князь! — лицо Эсфирь выглядело измождённым. Щеки сильно впали, как и глаза. Губы потрескались до крови. — Молю вас, спасите. Я уже не верила, что вы придёте…       Лютер пристально смотрел на её культю.       Его любимая Звёздочка. Только он мог наказать её. Только ему дозволено причинять ей боль. Как Суви посмела обезобразить его Эсфирь? — За что ты ударила Суви? — тихо вопросил Лютер, разглядывая грязную повязку.       Девушка умолкла. Нервно облизнула губы. И в самом деле — за что? За то, что Суви посмела указать Эсфирь на её место? Или просто потому, что Эсфирь хотела показать, что она стоит выше новой княгини? — Я… Я лишь… — девушка не знала, что ответить. — Оставьте нас, — устало вздохнув, велел князь.       Стража не покинула темницу, а лишь поднялась по лестнице наверх. — Я ждала тебя… — дрогнувшим голосом прошептала Эсфирь, до побелевших костяшек сжимая прут решетки. — Боялась, что ты забыл обо мне. Лютер, прошу тебя… не дай мне здесь умереть. Мне так холодно. Так голодно. Я так давно ничего не ела кроме хлеба. Я устала отбиваться от крыс. Прошу… Если я должна умереть, то только не здесь. Я готова понести наказание за своё преступлением. Только прошу…       Она умолкла, как только он поднял руку.       Лютеру было жаль её. И жаль себя.       Они оба калеки, над которыми посмеялись боги. — Ты уже достаточно наказана, Звёздочка, — протянув руку, альфа коснулся её щеки. Большим пальцем поймал несколько скатившихся слезинок. — Я освобожу тебя. Ты будешь жить в тепле, и не будешь знать голода. Но только при условии, что ты родишь мне сына. — Да! — сердце Эсфирь бешено забилось. Она была согласна на всё, лишь бы покинуть темницу. Она даже готова вновь полюбить Лютера. Стать верной… А кем? Женой? Нет, у него есть жена. Любовницей? Плевать!       Она согласна стать кем угодно для князя, лишь бы оказаться подальше отсюда. — Я всё сделаю, мой Государь. Я буду любить тебя так, как никто не любил. Я буду верна до конца своих дней. Только заберите меня отсюда.       Лютер позволил себе слабую улыбку. Впервые за долгое время. — Мариан! Принеси ключи. Я забираю свою Звёздочку.

***

Лето 345-го года.       Яро буравил мрачным взглядом содержимое своего бокала.       Новости из Северена его нисколько не радовали, а только огорчали.       Мало того, что Лютер оправился от пережитого, так еще и жизнью наслаждается. Сучка Эсфирь всего месяц назад родила третьего ребёнка, и тогда же вновь стала княгиней.       Первенец Лютера, которого назвали Демьяном, родился всего год назад, а теперь на свет появилась девочка Таша. Все они признанные дети князя, которых запрещено считать бастардами. А теперь еще и наследники, поскольку Эсфирь вновь княгиня.       С Суви Лютер смог добиться развода только сейчас, спустя год после рождения Демьяна. Жрецы не хотели давать своего согласия, уверенные, что леди Арртери еще сможет родить законного наследника. Но это сложно сделать, особенно, когда муж не спешит исполнять супружеский долг.       Разведённая, лишенная всего Суви была отправлена на пожизненное служение в храм богини Бирки. Наверняка, она всем сердцем ненавидела Эсфирь и Лютера.       Яро злило всё это. Он думал, что его враги получат по заслугам, будут страдать, а не строить счастливое будущее. — В Северене говорят, что у князя жена под стать ему, — усмехнулся Рандольф. — Калека-князь и калека-княгиня. У него нет ноги, у неё — руки. Разве это не смешно? — Ни разу, — буркнул омега. — Почему мы не можем послать к ним убийц? Я не хочу, чтобы Лютер жил. Он должен был страдать, а в итоге… в итоге… — Я больше года это выслушиваю. Может, хватит? Забудь о князе. Он далеко. И вряд ли сунется к нам. Страх перед лесом настолько силён, что Лютер даже приказал заколотить окна, которые выходили с видом на Офарт. — Но если… — попытался настоять на своём Яро, но суровый взгляд регента заставил его умолкнуть. — Лучше думай о сыне. Кронпринц достоин куда большего внимания.       Поздний ужин длился слишком долго.       