Квантовый скачок: Развилка на дороге

Том отвёз меня домой около трёх часов ночи. Тогда в доме было темно, за исключением одной маленькой лампы, горевшей в гостиной. Том кивнул в ответ на мой вопрос о том, проведёт ли он здесь остаток ночи, затем поплёлся на кухню, чтобы налить себе чего-нибудь выпить. Я последовал за ним и встал в дверях, наблюдая за ним, не желая пока расставаться с ним. "Я поговорю с мамой" - сказал он мне. "О чём?" "О том, что происходит. Мы поможем тебе пройти через это. Не волнуйся, ладно?". Он улыбнулся и постучал себя по виску. "Может, ты просто достиг своего максимального объёма данных, пап. У тебя там так много всего, что теперь возникают проблемы с доступом к некоторым данным. С компьютерами такое происходит постоянно" "Тогда тебе не стоит думать, что со мной что-то не так" "Да", - сказал он, - "Я и не хочу" Он обнял меня на прощание, когда мы поднялись по лестнице, затем зашёл в свою старую комнату и осторожно закрыл за собой дверь. Я подождал минуту, стоя в темноте и глядя на его дверь, затем на дверь Стеффи, которая тоже была закрыта. Когда я решил, что у Тома было достаточно времени, чтобы лечь спать, я спустился в конец коридора и зашёл в главную спальню. Нэнси спала, лёжа на боку спиной к двери и засунув руку под подушку. У меня мелькнула мысль, что она, возможно, притворялась, но люди, которые притворяются спящими, обычно лежат очень неподвижно. Настоящие спящие покачиваются, дёргаются и меняют положение, что она и сделала через минуту. В тот момент я устал и хотел уступить тому, что казалось "нормальным", сняв одежду и скользнув в постель рядом с ней. Вместо этого я отступил на пару шагов, осторожно закрыл дверь и прошёл по коридору в комнату для гостей. Я не стал утруждать себя включением лампы; в комнате было достаточно внешнего света, чтобы я мог маневрировать, не натыкаясь на мебель. Я расстелил кровать, затем медленно разделся, положив одежду на диванчик, который стоял под двумя окнами. Я подумал об Эле, моём Эле, том, кто следовал за мной через все эти Скачки, и захотел, чтобы появилась его голограмма с сигарой и хэндлинком, высмеивающая меня за то, что я сделал выбор спать здесь в одиночестве. Но, конечно, голограмма не появилась. Больше не будет никаких голограмм. Кажется, я очень быстро заснул. Затем пришли сны. Я стоял у пульта управления с Элом и Живчиком, рассеянно наблюдая, как Эл стряхивает пепел со своей сигары, готовый отругать его за то, что он пачкает новенький пол, пока не понял, что пепел падает в бумажный стаканчик. Живчик положил руки на консоль, затем нетерпеливо посмотрел на меня, желая, чтобы я что-то там увидел. "Это прекрасно, доктор Бэккет" - просиял он. Его пальцы задвигались: коснулись консоли, затем поднялись, указывая на голубой шар, в котором находилось "сознание" Зигги. "Зигги?" - произнёс я. "Да, доктор Бэккет" Я улыбнулся Элу, и он произнёс тост за меня чашкой кофе, которую держал в другой руке. "Мы сделали это" Затем я обернулся и увидел моего брата Тома, стоящего в дверях, ведущих к лифту. Невозможно, потому-что Том никогда не был внутри комплекса. Но я посмотрел на него и улыбнулся, и он улыбнулся в ответ, затем присоединился ко мне, Элу и Живчику. "Мы сделали это, Том" - сказал я ему. Он заключил меня в объятия, от которых у меня перехватило дыхание, и сильно хлопнул по спине. "Здорово, братишка!" "Задай компьютеру вопрос" "Какой вопрос?" "Любой" Живчик отошёл в сторону, чтобы позволить Тому встать за консоль, но затем