Панорамные окна

Говорят вот: сгорел сарай, гори и хата. Алене всегда хотелось перефразировать это выражение в удручающую жизненную теорему: горит сарай — жди пожара в хате. В тот момент, когда она сидела в больничном коридоре и мучилась ожиданием, на мейл прилетело письмо от главреда, мол, благодарим за многолетнее сотрудничество, Алена Сергеевна, но из-за проблем с финансированием вынуждены сократить внештатных сотрудников. И офигенное продолжение: работой вашей довольны, может быть, вы готовы рассмотреть переход на полный рабочий день и официальное трудоустройство? — Конечно, блять, готова! — зло бормотала она, печатая ответ, — Ну и тварь же вы, Елена Леонидовна! Начальница прекрасно знала, что у нее проблемный сын и предложение сделала из чистой, сволочной вежливости. Знала так же, что Алена — мать-одиночка, а работа в журнале — ее единственный постоянный источник дохода. С увольнением, конечно, подгадали удачно: как раз подходил к концу очередной договор оказания услуг. По факту, это даже не могло считаться сокращением — не продлили сотрудничество, да и все. Ни на какие компенсации, положенные в таком случае полноценному работнику, Алена рассчитывать не могла. Следом пришли еще новости по поводу новогодних шоу, тоже не радостные. Пригласить-то пригласили, но не в Москву, а в гастрольный тур по городам. Тоже все равно, что нафиг послали. Во-первых, Лева ребенок не подарочный, не Гном Гномыч в его детские годы, от разъездов, смены локаций, часовых поясов и бури новых эмоций его развезет так, что он не даст ни репетировать нормально, наравне со всеми, ни выступать. Во-вторых, у ребенка тренировки, насколько Алена помнила Хрустальный и его порядки, начинались они рано — чуть ли не с третьего числа, а заканчивались — тридцатого декабря. «А я говорила тебе!» — голосом мамы укоряло подсознание, — «Говорила, что ты везде на птичьих правах! Чем ребенка-то будешь кормить, птичка моя? Он червячков не ест!» На карточке болталась жалкая сумма в пару тысяч рублей. Через пару дней ее обещали рассчитать в журнале — хватит на квартиру и еще немного останется, можно будет месяц дожить спокойно. Оставался еще гонорар с осенних шоу, предусмотрительно отложенный на летние сборы сына, бюджетный отдых и новую пару коньков на сезон. Вот, все же было рассчитано и спланировано! Даже без новогодних выступлений, можно было бы подужаться и справиться, а теперь… А теперь почва ушла из-под ног. Вроде, ничего непоправимого не произошло — у нее была финансовая подушка на несколько месяцев, Бог с ними, со сборами, удаленную работу с неплохим портфолио, собранным за годы работы, она бы рано или поздно нашла, только вот… Иногда, когда каждый день горят сараи и полыхают хаты, у человека кончаются силы. Алена сидела в душном больничном коридоре и глотала обидные слезы. Голова кружилась, она растирала виски до красноты, чувствуя подступающую мигрень. Хотелось спрятаться от всего, может, поехать в бар, спустить последние деньги, нажраться в сопли, хотя бы на один день забыть о том, что у нее нет права опускать руки, нет права на то, чтобы себя жалеть, нет права даже заболеть и пролежать пару дней в коматозе, не вставая с постели. На стенах гинекологического отделения пестрили плакаты с улыбающимися беременными женщинами, транслирующие безоблачное счастье материнства. — Ага, как же! — ей хотелось плюнуть прямо в счастливо улыбающийся рот фотомодели, — Посмотрю я на тебя, когда родишь! Он тебе такую сладкую жизнь устроит! Кажется, она сказала это слишком громко, потому что девушка, сидящая рядом с ней, отшатнулась и крепче прижалась к обнимающему ее мужчине. — Спокойно, Катёна, это не тебе, — услышала она его умиротворяющее бормотание. — Я это всем! — ни с того, ни с сего разозлившись на них, громче сказала Алена, — Вот он захочет и свалит, а тебе в ближайшие восемнадцать лет уже никуда не свинтить! Будешь, как миленькая, не спать по ночам, пеленки застирывать, жрать готовить, работать и еще выслушивать от всех, какая ты дурная мать и как плохо воспитываешь! — Пойдем, давай пересядем от этой ненормальной, — скомандовал сосед, поднялся на ноги, девушка встала вслед за ним. — Сам ты ненормальный! — вдогонку бросила Косторная. Теперь