Across the turtle's back/Поперек спины черепахи

— Капитан, — сказала Дэн, простояв по другую сторону стола двадцать мучительных секунд, ее голос был напряженным и сжатым, и она была явно истощена, — нам нужен перерыв. — Мы были в море две недели. — За две недели мы увернулись от двух стай наемников. Меньшая мачта все еще не держит ветер после последней стычки, и нам нужно переделать ее такелаж, прежде чем мы сможем надеяться на латание столбов. Мы потеряли все наши банки с уксусом, когда последний корабль протаранил нас. Повезло, что повреждения оказались не сильные, и что мы не столкнулись ни с одним военным кораблем. Кевин клянется, что видел кракена три дня назад, и с тех пор он спал не более шести часов. — Что-то насчет потери половины своего флота из-за одного? — Он загоняет нас на стену. Нил ничем не помогает; он не подтверждает и не отрицает того, что видел Кевин, и это делает его еще более невыносимым. Эндрю считает это забавным и не вмешивается, в то время как Ники и Элисон все еще не могут находиться в одной комнате без того, чтобы Элисон не заговорила о его родителях и о том, что она хотела бы, чтобы с ними случилось. Ваймак откинулся назад, его старое кресло скрипнуло, когда он переместился. — Колену Мэтта стало хуже. Жан охотился за обезьяньими лапами и притворялся, что это не так. Новобранцы не знают, чем себя занять. Когда Кевин не выводит их из себя, Жан шныряет поблизости и пугает их. Дэн сделала паузу, задержала дыхание и выпустила его одним порывистым выдохом, опустившись на свободный стул и зарывшись лицом в руки. — Честно говоря, Капитан, — сказала она, приглушая слова ладонями, — мне нужна передышка. Колумбия была не слишком-то хороша собой. — Мы в трех неделях пути от портового города, который не является Колумбией, — ответил Ваймак с ворчливым извинением и сделал паузу, чтобы дать Дэн возможность унять ответный стон. — И в месяце от деревни Бетси, а это, насколько я могу судить, то, что вам всем действительно нужно. — Мне все равно, что это – деревня Бетси, портовый город или действующий вулкан, Капитан, нам нужно покинуть этот корабль. — Уайлдс, — начал Капитан. Она села и упрямо выпятила челюсть, глядя на него. — Не надо "Уайлдс", Капитан, я серьезно. Кто-то в конечном итоге умрет. Я не смогу это остановить, потому что, возможно, именно я это сделаю. — Пауза. — С уважением. Сэр. По его лицу было видно, что он прекрасно понимает, что она имеет в виду, но затем он вздохнул, подался вперед и перетасовал бумаги на своем столе, как будто они могли удержать потенциальную кровавую бойню. Нетерпеливо постукивая ногой, она изо всех сил старалась выждать его решение. Это продлилось еще двадцать секунд, и тогда она приоткрыла рот, подняла палец в воздух, и остановилась только потому, что Ваймак с грохотом опустил свои бумаги и сказал: — Хорошо! Я поговорю с Рене, и мы найдем место, где можно бросить якорь, и где нет акул, как в буквальном смысле, так и в человеческом. Мы будем работать в жестких условиях. — Это прекрасно, — сказала Дэн, и ее губы растянулись в неуверенной улыбке. — Это более чем прекрасно. Мы делали это в течение двух месяцев, занимаясь этой блуждающей охотой за сокровищами. — Не больше недели, — предупредил он. — Нам давно пора в Трою. До меня дошли слухи о том, что Король начал охоту на ведьм в поисках убийц своего брата, и нам нужно затаиться. — Не больше недели, — согласилась Дэн, настолько нетерпеливая, что флот Его Величества не смог испортить ей настроение. Ваймак сурово посмотрел на нее. Однако, когда она встала и практически подпрыгнула на месте, он не смог сохранить мрачный вид. — Это все, Капитан? Я позову Рене. Он покачал головой и махнул ей рукой: — Свободна, Уайлдс, — и отвернулся, чтобы скрыть от нее свою ухмылку. Когда она ушла, он встал, чтобы взять свои карты и пески Рене.

***

Не прошло и двух дней, как они направились к острову, который, насколько можно было судить, был совершенно бесполезен для торговых путей или земледелия. Наполовину песчаный, наполовину скалистый, сплошь заросший джунглями, остров встретил "Лиса" бухтой, едва достаточной для корабля, приютившегося между двумя его рукавами. Если остров и был обитаем, то никто не пришел их приветствовать, и пираты принялись разгружать припасы, необходимые для недельной высадки. Из старых, порванных парусов, брезента, взятого из ящиков, и ветвей деревьев, прихваченных из джунглей, были сооружены импровизированные палатки, а песчаный пляж острова быстро превратился в лоскутное одеяло, в котором копошились парни и девушки, благодарные, прежде всего, за то, что им не нужно было смотреть друг на друга, если они этого не хотели. Несмотря на ранний приезд, первый день прошел спокойно. Кто-то ворчал и спорил о том, кому достанется самый мягкий участок для сна и с кем его делить, кто-то размышлял о джунглях, решив исследовать их позже, а кто-то был больше озабочен разведением костра, чем помощью в установке палаток. Это не было совсем уж расслабляющим – смех был редким, а напряжение между людьми скрывалось под поверхностью – но это было по-другому, и это, безусловно, было началом. Дэн не хотела, чтобы отношение ее друзей испортило первую ночь. Как только костер затрещал, она схватила Мэтта за руку и потащила его прочь от беседы с Кевином к ветвям деревьев, замедляя шаг только по необходимости из-за его хромоты. Она едва дождалась, пока они пройдут мимо первой линии пальм, чтобы прижать его спиной к одной из них и притянуть к себе для поцелуя. Он издал удивленный звук у ее губ, а затем со смехом растворился в ней, потому что даже с коленом, распухшим, как кокосовый орех, и болью, которая не давала ему спать большую часть ночей, он всегда будет ее тупицей-переростком. — О, привет, — он ухмыльнулся, взглянул вниз и свистнул. Она ударила его по плечу. — Ой! Что случилось? — Сядь, пока не упал, — сказала она ему (в любом случае, ей не нравилось поднимать голову, чтобы дотянуться до его рта); он подчинился, и она уселась к нему на колени. — Дэн! — крикнул кто-то. Руки скользили по ее спине под рубашкой, а в животе разливалось тепло. Одна ее рука была зарыта в густые волосы, а другая возилась с ремнем Мэтта. — Дэн! Дэн Уайлдс! — Человек закричал, и Дэн с долгим, дрожащим вздохом прижалась лбом к плечу Мэтта. Одна рука, лежащая на спине, сочувственно похлопывала ее. Они отстранились друг от друга. Мэтт приложил больше усилий, чтобы привести в порядок свой внешний вид и поправить брюки, чем Дэн, которая была просто не против столкнуться с этим человеком и показать, чего он ее лишил. Она вышла из-за деревьев, расстроенная и опережая Мэтта на пять шагов. Этим человеком оказалась Шина, которая смотрела на Мэтта, смотрела на Дэн и оценивала их обоих. Дэн проглотила детское желание насыпать песка ей в штаны и натянула свою лучшую улыбку. — В чем дело, Шина? — Эндрю говорит, что он занял лучшее место на пляже, хотя мы с Джеком точно были там первыми. А Аарон забирает лучшие спальники, которые он даже не помогал перетаскивать. Мэтт снова сочувственно похлопал ее по спине. Она подумала, как сильно это подорвет ее авторитет, если скажет Шине идти на хуй, а потом позовет Мэтта, чтобы пойти на хуй вместе с ним, и признала, что если не контролировать ситуацию, то Миньярды могут вызвать больше проблем, чем просто территориальные состязания. Несмотря на это, ей потребовалось тщательно вдохнуть и особенно тщательно выдохнуть, прежде чем она смогла сказать таким тоном, будто ей было хоть наполовину насрать на это: — Хорошо, Шина. Показывай дорогу. Посмотрим, в чем дело. Это был только первый день. У них было еще шесть. План Шины по привлечению Первого Помощника провалился, когда она отдала мягко заземленный, идеально затененный участок Эндрю. Она обвинила Дэн в фаворитизме в разговоре с Джеком, что заставило Элисон громко вздохнуть о людях, которые прерывают то, что не должны, и поклялась, что утром перенесет палатку ее, Рене и Жана в место подальше от того, где они шумят, на что Жан попросил не быть частью их группы, а Рене сочувственно сказала ему, что у него нет выбора, и это прозвучало для всех, включая Жана, как будто у него есть выбор. Закрепив