Том ушёл, и вместо него рядом со мной встал Эл. Я огляделся в поисках Тома, но почему-то не был удивлён, что он исчез. Сигара и кофе Эла тоже исчезли, и он переодевался, передав свой лабораторный халат Живчику и заменив его золотой курткой. "Это работает, Эл" - сказал я ему. "Я знаю, парень" - ответил он, - "Я буду верить в это до тех пор, пока ты веришь" Как только его куртка была застёгнута, он обнял меня, затем шагнул в проход, который вёл к Камере Ускорителя. Я окликнул его и побежал за ним по трапу, но дверь камеры уже закрывалась за ним. Живчик, с широкой улыбкой, нарисованной на его лице, которая делала его похожим на Джокера версии Джека Николсона, схватил меня за руки и потащил обратно вниз по трапу, игнорируя мои протесты и попытки вырваться от него. Сфера Зигги мигала синим светом, и голосом, которым говорил ей Эл, она отсчитывала от десяти. "Девять. Восемь. Семь..." "Эл!", - я закричал, - "Эл, нет!" "Он "прыгает"" - любезно сказал мне Живчик, как-будто это происходило дюжину раз на дню. "Неееет!" Я наконец вырвался из его хватки, развернулся и побежал в другом направлении, через дверной проём, в котором стоял Том, и по коридору к лифту, ища помощи, кого-то, кто мог бы проникнуть в Камеру Ускорителя и вытащить Эла, пока не стало слишком поздно. На полпути к лифту я нашёл комнату, о существовании которой и не думал, комнату, заставленную рядами стульев с большим квадратным столом в центре. Том сидел за столом, играя в карты с Джоном Белуши и Дэном Эйкройдом. "Эй, братишка" - весело сказал он, указывая на стопку покерных фишек перед ним. "Посмотри на это! Я выигрываю!" "Ты должен помочь Элу!" - я настаивал. Он покачал головой. "Я не могу, Сэм. Я занят. Кроме того, это - твоя работа" "Но я пытался. Я не смог. Я всё испортил" "Это очень плохо, Сэм" "Том!" - я закричал. "Том, пожалуйста, помоги мне! Пожалуйста!" "Сэм..." - произнёс другой голос. Я резко развернулся в дверном проёме, лихорадочно оглядывая коридор, сначала в направлении Диспетчерской, затем к лифту. Двери лифта закрывались, давая мне возможность мельком увидеть единственного пассажира: женщину в белом лабораторном халате до колен. Женщина с длинными тёмными волосами. "Донна?" - я ахнул. К тому времени, как я добрался до лифта, кабина уже начала подниматься. Я наблюдал, как цифры менялись с 10 на 9 на 8, пока я стучал в двери. Я продолжал выкрикивать её имя - Донна - не будучи уверенным, кто она такая или откуда я знаю её имя. Позади себя я мог слышать звук смеха. Сначала я подумал, что это доносится из комнаты, в которой я нашёл Тома, но голос звучал как у Живчика. Звук становился все громче и я снова обернулся, думая, что он подошёл ко мне сзади, но там никого не было. Я был один в коридоре. Я привалился спиной к дверям лифта и начал соскальзывать вниз. Когда я ударился об пол, я не мог слышать ничего, кроме гудка лифта, сигнализирующего о том, что кабина поднялась на другой, более высокий уровень. Я проснулся весь в поту, одеяло запуталось вокруг меня, а сердце болезненно колотилось в груди. Я заставил себя выпрямиться, сев, упёршись ладонями в кровать, задаваясь вопросом, кричал ли я во сне, и если кричал, то слышал ли меня кто-нибудь. Казалось невозможным, что я не производил никакого шума, но прошло несколько минут, и никто не вошёл в комнату. Когда моё сердце немного успокоилось, я схватил уголок простыни и вытер ею лицо. Сон уже поблек до такой степени, что я мог вспомнить только его обрывки. Но, независимо от того, мог