Сердце в ритме скерцо

Музыка — это крик души, это искусство, величие которого неподвластно чертогам человеческого разума. Музыка создана человеком, но нет же, человек создан музыкой. Определённо. В мире есть три великих блага: музыка, театр и поэзия. Всё это и растит то маленькое зëрнышко на планете Земля. И из зëрнышка проклëвывается душа, такая, какой никогда ещё не было на свете, такая, какой никогда больше и не будет. У кого-то она вырастает в красивый цветок, а у кого-то остаётся пустой оболочкой. В свои пять лет одна душа решила окружить себя музыкой и пронести её сквозь всю свою жизнь. Родители лишь были рады, что дитятко само решило заняться таким делом и отдали его на подготовительные курсы. Вступительные экзамены сданы прекрасно, крохой все гордятся, а дома появляется фортепиано. Через год юного музыканта переводят в первый класс, им снова все гордятся, он играет небольшие этюды гостям и всё по классике жанра. Юноша сидит и бесцельно долбит по клавишам, прекрасно зная, что в консерваторию его не возьмут. Обычную школу закончил всего с двумя четвëрками, но кого это волнует, когда в музыкальной экзамены не понятно как на тройки сдал. Можно было бы сказать, что порешал всё отец-депутат, но нет. Толин папа был редким примером честности, поэтому мальчик был и воспитан, и культурен, и от жизни никогда не ждал особых поблажек, но одна всё же случилась очень крупная. Никогда и никому Евгений Карпов не давал «на лапу». Все успехи сына были строго заслужены и вымучены бессонными ночами. Отец видел, как юноша расстроен, что его мечта не сбудется и также видел, что Толя готов учиться, а значит можно немного ему помочь. Мальчик долго отнекивался, но был безумно благодарен. Чертовски жаль, что из-за него кто-то по-настоящему достойный не смог поступить, ведь его место занял депутатский сынок. Нечестно всё это, но куда деваться, по-другому Толе уже туда не попасть. Собирает вещи, прощается с родителями, с родной, но шумной Москвой, садится в поезд и отправляется в желанный Санкт-Петербург. Купе выкуплено целиком, поэтому никто не помешает и своей курицей в фольге травить не будет. Карпов времени зря не теряет, пытается повторить хоть какую-то теорию и выспаться. Квартиру он будет снимать, подходящий вариант уже найден, поэтому беспокоиться не о чем. Даже об оплате. Уговор был, что Толя будет платить за всё сам, но отец обещал помогать финансово и высылать нную сумму в месяц. Пару дней гуляет по городу, наслаждаясь его видами и атмосферой, но коварный сентябрь крадëтся всё ближе, болезненно для всех школьников и студентов забирая власть себе. Первая пара начинается в 8:30, теперь уже первокурсник встаёт в шесть, выделяя себе час на потупить и походить по квартире в волнениях. После съедает сэндвич с авокадо и куриной грудкой, купленный вчера и закинутый в холодильник, чтобы с утра ничего не готовить. Запивает всё чëрным чаем со вкусом малины и черники. Готов физически, но никак не морально. Идёт в консерваторию пешком, довольно сильно торопясь, ведь живёт не очень близко, а времени осталось мало. Успел. В коридоре стоит кучка растерянного народу, сразу видно, Толе к ним. Стрелки часов бегут, волнение нарастает то ли просто, как у любого другой первокурсника, то ли оттого, что Карпов толком не знает ни-че-го, хоть аттестат имеет, но на него без слёз не взглянешь. Студенты вваливаются в аудиторию, похожие на овечек, идущих на скотобойню. Невинные, зашуганные. Интересно, кто из них тот? Заходит со всеми, пока сердце делает тройное сальто. Садится за первую попавшуюся парту и делает глубокий вдох. Сразу обращает внимание на преподавателя, с интересом полицейской ищейки разглядывающего первокурсников. — Виктор Львович Корчной, — представляется педагог, его голос громом разносится по аудитории, — говорю сразу: ленивых ем, не давясь, а наглых раскладываю на малые секунды, ясно? Вот и отлично. Он сразу производит впечатление, даже заставляет испугаться куда больше, чем до этого, тут уже отговорка, что Толя себя накручивает становится неправдоподобной. «Ем» и «раскладываю на малые секунды» из уст Виктора Львовича явно не то, что ожидали услышать все присутствующие. По аудитории разносятся шепотки, Корчной ухмыляется довольно, ожидал такого. Толя мысленно благодарит, что сразу же окунули в реальность, без этих розовых очков. Почему-то хочется разузнать об этом человеке больше, чем просто ФИО и специальность, как он решил