Сердце в ритме скерцо

25 октября 1875 год. Бостон. Известный немецкий пианист, некогда ученик Ференца Листа — Ганс фон Бюлов исполняет Первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского. Это премьера произведения, которое впоследствии станет самым знаменитым среди концертов, а первые его аккорды станут фактически автографом Петра Ильича. Именно в честь этого события 25 октября уже 2022 года решают провести музыкальный конкурс. Со всех консерваторий собирают участников ведь он проходит аж в Москве, да и победителю выдадут диплом и неплохую денежную сумму. Поэтому и консерватория нашего Толеньки не является исключением. Он, окрылëнный своим маленьким успехом, решает снова попробовать свои силы. Снова надо проходить прослушивания, так сказать, школьный тур конкурса, по крайней мере так воспринимать легче. Снова ждать и нервничать. Но мальчик настроен решительно. Закон суров как рок-н-ролл. Победишь — ты король! Карпов не гонится за абсолютной удачей во всём, но сейчас ему так хочется получить маленькую корону. И нет ничего в этом желании постыдного. К мечте и цели путь тернист и Толя готов стирать руки о клавиши в кровь, лишь бы хоть что-то из этого вышло. Сразу от такого настроя появляется мотивация идти к вершине и бороться. Хочется всем и самому себе доказать, что сильный, что всё в его силах. И так он к этому рвëтся, что лишний раз вспоминается вторая часть «Холодного сердца». Так доверься глубине… Но лишний шаг и ты на дне. Двигаться дальше по жизни, когда нет какой-то прочной опоры, не только тяжело, но и страшно. Особенно, если ты поступил на творческую специальность и еще не факт, что где-то пригодишься такой. Вот и приходится идти, тихо прощупывая землю под собой, чтобы не свалиться на это дно. А оно, как назло, всегда рядом, всегда готово принять в свои леденящие объятия выгорания, загонов и полного обесценивания всех маленьких шажочков к мечте. Юноша записывается на прослушивания, снова толпа студентов, снова коридор, даже кабинет соседний с тем, в котором проходили пробы на концерт. Только преподаватель совсем другой. Его Толя тоже видит впервые. Весь в чëрном, худой, можно сказать, даже тощий, лицо вытянутое, а под глазами залегли глубокие тëмные мешки. Внешне он напоминал критика из мультфильма «Рататуй», оставалось молиться, чтобы характер был не такой же. Улыбка с лица сползает мгновенно, в голове начинает гудеть, всё вокруг какое-то нереальное. Это только обрыв или уже дно? Глазные яблоки у того мужчины будто бы почернели, а на губах появился какой-то оскал. Бежать. Первая и последняя мысль, посетившая голову Карпова. Он точно не знает опозорился ли, стремительно скрывшись из кабинета, но на это сейчас плевать. Это далеко не самое важное. Толя идёт по пустому коридору, а в голове не унимается: «И вы с этим пришли пробоваться на конкурс?.. Вы идиот… Переломать бы вам пальцы». Отрывки фраз отдаются эхом, ударяющимся о пределы Карповской черепной коробки. Было бы совсем не обидно, если бы ему сказали простое и понятное «нет», или если бы он слетел на самом конкурсе. Мальчик о себе совсем не самого высокого мнения, поэтому не был уверен в своём успехе, но теперь всё, над чем работали два месяца, разбито в пух и прах. Так долго это всё взращивал Виктор Львович, а теперь всё разрушено. Как раз сейчас допы, нельзя показывать педагогу, что стало с его творением. Он идёт очень медленно, стараясь оттянуть момент, когда ему придется собрать в себе неимоверное количество сил за раз, которых сейчас и так очень мало. Кажется, вселенная услышала его, поэтому он встречает Севастьянова. Сначала совсем не обратил на него внимания, но тот окликнув мальчика раз пять, схватил его за ворот и заставил выйти из транса. — Толя, чëрт возьми, послушай. Мне очень жаль, что так произошло, там никто не понял вообще почему он так жëстко по тебе прошëлся. Он с