В новогоднюю ночь...

      И снова новый год начался с плача о ней…       — Мне так больно, Россия, — тихо сказал Германия. Германия всегда был моим лучшим другом. Лучшим другом с прибабахом. Да с таким сильным, что сказать, что он шизик, было очень легко, — Мне очень больно от того что её нет.       Боже, опять эта тема. Сколько можно мусолить одно и то же?       Если я давно отпустил эту ситуацию, то Германия, кажется, никогда этого не сделает. В частности из-за того, что ему постоянно мерещится она. Он мне нередко рассказывает, как снова видел её и как снова разговаривал с ней. Несмотря на то, что в его жизни уже давно вертится Беларусь, то бишь моя сестра, несмотря на то, что именно благодаря ей его галлюцинации появляются не так часто, я думаю, что он навсегда застрянет в прошлом. Хотя бы частично.       Лицо Германии искривилось. На его глазах выступили слёзы. Нос покраснел. Он судорожно охал и тёр лицо. Снова.       Каждый новый год, каждый раз после боя курантов, наш праздник с ним скатывался лишь к одному — к ней. К той, что испортила всю мою жизнь лишь своим присутствием и одновременно сделала её неповторимой. Особенно девятый класс. Незабываемая она останется в памяти до конца моих дней. Её чёрный хвост, как у Сербии.       До девятого класса я отмечал новый год вместе с семьей. Но после него мы с Германией стали собираться в «нашем месте». До распространения гаджетов мы, само собой, не ждали курантов, а просто пили и ревели в три ручья (что вообще удивительно, зная его отца). Где-то в двухтысячных (уже не помню, когда именно) в «наше место» я провел электричество и принес телевизор. Германия сделал небольшой ремонт здесь. Как это здание до сих пор не разрушили — понять не могу. Как к нам никто не предъявил претензий на то, что мы его отремонтировали — тоже не знаю. Чудом назвать это мало. Но это место всегда ассоциировалось с ней. Наверное, именно поэтому мы с тех пор собираемся с Германией только и только тут.       Я, честно, никогда бы и ни за чтобы не подумал, что эти глупые ситуации приведут к тому, к чему привели. Ни у кого даже в мыслях не было, что это когда-нибудь произойдет. Наши родители воевали между собой. Наши родители родителей воевали между собой. Почему все произошло так? Может, это я тупой и чего-то не понимаю?       Трудно вспомнить, с какого дня это все началось. Увы, но так совпало, что мы ходили вместе и в один садик, и в одну школу. Родители обеих сторон знали об этом, ворчали, мол, опять эти немцы (в её случае, русские) здесь мелькают, да что им надо и прочие бла-бла-бла.       Но и та, и другая сторона оказалась балаболами, не более. Поэтому я, будучи интеллигентным первоклассником, отважился положить конец всем нашим родственным недоразумениям и стал с ней здороваться. Не осудите, я был очень мал и, как следствие, глуп…       …тогда надо было просто прикончить её как можно скорее — и проблем бы сейчас не было. Но, увы и ах! Она жива-здорова, собака лохматая! Вру, не лохматая. Разве что иногда», — так думал я в начале девятого класса. Собственно, будет гораздо лучше, если я буду рассказывать от лица тогдашнего меня…

***

      ГДР, сестра Геры, с самого первого класса была старостой. Учителя её обожали. На её ошибки никто не обращал внимания — наоборот все умилялись и с нежными улыбками поправляли эту… эту… у меня слов приличных на неё не найдётся! Эта тощая, как палка, с чёрными волосами обычно завязанными в пышный хвост чуть ниже плеч, дурацкими светлыми глазами, при помощи которых она и добилась неимоверного уважения всех учителей (и не только их), девочка (поправочка — ведьма!) являлась объектом любви всего класса.       Да, я искренне не понимаю, почему все к ней так хорошо относятся. Великолепно она расположилась: чуть слезинку пустит из-за тебя — так сразу к завучам на разборки, да родителей в школу.       Везде в первую очередь пихают её, Гема (так называли её учителя) собирает команды, которые будут участвовать в том или ином конкурсе. Именно она руководила многими школьными проектами. Состав там самый разнообразный, но… она никогда не приглашала в эти самые конкурсы меня! Хотя какая мне вообще разница?       Но что-то я разошёлся. Немного не туда меня занесло. Пожалуй, начать нужно именно с этого дня… Да!

