Индуцированный бред

Дорога напоминала мне огромную змею. Я вспоминал первый курс, когда лектор-зоолог отклонялся на отстранëнные темы, рассказывал абсолютно рандомные факты. К примеру, что гигантские самки-анаконды после спаривания сжирают миниатюрного самца в желании перебиться пищей в последний раз за семь месяцев перед родами. Выживает не только самый сильный, но и самый юркий. Только дельфины и обезьяны получают удовольствие от секса, помимо самих, непосредственно, людей. Иногда меня смущало, что обезьяны, не имеющие врагов в дикой природе, живущие по гедонистичным, по истине обезьяньим устоям, являются одними из умнейших видов на планете. У нас на самом деле слишком много общего с приматами, а то, что горилла Коко имела чуть ли не трëхзначный айкью и была способна на абстрактное мышление, — приводило меня в ступор. Больше гедонизма — больше мозгов. Я, как крыса, тоже сходил с ума от дофамина. Но был ли я умнейшим из своей группы? Нет. Билл заставил меня съесть хотя бы шоколадный батончик. Меня ужасно воротило от еды, но я и сам понимал, что перебиться калориями было нужно, ибо из-за голода начало колотить и без того уставшее тело. Мне хотелось распаться на одни только катионы, чтобы наконец стать положительным. Я щипал свою бледную кожу и оставлял на ней синяки. Это заняло меня на ближайшие минут пятнадцать. — Не стой над душой, прошу. — Билл подал голос, он выглядел свежо. Проснувшись, мы умылись и почистили зубы сухими щëтками, но из нас двоих от этого похорошел только Билл. — Я занят. И ни над какой такой душой уж точно не стою, — недовольно буркнул я, наконец оставляя в покое свои руки. — Ладно, хрен с тобой, можешь включить свою музыку. Я скрыл улыбку, делая вид, будто занимался глуповатой херотой вовсе не для этого. Я подключился к тачке и нажал на плеере пуск, расслабляясь на кресле рядом с водительским. Я бы с радостью предложил Биллу обменяться местами, но прав у меня, увы, не было. Мне нравился эмокор до мозга костей. Не знаю почему, но те переживания были мне наивно близки. Когда я вновь изучал себя и откопал в своëм плеере сотни композиций этого жанра, то был слегка удивлëн. Суицидальность, наркотики и скриминг возвращали меня к жизни. В какой-то степени я жил последним днëм, не отказывая себе ни в каких прихотях. Я спокойно размышлял на тему самоубийства в случае неудачи. Возможно, инфантильным образом я даже хотел покончить с существованием, находясь в крайней созависимой любви, вколоть любимому человеку смертельную дозу, а потом, этим же кровавым шприцом, сделать инъекцию самому себе и раствориться в небытие. Но сейчас всë только начиналось, поэтому я отбросил навязчивые грëзы. То, что я делаю — давно не новаторство. Мальчишки и девчонки из неблагополучных семей, упарывающиеся медленным, грезят о подобных сюжетах ежедневно. Они красятся дешëвыми тенями, создавая эффект подкоптившихся глаз и пытаются скрыть страшные, змеиные, героиновые зраки. Небо давно жрало психотропами, но оттого оно не переставало быть жидким. Я понятия не имел, почему Билл подобрал меня. Я не замечал за ним особых любовных порывов, да и я тоже его не любил. Если бы парнишка, по которому я сох, начал бы вылизывать рот незнакомой тëлочке, то я бы непременно извëлся на говно, устроив бытовой скандал. Но Биллу не было дела до людей, которых я хочу видеть в своей постели, а я хотел видеть в ней многих. Прошло много лет, даже не год и не два с нашей последней встречи в детдоме, а он вернулся. Мне нравилось гадать о нëм и нравилось не знать его. А я его вправду не знал, как бы сильно ни пытался вдалбливать себе обратное. Мне достаточно лет для того, чтобы я перестал чувствовать себя настолько глупым и неразобравшимся в жизни. Я, в конце-концов, уже должен был окончить университет в этом году. Ни одной мысли остепениться у меня не возникало, я всë ещë размышлял над тем, чтобы размозжить себе башку в двадцать семь или сторчаться к тридцати. Удивительно