Квантовый скачок: Развилка на дороге

Всегда раньше, в промежутках между Скачкáми, меня отправляли в место, где не было физических ощущений. Нормального сна никогда бы не хватило, чтобы поддерживать меня, особенно с учётом того, что мой сон в те годы был спорадическим и прерывистым. Вместо этого меня отправили в то, что казалось пустотой, где мне не на чем было сосредоточиться, кроме моих собственных мыслей. Поскольку способа отслеживать время там не существовало, иногда мне казалось, что я нахожусь в пустоте неделями; иногда - всего несколько минут. С точки зрения Эла, по его словам, это почти всегда занимало где-то от трёх до четырёх дней. Я полагаю, что этот промежуток времени тоже позволял ему отдохнуть. А может быть, и нет. В любом случае, если я вошёл в это пустое место после того, как покинул гостиную Бет, даже мой разум замолчал. Должно быть, мне удалось, подумал я; если бы я этого не сделал, я бы не "прыгнул". Несколько раз до этого я совершал Скачок, не выполнив свою миссию, но данный Скачок был таким коротким, таким простым... Должно быть, я преуспел. Я молился об этом. Я так же молился, чтобы Он послушал, и чтобы, поскольку я исправил худшую ошибку из всех, ту, которую я увековечил, Он позволил мне вернуться домой. Пожалуйста... Я хочу домой. Затем тишина сама собой сомкнулась вокруг меня. Когда я снова пришёл в сознание, я знал, что нахожусь не в пустоте. Я парил где-то чуть ниже уровня сознания, не спал и всё же не совсем проснулся. Я позволил своему разуму блуждать вокруг и каталогизировать то, что я мог чувствовать. Я лежал. Подо мной было что-то твёрдое, но мягкое. Сверху на мне лежало что-то не такое существенное. Я был в постели, укрытый лёгким одеялом. Под моей головой была подушка. Я чувствовал себя спокойным и отдохнувшим. Боли не было. Дрейф был очень приятным, и я позволил ему продолжаться некоторое время. Затем я начал подбирать звуки. Гул чего-то, что я в конце концов определил как кондиционер. Голоса, ни один из них не отчётливый, и ни один из них не рядом со мной. Ритмичный стук чего-то с приближающимися колёсами, затем проезжающего мимо. Шаги. Затем были другие физические ощущения. Что-то прохладное и влажное коснулось моего лица. Кто-то аккуратно поправлял покрывала на кровати. Один из голосов очень отчётливо произнес: "Доктор Медвежонок, обратитесь в радиологию" Больница? Нееет... Со мной всё было в порядке. У меня не было причин находиться в больнице, если бы я вернулся домой. Несмотря на то, что я бывал ранен во время некоторых Скачков (серьёзно, пару раз), когда я выходил из пустоты, я всегда был исцелён. От одного Скачка до следующего не было и комариного укуса. Если бы я вернулся домой, в Проект, я должен был приземлиться в Ускорителе или, возможно, в Зале Ожидания. Чёрт возьми, даже в коридоре. Вокруг меня немедленно был бы персонал, помогающий мне подняться. Я бы не приземлился на кровать. Этого просто не могло случиться. Значит, я не вернулся домой. Осознание этого наполнило меня всепоглощающей печалью. Я думал, что Он может выслушать. Но Он этого не сделал. Он сказал, что Скачки́ будут становиться всё труднее. Труднее... Моя мать любила повторять (как она слышала от моей бабушки), что "добрый Господь никогда не даёт тебе больше, чем ты можешь выдержать". Если бы это было правдой, мне захотелось смеяться и плакать одновременно. Сколько ещё, спрашивал я себя, я мог бы вытерпеть, прежде чем сломаюсь? Может быть, Он подумал, что я просто плачу, потому что устал, как ребёнок в конце долгого и напряжённого дня. Но если Он мог заглянуть мне в душу, Он должен был знать. Должен был знать, что я вижу конец своей верёвки. Что расстроило меня больше всего, так это возможность того, что на этот раз Эл может не вернуться. Он рассказал мне, как трудно было Зигги найти меня в таверне. Если Скачки́ теперь стали сложнее, означало ли это, что Зигги вообще не сможет меня найти, и я должен работать один? Эта идея напугала меня до чёртиков. Если Эл не собирался возвращаться, чтобы