на нее уже смотрели все находящиеся в коридоре. — Это все — неправда! — она уже разошлась, несло, как на скоростном поезде, душили слезы, голова начала трещать по швам, от резкого подъема схватило поясницу, — Вот тебе! — выставила средний палец в направлении плаката, — Дура пузатая! Дура! Дура! — Какая неделя? — допытывался дежурный врач, пока она сидела в кабинете и стучала зубами о граненый стакан с водой. Алена с трудом могла вспомнить, как вообще сюда попала. Кажется, кто-то позвал охрану, а те сочли ее взбесившейся беременной и вызвали медиков. — Никакой недели. Зиро, — потихоньку эмоции отпускали, оставляя после себя чертовскую усталость и опустошение. Нужно было как-то убедить врача в своей адекватности, а то, не дай Бог, в психушку отправит. Она точно не знала, можно ли человека насильно определить в психушку, но очень этого боялась, все-таки, дома Лева ждал. Хотя, наверное, было бы очень неплохо — пролежать где-нибудь в палате с белыми стенами парочку недель, ничего не делать, ни о чем не думать… Он с сомнением уставился на нее, точно пытаясь понять, в состоянии ли вообще пациентка трезво рассуждать. — Да точно нет! У меня ребенку семь лет. Я сюда с подругой приехала, у нее угроза выкидыша, перенервничала, сорвалась… Давайте я пойду, а? — жалобно попросила девушка, — Я больше буянить не буду, посижу тихо, у нее муж приедет скоро. — Я вам успокоительного дам, и отпущу, — вздохнул мужчина. Выглядел он устало, наверное, по десять раз на дню у него в кабинете истерили, плакали и сходили с ума, — Будете еще шуметь и пугать пациентов — вызову психиатрическую бригаду. Держите себя в руках, все нервничают, все переживают, у нас тут не место для ваших театральных припадков. — Ладно, — согласилась она. Медсестра уже капала в другой стакан какие-то травянистые капли. — Можно мне побольше? — попросила Алена, — Чтоб наверняка. Та пожала плечами и вылила добрую половину пузырька. Поморщившись от неприятного спиртового вкуса, пациентка залпом опустошила стакан. Обычная валерьянка — что еще ей могли предложить в гинекологическом отделении? Однако, от усталости, эмоционального всплеска и хорошей дозы спирта, Алену ощутимо развезло, с учетом того, что после рождения сына она толком и не пила алкоголь. Выползла из кабинета на ватных ногах, не обращая внимания на настороженные взгляды людей вокруг, уселась на скамейку и прикрыла глаза. Хорошо-о. — Ален! Алена! — Аня стояла рядом и теребила ее за плечо. — А? — сонно отозвалась девушка, потом встрепенулась, почувствовав бьющий в нос больничный запах и резко открыла глаза, — Ты в порядке? — скользнула взглядом по худенькой фигурке подруги, сжимающей в руках медкарту. — Все хорошо, — кивнула она, — Меня хотели оставить здесь, я подписала отказ. — С ума сошла? — мигом отойдя от сна, возмутилась Алена, пошарив по карманам куртки, нашла в нем телефон и перешла сразу к угрозам, — Я Дане сейчас позвоню! — Ты сейчас вызовешь нам такси, поедем в клинику, где я наблюдаюсь, там оплаченный контракт, — затараторила Аня, — Меня тут узнали, санитарка автограф попросила, полный треш, короче, надо срочно валить отсюда. И Дане напиши, пусть едет домой за вещами, потом туда. Ты че убитая-то такая? — Да так, — отмахнулась она. Не хватало еще Аню грузить своими проблемами, — Ничего, Ань. Волновалась за тебя. — Да что мне будет! — весело отмахнулась Щербакова, — Я бы хоть завтра на работу вышла, да вы ж сожрете меня! Он там жив вообще? Алена листала последние сообщения Глейхенгауза. Даня: Ане не говори плиз Даня: Я немного разбил ее машину… Даня: [Фото] Даня: Жду Стаса, он будет разбираться с ГАИ Даня: Вы как? Что-то ясно уже? Даня: Ебаный в рот, не молчи только Даня: Алена Даня: Аленааааааа [18 пропущенных звонков] Алена: Так, истеричка, спокойно Аленка: Мы едем в платную на такси Аленка: [Адрес] Аленка: Аня в порядке, будет оформляться там в стационар Аленка: Уже рвется на работу Даня: Я ей дам на работу Даня: Передай, что на ближайшие несколько месяцев она у меня безработная Даня: Телефон у нее где? Аленка: В тренерской забыли Аленка: Она просит заехать за вещами домой Даня: Ок Даня: Что взять, спроси Аленка: Умывашки, одежду на смену Даня: Мне пиздец Даня: Стопудово привезу что-нибудь не то Аленка: Соболезную))) Аленка: За машину она тебя зарежет Даня: Не говори!!! Аленка: Перед смертью не надышишься — Че ты там так улыбаешься? — подозрительно интересуется подруга, — Что он пишет такого? — Пишет, что ты безработная теперь, — убирая подальше телефон, отвечает Алена, — Сядь нормально и пристегнись! — пресекая попытку отобрать у себя мобильник, командует она, — Вообще лучше лишних движений не делай. — Ну все, теперь вы меня в инвалиды записали, — обиженно бухтит Аня, — Надо было не говорить вам, пока живот не появится… — Еще что придумаешь? — рассмеялась Алена, — Даня бы, конечно, ничего не понял, не заподозрил, подумаешь, жена мел жрет и его футболки потные нюхает! — Он тебе рассказал?! — Ты сама мне вчера рассказала. Видишь, еще и с памятью проблемы. Сиди, не выпендривайся! Заботиться об Ане было легко и просто. Домой только не хотелось. Алена настрого запретила себе даже заикаться при ней про возможные финансовые затруднения и про увольнение с работы — знала, что Щербакова начнет волноваться, действовать, спасать непутевую подружку. И раньше-то от этого всегда было неудобно, а теперь любые волнения будущей мамочке противопоказаны — решила она. Может быть, больше даже из-за себя, желая отсрочить мучительные раздумья до возвращения домой. Она ежеминутно проверяла телефон, ожидая, что Розанов начнет названивать и требовать забрать Леву. А он не звонил. И не писал. И в родительском чате, в который ее с утра добавила Даша, никаких возмущений по поводу сына не было — тишь да гладь, да Божья благодать. «Транквилизаторами он его, что ли, накачал?» — недоумевала она. На самом деле, оставлять Леву под присмотром нового человека было предприятием рискованным: он быстро чувствовал, с кем из взрослых можно себя «проявить» и безобразничал обычно по полной программе. В лучшем случае, хорошего поведения хватало на полчаса-час, потом начинался цирк. Потом телефон сел. Сразу после этого она засобиралась домой. Как раз приехал Даня — с цветами, полным чемоданом одежды и с огромным пакетом еды. — Здесь кормят шесть раз, Дань! — сразу же запротестовала Аня, глядя, как он разгружает в холодильник и на стол одноместной палаты бесконечные фрукты, овощи, йогурты, соки. В принципе, по мнению Алены, в этом помещении вполне можно было жить хоть на постоянной основе: удобная кровать, телевизор с подпиской на нетфликс, небольшой обеденный уголок, кресло, диванчик, огромный санузел с тропическим душем… Опять размечталась о двухнедельном отпуске в психбольнице. Настроение, успевшее было выровняться, по гиперболической кривой, как на саночках, съехало на нулевой уровень. — Мне врач сейчас знаешь, что сказал? — возмущался Глейхенгауз в ответ, — Что ты вес плохо набираешь! Так смотрел на меня, как будто я лично тебя голодом морю! — Все, Анютик, — закончив с разбиранием пакетов, мужчина подошел к постели и нежно чмокнул любимую в нос, — У нас режим кушать и спать. А то кое-кто маленький уже протестует против твоих голодных рабочих марафонов. Аня насупилась, с минуту что-то обдумывала, с тоской оглядывая палату и собственную руку с катетером. — Привезешь мне ноутбук, — наконец, сказала она, — Буду по зуму вести тренировки. — Ага. Десять раз, — ехидно ухмыльнулся Даня, — Телевизор тут есть, от скуки не умрешь, телефон завтра заберу с работы, в перерыв привезу тебе. Будешь читать рабочие чаты — отберу. Выпишут, конечно, выйдешь. На одну тренировку в день, с теми, кто в сборной. Чтобы не расслаблялись без твоего чуткого руководства. Договорились? — Устроил мне тут… Патриархат, — пробормотала девушка, натягивая на себя одеяло до самого подбородка. — Козел, абьюзер, нарцисс, — дополнил мужчина, — Это чтобы не напрягалась с придумыванием выражений. Анютик, ну… Мы так давно хотели этого ребенка. Можно я о тебе чуть-чуть позабочусь? Потерпишь? — Ладно, — с недовольным лицом согласилась Аня, — Куда ты ездил? — Дом смотрел. Пока порадовать тебя нечем, не знаю, понравилось, вроде, но долго добираться… Думаю, надо посмотреть другой вариант. Хотя, там прикольно так, места много, пять спален, гостиная, кухня огромная… Можно там лето проводить, друзей звать. Аленка, там для Левы такоооой