место и поставив палатку, Эндрю последовал за Кевином по периметру острова, проверяя, – уже дважды – действительно ли они одни на острове. По крайней мере, так он говорил; Эндрю показалось, что Кевину нужно было время для отдыха, но он отказывался назвать это передышкой. Синяки под глазами и птичье гнездо на голове противоречили его навязчивому порядку в одежде: сапоги были начищены до блеска, а плащ скорее форменный, чем пиратский. В целом это говорило Эндрю о том, что призрак Рико преследует Кевина на этой неделе несколько сильнее. Опыт подсказывал ему, что только время поможет Кевину почувствовать себя лучше. Их патруль сопровождала бутылка рома. Было бы забавно узнать, как Кевин объяснил себе это, если бы это не было столь самоуничижительной темой. Кевин осушил ее наполовину и схватился за горлышко, как за дубинку, в течение трех секунд после того, как услышал, как рядом с ними неестественно сдвинулись камни. Он, вероятно, думал, что потенциал оружия делает это приемлемым. Эндрю, которому еще предстояло заменить ножи Рене на что-то получше, чем помятые кинжалы, подумал, что бутылка больше подходит для утешения Кевина Дэя. — Кто там? — требовательно спросил он у каменистой линии у берега. Эндрю, находившийся в приподнятом настроении и не желавший драться, чтобы выпустить энергию, поднял свой фонарь. Рядом с ним Кевин проворчал: — Нил. — О, хорошо. Я надеялся увидеть странных зверюшек, пока мы будем здесь. Некоторые мечты сбываются. Нил бросил камешек в сторону Эндрю и снова сосредоточился на Кевине. — Вы здесь за очередным Королевским выкупом? — Нет. Мы проводим патрулирование. Нил нахмурился, что говорило о том, что он собирается задать глупый вопрос. Эндрю сэкономил время, пояснив: — Обязательный отпуск. Мы пробудем здесь не больше недели. Разве у мерфолков не бывает отпусков? — Не обязательные. — Это пустая трата времени, — сказал Кевин. — Так ли это? — размышлял Эндрю. — Так и есть. — Два дня назад ты обвинил Эрика в краже твоих ботинок. — Он... — ...даже близко не соответствует размеру твоего ботинка. — Он шарился вокруг! — Эрик Клозе? — спросил Нил. — Шарился? — С моей стороны было бы неправильно сбрасывать его со счетов только из-за его послужного списка. — Причина, по которой он подумал, что его ботинки украли, — сказал Эндрю Нилу, игнорируя протест Кевина, — заключалась в том, что он был настолько пьян, что оставил их под крышкой твоего резервуара, потому что, как он выразился, даже если у него нет ног, ему нужно больше удачи, чем мне, чтобы сбежать. Нил застыл в своем неглубоком каменистом бассейне. — У вас все еще есть резервуар? — Капитан сентиментален, и никто не думал, что ты вернешься. Он моргнул. Он обдумал это. Он расслабился, вроде как. — Конечно, Эндрю не сказал мне, где они были, хотя и знал, — проворчал Кевин, возвращаясь к вопросу о неконтролируемых выходах своего горя. — Я здесь не для того, чтобы быть твоей нянькой, — он вытащил из рукава выбившуюся нитку, — или убирать за тобой. Кроме того, Кевин уже в пятый раз за три дня совершал подобную неосторожность. Раз или два он, может быть, и бросил бы ему кость. А пять? Этого не случилось. Иначе он никогда не научится. — Итак, — сказал Нил, привлекая их внимание, — вы пробудете здесь неделю. Без всякой реальной причины, кроме… отдыха. Кевин скрестил руки на груди и издал грубый звук согласия. Эндрю вообще ничего не ответил. Нил обдумал и это, его хвостовой плавник изогнулся в воздухе. Недолго думая, Эндрю перебрался через большие валуны к более узким и острым и уселся на край одного из них, который обрамлял бассейна Нила. Кевин сказал: — Патруль... — Здесь никого нет, и ты это знаешь, — ответил Эндрю, не отрывая взгляда от медленно ползущего к нему Нила, — так что перестань расхаживать, сядь и пей, сколько хочешь. Позади него воцарилась тишина. К тому времени, когда Нил свернулся калачиком у ног Эндрю, Кевин присел на более плоский камень неподалеку. Поймав любопытный взгляд, он передал бутылку Нилу. Тот сделал глоток, скорчил гримасу и чуть не бросил бутылку обратно. Кевин поднял ее на него, как бы говоря: больше для меня, и вернулся к ее опустошению. Нил спросил о заднем парусе корабля, заметив, что он уже не ловит ветер так, как раньше. В глазах Кевина снова зажегся огонек, когда он начал рассказывать о том, что ключевая стойка была разрушена в результате последней стычки, какую силу еще может выдержать материал и как придется переделывать такелаж, чтобы компенсировать это до тех пор, пока не будет произведен надлежащий ремонт. Нил вскользь упомянул о состоянии корпуса и руля, и Кевин практически засиял, поняв, что разговаривает с человеком, который может проследить за движением нижней части судна. По какой-то невероятной случайности они начали спорить о преимуществах и недостатках колоний балянусов на корпусе корабля, о том, что может или не может опрокинуть судно, и о том, что может или не может вернуть его в вертикальное положение. Примерно тогда Эндрю позволил ритму захлестнуть его, выудил табак из кармана и запрокинул голову, чтобы наблюдать за звездами. Кевин вспомнил ту ночь после. Ноги Эндрю онемели от того, что Нил чуть ли не сидел на них. Утром лагерь проснулся от прерванного крика; выйдя из палаток с кинжалами и полусонными прищурами, они обнаружили Кейтлин с руками у рта и перед ней растерянного Нила. Похоже, он попытался насладиться ранним солнцем, лежа на пляже недалеко от центра их беспорядочного скопления навесов и спальных мешков. Кейтлин, так же как и все остальные, была только наполовину проснувшейся, и, возможно, она поднялась за водой или чтобы найти дерево; однако, споткнувшись о красный хвост, прикрепленный к телу парня, она испугалась. Нил, очевидно, не оценил ни громкого шума, ни внезапного внимания. И все же, даже когда большинство из них явились на встречу, он не исчез. Если не сказать больше, он прижался к земле с укоризненным взглядом на заикающиеся извинения Кейтлин. — Ладно, ладно, — крикнула Дэн, прогоняя тех, кто был ближе всего к ней, обратно в их спальные мешки, как будто у них был шанс снова заснуть, — на что вы все уставились? Здесь не на что смотреть! Двигайтесь! Возможно, благодаря такому необычному началу, второй день на берегу прошел намного, намного лучше, и, наконец, команда "Лиса" начала расслабляться. Они нашли достаточно поваленных деревьев и сломанных веток для хорошего, высокого костра, и развели его – Мэтт инструктировал их, сидя с поджатой ногой, – в середине дня. Костер был высоким и невыносимо жарким, особенно в условиях влажной погоды, но все согласились, что это нужно сделать, и, проклиная последствия, решительно направились к кострищу. Последствием, как выяснилось, стало появление из джунглей крепкого мужчины с дикими волосами, который моргал на них сквозь очки в форме стеклянных бутылок, а его руки и кисти были перепачканы грязью и чернилами. Он выглядел настолько впечатленным и счастливым от встречи с ними, а также немного сумасшедшим, что они не стали сразу же пробивать его сталью. Вместо этого он получил место у костра, тарелку жареного морского окуня и несколько вопросов о том, что именно он делает на острове у черта на куличках. К их удивлению, он не стал упрашивать их взять его с собой. Вместо этого он гордо заявил: — Я геодезист! И по моим данным, этот остров стоит немалых денег. — Действительно? — спросил Мэтт, изо всех сил стараясь не выдать своего сомнения. Судя по тому, как фыркнула Дэн, ему это не удалось. — Да, действительно, — ответил мужчина со знающей, но терпеливой улыбкой. Он выглядел менее сумасшедшим, когда с его рук были смыты грязь и чернила, а волосы расчесаны пальцами. Он сказал им, что его зовут Эрнандес, что он попал на торговое судно и поэтому оказался один, что у него есть документ на землю, чтобы владеть ею честно, но что они могут остаться (отчасти, признался он, потому что вас слишком много, чтобы я мог прогнать одного из вас). — Торговля каучуком растет, как вы, наверное, знаете, и большинство деревьев в этом районе – ключевые производители каучука. Я вырублю и продам эту рощу, а на ее месте построю первую остановку маршрута. Я назову ее Милпорт – я