Сам Рандольф не прикасался к вину, зато усердно подливал его Яромиру. — Через несколько дней состоится жертвоприношение, — напомнил мужчина. — Знаю. В этот раз и впредь Кёрин должен присутствовать на этом побоище, — от этой мысли Яро было тревожно, хоть он и старался не показывать этого. Ему казалось, что Кёрин еще слишком мал и нежен, чтобы видеть нечто подобное. Ему еще нет и четырёх, так что он вряд ли поймёт, что к чему.       Но если того требуют правила, то Яро не в силах противиться.       В конце концов, когда-нибудь Кёрин станет королём, и сам будет совершать все эти жертвоприношения, дабы выказать почтение своему божественному отцу. — Уже достаточно поздно, — заметил Рандольф, поднимаясь из-за стола. — Доброй ночи, Яромир. — И вам… — небрежно обронил омега, погрузившись в собственные мысли.       В горле неприятно запершило, и он выпил еще немного вина. Густого и терпкого, с едва уловимым миндальным привкусом. Чем дальше, тем меньше Яромиру нравился Рандольф. Но других союзников у него в Солсетуре не было, поэтому приходилось терпеть.       За последние почти четыре года много чего произошло. Первый Советник, лорд Зигвард Хьёрт всё же попытался поднять восстание, подбивая остальную знать. В итоге встретил свой конец, будучи принесённым в жертву Сонбахару. Яро лично перерезал ему глотку.       С подачи Рандольфа по всему Солсетуру началось масштабное строительство школ для простолюдинов. По желанию Яромира выпускники из медицинских академий проходили практику в отдалённых провинциях, где было плохо с лекарями. Люди неохотно шли к ним, предпочитая обращаться к услугам всевозможных травников и знахарей. Но лишь до тех пор, пока не узнавали, что выпускники из академий делали свою работу бесплатно.       На собрании советников в Круглом Зале Рандольф твердил о светлом будущем для Солсетура. Кто-то его поддерживал, кто-то отвергал его идеи. Яро же всегда выступал на стороне регента, понимая, что это необходимо для народа. И что это правильно.       В покоях стало необычайно жарко.       Что-то сдавило горло.       Яро расстегнул ворот туники, жадно хватая ртом воздух.       «Да что со мной такое?» — не понимал омега, схватившись за край стола, чтобы устоять на ногах. — Ра… Рандольф! — перед глазами всё поплыло. В конечностях появилось неприятное онемение.       Яро попытался позвать слуг и стражу, но язык более не слушался его.       Он попытался сделать шаг в сторону дверей, но колени подкосились.       «Яд!» — наконец-то выдал разум, начиная затуманиваться.       «Сонбахар! Помоги мне! Меня отравили… Я…» — дышать становилось всё труднее. Рот наполнился пеной.       Тело начали сводить судороги, до боли выкручивающие мышцы.       Из глаз потекли слёзы.       «Я не хочу умирать! Пожалуйста, Сонбахар… Где ты?»       Что-то резало лёгкие, сдавливало горло и грудь.       От боли хотелось выть, как и от страха.       Яро до последнего верил, что его спасут. И когда рядом с ним возник Сонбахар, то на мгновение решил, что все мучения позади.       «Помоги! — мысленно взмолился омега, с трудом заставив себя вытянуть руку. — Не дай мне умереть. Ты же обещал!» — Я давно исполнил все свои обещания, — опустившись перед ним на одно колено, Сонбахар провёл когтями по побледневшему лицу Яромира. — Пора возвращаться домой, Гар.       «О чем ты говоришь? Помоги мне! Я не хочу умирать!» — в глазах полопались капилляры. Омега выгнулся, взвыв от боли, будто бы кто-то попытался сломать ему хребет. — Тише-тише, — прошептал бог, притянув его к себе. Прижал голову Яромира к своей груди, положив ладонь ему на грудь. — Ты нужен в другом месте.       «Нет-нет! Наш сын… Кёрин…» — мир начал погружаться во тьму, а в ушах неприятно зазвенело. — Не беспокойся. Я буду присматривать за ним.       Сознание начало меркнуть, как и всё вокруг. До последнего Яромир цеплялся за жизнь, ногтями впиваясь в руки бога.       Сонбахар был рядом. Ровно до тех пор, пока омега не сделал свой последний вдох, а душа не покинула еще слишком молодое тело.