ли я пересказать какие-либо подробности, как и большинство ночных кошмаров, он держал меня в достаточно сильной власти, чтобы я не решался лечь обратно и попытаться снова заснуть. Мои глаза постепенно привыкли к тусклому освещению, и я оглядел комнату, изучая детали, на которые раньше не обращал внимания. В стене напротив кровати было широкое углубление, которое, я был уверен, когда-то было шкафом. Теперь в нём находилось рабочее место: письменный стол, несколько полок, два высоких деревянных шкафа для хранения документов и несколько выдвижных ящиков, встроенных в единое целое. На одном конце стола было что-то, что я на первый взгляд принял за телевизор, но понял, что это - монитор компьютера. На полках над книгой и рядом с ней стоял длинный ряд книг в мягких и твёрдых переплётах и несколько фотографий в рамках. Позволив своему любопытству смыть последствия кошмара, я включил лампу на тумбочке и выскользнул из кровати, чтобы рассмотреть поближе. На самом деле я не тратил много времени на размышления о том, продолжала ли Нэнси писать после нашего первого совместного лета - даже когда Бет спросила её "Ты пишешь?" по внутренней связи. Но ответ на вопрос был здесь. Я насчитал девятнадцать книг в ряду над компьютером, и на корешке каждой из них было написано "Нэнси Холлоуэй". Она перешла от блокнотов на спиральных переплётах к компьютеру и от застенчивого показа своих историй бабушке и мне к тому, чтобы делиться ими с тысячами читателей. Я улыбнулся этому и протянул руку, чтобы провести пальцем вдоль ряда книг. Судя по названиям, все они были научной фантастикой. МИМО ОРИОНА. ДЕТИ СВЕРХНОВОЙ. ГЕНЕЗИС. АСТРОНАВТ ПОНЕВОЛЕ. ТЫСЯЧА ЗВЁЗД. В левом конце ряда была газетная вырезка в рамке: список бестселлеров «Нью‑Йорк Таймс» за 8 января 1982 года. Лучшим выбором на той неделе был роман под названием КРИСТАЛЛ. Я нашёл его среди книг в твердом переплёте. Снимки, которые Нэнси расставила вокруг своих книг, немного удивили меня, пока я не вспомнил, что Том упоминал, что она ужинала со Стивеном Кингом. Кто-то сделал снимок их двоих, корчащих глупые, плотоядные рожи перед камерой вместе с темноволосой женщиной, которую я решил назвать миссис Кинг. Рядом с этой фотографией была чёрно-белая фотография большего размера, на которой Нэнси и двое явно взволнованных светловолосых мальчиков - Том и Джек - позировали с Марком Хэмиллом и двумя роботами из трилогии "Звёздные войны" ‑ C-3PO и R2D2. На последней фотографии Нэнси пожимала руку Джонни Карсону. Мне потребовалась минута, чтобы осознать, что меня нет ни на одной из фотографий. Все они были сняты задолго до того, как я совершил первый Скачок, но либо я снял их (в чём я искренне сомневался), либо меня не было рядом, чтобы разделить важные моменты с Нэнси. "Ты действительно всё испортил, не так ли, Бэккет?" - пробормотал я. Я забрался обратно в постель и выключил свет. Тот факт, что я был один, окутал меня намного плотнее, чем одеяла. Моя семья и Эл были все рядом, но, как и в тот день на крыльце фермерского дома, когда я довёл Кэти до слёз, спев ей ещё не написанную на тот момент песню Джона Леннона, я чувствовал себя невыносимо одиноким. Они, должно быть, чувствовали примерно то же самое в течение всех тех лет, когда я был сосредоточен только на Проекте, сначала - как его создатель, затем - как его пленник. Я почти бросил их. Неудивительно, что отношение Нэнси ко мне было таким неуравновешенным. Давным-давно она сказала мне, что любит меня. Возможно, это было