Самое настоящее проклятие

      — ...где Поттер? Не видели? Кажется, это был голос Лонгботтома. Я скользнул взглядом по комнате, по-вечернему многолюдной. Зная, что Джеймс скрывается в нашей спальне, я не спешил, однако, во всеуслышание об этом говорить. Поёрзал задницей в кресле, устраиваясь, и потянулся волшебной палочкой к чёрному коню...       — Эй! Подожди! Шахматная доска едва не опрокинулась на пол, а Питер охнул, когда я подорвался с кресла. Успел-таки: перехватил Эванс у выхода из общей гостиной, возник перед проходом и не глядя упёрся во что-то ладонью.       — Слушай, МакГонагалл не дала нам договорить, но...       — Блэк, я спешу. Мне нужно на собрание старост.       — Так давай я тебя провожу! В чём проблема? Пошли, — я улыбнулся, опустил загораживавшую путь руку и изобразил приглашающий жест. Затем наклонился к Эванс и понизил голос. — Заодно расскажешь по пути что ты решила насчёт вечеринки. Ну? Честно говоря, можно было и не секретничать — в гостиной никто не занимался уроками, все галдели, ходили, смеялись. Никому до нас дела не было. Эванс не улыбнулась и, вопреки своим же словам про спешку, не двинулась с места. И внимания не обратила, когда я легко хлопнул её по локтю.       — Да. Насчёт вечеринки у когтевранцев... — протянула она как-то странно, задумчиво разглядывая стену за моей спиной. — Маккиннон ведь тоже там будет, так? Она, случайно, не просила тебя прийти с ней?        — Что? Не понял, причём тут... Я невольно выпрямился.       — О, не делай такое лицо, будто не знаешь в какой ситуации она оказалась, — выпалила Эванс, взглянув, наконец, на меня, после добавила с явной неприязнью в голосе. — Впрочем, не удивлюсь, если ты и правда не в курсе...       — А должен? Я не слежу за тем, что происходит Когтевране, знаешь ли.       — И, конечно, пропустил, что твою бывшую девушку, оказывается, буквально затравили на её же собственном факультете из-за ваших с ней отношений!       — Это ещё почему? — удивился я, пожал плечами. — Мне казалось, наоборот... завидовать должны? И понял по взгляду, каким одарила меня Эванс: моя невинная шутка вызвала у неё нечто вроде приступа лёгкой зубной боли. — Может, и завидуют, — она покачала головой, — а вслух называют дурой или девушкой «без комплексов», думаю, ты понял, о чём я. Мы и не особо общаемся, но Маккиннон ни тем ни другим не выглядит, на мой взгляд. А что прикажешь ей отвечать, Блэк? Если после вашего дурацкого пари для любой встречаться с тобой было бы... чревато последствиями. А уж ждать, что эти так называемые отношения продлятся дольше, чем пара недель... Эванс поджала губы. Ну, конечно. Глупо, опасно и просто западло — вот что, на самом деле, означало это её сухое «чревато последствиями». Чего-чего, а такой отповеди под конец дня я от неё никак не ожидал, и потому чувствовал себя как холодной водой облитый. Встряхнулся и резко отозвался:       — Херня! Не верь грязным сплетням! Вовсе я не такой непостоянный, как ты себе думаешь. Я, знаешь ли, способен на серьезные чувства, если...       «...не пытающийся что-то узнать урод, а просто человек, который хочет…» Неясное ощущение дежавю возникло внезапно, неприятное, как укол, и я постарался выкинуть его из головы. Две недели, говорит она? А между тем, если посчитать от дня нашего со Снейпом первого поцелуя, шёл уже второй месяц...       — Маккиннон, похоже, на что-то такое и надеялась... Ну? — Эванс упёрла руки в боки, решительно прерывая мои возражения. — И в кого же ты был влюблён дольше?       — О, детка, ты её не знаешь, — осклабился в ответ я. Эванс ещё пару секунд испепеляла меня злым взглядом — ожидаемо без каких-либо результатов. Потом отвела глаза и, воспользовавшись тем, что моя рука больше не закрывала выход, сердито толкнула изнанку картины. Картина бесшумно отъехала в сторону, открывая коридор, тускло освещённый факелами.       — Ладно. Ужасно бестактный вопрос, — буркнула Эванс, задержавшись на пороге, чтобы переделать и затянуть потуже хвост на затылке... и добавить к своей заносчивой тираде ещё кое-что. Лицо у неё, впрочем, отчётливо порозовело, словно путающее мысли дежавю настигло и её. — Нет, вина, конечно, в первую очередь на тех, кто сплетничает о Маккиннон, потому что она, видите ли, когда-то потеряла голову. Вот уж точно, не понимаю таких людей... Но не думай! Это не отменяет, что ты тоже косвенно виноват... А может, она покраснела от драккловой злости к когтевранским сплетникам и ко мне? Её порицающий тон всё больше и больше разочаровывал меня.       — И что ты предлагаешь? Заявить, что это она меня бросила? — я издевательски хмыкнул, поднял брови. — Что? Я не буду этого делать, даже ради тебя. Да никто и не поверит! Таких как я, вообще-то, не бросают...       — Скажи это Миранде Аббот. — предложила Эванс без тени улыбки на лице. — Ей будет интересно узнать, что это ты её бросил. Она покончила с волосами и опустила руки, а я, вновь нависнув над ней, вполголоса возмутился:       — Я что, самоубийца, по-твоему?! Аббот — это исключение. И да, не мешай домовиков с гоблинами — здесь имело место взаимное охлаждение чувств...       — Нет, ты не самоубийца, ты просто мерзкий, Блэк! Признай это, в конце концов! — отрезала Эванс и, не выдержав, перешла на звонкий разъяренный шёпот: — Вот именно! Что тебе стоило повести себя ответственней и с самого начала не пудрить Маккиннон мозги?!       — А мне кажется, она сама захотела оказаться «обдуренной», — не раздумывая, парировал я. Раздражение затопило меня, как горячая, подзуживающая волна. — И знаешь ещё что? Будь то Маккиннон или...       — Господа ругающиеся, вы меня, конечно, извините, — внезапно вклинилась в перепалку Полная Дама, — но кто-нибудь из вас будет проходить или нет?!       — ...или кто другой, заметь, Эванс, насильно быть с собой я никого не заставляю! Ты поняла?! — договорил (или скорее уж дорычал) я одновременно с недовольным бубнежом портрета. Нахмуренное веснушчатое личико, в которое едва не полетели брызги слюны, торчало перед самыми глазами. Впрочем, и без выкрика в лицо (от чего я с трудом, но удержался) всё равно прозвучало грубо. Мгновение Эванс хватала воздух ртом, а затем ледяным тоном процедила:       — Что ж, надеюсь, так будет и дальше. Я передёрнул плечами. Кто угодно сказал бы, глядя на мои нынешние поступки, что я ухаживаю, а не заставляю. Один лишь Снейп не согласился бы... хотя о чём это я? Этому только дай со мной поспорить! Я моргнул и увидел, что Эванс готова развернуться ко мне спиной, шагнуть прочь из гостиной.       — Давай оставим отдельных когтевранцев в покое и вернёмся к вечеринке! — зная уже наверняка, каким будет её ответ, я нетерпеливо махнул рукой. — Ты придёшь одна или с...       — Ну и зачем мне звать туда Северуса? — перебила меня Эванс устало и зло. — Серьёзно, Блэк? Чтобы вы опять возомнили себя крутыми парикмахерами... или какую-нибудь ещё гадость ему сделали? Думаешь, сегодня — это было смешно? Будто мало обычных насмешек над внешностью и одеждой... Сначала я просто слушал, потом шумно втянул воздух и демонстративно развёл руками.       — Представь себе, детка, сейчас я тоже нихера не понял! В чём ты теперь меня обвиняешь? Эванс снова глянула наружу и поморщилась.       — Мне надо идти.       — А как же... Эй, а как же все мои доводы? Я что, зря тебя убеждал?! — отчаянно повысил голос я, уже когда под громкое покашливание Полной Дамы Эванс перешагнула порог. Однако, оказавшись в коридоре, она обернулась. И прежде, чем ворчливый портрет встал на место, успела проговорить, слегка пожимая плечами:       — Не зря. Сказать по правде, ты меня почти убедил, что Северусу нужно встряхнуться и вечеринка — хороший повод... Но сейчас я что-то снова сомневаюсь и, мне кажется, не без причины. Какое-то время я стоял в оцепенении, таращась на захлопнувшийся проём, чувствуя, как от злости горит лицо. Потом кто-то подошёл сзади и неуверенно позвал меня. Я медленно повернул голову и увидел Питера с шахматной доской подмышкой и прикушенной губой — остановившегося рядом и тоже разглядывавшего выход из гостиной.       — По-моему, она не в духе. Злится, — тихо заметил он, покосился на меня, и без помощи крысиного чутья угадывая кипящее во мне раздражение. Я промолчал. Непроизвольно расчесывал одной рукой запястье другой, заведя их за спину. Помявшись, Хвост состроил сочувственное выражение: — Может... Может быть, в другой раз получится, когда она остынет... «Надеюсь» — закончил я за Хвоста с мысленным стоном, расцепил руки, позволив им свободно упасть, и сглотнул. Перебороть желание сейчас же выпрыгнуть в коридор, следом за Эванс, оказалось нелегко, но Питер был удручающе прав. Хоть ты тресни, а добился бы я только того, что ещё больше поругался с Эванс!       — Я поговорю с ней... попозже, — буравя стену, выдавил сквозь зубы и, кажется, убеждал больше самого себя, чем втянувшего голову в плечи Хвоста. — И она передумает.

***

Первое, что я услышал, ввалившись из любопытно затихшей гостиной в нашу спальню — встревоженный голос Лунатика:       — ...может, всё же в больничное крыло? Опухлость вообще-то уже должна была сойти. Сохатый, если и хотел ответить, то не успел — обернулся на звук грохнувшей об стену двери и, отодвинув полог, прищурился на меня и Хвоста. Я увидел, что он сидит по-турецки на моей кровати. В комнате царил успокаивающий нервы полумрак: были зажжены только две лампы, а из окна непроглядно смотрела ночь. В ванной вода билась о кафель — кто-то принимал душ. Лунатик отпрянул от Сохатого, точно хулиган, застигнутый на разрисовывании (преимущественно хуями) школьного коридора — я живо вообразил, как в меня летит баллончик с краской — вскочил с кровати, будто бы собирался зашагать нам навстречу. Мне, впрочем, показалось, у него ещё остались слова, которыми он хотел перекинуться с Сохатым... но не теперь. Возможно, когда они снова окажутся наедине? Пока я думал об этом, Лунатик вышел из под полога, сказал что-то про заглядывавшего в спальню Фрэнка и поинтересовался у Хвоста насчёт шахматной доски, которую тот всё ещё стискивал подмышкой.       — Ничья... Да, наверное, ничья. Мы не закончили партию, — ответил Питер, стушевался и бросил на меня вопросительный взгляд. Я равнодушно пожал плечами — можно сказать, что разрешил, и воодушевленный Хвост втянул полную грудь воздуха. Однако пуститься в объяснения ему не удалось — в этот момент Римус взглянул на настенные часы и изменился в лице. Ну что ж. Префектов сегодня действительно сгоняли всех в одно место, точно стадо баранов. А значит, собрание — «Блэк, я спешу!»— хотя бы не было отмазкой.       — Так как, ты говоришь, тебя угораздило? Подойдя вплотную, я принялся рассматривать ухо Сохатого, торчащее из волос, большое и даже в тусклом освещении розовое, как клубничная пастила. Тот мотнул головой, без слов говоря, что, вопреки беспокойству Римуса, ничего особенного не случилось.       — Да бладжер, мать его. На пятнистую рожу Дирборна загляделся и проворонил... Джеймс зашарил по кровати и из-под скомканных пижамных штанов, носков, шуршащих фантиков, открытой пачки желейных червей и множества журналов вытащил сложенный гармошкой пергамент.       — А там, где ты поймал бладжер... Эванс рядом не ошивалась? — после паузы, негромко, как бы между прочим, протянул я. — Ей точно будто что-то тяжёлое прилетело. Прямо в лоб. Так и не развернув Карту, Джеймс покрутил её в руках, словно забыл напрочь, зачем вообще её искал среди сваленных на постель вещей... Дёрнул подбородком и спросил:       — Что случилось? Я отвёл взгляд от распухшей ушной раковины, проследил за Римусом, который, отыскав сумку и волшебную палочку, разве что не вылетел из спальни (будто здесь ему дали хорошего пинка, невольно подумал я). Затем поглядел на Питера — тот оставил шахматную доску на незахламлённом клочке постели, и теперь тёрся плечом о прикроватный столбик. И почему-то смотрел вниз, больше не горя желанием почесать языком — видимо, самому придётся.       — Засомневалась она. Надо же. И кто из нас двоих, спрашивается, дохера непостоянный? Да всё было на мази, пока... — я быстро взглянул Джеймсу в лицо и нервным движением отобрал у него Карту. Яростно пожаловался в испещрённый чернилами пергамент: — ...пока эта рыжая сучка не откопала какие-то свои дурацкие причины. Обвинила меня хер знает в чём! Хвост вдруг подался вперёд и вытаращился на меня, будто до смерти удивлённый. Хотя, казалось бы, кто-кто, а он своими глазами видел нашу с Эванс перепалку. Может, собирая шахматные фигурки, даже расслышал что-то.... Душ резко вырубился. И слова после «эта рыжая сучка» прозвучали в густой тишине. Задумчиво рассматривая пергамент, я, однако, заметил, как Джеймс и Питер быстро переглянулись в этом напряжённом молчании. Мне вдруг стало смешно — наверное, они пытались сделать это незаметно? И нихера не вышло. Затем Джеймс скинул одну босую ногу с кровати и поморщился. Знаю я, отчего... Прежде, чем он открыл рот по поводу пресловутой «рыжей сучки», я с громким шуршанием расправил Карту и продолжил:       — Вообще-то, она сказала, что я почти убедил её. Знаешь, Сохатый... кажется, я готов буду расцеловать Эванс, если все получится. Чего лыбишься? Клянусь! Не сможет же эта чокнутая зараза вечно злиться не пойми на что, да? Думаю, рановато впадать в отчаяние. У меня в запасе целых три дня, как никак, — выходило куда спокойнее, чем раньше. Я фыркнул, снова встряхивая картой. — Кстати, народ. Ну, сколько можно-то? Когда мы наведаемся в слизеринское логово? Лично у меня уже глаза болят пялиться на белые пятна. Есть идеи?       — Я подумаю об этом, если тебе так уж не терпится — отозвался Джеймс, усмехаясь и почёсывая пятку. Я занял его кровать и, вопреки своему заявлении о боли в глазах, именно на пустое пятно и уставился — в то самое место, где тонкие чернильные штрихи подземелий обрывались невидимой гостиной. Я машинально замотал коленом — хотелось куда-то бежать и что-то делать, что угодно, лишь бы не сидеть на месте — потом медленно выдохнул через нос. Снейп явно торчал там. На территории слизеринских гостиной и спален. И на ужине он не появился... будто действительно заперся в своей норе. Не прислушиваясь к болтовне Сохатого и Хвоста, я вернулся мыслями к моему с Эванс разговору после того, как МакГонагалл вышла из кабинета, оставив нас одних. И снова заёрзал, подминая затылком подушку. Что нашло на Эванс?! Ведь в тот раз она не выглядела настолько рассерженной!