заниматься музыкой, как пришёл преподавать, но пока ничего из этого узнать не придется. А ведь заниматься в консерватории — мечта детства, которой мужчина в прямоугольных очках, прячущих карие глаза, горел с измальства. Кто бы знал, что он будет не просто исполнять в этих стенах виртуозные пируэты пальцев по клавишам, жить классикой, как в юности, а обучать этой самой жизни детишек. Плевать, что эти «детишки» — товарищи от семнадцати и старше. Будь его воля, играл бы в оркестре, но там его отшили, мол, перезвонят, зато родная консерватория приняла в объятья педагогом. И какого предмета? Сольфеджио, которое многие просто проклинают со скамьи музыкальной школы, Виктор не исключение. Эта наука нравилась лишь за свою сложность и правильность. Ему дали этот предмет, не дав и шанса понравиться ученикам. Корчной к этому и не стремился, он нравится себе и Эвтерпе, а остальные пусть подстраиваются. Подстроились настолько, что уже десять лет терпят. Очередной учебный год. Первая пара у первокурсников. Момент волнительный, интимный даже, но Виктору Львовичу как-то фиолетово на это. Ещё и сверху пальчиком указали, кого трогать нельзя. Карпов Анатолий Евгеньевич, сынок местного депутата, ясно как попавший сюда. Интересно, у него хоть справка об окончании музыкалки есть? На аттестат педагог и не надеется. Начинает с переклички. Нелепо путает ударения в фамилиях, запоминает голос, а не внешность. На слух всегда лучше. Анатолий пытается успокоить себя, но с приближением к его фамилии сковывающее изнутри чувство только усиливается, а ведь ещё и лотерея, на какую букву пойдёт следующая. Стоит дойти до Карпова в списке, как Виктор с интересом поднимает глаза на учащихся, чтобы лицезреть того самого Карпова, узнать, как выглядит «блатник». На приятный голос у такого рассчитывать не стоит. На дверной скрип похож, наверняка. Ход времени не остановить, вот и заветное «Карпов» звучит на всю аудиторию, у преподавателя голос приятный, окутывающий бархатом, несколько усыпляющий, но статный и немного грозный, по крайней мере сейчас, когда все чувства достигли апогея. Толя неуверенно поднимает руку, глубоко вдыхает, собирая остатки смелости по углам разума и говорит громкое, неуверенное «я». У него голос самый обыкновенный, вроде уши в трубочку не сворачиваются. Нежный, как колокольчик, сейчас немного подрагивающий от волнения. Виктор Львович смотрит изучающе, смотрит и не верит. Неужели, этот ангел со звонким нежным голосом может быть не честным пианистом-отличником, а депутатским сыночком. И ведь действительно, не похож мальчик на сына депутата. У зажравшихся деточек хоть и нет определëнного образа, есть общие черты, которыми Карпов совсем не обладает. Он одет в костюм горчичного цвета с белой, аккуратно выглаженной рубашкой под ним. Волосы в разные стороны не торчат, самый обычный ребёнок. Толя чувствует на себе тяжесть Корчновского взгляда. С первых секунд рождается ощущение, что этот преподаватель какой-то другой, не как все, только вот чем отличается сказать сложно. Хотя нет, хорошо поразмыслив, Толя понимает, что Виктор Львович харизматичный, чёрт, от него так и прёт этой уверенностью, разносторонностью. Уроки таких людей обычно захватывают, их речь на цитаты разбирать можно. Доска – сцена, они – актёры и пред этой доской пляшут и распинаются, чтобы ученик запомнил лучше. И такие учителя, как правило, самые лучшие, очень хочется верить, что и Корчной из их числа. Студента вовсе не пугают трудности, хотя ещё как пугают, но он к ним заранее готов, ведь прекрасно понимает, что он не ленивый, но «есть», при этом не поперхнувшись, будут его. Толя чувствует тяжесть в груди, затруднения в дыхании, а оттого и головокружение. В аудитории душно, да и нервов слишком много, а когда у тебя незнамо что, ведь все врачи ставят «Всд», становится ещё паршивее. Это совершенно не страшно, особенно если живёшь с этим достаточно давно или как в случае Толи с самого рождения, порой с удивлением осознаешь, что так далеко не у всех. Всё это прекрасно контролируется глубоким дыханием и парой таблеточек успокоительного. Пожалуй, самый большой в этом минус — обмороки. Страшно, внезапно и больно. Есть риск неудачно упасть и разбить голову, хорошо, если есть куда лечь, а лучше если ты с кем-то знакомым рядом. Против обмороков есть спреи, которые снизят риск падения, если чувствуете первые симптомы и брызгаете его в горло. Но Карпов такими не пользуется потому, что