неправильно с её стороны. Возможно, это было неправильным поступком с чьей-либо стороны. Утром я спустился вниз с чувством, что должен упасть перед ней на колени и умолять её простить меня. Все воскресные проповеди, которые я слушал в детстве, говорили мне, что я могу быть достаточно уверен, что Бог простит меня за всё, в чём я облажался в своей жизни. Но у меня не было таких гарантий относительно Нэнси. Она сидела в уголке для завтрака, ела миску творога с фруктами и читала газету. Она взглянула на меня, когда я вошёл в кухню, затем вернулась к газете. "Привет" - рискнул я. Она снова посмотрела на меня, на этот раз дольше, но ничего не сказала. "Прости, что вчера вечером я ушёл с ужина", - сказал я ей, стараясь говорить как ни в чём не бывало. "Но я не думал, что это будет иметь значение. Со мной всё равно никто не разговаривал" "Эл разговаривал" "Ты знала?" - спросил я, - "Что они исключают меня из Проекта?" "Конечно, я знала. Ты сам мне сказал" "Для тебя это имеет смысл?" "Я не знаю, Сэм", - вздохнула она, - "Я не уверена, что это так. Я должна быть рада, что они больше не хотят, чтобы ты там работал. Но если это означает, что ты будешь здесь день за днём, изо всех сил пытаясь выбраться, как-будто мы заперли тебя в клетке... Я не уверена, что смогу с этим справиться". Она сделала паузу, ковыряя ложкой в остатках творога. "Я никогда не могла угнаться за тобой. Может быть, это было хорошо для моего эго, быть замужем за человеком, который мог так много сделать. Но ты как уходящий поезд, Сэм. Я думаю, ты полон решимости продолжать, пока не случится что-то плохое, и я не хочу быть здесь из-за этого" "Ты любишь меня, Нэнси?" "Честно говоря, я больше не знаю" "Я причинил тебе такую сильную боль" Её голова немного поникла, и она сидела, держа в руке свисающую ложку, уставившись на сложенную газету. Жидкость из творога начала стекать с ложки на бумагу, образуя мокрый круг в середине статьи, которую она читала. "Раньше я думала, что не имеет значения, что я не могу угнаться за тобой", - сказала она наконец, - "У меня были дети, и я писала. У меня была своя карьера. Что-то, что я могла делать, и знать, что у меня это хорошо получается. К тому времени, когда у нас появился Джек, я знала, что ты не будешь со мной очень близок. Но я думала, что всё в порядке. Я знала, что ты всё ещё будешь обнимать меня по ночам и рассказывать, чем занимаешься. Ты давно этого не делал, Сэм. Этот Проект просто так сильно тебя захватил..." "Всё кончено", - сказал я, - "С завтрашнего дня я ухожу" "И что ты собираешься делать?", - спросила она с резкостью в голосе, - "Научиться играть в гольф? Или вернуться в школу и получить ещё несколько докторских степеней? Ты мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннесса". Она криво усмехнулась. "Мы могли бы найти, чем заняться вместе" "Например, чем?" Раздражённый, я пересёк кухню, забрал у неё ложку и бросил её в раковину, куда она со звоном приземлилась. Затем я взял её за руки и поднял со стула. "Не бросай мне вызов, Нэнси", - горячо сказал я ей, - "Я пять лет не знал - кто я, или - где я, или - смогу ли я когда-нибудь вырваться и вернуться домой. Я делал это не по своей воле! Я многого добился для многих людей, но всё, чего я когда-либо действительно хотел, это вернуться домой. Это всё, чего я когда-либо хотел. Я знаю, что причинил тебе боль. Я знаю это! Тебе не обязательно постоянно бросать это мне в лицо. Я хочу загладить свою вину сейчас. Нет, я не хочу провести остаток