родом из Милпорта, понимаете, моя жена и дети живут там, но это слишком в глубине страны, чтобы быть портом. — Почему каучук? — спросила Дэн, испытывая любопытство. Он приподнял очки и прочистил горло. Причина была близка и дорога ему, поняли пираты, и, как большинство людей, склонных к страстям, он был немного смущен этим. Но не настолько, чтобы не сказать им об этом. — Вы слышали об Экси? Они покачали головами. — Ее изобрел дядя Короля, Тэцудзи, но они отказались от нее, вложив деньги в строительство кораблей. Это невероятно захватывающая игра! Приходится все время быть начеку, независимо от позиции. — Он ненадолго отвлекся от рассказа о позициях и правилах. Вокруг него пронеслись усталые взгляды. Может быть, он и в самом деле сумасшедший, как им показалось вначале. Однако в конце концов он вернул себя в нужное русло и, вздохнув, признался: — Не прижилось. В том числе и потому, что мячи должны быть сделаны из резины, а не из кожи животных. — Значит, каучук. — Значит, каучук, — согласился он, кивая. — Зачем инвестировать в спорт, который даже не пользуется популярностью? В этом нет никакой выгоды. — спросил Кевин — У меня нет подходящего корта, но я мог бы привести вам несколько причин, — сказал Эрнандес, сидя на краешке своего сиденья. Засомневавшись, Кевин отказался. В то же время, радуясь любому отвлечению, Ники согласился. Эрнандес ухватился за последнее и каким-то образом заставил шестерых из них – по его словам, этого было достаточно для игры трое на трое – попытаться. Те, кому посчастливилось держаться подальше от его жизнерадостного, решительного окружения, взаимно согласились, что должны понаблюдать, хотя бы для того, чтобы увидеть, насколько сильно провалились их товарищи по команде. Площадкой для игры была огороженная поляна посреди джунглей, доспехов не было, два мяча и четыре ракетки, а не шесть, поэтому вратари импровизировали с палками, обмотанными сеткой. На вопрос, зачем он взял с собой четыре ракетки, если не может играть один, Эрнандес пожал плечами и ответил: — Конечно, на случай, если кто-то из торговцев захочет попробовать. Конечно, он был немного сумасшедшим. Впрочем, игра была не так уж плоха. Мэтт отчаялся, что не сможет присоединиться: Эбби официально назначила ему постельный режим, а это означало, что его нужно было повсюду носить с собой, чтобы он не бросал на Дэн такие щенячьи взгляды, чтобы она растаяла от чувства вины. Ему очень, очень хотелось впечатать Кевина плечом в дерево. — Ты можешь сделать это в любое время, — заметила Элисон. — Если только ты убедишься, что блондинистого монстра нет поблизости. — Да, — сказал Мэтт, — но не потому, что от меня этого ждут. Меткость Кевина в обращении с ракеткой соответствовала его мастерству в обращении с метательным оружием. Когда он, Ники и Эндрю (который не хотел быть вратарем, но, тем не менее, был очень хорош в роли вратаря) выиграли первый матч, он признался Эрнандесу, что игра была не так уж плоха. Во время второй партии Жан, находившийся в противоположной команде с Рене и Дэн, случайно подставил ему подножку своей ракеткой. С этого момента правила и честная игра вылетели в трубу, и довольно скоро все захотели поучаствовать в потасовке, которая маскировалась под игру. Эрнандес воспринял это с отеческим весельем и не пытался их поправлять. Много. Когда все они, спотыкаясь, вернулись к своим палаткам – у Эрнандеса была своя хижина в самой густой части джунглей, поэтому они и не заметили его раньше, – смех снова стал легко обмениваемым товаром. Когда появился Нил и спросил, где они пропадали весь вечер, язвительные рассказы перебивались объяснениями, и в конце концов все они растворились в комментариях типа "Вы видели его лицо? Бесценно!", сопровождавшихся взрывами смеха. Нил смотрел на это с забавным недоумением, а потом еще больше озадачился, когда Кевин торжественно поклялся научить его этому в течение следующего дня. Позади него Эндрю закатил глаза, но не стал предостерегать Нила от того, чтобы он сказал "да". И, несмотря на шишки и синяки, пираты прекрасно спали. К третьему дню они уже не были готовы вырвать друг другу глотки. Они пели не в такт и вызывали друг друга на прыжки с обрыва. Они начали всерьез исследовать мир. Они еще несколько часов играли в Экси, но после того, как последняя игра полностью отклонилась от правил и превратилась в борцовский поединок, Эрнандес решил, что у них есть и другие занятия. Например, находить пушистые фрукты или камни странной формы и приставать к Нилу с тем и другим, пока он не вскинет руки и не уплывет, надувшись (Мэтт, который подсказал это с помощью ракушки, которую, как он клялся, люди используют для того, чтобы звонить друг другу на расстояние, и обманом заставил Нила приложить ее к уху, не мог перестать смеяться даже после того, как русал ушел). Хотя он сидел у костра, играл в игры, делал ставки и показывал хорошие результаты в разведке и прыжках со скалы, то ли из-за враждебности и упреков одной женщины (и негласного согласия нескольких других, менее милосердных сторон), то ли из-за напряженной ноты в его веселье, Ники всегда оказывался в стороне от группы. Аарон, его особая мишень для орбиты, стал раздражаться из-за того, что его кузен прерывает возможные минуты уединения с Кейтлин, и начал – как в те месяцы, когда они только покинули свою секту вместе с Эндрю, – откровенно игнорировать его. Эрик поддерживал его, или пытался поддерживать, но в какой-то момент его улыбка сошла на нет, и он признался, что не совсем понимает, чего Ники ожидает от каждого. Синяки и порезы от брошенного камня, свалившего его во время бегства из Колумбии, исчезли, но осталась шишка на верхней части черепа, которую пальцы Ники безошибочно находили каждый раз, когда они целовались. К концу третьего дня... Он сказал им, что собирается прогуляться, и ушел, прежде чем кто-либо успел возразить. Впрочем, никто и не протестовал, если не считать обеспокоенного взгляда и вопроса "Ты уверен?" со стороны Эрика, на что он отмахнулся улыбкой и смехом, который звучал лишь слегка натянуто. Он наполовину шел, наполовину бежал трусцой к более скалистой части острова, перебирался через все более крупные камни, спотыкался, расшибал ладонь об острый камень, понимал, что зрение у него не самое лучшее, ненавидел свои неуклюжие ноги, ненавидел пульсацию в руке, ненавидел кровь, быстро запачкавшую рукав, и наконец присел на край низкого уступа, чтобы хорошенько поплакать. Обычно помогало выжимание досуха. Он перестал сдерживаться и выпустил ее наружу, уставившись на море опухшими глазами и тихо шмыгая носом. Он чувствовал себя ненамного лучше. На самом деле, можно было с уверенностью сказать, что он чувствовал себя еще хуже, как выскобленная раковина или изношенная тряпка. К тому же у него болела рука. Из-за сырости гребля в лучшем случае превратилась бы в рутинную работу, а в худшем – в разочарование Эрика, и Ники не был уверен, сможет ли он справиться с любой из этих возможностей. — Что случилось? Ники подпрыгнул, появление Нила у его ног вывело его из состояния самоанализа. Русал выглядел так, словно пожалел о своем вопросе, когда Ники полностью повернулся к нему лицом, и у Ники мелькнула мысль: "Отлично, даже Нил покончил со мной". Он попытался улыбнуться, но понял, что у него ничего не получилось, еще до того, как на лице Нила появилось выражение сожаления. — Ничего, я просто... поранил руку. Это глупости, все заживет, просто... — Он подыскивал подходящее слово, и в результате у него вышло невнятное, пораженное "раздражает". Действительно, ничего страшного. Кровь уже перестала идти. Реально он понимал, что плакал не из-за порезанной ладони, но в тот момент все остальное, что привело его к одинокому сидению на карнизе, было слишком велико, чтобы думать об этом, и он сосредоточился на том, чтобы злиться на себя за то, что позволил дурацкой ране стать тем, что подтолкнуло его к краю. Надавливая на кожу вокруг раны и морщась от пульсирующего вокруг нее зуда, он не сводил своих глупых глаз со своих глупых рук и ждал, что Нил оставит его в покое. Когда до него донеслось: — Они что, вышвырнули тебя? — он был настолько поражен как вопросом, так