***

      — Ты ведь не влюбился в меня, нет? Надо сказать, Лили Эванс — последний человек, которого я заподозрил бы в чувствах к себе... нежнее тех, что заставляют её докучать моим ушам высокомерными нотациями (естественно, для моей же пользы, которая великолепно, впрочем, уживается с тем фактом, что ей нравится это делать). К тому же голос у Эванс, сжимавшей кулаки, звенел от напряжения, не больно-то похожего на, как бы выразился Римус, романтический интерес. Хотя, конечно, она была ужасно смущена. Так что...       — Сириус? Скажи, что…       ...я вдруг понял: она мечтает, чтобы я ответил «нет». Я открыл рот. Потом закрыл и облизал губы.       — Подожди. Всё так быстро происходит. Как ты додумалась... Как ты вообще... об этом догадалась? Эванс сделала стремительный, но какой-то неверный шаг от профессорского стола и вновь застыла. Облегчение — «как ты додумалась?» — смешанное со стыдом на её лице сменилось сначала недоумением. Затем ужасом.       — Что? — тут же слабо переспросила она. — Нет, ты сначала скажи, о чём... о чём я догадалась? Смешная трусишка. Я нахмурился.       — Хватит, Лилз. Честно говоря, я смертельно устал от попыток скрыть от тебя... истинное положение дел. И ты тоже, избавься уже от ложной скромности, если уж сама заговорила о... — сделав многозначительную паузу я вцепился пальцами в переносицу и резко кивнул: — Знаешь, я действительно жить без тебя не могу. Думаю о тебе постоянно.       — Почему? — Эванс беспомощно улыбнулась. — Это шутка, да?       — Разве похоже? Может быть, это и правда любовь. Теперь, когда ты всё знаешь... Не докончив фразы, я пожал плечами. Наверное, я действительно когда-то думал о Эванс что-то вроде: хм, а там, под одеждой, у неё тоже полно веснушек? Но одно дело: пялиться на грудь и задницу симпатичной девчонки. И совсем, совсем другое... В молчании Эванс приблизилась ко мне на ещё один шатающийся шаг и посмотрела на меня такими несчастными глазами, что любого на моем месте начала бы грызть совесть... А потом внезапно расхохоталась.       — Да иди ты на фиг, Блэк! Ты скорее в МакГонагалл влюбился, чем в меня! — разобрал я сквозь приступы смеха, согнувшие Эванс пополам. — Прекрати... Прекрати придуриваться! Я подобрал с пола челюсть и вскинул брови. Видимо, что-то меня выдало. Ха! Смеётся она! А вот если бы я действительно к ней что-то чувствовал?       — Я вообще-то тебе в любви только что признался, а ты... Ты — ржать! После такого оскорбления мне только и остаётся, что покончить с собой! Да чего ты всё ржёшь?! Переигрывал, естественно, и Эванс, на самом деле, уже не смеялась. Она вдруг выпрямилась, подскочила и чувствительно пихнула меня в грудь кулаком.       — Ты! Как же ты меня напугал! Разве можно шутить такими серьёзными вещами, идиот?!       — Эй, вот только драться не надо!       — Да?! А голову тебе не открутить за такие шутки? Я ведь почти поверила! На секунду подумала, что... — не договорив, Эванс резко прикрыла рот, замотала головой и, отступив обратно к столу, снова засмеялась. Уже тише, не так истерично. Просто с облегчением. Я состроил оскорблённое лицо, потёр место удара и решил, что да, совсем другое дело: влюбиться. Я точно знаю, что это — в тысячу раз неприличней всех нескромных взглядов, скабрезных предложений и двусмысленных шуток. Почувствовать что-то особенное. Кошмарно, безумно неприлично.       — Вообще-то, ты первая подложила мне свинью, своими вопросами поставила меня в неловкую ситуацию... — пробормотал я и фыркнул, осознав, что краснею. В горле пересохло. И ладони вспотели. Слова Эванс о недопустимости таких моих приколов или внезапно проснувшаяся совесть могли, конечно, только мечтать о подобном эффекте. Просто стало интересно, а если бы она сейчас спросила: «ты не влюбился, случайно... ну, в кого-нибудь, в кого угодно?» Если б вопрос звучал так, устоял бы я перед соблазном, рассказать ей правду? Эванс перехватила мой взгляд, неуверенно оглядела себя и, не найдя ничего подозрительного, буркнула:       — Блэк? Я-то думала, тебя ничего никогда не проймёт. Чего это ты вдруг... Я криво усмехнулся и вскинул руку, прерывая Эванс. Мог бы не так быстро сдаться и немного помучить её — с чего ей вообще вздумалось выяснять моё к ней отношение?! — но кто знает сколько времени понадобится МакГонагалл, чтобы угомонить Пивза? Поэтому, всё ещё ощущая на щеках непрошенное тепло, я торопливо проговорил:       — Эй, Эванс, ты ведь тоже считаешь, что даже самому нелюдимому придурку нужно иногда выползать из своей норы на свет? Послушай, что я тебе скажу....

***

Тогда мне показалось, что Эванс, несмотря на первоначальный шок и возмущение, зла держать на меня не станет. Неужели после, обдумав всё хорошенько, она решила, что для неё это было слишком?