своей жизни, прозябая. Я хочу над чем-нибудь работать. Сейчас я прошу тебя помочь мне. Я прошу тебя прекратить пытаться наказать меня за то, с чем покончено. Мне нужна твоя помощь. Я многого не понимаю из того, что со мной произошло, и мне нужна твоя помощь" "Сэм..." Я покачал головой. "Я хочу поехать на Гавайи и повидать маму и сестру. Я хочу, чтобы все мы поехали туда. Мы останемся, пока нам это не надоест. Потом мы вернёмся и решим, что делать дальше". Она мне не ответила, поэтому я подтолкнул: "Ну? Ты поедешь?" "У меня крайний срок. Мне нужно закончить восемь глав" "Я куплю тебе ноутбук" "У меня уже есть один" "Тогда в чём проблема?" Она отвернулась от меня так далеко, как могла, мои руки всё ещё держали её за плечи. Когда она повернулась обратно, её лицо не было таким бесстрастным, как минуту назад. "Я боюсь, что с тобой что-то случится, Сэм" - прошептала она. ""Что-то" может случиться с любым из нас. Нельзя жить в страхе перед этим" "Я ничего не могу с этим поделать" "Значит, ты всё ещё любишь меня" "Ты не упрощаешь задачу" "Я могу попробовать". Я крепко прижал её к себе на мгновение, затем отпустил. "Ты поедешь со мной на Гавайи?" "Да. Я поеду. Но после..." "Не беспокойся насчёт "после"", - сказал я, - "Послушай... Мне нужно поговорить с Элом". Подняв палец, чтобы заставить её замолчать, прежде чем она сможет возразить, я продолжил: "Мне кажется очень странным, что Комитет не хочет разговаривать со мной после всего этого времени. Мне нужно выяснить, что происходит. Если они действительно собираются позволить мне уйти, то я это сделаю. Но мне нужно знать, какова ситуация. Мне нужно знать, почему я им больше не интересен". Плечи Нэнси напряглись, и я покачал ей головой. "Только Эл. Я просто собираюсь поговорить с Элом. Я хочу, чтобы он перестал отбивать чечётку и рассказал мне правду. Всю правду. Как только я это пойму, я отпущу это. Мы купим билеты на самолёт, и как только Джек будет дома, а Стеффи закончит школу, мы отправимся на Гавайи. Хорошо? Это нормально?" "Я полагаю, что так и должно быть" - неохотно сказала она. "Нет, так не должно быть. Если ты предпочитаешь, мы посидим здесь, в доме, до Рождества. Но я хочу увидеть свою маму и сестру. Мне тоже нужно многое исправить перед ними". Я указал через её плечо на телефон. "Я хочу позвонить им. Поговорить с ними. Сказать им, что мы приедем" "Номер Кэти и Джима есть на быстром наборе", - сказала она через мгновение, - "Но если ты собираешься поговорить с Элом, тебе лучше сделать это первым. Я видела его на улице, когда Томми уезжал в больницу. Он сказал, что у него встреча в одиннадцать, а сейчас почти десять" "Хорошо" - кивнул я. Я отпустил её и повернулся, но прежде чем я смог сделать шаг, она позвала: "Сэм?" "Что?" "Ничего. Иди. Я приготовлю тебе завтрак, когда ты вернёшься" "Ты не обязана" Она закатила глаза и тихо рассмеялась, хотя, казалось, за этим звуком не было особого веселья. "Нини никогда не простила бы мне, если бы я тебя не накормила" "Спасибо" "Иди. Пока Эл не уехал" У Эла, которого я оставил в 1995 году, была красная спортивная машина. Это была экспериментальная модель, спроектированная и построенная парнем по имени Хикелл, который был приятелем Эла в его дни на Северном острове. Таких машин было всего пять - Хикелл настоял, чтобы у Эла была номер четыре, в благодарность за услугу, которую Эл оказал ему по молодости, и, конечно, Эл не пытался его разубедить. Эл любил эту машину. Она пугала меня до чёртиков: она гудела, жужжала