и его содержанием, что резко вскинул голову. — Что? Нет! Они... — Он сделал паузу. Он задумался. Слезы снова навернулись ему на глаза, и он шмыгнул носом, чтобы сдержать их. — Они бы этого не сделали. — Другие люди так делают, — сказал ему Нил. — На корабле Адмирала я слышал, как это происходит. — Другие... То есть, да, такое бывает, но того, что я сделал, недостаточно, чтобы меня вышвырнули. Я не думаю. Может быть. О, черт, а что если так? Он сильно потер глаза тыльной стороной ладони, но это было бесполезно. Где-то внутри него еще остались слезы, и они настойчиво скатывались по его щекам и носу большими каплями. Он сильно прижал обе ладони к глазам, потому что не мог поверить, что снова плачет, да еще при Ниле, и, черт возьми, он был таким, таким глупым, зачем они вообще его держали рядом? Рука опустилась на его ботинок, но он был слишком занят тем, что пытался не выставить себя полным дураком, чтобы смотреть вниз. — Я не думаю, что они бы выгнали тебя, — сказал ему Нил, и хотя в ушах у него был жар, а мир был далеко, Ники расслышал в его голосе натянутое извинение. По какой-то причине это вызвало у него приступ смеха. — Не знаю, почему бы и нет. Я действительно облажался. — С твоими родителями? Не глядя и презирая тот факт, что кто-то, очевидно, сплетничал об этом с русалом, Ники кивнул. — Ты не видел их целую вечность, — Нил сказал тише. — Почему ты не хочешь, чтобы они знали, что ты делаешь? — Потому что они подумают, что я испорчен наполовину и вовсе не потому, что это было опасно, будут задавать вопросы о том, почему я не воспользовался своими возможностями, чтобы избавиться от большего числа безумных тварей, и возненавидят друзей, которых я завел? Или, знаешь, попытаются мучить одного из них. Еще одного из них, косвенно. Пауза. — Но, — сказал Нил, искренность неловко вертелась у него на языке, а тон был скорее противоречивым, чем успокаивающим, — это была твоя мать. Ники всхлипнул от смеха. — От меня практически отреклись. И это прекрасно, я не хочу больше видеть ни одного из них, но я... я... боги, они говорили, что я был болен, так долго, а потом они убили его, но я думал, что они скучали по мне, знаешь, как я... как я... — Скучал по ним? — ...Да! — Отбросив всякую респектабельность, Ники наклонился вперед, сминаясь, как бумага во время прилива. — Да! Да, как будто я по ним скучал. Нил ничего не сказал на это, но и не убрал руку и не исчез. Он дал Ники время и выплакаться, а в конце подождал, пока тот протрет насморк и покрасневшие глаза, чтобы сказать: — У меня есть что тебе показать. Вновь впав в изнеможение, Ники попытался издать заинтересованный звук. Но не вышло. Нилу было не до этого. Он тянул за сапоги Ники, пока пират не сказал: — Хорошо, хорошо, одну секунду, — и выгрузил из карманов карты и смятые бумаги, снял сапоги и отстегнул кинжал, потому что даже для него было бы слишком глупо представить себе, что русал хочет отвести его куда-нибудь, где не нужно мокнуть. Верный своей идее, Нил отступил назад и вывел его из каменистого мелководья, Ники шел гораздо медленнее по сдвигающимся камням. В конце концов вода поднялась настолько, что он не мог коснуться дна, и тогда Нил изогнулся вокруг него и нетерпеливо поднял бровь, пока тот не понял, что ему предлагают руку, и взял ее со слабым: "Никаких ледяных пещер, верно?" Однако Нил не рванул под воду, как в прошлый раз; он держался на поверхности и просто тащил Ники (гораздо) быстрее, чем тот мог бы самостоятельно двигаться. Если голова Нила исчезала под водой, а Ники улавливал какие-то эхоподобные призывы, то это не имело для него никакого значения. Они находились не на той стороне острова, где можно было увидеть "Лиса", но Ники не мог не искать его. Это был его дом в течение почти четырех лет. И, действительно, это был лучший дом, чем путешествие с родителями. Он подумал, не собирается ли Нил утянуть его в океанские глубины, но пески внизу оставались в поле зрения. В какой-то момент Нил искривил их траекторию, сделав ее параллельной береговой линии, и Ники все оставшееся время недоумевал, куда это они направляются. Похоже, у Нила вошло в привычку водить их за нос без объяснений. Ники оставалось только надеяться, что это останется благими намерениями. Блестящий голубой плавник вспорол воду рядом с ними, и Ники пискнул: — Э-э, Нил? Но это была не акула, привлеченная его кровью и жаждущая большего. Гладкий, резиновый, цвета безоблачного дня над спокойным океаном, дельфин во второй раз вырвался вперед; за ним появилась его зеркальная копия, а за ней – еще одна, миниатюрная, и маленькая стая пошла в ногу с Нилом. В свою очередь, Нил, казалось, совершенно не обратил на них внимания: когда один из них зачирикал, оскалив крошечные зубки в шести футах от ноги Ники, Нил окинул его взглядом, хлестнув хвостом сильнее, чем нужно, и тот отплыл в сторону. Двое других, не теряя времени, подплыли к ним поближе. — Не позволяй им слишком грубо обращаться с тобой, — сказал ему Нил, и это было единственным предупреждением Ники, прежде чем рука, за которую он цеплялся, вывернулась из его хватки, а на ее место плюхнулся синий нос. От испуга он шарахнулся назад, но дельфин упорно продолжал действовать, как спасательный круг, и мягко баюкал и щелкал его, пока тот не ухватился за него. Он мог бы предположить, что это мать с ее ребенком, но, в отличие от Нила, он не говорил на дельфинском. К счастью, дельфин, похоже, не ожидал от него этого, и на самом деле ребенка волновало только то, что кто-то был готов почесать его под подбородком и обратить внимание на акробатические выходки, которыми, как клялся Ники, его мать была сыта по горло. Что касается того, кто представил группы: Нил был то там, то сям, мчался то за зубастым дельфином, то впереди него, искушая (или бросая вызов) его прыжками и переворотами каждую секунду. Нил был быстрее, но не мог прыгнуть так высоко, как его соперник; тем не менее, с точки зрения Ники, постоянно отвлекавшегося на энергичного юношу, он совершенствовался с каждым рывком и делал все возможное, чтобы научиться летать. Натирание штанов, пропитанных морской водой, было серьезной проблемой, но когда Ники, пошатываясь, возвращался к костру той ночью, его ботинки были перекинуты через плечо, а волосы растрепаны, он не мог обратить на это внимания. Изнеможение, наконец, стало приятным. — Ники! — ...Хэммик, где ты был? Почему ты весь мокрый? Эрик мгновенно оказался рядом с ним, его забота была искренней и, впервые за последние дни, обнадеживающей. Ники позволил ему положить руку себе на плечо и обвис в тепле, хихикая так, что пьянее не придумаешь, если бы он выпил пять кружек эля. Сидящие у костра в основном хмурились, а Элисон, казалось, была готова сказать ему что-то или что-то еще, что обязательно должно было быть злым. Рене слабо улыбалась, сидя между Элисон и Жаном, но она почти всегда улыбалась. Он позволил своему взгляду скользнуть по этим двоим и сфокусироваться на Эрике. Он знал, что его улыбка выглядит нелепо, но это волновало его не меньше, чем рана на руке или натертость, вызванная морской водой. — Ты охотился на черепах, как сумасшедший? — спросил Аарон, когда Эрик подвел его к бревну и заставил сесть, блондин нахмурился и, возможно, придвинулся чуть ближе к своему кузену. — Неа, — щебетал он, — я играл с дельфинами. Повинуясь импульсу, он отстранился от Эрика, чтобы обнять Аарона за плечи и взъерошить ему волосы, что чуть не привело парня в бешенство. Кейтлин захлопала в ладоши, когда он завыл о том, что Ники его намочил и к тому же был придурком; когда Кевин велел им прекратить грубость у костра, Ники набросился на него, чтобы сделать то же самое. Кевин издал возмущенный, испуганный вопль. Жан впервые с тех пор, как Ники познакомился с ним, рассмеялся. Он отбросил идею завершить круг с Эндрю как граничащую с самоубийством, но если бы он посмотрел, то мог бы увидеть, что другой Миньярд вполне удовлетворенно наблюдает за ним. (Он не думал о том, что "Смеющийся шакал" был маленьким кораблем незначительной важности, а не адмиральским. Он едва помнил отрывистый комментарий Нила о том, что слышал, как вышвыривают моряков.) (Это была хорошая ночь.)