хорошо у меня получалось двигаться по этим двум сценариям одновременно. Короче, звучание альтернативного рока мне доставляло. Мы ехали, не останавливаясь, уже больше пяти часов. Билл сказал, что мы обязательно снимем номер в мотеле, когда будем в Миссури. Я вообще не знал, где находится этот неизвестный мне Миссури, но, кажется, далеко. Я обладал поразительным топографическим кретинизмом, который не касался лишь каких-то исключительных мест. Ещë я не знал, хочу ли увидеть там Нэнси или всë-таки нет, ведь я так и не написал ей. Да и на встречу рассчитывать тоже особо не стоило, ведь Миссури — это штат, а не малëхонькая деревня. А данных о даже приблизительно нужном ей городе я не имел. Когда Билл вëл тачку, зажав сигарету в зубах, я всегда усмехался. Я чувствовал себя героем пафосного роуд-муви, мне не хватало лишь косяка и панамки, потому что чокнутый водила у меня уже был. Билл немного изменился, у него отрасли корни родного пшеничного цвета, что достаточно нелепо сочеталось с остальными выбеленными волосами. Да и они тоже начинали желтеть без нужных уходовых средств. Билл, видимо, менялся к ноябрю. Я позволил пошутить у себя в голове, что зимой он побреется налысо. Воздух вдали от цивилизации ощущался чистым, иногда я высовывал нос в окно, чтоб качественно перекурить. Биллу тоже было смешно с того, как я курю. Помню, что читал Довлатова — жуткого бухарика и просто очень весëлого человека. Билл как будто был каким-нибудь таксистом из его книг. Хотя за такое сравнение Билл наверняка бы меня убил… Конечно, книгой Довлатова в твëрдом переплëте. Через долгую дорогу лежит путь к познанию самого себя, потому что остаëтся только думать, слушать музыку и перебиваться редкими диалогами. Пауки внутри меня негодовали. Иногда я улавливал шажки их шероховатых лапок. Вот пауки не хотели уезжать, а я не мог объяснить им одну простую истину. «Пауки, — мысленно обращался я к ним, — ваше логово никто не тревожит. Вы во мне, блять, живëте». Но они были непреклонны и вечно молчаливы, лишь прыгали себе с паутинки на паутинку и шелестели шероховатыми лапками. Меня бесило, что они меня игнорировали, ведь зоолог с кафедры ничего не говорил про их ужасный, скверный характер и неумение в ведение диалогов. Новые соседи моего тела меня раздражали. Я пытался проэмпатировать им, думал, что они пугаются моих будущих перемен. Перемены, наверняка, да, будут, но как это отразится на этих дьявольских созданиях, я не знал. А всë, что я не знал — меня тоже бесило. Прислонившись виском к стеклу, я разглядывал пролетающие мимо пейзажи. Больно они мне нравились. Иногда я хлебал холодный кофе из банки в странной смеси с морской солью. Было не так ужасно, как звучало. В салоне пасло табаком. Я думал о том, что это и есть мой дом. — Почитай вслух, заебался слушать эти пиздострадания. — Билл даже не глянул на меня, но, улыбнувшись, продолжил, — надеюсь, не забыл, как читать? — Очень смешно. У нас есть книги? — Одна. Открой бардачок. — Из бардачка на меня смотрели «Истории обыкновенного безумия». Я сглотнул, боясь взять в руки то самое забытое. Я мало помнил контекст, но мне казалось, что эта книга обязательно освежит мои воспоминания. Я не уверен, но мне казалось, что прошлый я — не самый счастливый человек. Тогда я принялся читать. Первые страниц двадцать я запинался, но потом вошëл во вкус. Казалось, что если с чем-то связан один лишь негатив, надо добить это так сильно, чтобы нечто новое заменило и обрамило старый паттерн. Билл внимательно слушал меня. Когда я дошëл до того самого рассказа, никто из нас уже не смеялся. Могли ли мы предположить, что действительно уедем вместе? Только в мечтах. Я понял, что нас связывали одни лишь мечты. В какой-то степени, мы с Биллом надеялись и лелеяли наш план Б, параллельно с этим выстраивая отступной, но всë-таки основной план А. У Билла это, кажется, даже получилось, как минимум, он не был похож на несостоявшуюся замухрыжку