Грязная душа

       Чёртова тётушка Мардж! Гарри трясло от злости, когда он в своей комнате кидал вещи в чемодан. Подперев дверь комодом, чтобы Дурсли не смогли войти, Гарри старательно пытался придумать, куда же ему пойти.       Писать письма друзьям времени не было, и он нахмурился, ставя клетку с совой и метлу возле полузаполненного чемодана. Мысли друг за другом кружились в голове; впрочем, ни одна из них не была полезной и не предполагала обойтись без нарушений запрета на магию вне Хогвартса. «День Рождения закончился просто прекрасно! Именно так, как он и должен был закончиться, если ты живешь с конченными маглами!», — выплюнул Гарри, чуть повышая тон, чтобы дядя Вернон, судя по тяжелым шагам, стоящий возле его комнаты, услышал.       За дверью раздались громкие чертыхания, а ручка задергалась. Гарри злорадно ухмыльнулся, искренне надеясь, что его слова хоть немного задели Дурсля. По крайней мере, у дяди, в списке планов на ближайшее время, появится ещё одно дельце — поиск своей полоумной сестрицы.       Ручка в очередной раз жалобно звякнула, а затем вдруг отлетела в коридор вместе с большей половиной досок, когда-то бывших дверью. Разъярённый дядя Вернон влетел в комнату и, схватив Гарри за шиворот, потащил его за собой.       Даже не успев возмутиться, он оказался в тесном чуланчике, в котором раньше жил. Треснувшие очки отлетели в угол, руки и лодыжки Гарри оказались стянуты какой-то веревкой, а сзади раздавалось тяжелое пыхтение. Он дёрнулся, пытаясь вырваться, но лишь порезал запястье о жёсткий импровизированный наручник. — Пошла вон, Петунья! И забери Дадли с собой, — хрипло прорычал Вернон, и Гарри уткнулся лицом в сырую холодную стену.       За время, пока он тут не жил, чулан стал жилищем для пауков, мокриц и прочей неприятной живности, обожающей влагу. — Конченные маглы, значит? Я тебе сейчас покажу, сопляк!       Гарри чуть сжался, готовясь к ударам, как вдруг почувствовал, как мясистые пальцы расстёгивают ему брюки, и испуганно застыл. Худощавое тело вытянулось по струнке, пока дядя Вернон снимал с него нижнее белье и что-то злобно бормотал, одной рукой придерживая подрагивающую бледную шею, в одно мгновение покрывшуюся потом.       Гарри казалось, будто это происходит не с ним. Мысли кружились так быстро, что он не успевал их отследить. Страх и окончательное понимание ситуации пришли лишь тогда, когда чужой полувялый член коснулся его оголенной ягодицы. — Нет, нет, отпустите! Что…что вы делаете?.., — голос дрожал и срывался на шепот.       Гарри отчаянно пытался выбраться из крепких лап насильника, чувствуя, как в одно мгновение напрягается и твердеет половой орган последнего. — Заткнись, поганый ублюдок, — дядя Вернон толкнул Гарри, отчего тот больно проехался лбом по стене и застонал, не прекращая слабых попыток вырваться.       Окружающий мир крутился, расплываясь мутными пятнами, и Гарри ощущал, как по щекам текут слезы, а в горле вдруг становится так сухо, что казалось вот-вот, и посыплется песок.       Анус пронзило острой болью, и сознание помутнело. Время будто бы остановилось, а сам Гарри вылетел из своего тела и наблюдал сверху за тем, что происходит. Как во сне он видел собственную бездушную плоть, яростно насилуемую дядей Верноном.

*****

      В себя Гарри пришёл только в своей комнате. С трудом приоткрыв опухшие от слез глаза, он начал медленно восстанавливать в памяти недавние события, молясь, чтобы этот кошмар ему приснился. Но резь в заднем проходе и жжение ранок от веревки лишь подтвердили его опасения.       Рот наполнился горькой слюной и, приподнявшись на локтях, Гарри наклонился, и его стошнило на пол. В желудке плескалась едкая жижа, не торопясь поднимаясь по горлу, и он склонился от нового позыва, слабо сжимая пальцами старый, поеденный молью, матрас.       Краем глаза Гарри заметил, как в темнеющем проходе, где раньше стояла дверь, теперь искорёженная и прислонённая к стене напротив, появилась высокая тень. Он дернулся, вжимаясь в спинку кровати. Кишечник вновь скрутило, и, будучи не в силах сдержать рвоту, он отвернулся, чувствуя, как бешено бухает в груди сердце.       Кровать прогнулась, и небольшая сухая ладонь коснулась его волос, придерживая отросшие пряди. Гарри чувствовал чье-то прерывистое дыхание и тонкие пальцы, поглаживающие его мокрую от пота футболку, прилипшую к спине.       Наконец тошнота немного спала, и он испуганно поднял взгляд, всё ещё дрожа всем телом. — Я сейчас все уберу, не переживай. Попей бульона и постарайся поспать, завтра всё пройдет, — голос тети Петуньи, на удивление, звучал очень мягко и почти убаюкивающе.       Она протянула Гарри кружку и поддержала её за донышко, пока он делал пару глотков.       Горячий насыщенный напиток немного увлажнил пустыню во рту и сгладил противное ощущение от недавней тошноты. Живот негромко заурчал и успокоился, принимая в себя живительную смесь.       Петунья ушла за тряпкой, и Гарри, стараясь не совершать лишних движений, дабы не задеть больные места, присел, облокачиваясь спиной на холодную стену. Пальцы всё ещё сильно тряслись, с трудом удерживая объёмную чашку, а дыхание никак не восстанавливалось, отчего грудь вздымалась так, будто он пробежал миль пять без остановки. Перед глазами всё плыло не только из-за отсутствия очков, но и из-за слез, застилающих взор.       Тетя Петунья вернулась, тихо ступая, открыла окно и убрала с пола лужи рвоты. Затем она вновь присела рядом с Гарри и, погладив его по голове подрагивающей ладонью, забрала пустую кружку. — Ляг на бок и постарайся заснуть, а я пока тебе всё помажу. Завтра, когда В…когда он уедет, я куплю тебе новые очки, договорились?       Гарри кивнул и отвернулся к стене, с трудом сдерживая громкие всхлипы. На его ноги опустился мягкий плед, даря мимолётное тепло. Он чувствовал, как пальцы тёти скользили по его телу, и от этого кожа покрывалась мурашками, а страх сковывал грудь, мешая нормально дышать.       Петунья согрела тюбик крема в руках и начала аккуратно мазать израненные запястья и щиколотки, тихонько приговаривая успокаивающие слова.       Веки у Гарри налились тяжестью, а слезы наконец иссякли, и он погрузился в беспокойный сон. Последнее, что отразилось в его памяти — аккуратно поправленное одеяло и теплый поцелуй в лоб. Впервые в жизни тётя была настолько с ним мила.