помочь мне пройти через это, значит, я не был на пределе. Я прошёл мимо конца. И всё же, что я мог сделать? Немногое. Просто продолжать идти и надеяться, что Эл скоро появится. Как я делал все те другие разы. Хорошо. Больница. Да или нет? Я принюхался раз, потом ещё. Дезинфицирующее средство. Рециркулированный воздух. Да, определённо больница. Я мог бы с этим справиться. Я провёл много времени в больницах, как врач, и, как пациент. Пока это была обычная больница, а не камера пыток, как в Хэйвенуэлле. Воспоминание об этом месте заставило меня вздрогнуть, и я несколько минут искал подсказки. Никакого бормотания, как в Хэйвенуэлле. Шум там никогда не прекращался. Бормотание, пение и гудение, а также глухие удары ладоней и голов о твёрдые предметы. Когда я закончил поиск, был только один бит информации, указывающий на то, что это была "психушка". Я смутно ощущал тяжесть в груди, но проигнорировал это в пользу всего того, что происходило вокруг меня. Я думаю, тот факт, что физическое ощущение было мне незнакомо, побудил меня не обращать на это внимания, пока я не начал думать о Хэйвенуэлле. Затем я, к своему ужасу, осознал, что мои руки скрещены на груди и что я не могу ими пошевелить. Я представил, что смотрю на себя со стороны своего тела, и тогда понял, что я связан. Мои руки были в мягких ремнях. Мои глаза распахнулись, и дыхание вырвалось из меня одним тяжёлым вздохом. "Милый?" Я повернул голову в сторону голоса и обнаружил женщину, сидящую рядом с моей кроватью. Вплоть до этого момента я цеплялся за крошечный проблеск надежды, что я действительно вернулся домой. Но она была незнакомкой. Совершенно незнакомая женщина, обращавшаяся ко мне "милый". Я заставил себя избавиться от волны разочарования, которая захлестнула меня ещё раз. Еще один Скачок. Не дома. Я мог слышать голос Эла, твёрдо говорящий мне: "Конечно, ты смог бы, если бы тебе пришлось". Да, подумал я со смирением, которое глубоко ранило меня, я могу это сделать. Если придётся. Я всё уладил для Эла. Я заплатил долг, который был у меня так долго. Если бы мне пришлось продолжать, я бы продолжил. Но, пожалуйста... позволь Элу вернуться. Пожалуйста. Затем я отпустил то, что было раньше, и изо всех сил постарался изобразить улыбку для этой женщины. Она была привлекательной, с красивыми серо‑зелёными глазами и светлыми волосами, подстриженными коротко. Однако она явно устала, и это немного портило её черты. Вокруг её глаз было много морщин, а под ними глубокие тёмно-синие круги. Когда она увидела, что я действительно проснулся, она протянула руку и положила её мне на щеку. "Всё в порядке, милый" - сказала она мне. "Мои руки" - сказал я. "Я знаю". Она пару раз погладила меня по щеке. Её голос был полон сочувствия и чего-то большего. Это звучало как горе. "На этом настаивали врачи. Они... мы... не хотели, чтобы ты навредил себе" "Я не буду" "Это ненадолго, хорошо?" Когда она поднесла руку к моему лицу, я мельком увидел обручальное кольцо. По тому, как она прикасалась ко мне, я решил, что превратился либо в её мужа, либо в её ребёнка. Я надеялся на первое. Быть в чьей-то другой жизни было достаточно тяжело с самого начала, без необходимости неуклюже продвигаться в роли женщины или ребёнка. Я огляделся - поблизости не было отражающей поверхности, которая помогла бы мне узнать, кто я на этот раз. В любом случае, я даже не мог сесть и рассмотреть себя. Продолжай идти, подумал я. "Можно мне немного воды?" - спросил я. "Конечно". Она убрала руку достаточно надолго, чтобы взять чашку и пластиковый кувшин с водой с прикроватного столика. В чашке уже была гибкая соломинка. Она наполнила чашку наполовину, затем поднесла её мне, просунув соломинку между моими губами. Я выпил большую часть воды, хотя она была жидкой и чуть тёплой, просто чтобы облегчить комок в горле. Когда я закончил, она поставила чашку на стол и положила руку мне на плечо. После пары минут молчания, прерываемого приходами и уходами в коридоре, я спросил её: "Что случилось? Почему я