Just learning how to know your mind//[Просто учусь тебя понимать]

Несмотря на то, что с университетских времён их взаимоотношения значительно улучшились, Эндрю, Аарону и его девушке Кейтлин всё ещё не слишком привычно находится в одном пространстве без буфера в виде бодрого Ники. Неожиданное, но заслуженное повышение их кузена в агентстве коммуникаций означало, что на каникулах он не смог покинуть Германию. Это поспособствовало напряжённому примирению, за которым последовала неделя редких неловких разговоров и неожиданных комфортных моментов. Через пару лет они станут настолько близки к нормально функционирующей семье, насколько вообще могут надеяться стать, думает Эндрю со слабым изумлением. На данный момент, он не против вернуться в собственную квартиру к привычной рутине, даже если это означает, что придётся вставать раньше, чем ему хотелось бы, чтобы играть в спорт, от которого он неохотно получает удовольствие.

***

Два месяца спустя его телефон вибрирует из-за пришедшего сообщения.       | приходи после тренировки Оказалось, что возможность переписываться с Абрамом означает добавление к себе в телефон ещё одного контакта. Ему стоит чувствовать себя под угрозой от того, что Марисса, похоже, знает его расписание настолько хорошо, но он уже по большей части смирился с властной манерой Хэтфордов приглядывать за Абрамом.       | Зачем это?       | Абрам. Ничего ужасного, но ты              можешь помочь Несмотря на разговорчивость при личной встрече, написанные слова, судя по всему, крадут её красноречие. Эндрю хмурится, глядя на экран телефона. Прошло почти две недели с последнего полученного от Абрама сообщения, но переписки для них — всё ещё новая и необычная штука, так что Эндрю не слишком задумывался о тишине. Секунду он размышляет о том, не попросить ли более подробного объяснения, но потом решает, что особой разницы нет, так как он не может пропустить тренировку на основании того, что одно пространное сообщение заставляет что-то неприятное скрутиться в животе.

***

Эндрю выключает двигатель, но остаётся в машине ещё ненадолго, пальцами постукивая по рулю. Из-за официально начавшегося сезона экси у него не было возможности вернуться в «Дьявол значит тройка» с тех самых пор, как Абрам бросил его там с ложью в конце декабря. Что-то неприятное, скручивающееся в животе, мечется между нервозностью и беспокойством, и Эндрю это не нравится. Он захлопывает за собой дверь машины и направляется к пабу. Заведение ещё не открыто для посетителей, но Марисса оставила входную дверь незапертой на время, пока протирает столы и спускает стулья. Голос Хинди Захра доносится из спрятанных колонок. Эндрю узнаёт песню из плейлиста, который Рене отправила ему пару месяцев назад, но отказывается внимательно изучать струны, затрагиваемые в нём песней, сейчас. Вместо этого он фокусируется на причине своего прихода. Он стучит о дверной косяк, и Марисса поднимает голову, обеспокоено изогнув бровь. Несколько прядей выпадает из привычно аккуратного пучка дред на её голове. — Вот ты где, — говорит она с облегчением, словно до нынешнего момента не была уверена, что он вообще придёт. Она уходит покопаться в подсобке и на обратном пути кидает ему связку ключей. Эндрю ловит их; пальцы оборачиваются вокруг металла, а зубчики впиваются в ладонь. Он не знал, чего ожидать, но точно не ожидал этого. — Обойди здание слева. Там будет голубая дверь. Квартира на последнем этаже, — на поднятую бровь Эндрю Марисса пожимает плечами. — Прямо сейчас ты, наверное, единственный, кого он не ударит ножом сходу. — Что случилось? — На прошлой неделе была работа. Ничего катастрофического не произошло, но это было близко, — она кривится, вспоминая. — Абрам не спускался с тех пор, как вернулся. Раньше он часто так делал, но уже давно не прятался настолько долго. Мы думали, что за последние пару лет ему стало лучше. Из их обмена правдой и намёков Абрама о природе его роли в семейном бизнесе Эндрю может догадаться, почему ему могло бы понадобиться время, чтобы вернуться к самому себе после исполнения приговора Ичиро Морияма. Однако Эндрю не до конца понимает, что могло вызвать обеспокоенность такого уровня на лице Мариссы, если ей всё это и так известно. Должно быть что-то ещё. — Кривая исцеления — не прямая линия, — всё равно напоминает он. — Да, я знаю… — Марисса прерывается, чтобы заправить прядь обратно в пучок, но он упрямо выпадает в следующую же секунду. В конце концов она добавляет, вздохнув: — Натаниэль умер ровно пять лет назад. Ах, вот и оно. Всё, что нужно, — это совпадение работы от Ичиро Морияма и годовщина смерти Натаниэля, и хрупкое равновесие нарушено.