вроде меня. Я не мог залезть ему в голову, но что-то мне подсказывало — оно было именно так. Я прервался, когда никотиновая зависимость сломила меня наповал. Билл больше не смеялся, когда я высовывал нос в окно и медленно выдыхал дым. Мне было слегка не по себе, будто я грязными руками прикасаюсь к чему-то сакральному. Этим сакральным и оказалась книга, никого иного, — Чарльза Буковски. Старта моей мечты. Но мне не читать стихов на публику, не щëлкать зубами на чьих-то волшебных жëн и не летать на самолëтах. Мне лишь медленно убивать себя, называя это жизнью. Прекрасной жизнью. Продолжить я не смог, груз старых переживаний навалился на меня. Я мог лишь молчать и слушать на повторе «Adam's Song — blink182», считая еë предзнаменованием. Радовало только одно — кончить я всë ещë мог. Мы остановились у какой-то забегаловки посреди ничего — за несколько километров от небольшого города, как сказал Билл. Или как додумал я: «без тебя я ничто». Билл накинул плащ и закурил, смеряя меня взглядом. Он пригладил мои взъерошенные волосы, но я не уверен, что это помогло. — Пока я говорю — ты молчишь, строишь мне глазки. Никаких выкидонов, желательно вообще рот не открывай. Чтобы были бабки на жизнь — нужно попиздеть с одним человечком. О том, что ты со мной — я предупредил. Ты понял? Я кивнул. Кажется, у Билла никогда не было плана А, и я всë-таки ошибся. Когда-то я был мелким барыгой, приторговывал шмалью прямо в общаге. Лавочка закрылась, когда ко мне постучались менты. Ментов в своей жизни я боялся больше всего остального. Как известно, менты — это своеобразный образ ворона, каркнувшего «никогда». Если копы получили взятку один раз, то они обязательно сунутся ещë. Я слышал, что с ними дружбы водить не положено. Крыша будет до момента, пока о тебе не пронюхают шавки повыше, и тогда небольшой взяткой ты уже не отделаешься. А ментов, как я уже упоминал, я боялся больше всего. — Вот и умничка, — Билл дружески хлопнул меня по спине, и мы двинулись внутрь. Я заказал себе порцию салата, так как в нëм ковыряться вилкой было удобнее всего, и стакан холодного пива. Мы ждали того самого «человечка». Билл что-то активно печатал в телефоне, а я пялился в окно. Когда напротив нас сел мужчина, неприглядный, высокий, но оттого не менее статный, я туповато улыбнулся ему, поздоровался и пожал протянутую сухую ладонь. Всë это время я не мог понять, о чëм он разговаривал с Биллом. Суть была абстрактна и едва ясна мне. Периодически они затрагивали отстранëнные темы, отклоняясь в другое русло. Я даже пискнуть не посмел, боясь помешать. — Как тебе мой парнишка? — Вдруг вкинул Билл, указывая этими словами, очевидно, на меня. — Толковый малый, сообразительный и слегка, я бы сказал, по-хорошему туповатый. — Меня оценивали, точно товар на полке магазина. Этот взгляд напротив, да и вся ситуация в целом, слегка настораживали. Я выдавил из себя улыбку и неловко накрыл ладонь Билла своей, подыгрывая. Мужчина напротив улыбнулся, продолжая пялиться на меня. Я знал, что с этого момента моя жизнь изменится. Мы вышли из кафе, и я был этому несказанно рад. Всë время, что мы там находились, Билл пофлиртовывал с официанткой, и от меня не укрылось, что он оставил ей щедрые чаевые. Билл передал чемоданчик мужчине, раскурил с ним сигарету за очередным бессмысленным диалогом, и мы, наконец, попрощались. — До Миссури пара часов. — Это была первая фраза, адресованная конкретно мне. — Можешь расслабиться, всë прошло на отлично. Да и ты молодец, дать пряник? — Билл улыбнулся, на что я скривил недовольную рожу. — Предпочитаю кнут. — Я хотел было обсудить с ним всë произошедшее, но вдруг понял, что мне оно резко стало неинтересным. О главной сути я догадывался, да и сам Билл уже говорил, что связан с наркобизнесом. Моя роль, оказывается, там была, но меня она мало заботила. Ментов я боюсь, но грязи — нет. Грязь — это не только мой дом, но ещë и моë второе имя. К грязи ты не привыкаешь, в