***

Дэн и Мэтт еще пять раз пытались найти время для себя. Во второй раз в деревьях они едва успели обменяться несколькими медленными поцелуями, как мяч Экси полетел с пляжа, отскочил от дерева и врезался в голову Мэтта. Если это еще не испортило настроения, то мокрый Кевин (он, как и обещал, пытался научить Нила Экси) топал по зарослям в поисках мяча минут десять. На третий раз Дэн дважды и трижды убедилась, что они находятся достаточно глубоко в джунглях и никакие пираты их не найдут. Руки Мэтта обвились вокруг ее талии, ее рот скользил по его груди, и тут дерево, к которому они прислонились, перестало быть навесом и опрокинулось, сбросив их со склона грязного холма прямо на пути Эрнандеса. Он встретил их с некоторым удивлением и спросил, не нужна ли им помощь, чтобы вернуться на пляж. Они встретили его с еще большим удивлением, и Мэтт признался, что после падения у него снова ужасно запульсировала нога, и они, нехотя, приняли его предложение. В четвертый раз они прижались к укромному участку скалы. Оказалось, что в трещинах охотился русал, и в тот момент, когда Дэн успела стянуть с Мэтта рубашку, их обоих окатило волной воды. — Ты, пошевеливайся, — храбро (и разочарованно) огрызнулась Дэн. — Я был здесь первым, — огрызнулся в ответ Нил. — Лучшие крабы прячутся в скалах. Разве вы не можете делать свои дела в другом месте? Дэн была в ярости. Мэтт кашлянул. — Ты ведь знаешь, что такое, э-э, поцелуи, верно? Это свойственно только людям? Это было бы очень прискорбно, может быть, кто-нибудь сможет показать тебе, это очень прия... Нил снова обрызгал их. Они ушли. Пятый раз... Они вернулись на корабль, обошли стороной капитанскую каюту, направились к пустым казармам и, наконец, обрели тишину и покой.

***

В другой день: — Почему ты подстригся? — спросила Элисон у ленивой фигуры из кожи и чешуи, которая регулярно занимала лучший песок на их пляже. — Длинные волосы тебе идут. Люди бы убили за такие красивые волосы. Не только люди, я бы убила за твои волосы. Сейчас все в порядке, но раньше они были до безобразия идеальными. — Это выглядело так, потому что это была, — Нил пошевелил перед ней когтями, голос и лицо оставались невозмутимыми, — магия. Потягиваясь, в ленивой, благоприятной для загара позе, Элисон фыркнула на него. — Отвали, Нил. Правда, отрасти их снова. Он вздохнул, поерзал на месте и сказал, уткнувшись в сгиб локтя: — Не буду. — Почему это? Они лезли тебе в лицо? На ее насмешливый тон Нил пожал плечами. Что означало "да". — Это просто потому, что ты ни черта не смыслишь в уходе за волосами, — сказала она ему. — Дай им отрасти. Я покажу тебе, как правильно заплетать косу. Рот Нила скривился, а нос сморщился. Он перевернулся на спину, поерзал, чтобы сделать удобную выемку в песке, и, сложив руки на животе, расслабился. Элисон хмыкнула. На все это. — Зря, — беззлобно проворчала она, откидываясь назад и погружаясь в дружескую тишину, — ты абсолютно пустая трата красоты. — Хвост в комплекте? — Хвост в том числе, — согласилась она. — С таким лицом, как у тебя, держу пари, большинство простило бы даже запах. Он щелкнул, уклончиво и незаинтересованно.

***

В другую ночь: Ноги в океане, дым во рту, вечер четвертого дня застал Эндрю на уединенной стороне песчаного пляжа, откинувшимся назад и созерцающим небо без единой мысли на лице. Когда ровный звук прилива и отлива сменился шумом и еще одно тело потащилось с мелководья к его ногам, он едва обратил на него внимание. Когда он едва удостоил его взглядом, тело стало увереннее, осмотрело варианты рассадки и, наполовину скользя, наполовину придвигаясь к Эндрю, перевернулось на спину и перекинуло свою человеческую половину через мускулистые бедра. Оно приостановилось. Оно извивалось. Оно перекатилось, задевая колючим плавником ноги Эндрю, и улеглось на живот, положив голову на сложенные руки. Снова пауза. — Удобно? — небрежно спросил Эндрю, не прикладывая ни малейших усилий, чтобы помочь, лениво теребя зубами сигарету. Нил снова вздохнул и, издав недовольный звук, снова начал извиваться. Он повернулся на бок, почувствовал, как кость прижимается к чувствительным жабрам, поморщился и продолжал поворачиваться, пока не вернулся в исходное положение. Еще один звук недовольства, легкий щебет, и Эндрю подумал о том, чтобы отпихнуть его. Но все было не так уж плохо, и в данный момент он не чувствовал необходимости, чтобы Нил отступил. Он на мгновение задумался над отсутствием чувств, ведь его форма отличалась от настоящего отсутствия чувств. Волосы Нила прилипли ко лбу спутанными локонами, вся его грация исчезла, как только его вытащили из воды; грудь, покрытая шрамами, бугристая и лежащая на коленях, поднималась и опускалась в нежном ритме. Эндрю крепко сжал зубами завернутый табак. — Ты – проблема, — сказал он русалу. — Твои ноги – это проблема, — сказал ему русал, как всегда ничего не замечая. В подтверждение своих слов Нил снова заерзал, упираясь твердым плавником в твердую кость ноги, а его хвост перекидывался из воды в песок и швырял и то, и другое, не обращая внимания на людей, которые не любят, когда им отдавливают ноги или набивают песок в рубашку. Насытившись этим, Эндрю рявкнул: — Отойди, — и Нил послушно сел и опрокинулся на свободный участок суши. Потому что, конечно же, он отреагировал сразу; конечно же, он слушал и не задавал вопросов; конечно же, он уловил, что Эндрю обдумывает действия и последствия, и, вместо того чтобы перебивать, наклонил голову и ждал. Морская вода продолжала ласкать их обоих, и Эндрю потребовалось некоторое время, чтобы решить, что последствия могут стоить того, чтобы действовать. Он не стал делать из этого шоу. Он просто погрузился чуть глубже в прилив, чтобы вода была выше его бедер, раздвинул ноги и сказал: — Ну? Иди сюда. Конечно, Нил так и сделал. Он проскользнул между двумя бугристыми коленями... — Нет, — голос был напряжен, Нил замер, Эндрю жестом велел ему перевернуться на живот, с облегчением замолчав, так как плавник был направлен в сторону от чувствительных мест... и устроился рядом с Эндрю, рыжие волосы щекотали его подбородок, а остальная часть тела представляла собой длинную зигзагообразную линию, уходящую в океан. Он уже чувствовал, как его рубашка становится влажной от того места, где лежал Нил. Его шорты были в проигрыше. Его горло непроизвольно сжалось, и он обнаружил, что у него пересохло во рту. Нил что-то промурлыкал из глубины своей груди, вибрация исходила от его горла, и Эндрю перевел взгляд на закат. — Неплохо, — решил Нил и рассеянно похлопал по одному колену. — Полагаю, они в порядке. Эндрю не ответил. Дюйм за дюймом он чувствовал, как Нил расслабляется, прижимаясь к нему. Процесс начался с разжимания пальцев на груди Эндрю и закончился небольшим вздохом, полуприкрытыми глазами и покачиванием хвостового плавника в такт приливу. Больше всего Эндрю чувствовал его дыхание – мягкие взлеты и падения, слишком медленные для человека, но, тем не менее, он старался соответствовать им. Это успокаивало. Это было ужасно, отвратительно мирно – слово, которое Эндрю не понимал, но знал, инстинктивно, как ходьба, что это близко. — Я кое-что обнаружил, — сказал Нил; скорее, пробормотал, его глаза были закрыты, тело обмякло, и прошло, должно быть, минут тридцать, а сигарета давно канула в волны. Полагая, что этого достаточно, Эндрю издал скорее любопытный звук, чем произнес нужное слово. У него болели руки от того, что он держал их обоих в вертикальном положении. Но это далеко не было достаточным поводом, чтобы двигаться. Звука было достаточно, чтобы глаза Нила приоткрылись, и он пошевелился. Эндрю снова сглотнул. Нил сказал: — Это человеческая черта. Не мог бы ты объяснить? Он предпочел бы этого не делать, но позволил себе издать звук согласия, потому что, когда Нил просил о чем-то, отказать ему стоило гораздо больших усилий. Нил снова переместился. — Ты прилипчивый, как пиявка, — сказал ему Эндрю, когда он начал подниматься, опираясь на плечи Эндрю. — Не проходит и дня, чтобы тебе не захотелось посидеть на ком-нибудь или на чем-нибудь. У тебя всегда появляется глупое, жалкое выражение лица, когда эта штука не хочет, чтобы на нее садились. — Это приятно, — сказал Нил в ответ, находясь слишком близко к лицу Эндрю. — Я скучал по этому в клетке. Теперь, когда я могу сделать это снова, я не хочу останавливаться. — Не всегда можно получить то, что хочешь. Нил тихо фыркнул. — Очевидно. Итак, мое открытие? — Хорошо, — сказал Эндрю, не сводя глаз с Нила. Выбор был невелик, учитывая, как близко они находились. — Можно я тебя поцелую? Мгновение. После того, как Эндрю не ответил, Нил повторил свой вопрос. Ничего не изменилось. Перед этим нужно было ответить на несколько вопросов. Эндрю мысленно перебирал их: почему поцелуй, почему сейчас, откуда такой интерес, почему это имеет значение, если это имеет значение, почему он, что Нил думал, что он собирается делать, что Нил представлял, что он будет делать, кто его учил, кто ему сказал, почему они ему сказали, где... — Ладно, — сказал Эндрю, и Нил продолжил. После того, как глаза Нила оказались очень близко и очень голубыми, а рот Эндрю стало покалывать, он сузил ореховые глаза и обвиняюще сказал: — Ты всегда знал, что такое поцелуй. Нил ухмыльнулся, коротко, как змея, мелькнувшая в траве, и наклонился еще раз. Целомудренные поцелуи в губы – вот и все; только чудом носы не столкнулись, и закрытый рот так и остался закрытым, пока Нил не прижался