***

      За окном завывал ветер. Вагон и тележка моих родственников бегали по нашему огромному дому. Домашка была сделана, папины поручения тоже. Теперь каждый занимался своими делами. Правда, у меня оставалось одно обещание, которое я дал своей сестре:       — Россия! Ты обещал погулять со мной, — сказала Беларусь, положив свою вечно холодную руку на плечо.       От неожиданности ее появления я вздрогнул. Она любила подкрадываться из-за спины и пугать. Собственно, этого я в ней терпеть не мог совершенно. Кто ж так делает?       — Я помню, — пробубнив, ответил сестре.       — Ну так пошли! Я уже устала ждать, когда ты там нарисуешься! Сколько вообще можно рисовать? Всю бумагу исчеркал. Деревья тоже не бесконечные! — Беларусь — девочка с очень активным жестикулированием. Вот и сейчас она быстро трясла кистями рук, показывая тем самым своё недовольство.       — Ну ты и зануда! — сказал я, закатив глаза. Я положил карандаш на стол, — Пошли давай, пока не передумал.       В этом году ноябрь выдался более прохладным, чем в прошлом году, к примеру. Хотя снега всё ещё было не столь много. Мы боялись, что он не выпадет до декабря и мы не сможем кататься на санках.       Темень и холод. Нет, не холод — предвещающая "ядрёную" зиму свежая прохлада. Красиво сказано. Почти так же было и наяву.       Мои братья и сестры не были домоседами. Мы частенько выбирались на прогулки. Так и сейчас вместе с нами вышли ещё несколько детей. Несмотря на то, что мы, вообще-то, никого с собой не звали.       — Ты во́да! — крикнул Украина, задев плечо Казахстана рукой, и рванулся куда-то в сторону, быстро скрывшись где-то на территории площадки. Почти что исчез.       Казахстан принял игру и побежал вслед за братом. И вот уже банда из пяти детей гонялась друг за другом под покровом тёмного осеннего вечера. С криками, со смехом и визгами — всё, как положено. Я наблюдал за всей этой армадой сидя, как та самая бабулька, которая смотрит на всех весьма агрессивно.       К моей внутренней бабульке присоединилась другая бабулька. Моя бабулька очень обрадовалась — теперь ей было с кем обсуждать непутёвую молодёжь.       — Как всегда, хотели вдвоём погулять, а вышли всей толпой, — сказала Беларусь, смотря на братьев. Моя бабулька ощущала себя воспитательницей в детском саду «Ромашка». Уверен, что другая бабулька тоже так думала.       — И не говори, — вздохнул я. От родственников особо деться было некуда, потому приходилось принимать их. Как говорится — родню не выбирают, — Ладно, они же не будут подслушивать. Ты, кажется, хотела что-то обсудить?       — Да, — сказала сестра и немного подумав, говорить мне или всё же не стоит. Порешив на том, что мне это знать надо, она на одном дыхании рассказала, — Мы всем нашим музыкальным коллективом хотим устроить концерт к новому году. Ну, знаешь же, на нескольких человек повесили эту задачу. Так вот, нам не хватает гитариста. Солист, барабанщик и ещё несколько музыкантов у нас уже имеются. Ты же хорошо умеешь играть. Может, попробуешь? — она умоляюще взглянула на меня. Она сложила ладони вместе и похлопала своими глазами. Поймав мой недовольный взгляд, Беларусь продолжила, — Ты только представь — мы на сцене! Все на нас смотрят, завидуют. Да все девчонки после этого гоняться за тобой будут! — Беларусь хлопнула себя по коленям и снова стала смотреть на меня.       — Да ну! Бел, я не настолько хорошо умею играть. Да и вообще, ноты эти ваши вообще не понимаю. То, что я просто подрынькал на гитаре на семейном празднике перед пьяными родственниками — не значит, что я умею это делать, — позориться мне меньше всего хотелось. Я вспомнил ту историю. Это был второй день в моей жизни, когда я пробовал на вкус струны этого инструмента. Не в прямом смысле, естественно. Но взрослым, которые выпили приличное количество пива, было плевать. С тех пор уже прошло два года.       — Рассказывай! — фыркнула она, — Ты хорошо выступил. У тебя что, самооценка занижена?       — Я просто реалист. Не путай бухих взрослых с юной аудиторией, которая к музыке весьма придирчива.       — Ага, да, я заметила, — махнула рукой Беларусь, закатив глаза. Она явно мне не верила, — Короче, подумай недельку, дашь ответ, потом уже решим. Только побыстрее думай.       — Не буду я выступать, — я отвел взгляд в сторону. И, наверное, лучше бы этого не делал.       Это были мои последние слова, перед тем, как я наконец заметил её. Чёрт, что она тут делает? Она даже не в нашем квартале живёт!       Гема прогуливалась с собакой — огромной немецкой овчаркой. На её фоне и без того низкая отличница-яичница казалась ещё более маленькой. Прямо-таки кукла, которую чуть-чуть увеличили в размерах. Да, на куклу она была очень похожа. Глаза огроменные, ресницы длинные, волосы, как и всегда, заплетены в прилизанный, но немного неопрятный хвостик (к концу учебного дня обычно прилизанность её всегда куда-то девалась), носила она пальто кофейного цвета (кстати, почему? На улице минус восемь, а она в пальто) и вселенских размеров шарф, который был под стать её светлым серым глазам. Как бы сильно я её ненавидел, сказать, что она уродина — будет приравниваться ко лжи. А врать я не любил.              Овчарка тянула Германию вперёд. Староста, всеми силами старавшаяся уследить за собакой и, время от времени бросая взгляд на нашу площадку, выглядела так нелепо, что я даже улыбнулся в неком триумфе. Девочка пыталась успевать за шагом собаки, но её попытки не увенчивались успехом. Скорее, невероятном провалом. Наблюдать за этим было весьма интересно. Она что-то кричала собаке на своем немецком языке, громко вздыхала, спотыкалась о свои же ноги, мучалась в попытках заставить собаку остановиться. В общем, весело.       Я провожал её глазами до тех пор, пока она не скрылась за соседним домом. Лай прекратился.       — Это кто? — спросила Беларусь. Она хлопала глазами. Ох, девочка моя, она — воплощение «диавола», как бабушка говорила.       — Одноклассница.       — И что она такого сделала, что ты таким противным взглядом её одарил? — прищурилась сестра.       — Не для детских умов дело, — усмехнулся я. Мне очень не хотелось распространяться на счет неё. Хотя, странно, что Белка не знает её. Германия возглавляет музыкальный коллектив, куда входит моя сестра в качестве ди-джея. Туда входят все ученики, которые занимаются на музыкальных инструментах два или более лет. Их коллектив, насколько мне известно, почти всегда где-то выступает. Вот и сейчас они собираются маяться какой-то чертовщиной…