бассейн! — Ой, не напоминай, а, — отмахнулась Косторная. Она чувствовала себя неловко, наблюдая за препиранием парочки, все никак не могла уловить момент, в который можно было бы вставить: «Ну все, ребят, я поеду домой». — А где, кстати, он? — удивился Даня. Аня сразу же высунулась из-под одеяла и с интересом уставилась на подругу. Алена вздохнула: ну, началось. Надо было свалить по-английски, пока они не вспомнили о ее существовании. — Лева остался на тренировке, Розанов обещал за ним присмотреть, — сказала это так, словно за фамилией «Розанов» не крылось совершенно ничего особенного. Как будто он был штатной нянькой, а не персоной нон-грата. — Быстро у вас отношения развиваются, — присвистнул мужчина. Щербакова не упустила возможности съехидничать: — Ну, у них вообще все быстро получается… Аленка поборола желание запустить в нее чем-нибудь тяжелым. — Какие еще отношения? — она старалась вообще не смотреть на эти ухмыляющиеся лица, — У меня выбора не было. Не тащить же его с собой по больницам, учитывая, сколько я тут просидела… Мне вообще домой надо, — расспросы про Розанова придали-таки ускорения, несмотря на все желание подольше сидеть в этой палате и представлять, что ее положили в психушку, — У тебя номер его есть? — обратилась к Глейхенгаузу. — У меня телефон сел, — покачал головой тот, — А зарядка в машине. — Так спустись и возьми, — предложила Аня. Аленка заметила, как у Дани округлились глаза, даже тот, который из-за фингала видно было только наполовину. — Она в твоей машине, Ань, — быстро забормотал он, — Я на ней тебя с утра отвез и поехал по делам. А когда домой заезжал, в свою пересел. — Зачем? — подозрительно сверкнув глазами, спросила жена. — Ну, захотелось, — растерянно отозвался мужчина. Потом перешел в военное наступление: — Тебе вот футболки потные нюхать хочется, а мне машины нравится менять! — Ну-ну. Я все равно узнаю, — нахмурилась Щербакова и пригрозила, — И мало тебе не покажется! Второй фингал поставлю! — Я поеду, ребят, — напомнила о себе Алена, — Сейчас уже тренировка кончится… — Ты поди и ключи ему выдала? — опять заинтересовался Даня. — На всякий случай! — Да мы не против, Аленка. Скажи, Ань, мы же не против? Она сбежала от них под ехидные напутствия «не пускать Розанова за хлебом» и «содрать с него алименты за все семь лет». На улице обдало крепким морозом. Снега за день навалило будь здоров, и если вокруг клиники он был вычищен, то сразу после забора начиналась ледяная каша. Алена старалась ступать аккуратно, но регулярно проваливалась в сугробы, вязла, чувствуя, как коченеют ноги в хлипких летних кроссовках. Дорога до метро показалась ей бесконечной. Удивительно, что она вообще сумела дойти без навигатора. Девушка тысячу раз прокляла себя за глупую гордость, которая не позволила попросить ребят вызвать такси. Они сами, конечно, не догадались — не до нее им было. Ане, наверное, вообще в голову не пришло, что Аленкины почти последние финансы ушли на дорогущую дорогу от городской больницы до этого госпиталя у черта на куличиках. А ей стыдно было попросить возврат — все-таки, подруга регулярно помогала, никогда не брала назад «одолженные» деньги, часто что-нибудь дарила Леве или приходила в гости с таким количеством еды, что ее потом хватало на неделю. Что там какое-то такси! Капля в море. В метро меланхолия накрыла с новой силой. Она с трудом втиснулась на сидячее место — между каким-то дурно пахнущим мужчиной и поручнем. Смотрела в окно напротив себя, перед глазами проносились темные тоннели, мелькали одинаковые серые станции. От усталости склеивались ресницы. «День еще не кончился!» — убеждала Алена саму себя, — «Еще Левуша укладывать, еще стиркой заниматься, еды какой-нибудь на завтра наготовить, питаться в кафе теперь точно роскошь непозволительная!». В ответ тело отвечало не приливом бодрости, а желанием раз и навсегда отключиться. От метро брела домой — медленно-медленно, так и не дождавшись маршрутки. Увидев у подъезда машину Сергея, как-то выдохнула, успокоилась и еще минут пятнадцать простояла у домофонной двери. Не хотелось заходить. Там была жизнь, требующая ежесекундной борьбы, да еще и с постоянно усложняющимися условиями. Горел сарай, полыхала хата.