здесь?" "Ты не помнишь?" "Нет, я... не помню" Она на секунду отвела от меня взгляд и вздохнула, затем повернулась обратно. "Ты заболел, милый. Три дня назад. Это было очень неожиданно" "Чем заболел?" "Ты рухнул" "Они знают почему? Врачи?". Даже когда я задавал вопрос, я перебирал в уме возможные варианты. Сердечный приступ? Нет. Я не был подключен к кардиомонитору. Инсульт? Истощение? "Не совсем" "Я чувствую себя хорошо" Она улыбнулась. "Я рада" Я собирался сказать что-то ещё, когда моё внимание привлекло движение в дверном проёме. С тех пор, как я открыл глаза, мимо прошло несколько человек, но в том-то и дело, что они прошли мимо. На этот раз кто-то остановился и стоял на пороге моей палаты. Я обратил своё внимание в том направлении и почувствовал прилив благодарности, такой сильной, что мне снова захотелось разрыдаться, вскочить с кровати и пронестись через комнату. Возможно, я бы так и сделал, если бы не ограничения. Человеком в дверях был Эл. Он вернулся. Мне не нужно было бы пытаться сделать это без него. Спасибо. О, Боже, спасибо тебе. Я сильно прикусил губу, чтобы сдержать слёзы. Я не мог особо признаться ему, не заставив женщину подумать, что я сошёл с ума, но всё же я должен был что-то сделать. Итак, я попросил её взбить мою подушку, и пока она это делала, я широко улыбнулся Элу. Он ухмыльнулся в ответ и прошёл дальше в мою палату. Когда он присоединился ко мне в таверне, казалось, всего несколько часов назад, на нём была белая адмиральская униформа и очень озабоченное выражение лица. Он всё ещё выглядел уставшим и обеспокоенным, но сменил форму на удобные брюки и рубашку с короткими рукавами, украшенную широкими полосами красного, зелёного и золотого цветов. Я не видел коммуникатора, но предположил, что он сунул его в карман. "Как дела, парень?" - спросил он. Я рискнул ещё раз улыбнуться и слегка кивнуть. Женщина закончила поправлять мою подушку и выпрямилась. Я ожидал, что она вернётся на свой стул, но вместо этого, к моему изумлению, она повернулась к Элу. Он сделал несколько шагов, которые привели его к ней, быстро обнял её одной рукой и взъерошил ей волосы. Затем он наклонился, схватил мою руку и сжал её. Он коснулся меня. На минуту мир замедлился, и, кажется, я перестал дышать. Наши взгляды встретились, но он либо не заметил, насколько я был поражён, либо воспринял это как должное, учитывая то, что он (и женщина) считали, что со мной что-то не так. Должно быть, я начал синеть от недостатка кислорода или чего-то ещё, потому что, когда всё снова начало ускоряться, он выглядел гораздо более обеспокоенным и сказал мне успокаивающим тоном: "Всё в порядке, Сэм. Просто успокойся" "Я... ты..." - пискнул я. "Успокойся, ну же". Он посмотрел на женщину, покачал головой с выражением, похожим на раздражение, затем склонился надо мной и парой очень быстрых движений освободил меня от пут и тянул, пока я не сел. Затем он сам сел на кровать рядом со мной, взял мои предплечья в свои руки и твёрдо обратился ко мне, как будто думал, что я могу не обратить на него внимания. "С тобой всё в порядке", - сказал он, - "Ты в безопасности. Я не хочу, чтобы ты о чём-либо беспокоился" Женщина рискнула спросить: "Эл? Ты думаешь, тебе следует... Может быть, будет лучше, если мы..." "Не знаю, как насчёт тебя", - строго ответил Эл, - "Но мне было бы не по себе, если бы меня связали, как телёнка. Всё кончено. Смотри - теперь он с нами. Он видит нас. Он не в «Сумеречной зоне»" "Ну..." Выражение лица Эла изменилось. Беспокойство не исчезло полностью, но появилось то, что я видел тысячу раз до этого. Мы направлялись не в Сумеречную зону, но впереди был указатель. Мы направлялись в Мир Эла Калавиччи. "Я не знаю, Сэм", - сказал он мне, приподняв одну бровь, - "Кажется, ей нравится видеть тебя связанным. Я не думал, что вы двое увлекаетесь такими извращёнными вещами. Похоже, я ошибался" "Эл!" - зашипел я. Он проигнорировал меня. Наклонившись к женщине, он продолжил тем, что, очевидно, должно было быть заговорщическим тоном: "В следующий раз попробуй с завязанными глазами, милая" "ЭЛ!" "Видишь?", - Эл ухмыльнулся, - "Он чувствует себя лучше" Где, чёрт возьми, я? - мой разум начал требовать. Эл был здесь, реальный и надёжный. Он всё ещё держался за меня, и я чувствовал запах сигарного дыма от его одежды. Он отзывался на имя Эл и называл меня Сэмом. И он выглядел подходящего возраста, того возраста, к которому я привык. Но эта женщина… Эл обращался к нам обоим так, как будто у меня с ней были отношения, о которых он ожидал, что я знаю. Почти наверняка интимные отношения. Я повернулся к ней, стараясь не выглядеть слишком смущённым или отсутствующим. Затем я вспомнил: обручальное кольцо. Это моя жена? - мой разум пронзительно заверещал. Но... У меня нет жены. Не так ли? Эл никогда ничего не говорил о жене. Никогда. Я был уверен в этом. На самом деле, мне казалось, что я вспоминаю времена, когда я спрашивал, женат ли я, и он говорил мне "нет". Однако я не мог точно вспомнить, когда это было и каковы были обстоятельства. Было бы достаточно плохо, если бы он просто ничего не сказал, вместо того чтобы лгать мне. Я знал, что он избегал предоставлять мне информацию о моём прошлом на протяжении всего времени, пока я совершал Скачки́. Он с самого начала настаивал, что не может добровольно предоставлять информацию, если я не вспомню её самостоятельно. Это было глупо; если я что-то вспомнил, зачем мне хотеть, чтобы он это повторил? Но таково было правило. Я придумал это сам, когда «Квантовый скачок» был ещё просто мечтой, и Эл упрямо придерживался этого большую часть времени, пока я не заставлял его нарушить. Я действительно помню, как подстрекал его. Он назвал мою фамилию во время моего первого Скачка. Затем, позже, он рассказал мне о моём брате Томе. Показал мне фотографию Тома. Как он мог не сказать мне, что у меня была жена? Как он мог сказать мне, что у меня не было жены? И что ещё хуже, если я был дома, где, чёрт возьми, была моя память? За эти годы я привык к эффекту "швейцарского сыра", вызванному Скачкáми. Я никогда полностью не принимал это, но, как и другие параметры Скачков, я мало что мог с этим поделать. Я полагался на Эла в том, что он передавал мне крупицы информации, без которых я не мог обойтись по той или иной причине: чтобы помочь мне выполнить задание или просто сохранить рассудок. Было досадно, что большие куски моей жизни просто не запечатлелись в моей памяти, но за пять лет где-то около пятидесяти процентов моей пред-Скачковой памяти постепенно вернулось. Я никогда по-настоящему не переставал задаваться вопросом, что было в тех пятидесяти процентах, которых мне всё ещё не хватало. Узнавание приводило меня в ужас. У меня жена? Как я должен был сказать ей, что не помню её, когда она пять лет ждала моего возвращения домой? Внезапно почувствовав себя опустошённым, я высвободился из объятий Эла и снова лёг на кровать. Я даже не знаю её имени. "Ты в порядке, Сэм?" - спросила она. Я выдавил из себя улыбку, надеясь, что это не выглядит слишком фальшиво. "Конечно. Просто немного устал" Эл встал с кровати. Казалось, ему что-то пришло в голову, и он кивнул в сторону двери. "Я собираюсь сбегать вниз и сказать..." "О!" - сказала женщина. "Да. Пожалуйста" Он ушёл прежде, чем я смог возразить или заставить его назвать мне имя женщины. Это оставило меня с ней наедине. К счастью, она, похоже, не ожидала, что я продолжу разговор. Она просто придвинула свой стул поближе к кровати и начала убирать мои волосы со лба. Я попытался изучить её лицо, затем её руки, затем то, как она прикасалась ко мне. Десять минут спустя (на телевизоре, прикреплённом к стене в изножье моей кровати, были цифровые часы) у меня всё ещё не всплыло ни единого проблеска воспоминаний, связанных с ней. Я собирался начать играть с ней в игры, чтобы попытаться заставить её назвать мне своё имя, но у меня не было возможности. Из зала донеслись голоса, первый из которых показался ужасно знакомым. "Я знаю, я знаю, но мы не хотим торопиться. Он ведь здесь не