ближе, не скользнул вверх, легко обхватив руками широкие плечи, и Эндрю подумал: Да, определенно. Когда он положил руки на плечи Нила и надавил, пока их позиции не поменялись местами, его встретило замешательство; когда он прикусил нижнюю губу и проглотил последовавшую за этим удивленную ноту, замешательство быстро прошло; когда он сказал Нилу вытянуть руки над головой и ухватиться за песок, если ему нужно за что-то держаться, когда он обследовал ртом его рот, горло и линию челюсти, покрывая язык солью, он был вознагражден выгнутой спиной и высоким гулом удовольствия. Уловив остекленевший взгляд Нила, румянец, пробежавший от щек до груди, быстрое вздымание и опускание ребер и раскрытие-закрытие жабр, он остановился. Вдохнул. Нашел раздражение в приливе из-за его постоянных толчков и притяжений, а затем снова забыл о нем, когда Нил заговорил. — Знал об этом, — задыхающийся голос, снова ставший похожим на человеческий, а слова звучали как песня, — но это не значит, что я это делал. Уродливая, неоспоримо собственническая сторона Эндрю представила себе, что это первый поцелуй Нила. — Я могу сказать, что это так, — сказал он и заставил себя перестать думать об этом. Нил надулся. В его положении это означало, что он вздернул подбородок, обнажил горло и посмотрел на Эндрю из-под полуприкрытых век. Перепончатые пальцы прочертили бороздки на пляже; прилив за несколько секунд засыпал их песком, но выработанный рефлекс, сдержанность, то, что Нил мог легко одолеть его и даже не подумал об этом, то, что Нил брал то, что ему предлагали, не мечтая о большем, вызывали у Эндрю желание отдать ему все. Ему нужно было уйти. Он оттолкнул Нила, который что-то спросил. Не обращая на него внимания, он выбрался из воды – сухой песок липнул и скребся под подошвами – и направился к деревьям. Сбивчивый, неровный голос попросил его остановиться. Он сделал это инстинктивно и почувствовал, как его сердце, второй раз за последний месяц, заколотилось от воспоминаний о тревоге. Он не был создан для того, чтобы так часто испытывать чувства – они разрушали его разум, и то, что он напрягся, чтобы услышать, что сказал Нил, доказывало это. — Не уходи, — говорил Нил, хотя его голос звучал так, словно он сам не верил своим словам. — Я не могу последовать за тобой. Пожалуйста, не уходи. Его мысли были в беспорядке. — Я ненавижу это слово, — ответил он, все еще стоя лицом к деревьям. На короткое мгновение наступившей тишины Эндрю представил себе Нила, пытающегося понять, какое слово он имеет в виду, на какую эмоцию нацелен и на что потратит оставшееся время. Это было приятно и знакомо; это позволило Эндрю на мгновение забыть о том, что он уходит от Нила. Тогда Нил сказал: — Оставайся там, если хочешь. Хорошо везде, где мы все еще можем поговорить, — и невозможно было забыть, какое существо было бы таким идиотом, чтобы требовать этого, минимального контакта и общения. "Ты действительно в отчаянии", — подумал он. Невозможно было сказать, кого из них он имел в виду. Он стоял и смотрел на деревья. Нил не двигался и больше не обращался к нему. Напряжение спало с плеч и груди. Мысли по частям обретали порядок, а всепоглощающее чувство ослабевало, но не желало уходить. Как камень в ботинке, оно требовало внимания, не мешая ничему, и, как и его источник, совершенно не давало покоя. Его губы потрескались от соленой воды, в горле пересохло в гораздо более буквальном смысле, чем раньше. Нил продолжал ждать, очевидно – честно – глупо – правдиво желая лишь одного присутствия Эндрю. В конце концов он повернулся. Нил тут же приподнялся на локтях, устремив острый, но не полный надежды взгляд в сторону Эндрю. Нил прятал надежду, как прячут себя параноики, жадно и с наслаждением, как только ему казалось, что за ним никто не наблюдает (а фокус заключался в том, что ему всегда казалось, что за ним кто-то наблюдает). Эндрю снова сосредоточился на горизонте. Он направился обратно к побережью. Он сел так, что волны лизали его ноги, а русал перед ним казался красной, покрытой шрамами линией. — Когда мне нужно пространство, — сказал он, — это не обсуждается. — Хорошо, — сказал Нил. Эндрю проверил тон. По-прежнему никакой надежды. — Я не могу исправить мир, и я не стану начинать крестовый поход за таких, как ты. — Я знаю. Никакой надежды. — Что бы ты ни искал, ты не найдешь этого у меня. — Как бы то ни было, я закончил поиски. Никакой надежды. Слащаво, и до ужаса, бесспорно, искренне. Эндрю сжал челюсти до боли в зубах и опустил глаза на Нила. Нил, конечно же, оглянулся. — Что ты надеешься получить? Медленно, внимательно прислушиваясь к каждой судороге тела Эндрю (их не было), он вытащил себя из моря. Когда он остановился, его жабры напряженно работали, вытягивая кислород из ласкового прилива, и он лег рядом с Эндрю, не касаясь, на живот, отвернув голову. Эндрю наблюдал за ним. Он недолго наблюдал за происходящим, прежде чем протянул руки к волосам Нила, и пальцы исчезли в рыжих волосах. Когда он начал отстраняться, перепончатая рука поднялась, чтобы поймать его, и кончики их пальцев переплелись. — Этого достаточно, — тихо и уверенно сказал Нил. Эндрю не ответил, но и не отстранился.

***

Кевин пытался научить Нила Экси. Ракетку модифицировали, сделав ее удобной для игры в воде, но Нил счел ракетку громоздкой и двигался слишком быстро, чтобы кто-нибудь мог его заблокировать. Существовала также немаловажная проблема, заключавшаяся в невозможности поставить ему подножку. Нил не только осознал свои преимущества, но и использовал их в полной мере. Пока все остальные задыхались, он выскочил, чтобы ухмыльнуться, издать свист-щелчок, что прозвучало подозрительно похоже на оскорбление, и спросить: — Подождите, это все? После того как Нил заставил его бегать туда-сюда по "площадке", не дав Кевину набрать ни одного очка, Кевин поддался на уговоры остальных и просто бросился на русала. В отличие от остальных, он точно рассчитал время своего прыжка и сумел поймать Нила за талию. Удивленный, Нил кувыркался как сумасшедший, – Кевин удержался, решив что-то доказать, – и поплыл петлями, достаточно тугими, чтобы у любого закружилась голова. Кевин отказывался отпускать его. В конце концов Нил выбрался на берег, безрезультатно дергая Кевина за руки и голову, пыхтя и отдуваясь из-за того, что теперь ему подсадили пиявку, затих. Когда он опустил взгляд, то увидел самодовольную улыбку Кевина в ответ. Нил фыркнул и отвернулся. Кевин отстранился, сказал ему: — Хорошая игра, — и — Хорошая попытка, — и — ...дерьмо...! Когда Нил выбил ноги Кевина из-под него и отправил его в плавающую кучу водорослей, он захихикал. Стоя в море, Элисон взглянула на Эндрю, который наблюдал за происходящим с берега. Она думала о каждом случае, когда остальные хотя бы намекали на причинение вреда Кевину (борцовские поединки на корте, очевидно, не в счет, но бешеная пробежка Нила избавила их от этого), и о том, как быстро Эндрю реагировал. Даже когда Кевин, проклиная Нила, с трудом поднялся на ноги, только для того, чтобы их снова выбили из-под него, Эндрю и глазом не моргнул. На его лице не было ничего похожего на улыбку, но когда Элисон оглянулась на Рене, чтобы убедиться, что она тоже это видит, выражение лица Рене смягчилось настолько, что Эндрю с таким же успехом мог бы улыбаться, как Король. Было отвратительно, насколько сильно она верила в этого маленького монстра. Несколькими ночами ранее она сказала, что Нил был одним из лучших, что с ним случалось. Но потом Элисон по-настоящему задумалась о том, как Эндрю наблюдал за Нилом, как убрал громоздкий недостаток, который должен был вызывать рыбий хвост, и почувствовала легкое подозрение. Как только все расслабились, как и положено в любом отпуске, пришло время отправляться в путь. Они попрощались с Эрнандесом (он подтвердил, что за ним прибудет корабль и у него есть достаточно припасов; он с энтузиазмом погрузился в изучение деревьев, они не настаивали), собрали вещи и поплелись обратно на корабль. Пока их не было, Капитан перетянул такелаж и затянул ослабленный парус так, как только мог. Дэн подумала, не раздражен ли он тем, что никто из них не помог, но потом она услышала, как он насвистывает себе под нос, обдумывая их новый маршрут в Трою, и поняла, что дело вовсе не в этом. Кроме счастливого Капитана, единственным плюсом стало новое пари, ставшее поводом для сплетен. Попытки уловить и записать, когда Эндрю Миньярд уходил к Нилу, отвлекли экипаж от послеотпускной депрессии всего на три дня, после чего они поняли, что Эндрю нисколько не скрывает своего безделья, чтобы поболтать с Нилом, и что всякий раз, когда они виделись, они либо существовали в молчании, либо раздраженно, язвительно комментировали друг друга. Они едва ли были похожи на друзей. Нил не переставал приставать к Эндрю, а Эндрю попеременно то игнорировал, то высмеивал его. Новобранцы перестали наблюдать за происходящим на третий день. Старшие участники, более мудрые в отношении того, как Эндрю на самом деле игнорировал людей, поддерживали игру. (Эндрю знал обо всем этом, о ставках и прогрессе, от Ники.) (Если они думали, что он явно отлынивает от работы, подумал он, то они были глупее, чем он мог себе представить. Он ничуть не изменил своего поведения.) (Ну.) (Иногда ночами он пускал дым в изумленное лицо Нила, иногда целовал его, а иногда представлял, что нужно сделать, чтобы Нил развалился на части, но это было скорее естественным развитием событий, чем изменением.)