***

Эндрю решает не использовать ключи для двери в квартиру Абрама. Заставать врасплох мужчину, который учился пользоваться ножами с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы держать один из них, — плохая идея. Он также пропускает звонок и вместо этого стучит в дверь. Ждать открытия приходится достаточно долго, чтобы Эндрю задумался о том, чтобы постучать ещё раз. — Зачем ты здесь. Голос Абрама настолько монотонный, что предложение едва ли похоже на вопрос. Краем глаза Эндрю замечает блеск ножа, проскользающего в ножны, висящие на вешалке для одежды у двери. — Марисса считает, что тебе нужна сиделка, — Эндрю окидывает взглядом потрёпанный вид Абрама и добавляет: — До нынешнего момента я не был уверен, что согласен. Ответное «пошёл нахуй» раздражённо не звучит. В качестве противоречия Абрам оставляет дверь открытой, прежде чем снова исчезнуть в глубине квартиры. Эндрю закрывает дверь и входит, осматривая помещение. Короткая прихожая ведёт в открытую кухню и гостиную, которые разделены мраморной барной стойкой. Большая часть мебели сделана из тёмного дерева, стены покрашены в бледный пурпурно-серый, и одна из них закрыта книжными полками, заставленными названиями на разных языках без какого-либо очевидного для Эндрю порядка. Стопка подержанных книг возле выглядящего удобным кожаного дивана, с которого Абрам наблюдает уставшим взглядом. — Что тебе нужно? — Не знаю, — признаёт Абрам, пожимая плечами. — Останешься? Предложение звучит как вопрос потому, что, какой бы ни была ситуация, Абрам всегда давал Эндрю выбор. Безусловное уважение границ само добавляется к узлу запутанных эмоций, переплетающихся у Эндрю в животе с того самого момента, как он прочитал сообщение Мариссы сегодня с утра. Он почти не имеет ничего против. Эндрю садится на край дивана, локтем оперевшись о подлокотник и закинув ноги на кофейный столик. Абрам какое-то время пялится на него, а потом спрашивает:  — Можно положить голову тебе на колени? Эндрю задумывается. В отличие от него самого, Абрам находит прикосновения заземляющими и успокаивающими. Осознав, что не возражает, Эндрю кивает. Абрам разворачивается, чтобы вытянуть ноги вдоль оставшейся части дивана, и кладёт голову Эндрю на бёдра. Прежде чем закрыть глаза, Абрам поворачивает голову наверх, едва заметно благодарный. Он спокоен и неподвижен, почти апатичен. Прежде Эндрю не осознавал, что Абрам всегда находился в движении. Маленькие, не угрожающие жесты руками, едва заметные смены позы, помогающие ему прятаться у всех на виду, несмотря на яркий цвет волос и глаз. Нынешняя неподвижность нервирует. Вес его головы тёплый и незнакомый, но он не вызывает в Эндрю ничего, кроме желания запустить пальцы в беспорядочные рыжие волосы. — Да или нет? Глаза Абрама открываются до щёлочек. Эндрю гладит медные пряди один раз, на пробу смахивая несколько с лица. Абрам выдыхает мягкое «да» и снова закрывает глаза, заметно расслабляясь, когда пальцы Эндрю запутывается в кудрях. Повторяющиеся движения его руки, аккуратно перебирающей волосы, оказываются успокаивающими, и дыхание Абрама выравнивается, пока он дремлет. Какое-то время единственными звуками в комнате являются гудение холодильника, изредка проезжающие по улице за окном машины и их общее мерное дыхание.