***

      — У меня ничего не получится! — рыдала в подушку Беларусь. До начала очередного школьного концерта оставались считанные часы.       — Подъём! Бел, ты же опоздаешь!       — И что?!       — И то! Они без тебя — как без ног!       — Почему как без ног?       — Не знаю. Первое, что пришло на ум.       Сестра замахала ногами, вцепившись руками в подушку. Мне было поручено подбодрить её и убедить в том, что у неё всё получится.       — Да вставай же ты! Ты же концерт сорвёшь!       — Ну и пусть!       — Да подумаешь! Ты серьёзно считаешь, что тебя вообще кто-то будет слушать?       Беларусь привстала, вытерла слёзы и заявила:       — Дурак ты, Россия. Не знаешь, что делают ди-джеи — так не берись меня утешать! Мне нужно, чтобы переходы от одного выступления до другого были максимально плавными, а они у меня не выходят сегодня, я не в форме и вообще… дурак ты!

***

      Так начинались любые выступления Белки. Каждый раз у неё начиналась истерика, лицо опухало от слёз, настроение портилось у всех, краситься она из-за рыданий своих не успевала, соответственно, это приводило к ещё одной волне истерики. Но выступала она, как ни в чём ни бывало. Для чего была столь ужасная прелюдия, которая треплет нервы всем, честно, сказать не могу.       — А, ну да, точно. Ты же у нас такой старый дядька — целый девятиклассник! — засмеялась Беларусь.       — А ты малявка.       — Фи, как некрасиво!       Мы затихли. Всё-таки, я никак не ожидал встретить Германию здесь, в нашем дворе. Интересно, она здесь кого-то искала? Явно же не просто так она появилась в нашем квартале. Удивительно, как один человек может испортить настроение на весь вечер? Не понимаю. Но обязательно спрошу это у старосты, как только подвернётся удачный момент.       — Народ, пошли домой! Кажется, папа хотел испечь булочки к этому времени!       И всё-таки, что она тут делала?

***

             Это был вечер воскресенья. Почти вся первая четверть не была наполнена нашими стычками, инициатором которых обычно был я. Да, мы нередко ссорились, но сейчас, в девятом классе, вероятно, мы повзрослели. По крайней мере, я тогда так и думал. И очень надеялся, что всё-таки наша нелюбовь друг к другу утихомирится. Правда, я не делал ничего для этого. Только по привычке иногда обидно шутил. А она тихо прижимала к себе учебники, желая чтобы я заткнул свой поганый рот.       Думаю, что именно это воскресенье стало отправной точкой в трудное и местами болезненное как для души, так и для тела, приключение. При чем оно задело не только наши отношения, но и весь класс и даже некоторых учителей и родителей. Я многое узнал о ней, она многое узнала обо мне. Но это произойдет позже, после другого события, без которого бы не произошли все остальные…