и вибрировала, как животное в течке, и была способна развивать максимальную скорость в двести двадцать миль в час. "Попробуй" - сказал мне Эл однажды днём, протягивая ключи мне на ладони. "Нет, спасибо" - сказал я. Он казался почти раненым. "Почему бы и нет?" "Мне и «Корвета» было достаточно", - сказал я ему, - "Я думал, что взлечу в нём на луну. Эта штука... Боже, Эл, это не машина, это - ракета" "Ага" - ухмыльнулся он. Хикелл дал своему детищу имя, которое я, честно говоря, не помню. Но я помню, как Эл сказал мне в ответ на мой озадаченный взгляд, что это имя по-итальянски означает "оргазм". Он сказал это с таким непроницаемым лицом, что я поверил ему почти на минуту. Затем он совершил ошибку, ухмыльнувшись. "Это не так" - сказал я с негодованием. "Конечно, это так" "Ты лжёшь мне" "Откуда ты знаешь?", - возразил он, - "Ты совсем не говоришь по-итальянски" "Вот почему ты думаешь, что ложь сойдёт тебе с рук" "Я не лгу" "Если бы ты был Пиноккио, твой нос достал бы до будки охранника, Калавиччи" - сказал я, указывая на маленькую белую будку примерно в ста футах от нас, по периметру территории Проекта. "Твой друг Хикелл, вероятно, вообще выдумал это слово. Либо это, либо оно означает что-то совершенно обыденное, например - "Быстрая"" Он помахал ключами перед моим лицом и насмешливо сказал: "Если бы ты проехался на ней, ты бы мне поверил". К его очевидному разочарованию, я крепко держал руки по швам. "Да ладно, Сэм", - уговаривал он, - "Я бы никому другому не позволил вести мою машину. Я бы даже никому другому не позволил сесть в мою машину" "Если только это не была бы женщина" - сказал я. Он не клюнул на наживку. "Ты боишься иметь столько власти под своей задницей?" "Нет. Не боюсь" "Что же тогда?" К его радости, я взял ключи из его протянутой руки, минуту вертел их в руках, затем, когда у него вытянулось лицо, опустил их в карман его куртки. "Это может быть совершенно за пределами твоего воображения, но у меня нет ни малейшего желания в этом мире разъезжать в автомобиле со скоростью двести миль в час" "Двести двадцать" - поправил он. "Не придирайся ко мне" "Я должен был догадаться" - объявил он со стоном, достаточно громким, чтобы услышал парень в будке охранника. "Я должен был знать лучше, чем пытаться говорить о передовых достижениях автомобильной техники с кем-то, кто водит грузовик" "Не начинай" - предупредил я его. Он театрально застонал и положил руки на детище Хикелла, как-будто пытался обнять его. Я услышал шаги по гравию позади нас и обернулась посмотреть; Вербина Бикс и одна из медсестёр вышли из здания и ухмылялись Элу, который был настолько погружён в своё горе, что всё ещё думал, что мы с ним одни. "Ты безнадёжен", - простонал он, - "Я не могу заинтересовать тебя хорошей сигарой. Твои уши краснеют каждый раз, когда я пытаюсь рассказать тебе анекдот. И ты бы не узнал хорошую машину, если бы она укусила тебя за задницу" "Альберт" - сказал я. "Это машина, Сэм", - продолжил он, начиная походить на палаточного проповедника. "Это - не просто способ добраться из пункта А в пункт Б. Под этим красивым, сверкающим корпусом скрывается мощь. Это..." "Мужественность?" - предложил я. "Да!" - ликовал он. Затем медсестра захихикала. Эл развернулся на каблуках, и у него отвисла челюсть. Вербина прислонилась к своей машине и одарила его весёлой, понимающей улыбкой. Взволнованный, он повернулся ко мне, затем снова к Вербине, затем снова ко мне. Когда примерно через минуту он так и не придумал, что