Актриса

      Что было свободой для Богини Справедливости?       Это слово было малознакомо Фурине. Что-то эфимерное, несуществующее. Как можно быть свободным, когда ты всегда скован рамками: приличия, закона, собственной неуверенностью в себе?       Он показал, что возможно почувствовать сладкий вкус свободы.       Венти подмигнул, испаряясь с этой встречи четырех архонтов, а Чжун Ли и Нахида давно уже ушли. Куда? Неважно. Весь мир сузился до них двоих.       В этой глуши, кроме них двоих и пары литров османтусового вина внутри них и находившегося в последних трёх бутылках, никого не оставалось.       — Итэр... Почему я? — тихо спросила Фокалор, внимательно смотря в глаза юноши. Без вина, этот вопрос так и прятался бы внутри девушки, не найдя возможности слететь с её уст. — В плане – я, конечно, уникальная, идеальная, но...       Итэра бесило то, как его леди любит себя принижать. На публике, это её чувство самотерзания приобретает резкую негативную форму нарциссизма и самолюбования, но стоит им остаться наедине, как напускная личность слетает словно бумажная маска во время иназумского шторма.       — Потому что я люблю тебя? — юноша с лёгкой полуулыбкой резонно ответил, обняв за талию Фурину. — И я сдам тебя Нёвиллету, если ты не прекратишь. Он точно будет на моей стороне.       Он в шутку погрозил ей, на что девушка вздрогнула.       — Нет, не нужно... Он и так чувствует, какая я слабая. А что же будет, если он получит прямые доказательства своему суждению? Он меня замучает. Как ты. Но терпеть двоих, я явно не собираюсь, Итэр.       Фурина не старалась вымученно улыбаться, или играть чужую роль. Ей было по-настоящему плохо, и для неё, обречённой вечность судить других – было крайне важно разделить эту вечность хоть с кем-нибудь, кто мог её понять, и при этом не являлся бесполым драконом. Ясно, что Нёвиллет не подходил под её критерии, а про существование других вариантов Фокалор не была в курсе.       — Поплачь, если тебе станет легче, моя милая леди. — ободряюще прошептал Итэр, прижав к своей груди хрупкий фарфоровый силуэт беловолосой девушки, на что та среагировала слезами. Она не могла больше их сдерживать. Она не хотела допускать возможность того, что он уйдёт и оставит её вновь в одиночестве.       Только не сейчас...       Архонты были весьма мудрыми созданиями: остальные не стали влезать в столь важный для Фокалор момент. Из уважения к Итэру, или к ней, или к ним обоим – это были мало кому нужные детали.       Фурина хотела быть сильной. Но, порой, любой монолитный камень может дать трещину, любая могучая многосотметровая волна – разбиться о нещадный волнорез обстоятельств. Однако начавшуюся волну экзистенциальной паники, разбил нежный поцелуй в лоб, и поглаживание волнистых, цвета морской пены волос.       — Я тебя не брошу. — прошептал юноша максимально серьезным тоном – он знал, чего на самом деле боится Архонт Справедливости. Именно, что этого. Она невероятно радовалась тому, что Итэр оказался бессмертным, а новости о его сестре все сильнее и сильнее заставляли грустить: ведь он, рано или поздно, уйдёт.       Что будет потом?       Останется ли опустевшая сцена, когда как единственная актриса сделает совершенно неважной мизансцену. Какой будет смысл во всём этом, если она останется совершенно одинокой?       Надвинувшиеся слезы смахнуты осторожным касанием Итэра, а его золотистый взор стремился сделать всё, что угодно, чтобы она отвлеклась от деструктивных мыслей.       Она очень надеялась, что их мизансцена – не изменится никогда.       Ее выкрашенные в сладкую черничную светло-голубую помаду губы коснулись его губ, и в ответ на удивленный взгляд, Фурина лишь улыбнулась глазами, и взяла инициативу в поцелуе всецело в свои руки.       — Ещё бы ты меня бросил. Я тебя засужу. И никуда и никогда не отпущу.       Она была похожа на воду, на всю одновременно и сразу: никогда не знаешь, ожидает ли тебя шторм, или ласкающий бриз, теплый проливной дождь, или ранящий град.       Она просто надеялась, что их мизансцена закончится нескоро. И не в её жизни.