в побочках головная боль и головокружение, от которых он и без того страдает. Сейчас Толя чувствует себя хорошо, просто эмоционально возбудился на фоне такого значимого дня. Виктор видит крепко сжатые кулаки и сбитое дыхание, ведь Анатолий сидит на первой парте, да и, за годы работы с людьми, Корчной научился видеть незначительные мелочи. — Анатолий Евгеньевич, всё в порядке? — спрашивает Корчной, имитируя заботу. – Может, вы уже устали от занятий и вам нужно выйти? Блять. К ученику нельзя быть предвзятым, но судя по рассказам других педагогов, принимавших вступительные у шкета, он явно не второй Бородин. Виктор Львович вновь утыкается в лист и продолжает перекличку. Голоса приятные уху, мелодичные, особенно у девушек. Но самый плавный и красивый был у того, к кому приятных чувств нет. У Карпова самый красивый. Виктор понимает, что мог бы просто ставить парню то, что попросят ставить, он не святой праведник. Но блатников педагог ненавидит с юности. Помнит, как поступил в консерваторию лишь со второго раза, так как в первый раз вместо него взяли сынка какой-то важной шишки. – Да, Виктор Львович, всё хорошо, я просто немного волнуюсь — старается говорить максимально спокойно и естественно, но получается, что получается. С первого раза запомнил, у Толи на имена память хорошая и это радует, неприятно то, что к нему относятся предвзято, хотя чего Карпов хотел, будучи «блатником», да и откуда ему точно знать, что думает о нём Корчной, может всё не так плохо? Понятно, что его не жалуют, но повторимся, Толя на сына депутата не похож ни на грамм. Чувствуется преподаватель как-то тревожно, сложно описать, но ощущение, будто Виктор Львович отметил себе в голове есть, не давая передыха именно этого мальчика. Карпов снова отмахивается тем, что Корчной не зверь, а он себя накрутил. «Толь, ты ещё успеешь показать, что ты не такой уж плохой» — то и дело мелькает в мыслях и наставления отца вспоминаются, что не надо никуда спешить или пытаться показаться хорошим, надо думать и давать себе на это больше времени. Надо рассуждать и только тогда найдётся правильный выход и правильное решение. Вот и это всё надо обдумать, но это Толя оставит на потом, ведь сейчас не хочется упустить какую-нибудь важную информацию. Педагог начинает саму пару. По программе надо повторить основы, что для некоторых даже необходимо. Чего ты приебался, Витюш? Личная неприязнь, с ней надо бороться. Секунды, терции, понятия аккордов, их виды. Материал первых трёх лет музыкальной школы, умещённый в масштаб одной пары. Педагог градом осыпает вопросами, дети отвечают, Толя даже руку поднимает на некоторые вопросы, Корчной хочет услышать ответы, но их уже выкрикивают ребята посмелее, за что Виктор их журит. Чтож, понеслось, будет очень трудно, но ничего, Толя постарается со всем справиться. Объём информации чересчур велик, хотя одногруппниками воспринимается на ура, в школе надо было учиться, но тем не менее всё это он более менее знает, всё-таки не совсем болты пинал. Виктор Львович задаёт вопросы, Карпов даже руку поднимает, но чёрт, снова перебили, снова за него всё выкрикнули. Парень с детства ненавидит такую манеру поведения, но почему-то исключительное большинство делает именно так. Эта пара кончается, а следующие пары идут чередом верблюжьего каравана. Наконец-то кончается и последняя. Пара Корчного оказалась вовсе не такой сложной, но это первая пара, дальше только сложнее, интересно, на какой по счёту студент сдуется окончательно. Не хочется себя обманывать, если не на второй, то несомненно на третьей, а дальше и говорить нечего, один сплошной цугцванг по жизни. Все остальные преподаватели, как преподаватели, ничего в них особенного, все нудные, что и требовалось ожидать. Это Карпов, конечно, далеко не со всеми познакомился, но кадра интереснее Виктора Львовича точно уже не найти. Толя приехал учиться, крепко держась за свой шанс, а значит надо что-то делать, а то так дела не пойдут, а только снова вниз покатятся. Решает спросить совета у Виктора Львовича, ведь он кажется самым адекватным человеком в этом храме искусств. Идëт по коридору, пытаясь вспомнить где находится кабинет. Вот он. Точно он, эти двери не забудешь, хоть они решительно ничем не отличаются от других дверей. Юноша трется возле, будто бы ожидая чуда, добрых пять минут, пытаясь себя пересилить и постучать. –Входите, — произносит Виктор Львович спокойно, но с перчинкой раздражения.