из-за гриппа" Затем голос Эла: "Иди посмотри сам" Эл рысцой вернулся в мою палату, сопровождаемый высоким худощавым молодым человеком в джинсах и серой футболке, поверх которой был белый лабораторный халат. Мне пришлось пару раз сильно моргнуть, прежде чем я смог убедить свой мозг, что я действительно вижу то, что вижу. На мгновение мне показалось, что это было повторением того, что произошло в таверне, где трое шахтёров показались мне Фрэнком и Джимми ЛаМатта и Мо Штейном. Все черты его лица были правильными: песочного цвета волосы, глаза и нос, которые он унаследовал от моей матери. Пока я смотрел на него, он прошёл мимо Эла, обменялся настороженными улыбками с женщиной у моей кровати, затем наклонился, одарил меня широкой, восхищённой улыбкой и поцеловал в лоб. "Ты действительно выглядишь намного лучше", - сказал он, кивнув в сторону Эла, - "И ты проснулся" "Том?" - прошептал я. "Хм". Он положил руку мне на лицо и заглянул в глаза, затем взял мою руку и пощупал пульс. Закончив это, он вытащил стетоскоп из кармана своего лабораторного халата, вставил его в уши и, очень серьёзно нахмурившись, прослушал моё сердце и лёгкие. Вся его суета дала мне достаточно времени, чтобы присмотреться к нему поближе и прочитать идентификационный значок, прикреплённый к его карману. Конечно же, там было написано "ТОМАС БЭККЕТ, доктор медицины", хотя я всё ещё был сбит с толку: он выглядел на тот же возраст, что и во Вьетнаме, в 1970 году, в день, когда он должен был умереть, но вместо него умерла журналистка Мэгги Доусон. Чуть за двадцать. В этом вообще не было никакого смысла. Мой брат Том был на шесть лет старше меня, то есть ему должно было быть за пятьдесят. Итак, я подумал, может быть, это был просто трюк, что-то, что придумал мой разум. Это не мог быть Том. Но имя... Ответ пришёл, когда он закончил со стетоскопом. "Я, конечно, не собираюсь ничего решать только на основании этого", - мягко сказал он мне, - "Но ты выглядишь намного лучше. У тебя немного учащённый пульс..." Имея основания, я мог бы сказать ему. "Я рад, что ты проснулся, папа" - сказал он. Папа? Я переводил взгляд с него на женщину, на Эла и обратно, как будто все они были игроками в теннисном матче втроём. Пытаться не выглядеть испуганным становилось всё труднее с каждой минутой. Если это действительно мой сын, подумал я, когда мой желудок изящно перевернулся вверх дном, значит, мы с этой женщиной женаты уже долгое время. Как я могу не помнить? "Как ты себя чувствуешь?" - спросил Том. "Уххх... немного шатко" "Ну, тогда успокойся, хорошо? Тебе не нужно никуда идти. Просто лежи и позволь нам позаботиться о тебе. Я знаю, что застрять на больничной койке - невеликое удовольствие, но медсёстры здесь довольно хорошие, и с тех пор, как ты попал сюда, они только и говорят о ‘красавчике из 306-й’. Лучше поостеречься, когда придёт время мыться губкой" В течение большей части этого он снова и снова поглядывал на свою мать (по крайней мере, я предполагал, что это была его мать), наблюдая за её реакцией. Должно быть, пребывание рядом с Элом передалось ему. Я думал, расстроится ли она или разозлится, но она не расстроилась. Всё, что она сделала, это шлёпнула Тома по заднице тыльной стороной ладони. Том громко рассмеялся и предложил: "Думаю, мама хочет помыть тебя губкой, пап" Я попытался изобразить улыбку, которая убедила бы его, что я привык ко всему этому. Если это не совсем сработало, я полагаю, он списал это на то, что я спал или что-то в этом роде последние три дня. Три дня, подумал я. Я здесь уже три дня. "Я думаю, доктор Говард уехал на день", - продолжал Том, - "Но он вернётся утром. Тогда он захочет осмотреть тебя. Я мог бы это сделать, но, технически говоря, ты - не мой пациент. Главное правило в его книге - не лечить родственников". Он закатил на меня глаза, затем добавил: "Я думаю, он вышил это на подушке в своём кабинете" Эл сухо спросил: "Куда он намылился? Поле для гольфа?" "Вероятно" Эл фыркнул на это. Том оглянулся через плечо на дверь, как