сказать, Вербина скользнула на водительское сиденье своей машины и вылетела мимо Эла со стоянки. Я искренне думаю, что она положила бы немного резины на дорогу, если бы там был какой-нибудь твёрдый асфальт, на который можно было бы её положить. Медсестре потребовалось немного больше времени, чтобы покинуть нас, и она уехала с гораздо более спокойной скоростью, чем Вербина, всю дорогу ухмыляясь. "Почему ты ничего не сказал?" - спросил Эл, когда две женщины ушли. "Я говорил" "О них" - пробормотал он. "Я не знаю, Эл", - невинно ответил я, - "Я думал, им было интересно услышать всё о тебе, твоей машине и твоей мужественности" То, что он сказал тогда, было на итальянском. У Эла, к которому я вернулся домой в 2000 году, всё ещё была спортивная машина. Чёрный «Корвет» с откидным верхом, та же модель, которой "Бинго" владел в 1957 году. Возможно, это даже была та же самая машина; поскольку Бет ждала его возвращения домой из Вьетнама, она, вероятно, содержала автомобиль в хорошем состоянии к его возвращению. Особенно с тех пор, как её ожидание, согласно тому, что Том сказал мне прошлой ночью, длилось всего два года. Он увидел, что я приближаюсь, когда задним ходом выводил машину из гаража, и припарковал её на полпути к подъездной дорожке. Он был в униформе, повседневной, фуражка лежала на пассажирском сиденье, а его глаза были скрыты за парой зеркальных солнцезащитных очков. "У тебя назначена встреча?" - я спросил его. "Ага" "С кем?" "Вайцман и Монтана" Председатель и заместитель председателя Комитета. Тон Эла был более чем немного сердитым, но было ли это из-за того, что ему предстояло провести время с двумя сенаторами, печально известными отсутствием чувства юмора, или потому, что я спрашивал его об этом, я не был уверен. Я положил руку на машину и пристально посмотрел на него. "Насчёт меня?" - спросил я. "В основном" "Было бы здорово, если бы я мог быть там" "Не с их точки зрения" "Итак... что, Эл? Им теперь всё равно, где я? Могу ли я просто уйти на закат, если их это касается? Они даже не появились, чтобы сказать мне держать рот на замке об этом Проекте! Что, если я решу выступить на ток-шоу сейчас? А?" Эл вздохнул. "Восемь лет назад ты рассказал журналу «Тайм» всё, кроме размера своей обуви, Сэм. Что ты мог бы сказать Опре Уинфри такого, чего ещё не знает страна?" "О том, где я был" - ответил я. "О том, где ты был" - повторил он. "Да" "И где именно?" Настала моя очередь вторить ему. "Где именно? Ну хватит, Эл! Ты хочешь сказать, что ничего не понял за последние пять лет? Это моя память продырявлена как швейцарский сыр, а не твоя. Ты был со мной на каждом шагу этого пути! Именно этого ты хотел с самого начала". Он никак не отреагировал; если в его глазах и было что-то, что происходило, это было полностью скрыто за тёмными очками. "Эл", - подтолкнул я, - "Ты был там так же часто, как и я. Может быть, ты ни к чему не мог прикоснуться, но ты был там. Ты всё это видел" Я почти подумал, что он собирается оттолкнуть меня - сказать мне идти домой к моей жене и уехать, оставив меня посреди лужайки перед его домом. Вместо этого он взял свои солнцезащитные очки и стянул их с носа, затем заглушил двигатель своей машины. "Слушай, - тихо сказал он, - "Я поговорю с ними. Вайцман - придурок, но Монтана ведёт себя разумно примерно один день в неделю. Посмотрим, смогу ли я убедить их поговорить с тобой" "Тебе, по идее, и не нужно убеждать их. Вот чего я не понимаю" "Они сыты по горло, Сэм" "Они - бюрократы, Эл. Они видят