другими очень вежлив был. Говорил, что у них всё получится и в следующий раз они обязательно пройдут. Карпов лишь думает о том, чего от него хочет Виталик. Чтобы он услышал, как у других всё хорошо и решил, что и у него так же? Но тот всё не унимался, продолжал говорить и говорить, и юноша уже практически ничего не слышал, успевая уловить лишь некоторые слова из всего контекста. — Ты слышишь, он просто…его отец… Да этим всё сказано!.. Урод моральный. — активно жестикулируя, возмущался Севастьянов. — Виталь, спасибо за поддержку, но мне пора, у меня допы. — Толя чувствует, как его хлопают по плечу. — Бывай. Студент снова идëт к кабинету преподавателя, разрешая себе побыть мямлей сейчас, чтобы после собраться в кучу более правдоподобно. — Здравствуйте, Виктор Львович, я повторил «Фонтан Дианы» и подправил тот момент в этюде, про который вы говорили. Послушаете? Лучшая защита — это нападение, поэтому Толя страхует себя, пытаясь сразу приступить к работе, чтобы без лишних вопросов, чтобы педагог ничего не узнал. Корчной кротко кивает и обращает на мальчика взгляд. — Как прошло? — спрашивает он после нескольких минут молчания. — Что? — Ну ты же ходил на отборочные к какому-то конкурсу. — А, да, всё замечательно. Я не прошёл, конечно, но ничего. — пытается соврать Карпов. Он не учёл лишь одно. Виктор Львович умеет читать чувства, он умеет угадывать мысли, он видит юношу перед собой, как раскрытую книгу. Лучше любого рентгена справляется. — Мне хоть не ври. — С чего вы взяли? С чего вы взяли? Преподавателю хватило тех минут, чтобы заметить излишне гордый вид ученика и ссутуленные от тяжести ситуации плечи. Прекрасно видно, что что-то у него внутри сломалось. — Ну я же знаю — с непонятной улыбкой говорит Корчной, заставляя Толю волноваться, что ему уже всё рассказали. — Пойдём со мной. Мужчина берëт юношу под локоть, ведя в маленькую комнатку, прикреплëнную к кабинету. Там у Виктора Львовича что-то типа личной учительской. Стоит диван, столик, у стены стеллаж с учебными пособиями и множеством каких-то папок. Усаживает мальчика на диван, а сам включает электрический чайник, заваривая чай. — Так может расскажешь? Тебе станет легче. Карпов уже не пытается строить из себя что-то, он держит себя в руках, ведь не может полноценно дать себе расслабиться при педагоге, но всё же он делает глубокий вдох и решается. — Мне сказали, что лучше бы мне переломать пальцы. Корчной удивлённо вскидывает брови. — Кто ж тебе такое сказал? Неужели ты так плохо сыграл? — Я его не знаю, а играл вроде без ошибок, я не запинался, ноты не путал, я не знаю за что. — Тише… — Виктор подаёт кружку с чаем и легонько по-отцовски обнимает. — И ты после такого на допы пришёл?! — Ну да, а что в этом удивительного? Мужчину пробивает изнутри, он осознаёт как легко ранить этого юношу, но сколько же в нëм силы, ведь скрывать же ещё пытался. И на многих, кто не Корчной, ведь наверняка бы подействовало, они бы поверили и просто провели урок. — Ты большой молодец, я в этом не сомневаюсь. Может сыграешь мне то произведение, чтобы я послушал и мог оценить ситуацию? — Да, конечно. — Толя уже допил чай и немного успокоился, начиная злиться на того тощего гада. — Хорошо, только попытайся сыграть так же, не хуже, не лучше. Студент очень старается, руки греет, играет, он сейчас так измотан, откуда-то берёт силы. Играет чуть хуже, чем на прослушиваниях из-за трясущихся рук, но сразу об этом сообщает, чтобы было легче оценить. — Хорошо сыграл, а у того педагога видимо предвзятое к тебе отношение. Может узнал, что ты сын депутата и решил, что ты ни на что не способен, может конверт ждал. Кто его знает… Задание такое же, какое и на эти допы, отдохни сегодня, пожалуйста, тебе это нужно. — Спасибо вам, Виктор Львович. — Карпик одарил его милой улыбкой, потому что растрогался от такой поддержки. — Ещё раз спасибо… До свидания.