***

Мигающий зелёный свет роутера под телевизором показывает что-то около восьми вечера, когда тишину внезапно разрывает резкий вдох. Абрам встаёт с дивана и движется, прежде чем Эндрю успевает моргнуть. Он не шевелится. Прежде всего потому что в какой-то момент прошедшего часа у него затекли ноги. И ещё потому, что он понятия не имеет, склонен ли Абрам сначала бить ножом, а задавать вопросы позже, когда находится в растерянном состоянии после разбудившего его кошмара. Только убедившись в том, что его не атакуют, Эндрю поднимается на ноги и начинает искать запаниковавшего рыжего. Абрам сидит, свернувшись в клубок, в углу комнаты и бормочет что-то едва слышное себе под нос. Не оборачивайся. Не останавливайся. Никому не доверяй. Он повторяет эти три предложения, пока слова не сливаются друг с другом, превращаясь в литанию болезненных шепотков. Эндрю опускается перед ним на колени, ровно вне зоны досягаемости, и зовёт по имени. Когда Абрам издаёт неразборчивый звук в ответ, он повторяет так твёрдо, как может: — Абрам, дыши. Абрам смотрит на него широко раскрытыми дикими глазами и качает головой. Эндрю делает преувеличенный вдох, задерживает его на три секунды и медленно выдыхает. — Дыши, Абрам. — Можно тебя коснуться? Говорить Эндрю, что прикосновения заземляют, — это не разрешение касаться посреди панической атаки. Эндрю нужно спросить. Движение головы Абрама едва ли квалифицируется как кивок, но отличается от предыдущего негативного достаточно, чтобы Эндрю медленно потянулся к руке Абрама. Он делает своё намерение очевидным, чтобы другой мужчина мог отказаться, если захочет. Эндрю разжимает пальцы Абрама там, где он сжимает колени до побелевших костяшек, и кладёт его руку себе на грудь, прямо над местом, где равномерно бьётся сердце. Он делает преувеличенный вдох, задерживает его на три секунды и медленно выдыхает. — Дыши, Абрам. Первый вдох выходит прерывистым, замирает на полпути. Второй звучит так, словно втягивать и выпускать воздух больно. На третий дрожь, начавшаяся в руках, распространяется по всему телу. Эндрю ждёт, пока дыхание Абрама медленно восстанавливается. Когда приходит уверенность, что с гипервентиляцией покончено, он острожно кладёт голову Абрама себе на плечо и начинает поглаживать его затылок успокаивающими кругами. Спустя несколько минут дрожь затихает и он расслабляется, лбом упираясь в плечо Эндрю. Уже второй раз за ночь напряжение покидает его тело из-за прикосновений Эндрю. Через несколько длинных минут Абрам выпрямляется, и его глаза больше не затянуты ужасом. Эмоциональное потрясение утихло, скрывшись в глубоких синих колодцах, и Абрам наконец-то возвращается в настоящее.

***

Позже, когда они снова устраиваются на диване, где Абрам сворачивается возле подлокотника, а Эндрю отзеркаливает его позу, Абрам рассказывает ему про день, прошедший ровно пять лет назад. Он то и дело соскакивает на британский акцент вместо того странного, который использует, когда рассказывает о своей жизни в бегах, похожий на смесь всех мест, где он был, или всех людей, которых встретил. На некоторых словах он спотыкается и проговаривает их на разных языках, пока не находит английский эквивалент или не сдаётся, отмахиваясь рукой или качая головой. Он рассказывает о машине, превратившейся в погребальный костёр на пляже посреди ночи, и о красных губах Лолы, растягивавшейся в сумасшедшей улыбке, пока она говорила о том, насколько ждёт обратной поездки в Балтимор. Он рассказывает о знакомой боли ножа, скользящего по рукам, и о новом мучительном ощущении автомобильного прикуривателя, прижимаемого к щеке, об ощущении, которое он желает забыть, но не может из-за кошмаров, возвращающих обратно. Он рассказывает о подвале здания, которое никогда не было домом из-за поселившегося там монстра, и о том, что боль в ноге ужасала больше, чем мысли о смерти. Воспоминания вытащены на поверхность и просмотрены, только чтобы вернуть их обратно и сложить, как осколки разбитой чашки. Эндрю знаком с процессом; он, можно считать, эксперт. — Прошло пять лет, но… — Абрам умолкает, потирая рукой глаза. — Кривая исцеления — не прямая линия, — повторяет Эндрю те слова, которые сказал Мариссе раннее. Слова, которые Би говорила ему бессчётное количество раз, когда ему нужно было их услышать.

***

— Эндрю, — спрашивает Абрам хриплым после панической атаки и разговоров голосом, — чего ты боишься? Эндрю не может сказать вслух того, как ты заставляешь меня себя чувствовать. Слова слишком честные, слишком откровенные, чтобы произносить их не у себя в голове. — Высоты, — говорит он вместо этого. Они не менее правдивы, но менее болезненно слетают с губ. Абрам мычит в знак того, что услышал, и Эндрю рассказывает ему свою историю. Правда за правду. Он рассказывает об обвинении в неоправданной жестокости, когда он почти убил четырёх гомофобов, атаковавших его кузена одной ночью перед ночным клубом. Он рассказывает о приговоре: интенсивная терапия, еженедельные сессии и ежедневная доза лекарств на протяжении трёх лет. О маниакальной улыбке, растягивавшей губы вне зависимости от того, что он чувствовал на самом деле. Он рассказывает о Лисьей Башне, здании общежития, где селят большинство спортсменов со стипендией Государственного Университета Пальметто. Рассказывает о том, как нашёл дверь, ведущую на крышу, и понял, что страх упасть был единственным чувством, способным противостоять искусственной эйфории, вызванной прописанными судом таблетками. Они сидят напротив друг друга в темноте, тихо разделяя пространство, дыхание, взгляды, пока Эндрю не уходит. Так поздно ночью, что её можно считать за раннее утро.