будто ожидал, что этот доктор Говард подкрался без предупреждения, чтобы послушать, что говорят о нём. Он был из тех, кто сначала опустошал, а потом задавал вопросы, без сомнения. Я помнил таких старших докторов медицины по своей собственной ординатуре. Поскольку я был тихим и послушным и почти всегда был готов дать правильный ответ на вопрос, я редко становился жертвой подобного доктора Говарда из моей собственной карьеры. Но я знал их. Я не раз оглядывался через собственное плечо. "Он явно этому не обрадуется" - продолжил Том, взявшись за свободный конец одного из ремней для связывания. По тому, как он снова посмотрел на Эла, было очевидно, что он знал, кто их развязал. Эл грубо указал: "Его здесь нет" "Да, ну...", - Том махнул ремнём, - "Я думаю, он был оправдан. Ты действительно позволил ему иметь это, папа" "Да?" - произнёс я. "Ага. Он думал, что ты сломал ему нос" Я кого-то ударил? Значит, я не был без сознания целых три дня. Но я не мог вспомнить, чтобы просыпался здесь когда-либо до нескольких минут назад. "Правда?" "Нет. Но половина его лица в синяках. Если ты хочешь снять ограничения, просто убедись, что ты не замахнёшься на него, когда он появится утром". Он подмигнул мне, затем продолжил: "Отдохни немного, хорошо? Я буду рядом. Если тебе что-нибудь понадобится, попроси кого-нибудь сходить за мной. Мне пора идти. Предполагается, что я должен проверить миссис Хамовиц и её желчный пузырь". Он наклонился, чтобы снова поцеловать меня, и я увидел, как что-то изменилось в его глазах. Он был напуган насчёт меня до смерти, а теперь - нет. Это не значит, что он стал полностью беззаботным по поводу моей ситуации. "Я приду к тебе позже, пап" - сказал он мне, моргая, когда его голос дрогнул. "Мне тоже пора идти", - сказал Эл через минуту после ухода Тома, - "Том прав, тебе нужно отдохнуть. Я вернусь утром, чтобы послушать, что скажет доктор Франкенштейн". Женщина встала со стула, и Эл заключил её в крепкие объятия. По выражению их лиц я понял, что они оказывали друг другу большую поддержку в последние несколько дней. Когда он отпустил её, он поцеловал её в щёку и сказал: "Я пойду и поговорю со Стеффи" Она кивнула. "Спасибо, Эл" "Может быть, она сможет немного поспать сегодня вечером". Он сделал паузу. "Может быть, мы все сможем немного поспать сегодня вечером" "Я надеюсь на это. Скажи ей, что я скоро буду дома" "Скажу" Он на мгновение огляделся, колеблясь, как будто хотел сделать или сказать что-то ещё. Может быть, он просто не хотел уходить. Я подумал, что возможно и то, и другое. Наконец, он похлопал меня по руке и улыбнулся мне. Он выглядел так, словно хотел повторить жест Тома и тоже поцеловать меня, но я не мог представить, чтобы он это сделал. Мне потребовался почти год после нашей первой встречи, чтобы заставить его обнять меня. Поцелуй в щёку, даже если в нём не было бы и отдалённо сексуального, просто не был тем, что я мог себе представить, чтобы получить от Эла Калавиччи. Поэтому вместо этого он поцеловал жену, которую я не мог вспомнить, и пробормотал: "Присмотри за ним, Нэнси. Увидимся завтра" Я расплылся в улыбке, наблюдая, как он уходит. Нэнси. Её звали Нэнси. "Что тут смешного?" - спросила она меня. "Ничего" "Ну, по крайней мере, ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы улыбаться". Она отвернулась, глядя в сторону двери, и я мог видеть, как она вздрогнула. Когда она повернулась обратно, она сильно прикусила нижнюю губу. "О, Сэм. Мы так волновались" Я сказал ей: "Теперь всё в порядке" "Да. Конечно. Конечно, это так" Она начала трепетать и оглядываться по сторонам, как будто понятия не имела, что делать дальше. "Нэнси" - тихо сказал я. Она перестала раскачиваться и посмотрела на меня. Я похлопал по кровати рядом со мной. "Сядь здесь, хорошо?" Она обдумала это, затем кивнула. После того, как она устроилась рядом со мной, я взял её за руку. Мне внезапно пришло в голову, что есть миллион вещей, о которых мне нужно спросить Эла. Как много она знала о Проекте и о том, где