грязи ты рождаешься. Будь, что будет. Билл снова дымил сигаретой. О том, сколько он скуривал в день — я мог только предполагать и догадываться. Я вдруг ясно понял, что выбрался со дна только для того, чтобы увязнуть в пучине болота. Мотель был дешëвым и, не побоюсь этого слова, — уебанским. Нам было предоставлено плохоотапливаемое помещение с маленьким шкафом, одной тумбочкой, холодильником у стены, двумя ублюдскими кроватями и небольшой уборной. Уставшим я себя не чувствовал, лишь сходил в душ, дабы смыть с себя пыль дороги, и посильнее укутался в пальто. Я дрочил свой плеер, прислонившись к перилам, и курил. На меня косилась грузная женщина лет сорока пяти. Наверное, я выглядел как наркоман, собственно, им и являясь. Билл куда-то упëрся ещë полчаса назад. Я вынул один наушник и посмотрел на женщину. — Чë-то не так? — Ты тож не местный шоль? — Спросила она у меня, странновато коверкая слова. Я слегка обомлел. Вообще, было бы странно, если бы я, будучи местным, остановился в задрипанном мотеле. Логической цепочки в еë словах я не наблюдал. — Не, — я мотнул головой и отвернулся, делая вид, что на продолжение диалога не рассчитываю. — Повеселиться не хош? — Типа потрахаться? — Уточнил я. Даже будь она неземной красоткой, я бы всë равно ей отказал. Мне бы от ломоты костей избавиться, какой тут, мать его, секс. Она громко захохотала, и я мягко ей улыбнулся. — Больно ты мне нужен, мальчонка. Тебе хоть семнадцать-то есть? Тут рассмеялся уже я. — Семнадцать мне уже не первый год, не льсти. — Люди за сорок часто принимали меня за подростка из-за моего внешнего вида. Возможно, на это влиял множественный пирсинг и бесконечная отходняковая вялость, напоминающая тупой тинейджерский нигилизм. — Вот-те на, — она улыбнулась и закурила, прислонившись к перилам рядом со мной. — Работаешь? — Не совсем, — я сделал неопределëнный жест рукой, — несостоявшийся врач. А ты как? Школу уже закончила? — Я чувствовал себя льстецом, но она, кажется, шутку оценила. — Пойдëм-ка ко мне, врач, — она махнула мне рукой, не вынимая сигареты изо рта. Я чуть помялся и отклонился от перил. Еë номер находился по соседству, едва отличаясь от нашего. Единственное — кровать была двухспальной, а помещение обжитым. Я шлëпнулся на кровать, а она протянула мне бутылку виски. Откупорив крышку, я хлебнул. Она хихикнула. — Невежда. Я Клэр, — Клэр опустилась рядом с мной, прося налить виски ей в стакан. — Маленькая ты сучка, Клэр, — я рассмеялся и налил ей виски в стакан. — Диппер, — я дружески приобнял еë за шею, — рад знакомству. Клэр жадно впитывала алкоголь и никотин, а я только и делал, что пьяно хохотал с еë непринуждëнности. Мне было хорошо с ней, она меня успокаивала. Еë истории молодости казались мне захватывающе-наивными. Она смешно танцевала, и свет озарял меня всего, наполняя чем-то необыкновенно добрым. — Тьфу, ты! Опять сунулись, хляньте на них! — В еë речи был почти материнский укор. Билл был жутко пьян и накурен, и я не знал, куда ещë его таким привести. — Тëть Сьюзен, ну простите! — Смущëнно выпалил я, прежде чем Билл успел бы сморозить очерендую ересь. Я придерживал его под бок и, шикая, назвал идиотом. Он был со мной примерно одного роста, бледнющим, худющим и нескладным. Я только хмурил брови, пока он хохотал с чего-то своего, неопознанного. — Ну куда я его дену, не в комнату же таким вести! — Умоляюще пролепетал я, глядя на Сьюзен. — Хде он так извазюкался? Весь грязный, как чëрт, ба-атюшки! Нет, Диппер, так нельзя, — она отставила швабру и скрестила руки на груди. — Пожалуйста, я очень прошу! — Была ночь, но я знал о еë проблемах со сном. В такое время Сьюзен часто убиралась в доме, вязала или смотрела телепередачи, ругаясь на актëров. Я выдавил из себя улыбку. Сьюзен постояла ещë с минуту, смеряя меня взглядом. Я знал, что она уже смягчилась и точно не откажет. В диалог, конечно, встрял Билл. — Ебать мне, бля-я-я, — он издал смешок, — хуëво пиздец. Сьюзен