***

На третий день оставшегося месяца путешествия в Трою их обнаружил еще один наемный корабль. Это был большой, темно-деревянный бриг, и он прорывался через волны бурного моря, чтобы следовать за ними, как акула, унюхавшая кровь. Раздосадованные, пираты лишились своего ночного отдыха и опередили его. К счастью, после этого их никто не беспокоил. Если не считать двух штормов, которые были легко предсказаны и преодолены, их плавание было в целом прекрасным. — Может быть, это случай "кораблей в ночи"? — рассуждала Дэн, пока Рене перелистывала карты, перемалывая рыбьи кости и разбрасывая грязь во все стороны, чтобы в очередной раз убедиться, что поблизости нет ни одного живого существа крупнее морской форели. — Ну, знаешь. Проходя мимо без внимания. И твоя земля... высохла, вот почему она ничего не улавливает. Склонив голову, Рене пробормотала, что да, возможно, так оно и есть. Выслеживать без определенной цели было трудно. Может быть, у нее не было нужных материалов. В любом случае, они скоро доберутся до места назначения. По кораблю поползли слухи об их изоляции. Ходили слухи о возможном проклятии, о чудовище, живущем неподалеку, и о множестве других, надуманных страхов. Ники решил взять дело в свои руки и, увидев красные чешуйки, извивающиеся вблизи корабля, он сложил ладони рупором у рта и закричал: — Эй, Нил! Как по команде, русал высунул голову из воды. — Видишь каких-нибудь дельфинов? — Нет, — крикнул в ответ Нил, — и они не захотели бы играть с людьми, если бы я это сделал. Услышав это, он испытал легкое разочарование, но у него была другая причина для вопроса. — А как насчет чего-нибудь еще? — настаивал он и посмотрел на Жана, который присоединился к нему у перил. — Какие-нибудь... киты? Большие черепахи? Э-э, — Нил наклонил голову, его хмурый взгляд говорил о том, что он не был уверен, к чему клонит Ники. — Что-нибудь... сопоставимое с нашими размерами, может быть, или... — Что-нибудь достаточно крупное, чтобы ты не захотел это съесть? — добавил Жан, пытаясь помочь, а также успокоить растущие нервы Ники. — О. — Нил нырнул под воду, как будто хотел убедиться сам, и быстро появился снова, нахмурившись еще сильнее. — Нет. Если подумать, то не в течение последних шести дней. Ники облокотился на перила и, вывернув шею, бросил обеспокоенный взгляд на Эрика и Кейтлин, которые слонялись у мачты. — Я полагал, что что-то не так. Рыба необычайно беспокойная, — признался Нил. — Я мог бы проверить периметр? — Не беспокойся, — сказал ему Жан и оттолкнулся от перил, чтобы найти Рене. Но с этим ничего нельзя было поделать, потому что просто ничего не происходило. Это не было плохим предзнаменованием, и вообще ничего плохого, если не обращать внимания на то, что вода должна была быть полна жизни. Не было абсолютно никаких причин для исчезновения людей или более крупных существ, и поэтому "Лиса" ничто не беспокоило. Это было похоже на несбывшееся желание – как будто они коллективно надеялись, что наемники не будут их так сильно беспокоить, а высшие силы решили уничтожить все, что могло бы доставить им неприятности. Тем не менее, они поменяли флаг на синий, приготовили документы и продолжили свой путь под видом исследователей. Только прибыв на окраину Трои, они смогли выяснить, что стало причиной исчезновения половины из них. Стены Трои, величественные, как всегда было и предсказано, резко возвышались за берегом, их двери были заперты, а башни увенчаны бегущими шеренгами темно-красно-золотых муравьев с арбалетами. С ее вершин гордо развевались флаги, а ее жителей не было видно нигде за ее пределами. Редко когда Троя выглядела настолько готовой к военным действиям; никогда, за многие века, война не подходила к ее порогу. Но тогда корабли, выстроившиеся в бухте, и мужчины и женщины в черно-красной форме в палатках за стенами не предвещали войны. Защитные траншеи, вырытые деревянными пиками напротив города, дозоры вдоль стен, баррикада на море – все это указывало на одно. Троя отнюдь не была большим королевством: она выступала за независимость, а не за территорию, и не попадала в поле зрения Короля прежде всего из-за полного отсутствия ощутимой угрозы правлению Его Величества. У королевской семьи не было причин объявлять официальную войну. Один город – и Троянское царство рассыплется. Это была осада. Именно поэтому они не столкнулись ни с военными кораблями, ни с проходящими мимо торговцами. Это было совершенно не в их компетенции. После предупредительного сигнала кораблей Его Величества пираты столпились на палубах. У тех, кто работал на линиях или занимался уборкой, руки замерли вокруг инструментов, когда "Лис" приблизился к темной линии сильно укрепленных кораблей блокады. Они были не настолько близки, чтобы их можно было обогнать, но находились в пределах видимости. Капитан вышел из своей каюты с подзорной трубой приставленной к его широким бровям, его фрак развевался на ветру, когда он стоял, молча, на носу корабля. Позади него по палубе пробежала нервная рябь. — Что им могло понадобиться от Трои? — пробормотал кто-то: — Здесь было мирно на протяжении веков. — Король жаждет власти, — предположил другой. — Я слышал, что он засаливает и сжигает все деревни, которые не хотят подчиняться Короне. — Этот город не падет. У них есть запасы, которых хватит на годы. Ему следовало бы выбрать более легкую цель. — Может быть, он сошел с ума от горя по своему брату. — Я в этом сомневаюсь, — сказал Кевин. Услышав его низкий тон, никто не стал спорить. Аарон повернулся, чтобы узнать мнение брата обо всем этом, но Эндрю стоял у противоположных перил, согнувшись почти вдвое, чтобы смотреть вниз на воду. Постоянное отвлечение внимания даже в такой момент заставило Аарона скрипнуть зубами, но он без комментариев перешел на сторону Кейтлин. Дэн, под локтем у Ваймака, обхватив рукоять меча, заметила: — Если мы хотим затаиться, Капитан, не думаю, что Троя – лучший вариант. Нам нужно уходить, пока они не узнали название нашего корабля. Мрачный Ваймак кивнул и закрыл подзорную трубу. Он свистнул, чтобы привлечь внимание команды, и приказал им развернуть "Лиса". Пираты вернулись на свои места, но их взгляды продолжали устремляться на красную линию, окружавшую Трою. Сзади, с побелевшим от страха лицом, Жан схватил Кевина за руку и прошипел: — Мы уходим? Вот так просто? — Чего ты от нас ждешь, Жан? — Я в долгу перед ним. Я отплачу ему тем же. — Пока он находится за этими стенами, он в безопасности. — Ты знаешь, что это неправда. Кевин, сжав губы в белую линию, не смог ответить. Прежде чем Жан успел вставить еще одно слово, Эндрю встал между ними; холодный, ровный взгляд на Жана заставил того ослабить смертельную хватку на руке Кевина и отступить, хотя выглядел он от этого не менее взволнованным и беспокойным. Холодный взгляд перешел на Кевина, и Эндрю жестом приказал ему следовать за собой. Он проворчал, что ему нужно заняться настройкой парусов, но все же пошел, следуя за Эндрю к перилам. Дойдя до них, оба перегнулись через край, и на мгновение между ними воцарилось молчание. — Что мы ищем? — потребовал Кевин, его собственное беспокойство по поводу того, что он находится так близко к полному военно-морскому флоту, наконец, подстегнуло его. — Мы теряем время, глядя в пустоту. Это был Нил? Эндрю, нахмурившись, ничего не ответил. — Его