вещи только с одной стороны" "Я поговорю с ними" - повторил он. "Я знаю, о чём ты беспокоишься", - сказал я в ответ на сомнение в его глазах, - "Что я могу сделать, чтобы убедить тебя? Я просто хочу выяснить, на чём я стою! Я в замешательстве, Эл. В моей голове слишком много вопросов, чтобы я мог расслабиться. Я просто хочу получить ответы на некоторые вопросы. Вот и всё. Но, похоже, никто не хочет мне их давать" "Это неправда" "Это правда! Ты отгораживался от меня так же сильно, как и все остальные" "Тогда задай мне вопрос, и я отвечу на него сейчас" Он был повёрнут ко мне, но его руки всё ещё лежали на руле, а правая нога нетерпеливо постукивала по педали газа. Поскольку солнце было у меня за спиной, ему пришлось сильно прищуриться, чтобы продолжать смотреть мне в лицо; через минуту он сдался и снова надел солнцезащитные очки. Когда он двигал рукой, его тёмно-синее кольцо отразило солнечный свет. Кольцо служило единственным напоминанием о его статусе на действительной службе, которое было у меня во время большинства Скачков. Теперь он был адмиралом до мозга костей. И я зря тратил время адмирала. Он попросил меня делать что-то, а я тянул время. Вопрос, который я, наконец, задал ему, несомненно, отсутствовал в его списке возможностей. "Ты счастлив, Эл?" - спросил я. Его лоб над очками наморщился. "Счастлив ли я? Что это за вопрос?" "Просто ответь на это. Ты сказал, что ответишь. Ты счастлив? Это - та жизнь, которую ты хотел для себя?" Я думаю, он закрыл глаза. Он немного откинулся на сиденье машины, его левая рука всё ещё сжимала руль. Затем он повернулся к дому. Прямо перед тем, как заговорить, он выпустил воздух над верхней губой. "У меня красивая жена", - ответил он, - "И четверо прекрасных детей. Хороший дом. Я устроился. Мне не приходилось переезжать в течение нескольких лет. Это что-то - быть в одном и том же месте в течение семи лет. Такого со мной раньше не случалось" "Но?" Он повернулся ко мне. "Все остальные продолжают двигаться. Тесса живёт во Флориде со своим мужем. Элизабет учится в пятом колледже, пытаясь найти программу, которая "затрагивает её внутреннюю сущность", что бы, чёрт возьми, это ни значило. Труди в Западном Голливуде пытается стать стендап-комиком". Он криво усмехнулся. "Моя старшая дочь хочет быть комиком..." "Она забавная?" - спросил я. "Я не знаю, Сэм" - вздохнул он. Я указал на дом. "Энн Мари всё ещё здесь. И Бет. Бет здесь" "Мне везёт, если я вижу кого-нибудь из них хотя бы час в день". Он сделал паузу. "Итак, мне нужно ответить на твой вопрос - счастлив ли я". За очками он пристально смотрел на меня, но всё, что я мог видеть, было моим собственным отражением в линзах. "Мой лучший друг получил свои документы две недели назад. Начал кричать на меня, как-будто это была моя вина, и потерял сознание прямо у меня на глазах". Его голос сорвался, и ему пришлось сильно прокашляться, чтобы прочистить его. "Прохладно", - сказал он, - "Я взял твою руку, и это было всё равно, что держать за руку труп. Я думал, ты умер". Прежде чем я смог ответить на это, его рука дёрнулась к ключу зажигания, и он завёл машину. "Мне нужно ехать", - резко сказал он мне, - "Я опаздываю" Когда машина начала съезжать к концу подъездной дорожки, мне пришлось отпустить её, иначе она потащила бы меня за собой. Я стоял и смотрел, как Эл задним ходом выводил «Корвет» на улицу. Он уже дал мне ответ на мой вопрос, но, переключив передачу, ответил на него снова. "Да, Сэм", - сказал он, - "Я не счастлив".