***

      Облизнув губы, Рандольф вошел в Круглый Зал.       Советники встретили его колючим, недобрым взглядом.       Внезапная кончина принца-консорта, — больше похожая на убийство, — их не сильно расстроила, но и явно не порадовала. Впрочем, Рандольфу не было до этого дела. Он давно искал способ избавиться от Яромира, поскольку боялся его. Мало ли, что взбредёт в голову омеге, так сильно желающему кому-то страданий. Да еще и знающему некоторые грязные секреты регента.       Удивляло Рандольфа и то, что Сонбахар никак не попытался спасти своего любовника. Как и не попытался отомстить за него.       Впрочем, всё это теперь не должно волновать регента. — Итак, господа, — Рандольф встал во главе стола. В отличие от остальных советников он не облачился в черные траурные одежды, а предпочел тёмно-пурпурный бархат с серебристой парчой. — Для начала я бы хотел почтить память внезапно ушедшего Его Высочества. Но на всё воля богов, поэтому эту утрату стоит воспринимать, как проявление их воли. — Их воля! — громко хмыкнул казначей.       Яромира обнаружили слуги. В постели, выглядевшим так, будто он уснул.       Рандольф позаботился о том, чтобы не осталось следов его преступления и всё выглядело так, будто бы у омеги внезапно остановилось сердце во сне. Собственно, это и подтвердили подкупленные лекари, игнорируя все признаки присутствия яда в организме Яромира. — Несчастный кронпринц остался сиротой, но я поклялся защищать его, — продолжил регент. — Поэтому готов взвалить на себя ответственность и стать опекуном для Его Высочества.       Советники зашептались. Они явно были недовольны таким раскладом.       Но Рандольф знал, что никто не посмеет ему возразить. Ведь во всём Солсетуре не было ни одного человека более достойного для этой роли кроме него.

***

217 лет спустя.       Ночь была темна. За грозовыми тучами не были видно ни звёзд, ни луны. Несмотря на приближающиеся дожди, властвовала невыносимая духота.       Величественный дворец Гурур, жемчужина Сариисина, замер в тревожном ожидании.       Фаворитка императора Анара, Шахназ-Метреси, вот-вот должна была разродиться своим четвёртым ребёнком. Прежде она уже родила принцесс-близняшек и принца-омегу. В гареме императора Шахназ считалась самой дерзкой и красивой женщиной. Но увы, она не была так сильно любима Анаром, как его законная жена, аловолосая императрица Илва.       Сонбахар притаился в самом тёмном углу опочивальни фаворитки, наблюдая за родами. Повитуха отдавали приказы, пока рабыни меняли тряпки.       В комнате стоял сильный запах трав и крови.       Шахназ выла от боли, то взвывая к богам, то проклиная всех вокруг.       Эти роды были самыми тяжелыми для неё. Промежность рвалась под напором младенца, который так мучительно рождался, заставляя страдать всех вокруг. — Тужьтесь, Метреси! Еще немного! — кричала повитуха. — Не могу! Лучше вырежьте его из меня! — рыдала Шахназ. Тёмно-каштановые волосы были влажными от пота. Измождённое скуластое лицо с острыми чертами посерело, а некогда ярко-алые губы и вовсе побледнели. — Я больше не могу!       Роды длились невыносимо долго.       Но Сонбахару некуда было спешить, поэтому он терпеливо ждал.       Со смерти Яромира прошло больше двух веков. Чего ему стоит подождать еще несколько часов?       