*****

      С того дня жизнь Гарри превратилась в ад. Регулярно, выжидая моменты, когда Петунья и Дадли куда-нибудь уйдут, дядя Вернон насиловал его всеми возможными способами, шепча на ухо слова, от которых горло выжигало кислотой, а в глазах — закипали слёзы.       Смотреть на себя в зеркало Гарри больше не мог. Он чувствовал себя грязной отвратительной шлюхой, раздающей своё тело всем подряд, и даже долгие часы, проведённые в душе, не помогали от этого избавиться. Прикосновения мясистых масляных пальцев будто бы впечатались в его кожу незримыми следами.       Гарри постоянно тошнило, и организм отказывался принимать в себя пищу, что лишь способствовало ещё большей ненависти к себе. Теперь рёбра вполне можно было пересчитать, лицо осунулось, а под глазами пролегли черные круги от недосыпа и вечных кошмаров.       Тетя Петунья хоть и была к нему достаточно благосклонна и не повышала голос, больше не приходила по ночам, из чего Гарри сделал вывод, что она и не догадывается, что изнасилования продолжаются. Таким образом он остался наедине со своим самым пугающим страхом…       Август Гарри пережил с невероятным трудом, спасаясь лишь мыслями о скором отъезде и встрече с друзьями. Весь месяц он не выходил на улицу, прячась в своей комнате и, с ужасом ожидая, когда за тётей и братом в очередной раз закроется дверь.       Как только раздавался этот тихий хлопок, весь дом будто на секунду замирал, а затем внизу громко скрипело кресло, и раздавались тяжелые шаги, продавливающие ступени. Гарри застывал на кровати, сидя с идеально выпрямленной спиной. По вискам у него катились холодные капли пота, а пальцы сильно дрожали, сжимая книгу, которая совершенно не помогала отвлечься.       В конце оного кошмарного сценария он стоял на коленях и сосал чужой распухший от перевозбуждения член, с трудом помещающийся в юношеский рот. Стоило дяде залить лицо Гарри горькой полупрозрачной жидкостью, как дородные руки перехватывали его за пояс, разворачивая спиной к себе и, молниеносно стягивали домашние штаны, чтобы он мог резко и без подготовки войти внутрь.       Тучный живот и бока давили сзади, и Гарри сжимал зубы, чтобы не расплакаться. Эта пытка длилась от получаса до нескольких часов, заканчиваясь лишь тогда, когда в прихожей раздавался басистый голос Дадли, а тётя Петунья звонко стучала каблуками туфель о кафель гостиной.       Слыша звуки, возвещающие о приходе семьи, дядя Вернон наконец отрывался от Гарри и выходил из его комнаты, напоследок щипая впалую щеку и похабно улыбаясь, поглаживая видимую выпуклость в растянутых брюках. А Гарри весь сжимался, лежа на кровати и, накрываясь одеялом, в очередной раз надеясь, что это затянувшийся ужасный сон, который скоро закончится.

*****

      Гарри стоял на платформе девять и три четверти, всё ещё до конца не веря, что он свободен. Рон и Гермиона увлеченно обсуждали летние каникулы, будто не замечая состояния друга, но того впервые за всё время их дружбы это совершенно не печалило. Он не горел желанием объяснять друзьям в чём причина его сильной нервозности, дрожащих рук и частых панических вздрагиваний всем телом. — Надо же, кого я вижу! Шрамоголовый придурок, Уизел и Боброподобная мадам, — под ухом раздался голос Малфоя, и Гарри резко повернулся, тревожно сжимая зубы.       Малфой отвесил Гермионе насмешливый поклон под громкий смех своей компании и растянул губы в улыбке: — Что такое, Потти? Маглы всё же выпустили тебя из клетки?       От оскорбления затошнило, и Гарри закашлялся, прижимая ладонь ко рту. Одно простое предложение вновь вернуло его обратно в узкую комнату в доме на Тисовой улице, где напряженный дядин член шлепал по лицу, заливая одежду спермой. — Не слушай его, пойдём, — Гермиона потянула друзей за собой в сторону поезда, закатывая глаза и отворачиваясь от Малфоя.       От неожиданного прикосновения пальцев Гарри вздрогнул и с трудом подавил желание отшатнуться. Закусив губу, он последовал за Гермионой, удивлённо замечая, как на краю сознания что-то легонько трепыхнулось, по новой прокручивая то, что сказал Малфой.