недовольно помотала головой, но всë-таки позволила нам пройти внутрь. Я не только поддерживал Билла в сознании и на ногах, я его почти волочил за собой, умудряясь при этом подбадривать. — Всë! Приехали, — я вогрузил его тушу на диван и выдохнул. Мне было стыдно сажать его таким мокрым и грязным на бежевый чистенький диван, но поделать с данным фактором я ничего не мог. Сьюзен принесла ведро и передала мне, прекрасно осознавая состояние Билла. Он положил голову на моë плечо. Билл трясся то ли от ночного холода и дождя, то ли от своего состояния. Я набросил плед ему на плечи. — Ну-с, рассказывай, шо вы там накочехарили! — Мы выпили немножко, — я стиснул зубы под еë недобрым взглядом и глянул на Билла, — ну, чуть больше, чем немножко. И Билл скурил кое-что. Точнее, не кое-что! Он у малых косячок отобрал, у юнцов совсем. И-и-и, не пропадать же добру. Ну, и когда ему совсем плохо стало или совсем хорошо, не знаю… Он давай падать в грязь и чушь нести, а куда его деть, я не знал. Вот и вот. — Тьфу, ты! И сë? — Я кивнул. — Делов-то, тока уроком будет. Хотя какие ему уроки? Одни кутежи на уме в его-то возрасте. — Она помотала головой и вдруг подобрела. Я улыбнулся. — Голодный небось? — Я снова кивнул. — Щас всë будет. — Сьюзен скрылась на кухне. — Билл, — почти прошептал я, — давай я свитер сниму, ты как собака дрожишь. — В том, что он меня слышал, я не был уверен. Свитер с него стянуть, хоть и с трудом, но получилось. Билл заглянул мне в глаза и потряс за плечо. Тогда я протянул ему ведро, и он немедленно начал туда блевать. Я придерживал его волосы. Когда ведро с блевотиной было благодушно возвращено мне, Билл откинулся на диван и утомлëнно что-то простонал. Желание дать ему затрещину я решил оставить на завтра. Пока Сьюзен шаманила на кухне, я вымыл ведро и напоил Билла водой, для, как выражался сам Билл в моменты большей трезвости, «поддержания гидробаланса». Но о гидробалансе следовало думать чуть раньше. Сьюзен принесла мне чай и порцию блинчиков. К тому моменту Билл слегка оклемался и послушно открывал рот, когда я кормил его блинами с вилки. Мы заснули на этом же диване. Я использовал его костлявую задницу в качестве подушки, за что периодически получал пинком по рëбрам. Наутро он так и не получил обещанную затрещину. Я, растрогавшись от воспоминаний, улыбнулся Клэр слишком чисто и непринуждëнно для наркомана и алкоголика. Она обняла меня за плечи и сказала, что всë обязательно будет хорошо. Мне хотелось плакать, но я лишь глотнул виски и взял себя в руки, продолжая кутëж. Билл сунулся в номер, когда мы с Клэр, лëжа на кровати, неспешно потягивали одну самокрутку на двоих. Билл выглядел помятым и уставшим. — Сосна, я тебя битый час ищу, — недовольно начал Билл, но Клэр и тут преуспела, умудрившись его перебить. — Диппер, это твой мальчик, хоторый блевал в ведро? — Хохотнула Клэр и стукнула меня локтëм в бок. Я расхохотался ей в плечо и затянулся, прерывисто выпуская дым. Билл закатил глаза, прикрывая дверь. Клэр вдруг добавила, отчего мне стало ещë смешнее, хотя куда уж там. — Храсавец. — Первый парень на деревне, согласен. — Я приподнялся на локтях. Голова приятно шла кругом, слегка дезориентируя. — Сосна, пойдëм уже. Я сделал последнюю тяжку и передал самокрутку Клэр. Попрощавшись с ней, я сказал о том, что завтра мы обязательно должны продолжить. Вернувшись в номер, я наблюдал разувавшегося Билла. — Байки про меня мог бы и не травить. — Мог бы, — согласился я. — Но прок мне от этого какой? Ни-ка-кой. — Советую выспаться, завтра снова будем в дороге. — Билл снял рубашку, бережно вешая еë в шкаф. Он больше не был таким тощим и нескладным, как тогда. Он надел футболку и забрался под одеяло. — Билл, а где ты был? — Потом. Я устал. На следующий день я увидел скорую помощь у мотеля. Мы с Клэр так и не встретились. Еë вынесли из номера на носилках. Когда я спросил хозяина о случившемся, он сказал, что Клэр повесилась в собственном номере.