я был последние пять лет? Возможно, она была частью персонала. Если бы мы с ней были женаты, я подумал, что хотел бы, чтобы она была рядом со мной в течение месяцев, которые потребовались для создания комплекса. Но, безусловно, существовала большая вероятность, что она не была учёным, не участвовала ни в какой работе, которая могла бы помочь Проекту. В любом случае, как много она знала? Я не знал, что ей сказать, с чего начать исправлять то, что я сделал с ней и Томом, войдя в квантовый ускоритель. Знала ли она все подробности о Проекте или нет, я оставил её на пять лет. И в некотором смысле, я ещё не вернулся к ней, потому что всё время, которое я провёл с ней до того, как совершил первый Скачок, было похоронено где-то глубоко в моей голове, куда я не мог добраться. Итак, я начал с чего-то другого. "Медсёстры, вероятно, уделяют Тому столько же внимания, сколько и мне", - мягко сказал я, - "Он неплохо выглядит, да?" Она немного задумчиво улыбнулась и кивнула. "Неплохо" Затем снова воцарилась тишина. Я мог бы поддерживать светскую беседу - многократное бытие в жизнях стольких незнакомцев научило меня довольно искусно заводить разговор с людьми, которых я не знал, заставляя их думать, что я действительно их знаю. Я мог бы это сделать. Но я не хотел. Моё сердце не позволило бы мне. Это казалось отвратительным трюком - отправлять меня туда, куда я так сильно хотел попасть, но стереть мою память о двух самых важных людях в моей жизни. Ну, подумал я, по крайней мере, я помню Эла. Но, возможно, это было потому, что Эл был со мной всё это время. Я рассматривал такую возможность, затем отверг её. Я вспомнил своих родителей, и Кэти, и другого Тома, и нескольких моих учителей. Моих товарищей по команде из средней школы. Почему я не мог вспомнить свою жену и сына? Это просто было несправедливо. Ни по отношению ко мне, ни по отношению к ним. Не после того, как я так долго был в разлуке с ними. Я решил, что единственное, что я могу сделать - это то же самое, что я сделал в тот день, когда стал капитаном Томом Стрэттоном: начать с нуля, немного соврать, притвориться, что всё в порядке, и надеяться, что этого будет достаточно. Нэнси оставалась со мной, пока часы посещений не закончились в восемь часов. Когда молчание между нами начало становиться нелепым, она включила телевизор. После того, как мы досмотрели старый фильм с Эдди Мёрфи, ток-шоу «Роберто!», местные новости и передачу «Развлечения сегодня вечером», я знал, что был вторник, 9 мая 2000 года, и я действительно был в Нью-Мексико. Я также узнал, что Билл Клинтон, который был президентом, когда я впервые "прыгнул", произнёс хорошо принятую речь в Альбукерке; самый популярный кандидат в президенты на ноябрьских выборах выбрал себе в напарницы женщину; в Техасе произошло сильное наводнение, в Канзасе - серия торнадо, а в Колорадо - снегопад в течение последних 24 часов; а Маколей Калкин только-что закончил фильм, в котором он сыграл отца похищенного младенца. Я знал, где я был и когда. Но по-прежнему ничего о моей семье. Перед тем, как Нэнси ушла на ночь, я попросил её выключить свет в моей комнате. У меня не было реальной надежды на то, что я смогу заснуть; мой разум мчался со скоростью миллион миль в час, и, кроме того, лежать на больничной койка было примерно так же удобно, как лежать на каменной плите. Затем в холле поднялся непрекращающийся шум. Далеко не такой ужасный, как в Хэйвенуэлле, но отвлекающий. У меня, конечно, была возможность послать за Томом и попросить его дать мне успокоительное - я не думал, что он откажется это сделать, хотя "технически" он не был моим врачом. Но я сомневался, что восемь или девять часов изолированного сна мне сильно помогут. Это не дало бы мне никаких ответов, и мой разум не был бы более спокоен, когда я бы проснулся. Итак, я лежал в темноте, сначала на спине, потом на боку, наблюдая, как фары проезжающих машин отражаются от стекла моего единственного окна. "Нечестно" - не раз бормотал я. Где-то по ходу дела я заснул.