Бог невольно вспомнил те славные времена, когда он часто наведывался в Солсетур, чтобы присмотреть за своим сыном Кёрином, который вырос в славного короля. Сильного, смелого, дерзко и мудрого. В короля, которого за глаза все называли богохульником, поскольку омега вместо того, чтобы выйти замуж, в итоге женился на девушке, одной из принцесс Сариисина.       Больше всех негодовал лорд-регент Рандольф Анлаф, который до шестнадцати лет был опекуном Кёрину, а потом решил, что имеет право сделать мальчика своим супругом.       Сонбахар с жестоким умилением наблюдал, как будущий король Солсетура немедленно разделался с бетой, который попытался его изнасиловать. Что-что, а кровожадность и жестокость Кёрин унаследовал от своего божественного отца, как и красоту от родителя-омеги.       После этого Сонбахар убедился, что больше не нужно присматривать за сыном. Тот в состоянии постоять за себя. Он силён, как и большая часть тех, в ком текла кровь Миркюров.       Что до правителя Северена, князя Лютера, то его встретил достаточно печальный финал. Он всё же начал сходить с ума. Его паранойя достигла предела. Слуги, стражники, вельможи… Все они с завидной регулярностью лишались глаз и языков, потому что безумный князь думал, что они знают о его бесчестии и обсуждают его за спиной.       Всё это привело к тому, что народ взбунтовался и пошел против правящей семьи. В итоге Лютера, его жену и детей казнили, а трон унаследовала незаконнорожденная дочь княжича Аскольда и Эсфирь, княжна Злата.       Всё это случилось всего спустя восемь лет после смерти Яромира.       И после всех этих событий Северенское княжество более не интересовало Сонбахара, хоть и не все его жертвенники были уничтожены, а в лесу Сноре продолжали поклоняться ему.       Плач младенца и улюлюканье повитухи вырвали бога из воспоминаний. — Какой же он славный! Госпожа, вы родили крепкого мальчика. Альфу! — Альфу? — сквозь слёзы вопросила Шахназ, откинувшись на подушки. Ей казалось, что силы покидают её тело вместе с кровью. — Альфа… Наследник императора…       Сонбахар вышел из тени.       Комнату наполнил аромат сырой земли и гнилостный пожухлой опавшей листвы. Затрепетало пламя свечей.       Повитуха резко обернулась, но сумела подавить вскрик. Рабыни тут же низко склонились в поклоне. — Господин наш, Сонбахар, — низкорослая пухлая женщина поклонилась, протянув младенца.       В Сариисинской Империи ходили легенды, что когда рождался будущий правитель, то сразу после родов кровожадный Сонбахар являл себя, чтобы одобрить будущего избранника на престол. И раз в полвека или же в век, эта легенда становилась явью.       Вот и сейчас, спустя добрых семьдесят девять лет бог пришел, чтобы первым увидеть будущего императора.       Достаточно крупный пухлощекий младенец, не до конца отмытый от первородной сыровидной смазки, громко кричал, требуя тепла и молока. Его аквамариновые глаза, покрытые поволокой, капризно смотрели на мир вокруг. А кедровый аромат едва улавливался из-за всех этих выделений, что покрывали ребёнка.       На постели медленно умирала Шахназ, бормоча что-то несвязное себе под нос. Но никто более не обращал на неё внимания.       Сонбахар, нисколько не брезгуя, принял младенца из рук повитухи. Завернул его в багровый мех, тут же появившийся из ниоткуда. Оказавшись в тепле, мальчик стал тише плакать. — С возвращением, Гар, — достаточно тихо прошептал Хейст, поцеловав младенца в лоб. — В этот раз твой Ужик сделает всё возможное, чтобы вырастить лучшую версию тебя.