там нет, Эндрю. — Он пытался предупредить, — резко ответил Эндрю. — На Морзе – это было слишком быстро, и частично кодом. Они оба знали, что у Кевина гораздо больше практики в языке, на котором общаются между собой корабли, а также здоровая доза военно-морского кода, который, вероятно, Нилу пришлось выучить, но для Эндрю было странно спрашивать, и еще более странно: — Нил знает Морзе? — Он уже давно смирился с тем, что Нил умнее, если не умнее среднестатистического человека, но знание Морзе означало, что он активно уделял внимание и работал над расшифровкой языка, который ему, возможно, и не нужен. С другой стороны, он провел неизвестно сколько времени на борту военного корабля. Жаль, что Кевин был не из тех, кто отказывается от своих комментариев. Эндрю хмыкнул, бессловесный эквивалент "очевидно", и оттолкнулся от перил, при этом линия его плеч стала еще более напряженной, чем обычно. Поскольку внимание было приковано к Трое, а "Лис" далеко не представлял угрозы, им следовало уходить без преследования. Недовольный и упрямый в своем мнении Жан отказался помогать им в развороте, но у них было достаточно лишних рук, чтобы Дэн не слишком на него давила. — Капитан! — крикнул Ники из гнезда. Поднявшись на половину такелажа грот-мачты, Дэн вздрогнула, предчувствуя неминуемый ужас. Внизу Капитан Ваймак смотрел вверх, крепко обхватив руками штурвал корабля. Их наблюдатель продолжал: — Сзади приближаются! Экипаж из шести или семи человек, не больше. Она быстрая, сэр! Уйти без конфликта было бы слишком просто. — Мы – исследователи в долгосрочном путешествии, — напомнил Капитан, повысив голос. — Мы работаем на северян. Мы надеялись остановиться в Трое для ремонта после сильного шторма, но это было до того, как мы узнали об осаде. И они бы ушли без споров. Даже Корона не смогла бы придраться к этому. Они не медлили с отступлением, но и не бросили все силы на побег. Покрытый рунами резервуар Нила был спрятан под мешками с порохом и брезентом, пушки разгружены, ружья разобраны, материалы и бумаги Рене спрятаны в неприметных ящиках и полупустых бочках из-под рыбы. Учитывая их отказ сворачивать паруса, у них было достаточно времени, чтобы успеть спрятать все самое необходимое до того, как королевское судно потребует остановки. Как сообщил Ники, судно было быстроходным и небольшим: с одним широким прямоугольником паруса, узким и длинным корпусом, команда из шести-семи человек подбадривала его тремя двумя рядами тяжелых весел. Ее Капитан, женщина со знаками отличия королевского Коммодора на черном плаще, взошла на борт с большого настила, который моряки перекинули со своей палубы на палубу "Лиса". — У вашего корабля необычное название, Капитан Ваймак, — призналась Коммодор с улыбкой, которую даже слепой не назвал бы доброй. — В целом, в сочетании с ее маркой, ваша команда соответствует печально известным пиратам, потопившим "Ворона". — Хотите посмотреть наши документы? — ответил Капитан, напрягшись от того, что, надеялась Коммодор, можно было бы назвать обидой на намек о том, что его экипаж – пираты. Ваймак презирал Корону, но он умел выбирать свои сражения. Именно это сделало его Капитаном и не позволило их разношерстной команде утонуть. — Уверяю вас, мы не негодяи. — Считайте меня уверенной, — ответила она после долгой паузы, обводя взглядом собравшихся на палубе. Несколько пиратов вздрогнули – взгляд ее был не что иное, как топор палача, сверкающий в тусклом утреннем свете. — Но вы не возражаете, если я осмотрюсь? Просто на всякий случай. Рот Капитана дернулся, но он кивнул и отвел руку назад по широкой дуге. — Конечно. Не торопитесь. Она двигалась по кораблю одна, ее темно-красный плащ волочился по полам и делал ее тень более тяжелой, чем следовало бы. Закончив с трюмом и оружейной, она вальсирующей походкой вернулась на палубу и задумчиво посмотрела на капитанскую каюту. К тому времени все пираты уже собрались где-то на палубе, напряженно сгрудившись вокруг бочек или обмотанных столбов. Капитан прочистил горло, засунув руки под подмышки. — Коммодор... — Лола, — сказала она, ее голос был как нож. — Я предпочитаю Лола. Ваймак подождал, пока она закончит, но в остальном отказался признать, что его прервали и продолжил: — Если вы хотите увидеть какие-либо бумаги, я принесу их, но мне нравится сохранять конфиденциальность, когда это возможно. Корабли многого не позволяют. — Нет, они этого не делают. Почти нет места, чтобы долго что-то прятать. — Затем она хмыкнула и засвистела, высоко и пронзительно. Ее люди, все еще находившиеся на борту своего судна, не пошевелились. Пираты напряглись, их руки замерли на мечах и кинжалах, глаза бегали по сторонам или ошеломленно смотрели на незваного гостя. Затем она спросила, не сводя убийственных глаз с Ваймака. — Давайте поболтаем, как капитан с капитаном. Дэвид или Дейв? Дэн скомандовала: — К оружию! — а Мэтт и Эрик бросились выбивать доску. Зазвенела сталь, и пираты сомкнули круг вокруг Коммодора, на лице которой была ленивая улыбка, а в руке – только нож. Капитан поднял руку, чтобы они придержали ее, прежде чем наброситься на нее, а другой обхватил рукоять своего меча. Что-то было не так. Что-то было странно. Какой Коммодор ходит один по пиратскому кораблю? Какой Коммодор вооружен только ножом? — Мы не хотим драки, — сказал ей Ваймак. Она рассмеялась. Оказалось, что ни один Коммодор не был вооружен только ножом. "Лис" покачнулся, сбоку донесся ужасный грохочущий звук – а затем дерево заскрипело, застонало, прогнулось и треснуло под тяжестью толстого бледного щупальца, конечность тяжело изогнулась поперек носа корабля. — Мне нравится Дэйви, — промурлыкала она. — И тебе уже поздно говорить, что ты не хочешь драться. Ты убил брата Короля. Ты должен понимать, что это не то, к чему мы можем относиться легкомысленно. Еще два щупальца поднялись и задушили заднюю часть корабля, крыша казармы рассыпалась, как папиросная бумага. Корабль снова качнуло, но Лола снова свистнула, высоко и коротко, и "Лис" застонал под напором, но устоял. Ощущение было неестественным: казалось, что корабль держится или прикручен болтами, что обычные колебания моря скрадываются огромным зверем, свернувшимся вокруг него. Кракен, прошептал кто-то, или подумал достаточно громко, чтобы все могли представить, что слышат это. Невозможно, и невозможно неоспоримо. Кракен под управлением человека? Он мог бы потопить весь флот, если бы захотел. Но оно не хотело этого. Оно хотело "Лиса", и только Лола, улыбаясь и хихикая, сдерживала его. Она махнула на них рукой, как на игрушек, и вся ее серьезность испарилась. — Выражения ваших лиц бесценны. Жаль, что у меня нет художника, чтобы запечатлеть их. К сожалению, у нас плотный график; Адмирал хотел бы встретиться с вами, прежде чем мы отправим вас в столицу на повешение. — О, не утруждай себя спорами. Но если ты не будешь сотрудничать, то утонешь вместе со своим прославленным парусником. — Не вижу особой разницы между смертью сейчас и смертью потом, — ответил Капитан, его голос окрасился гневом, а глаза были устремлены на ближайшее к ним щупальце. — У тебя будет суд, честный и справедливый, — Лола ответила, все еще ликуя. — Кто знает? Ты не выйдешь, малыш Дейви, но, может быть, кто-то из твоего экипажа сможет. Ты собираешься обречь их на смерть здесь? Он заколебался. Она снова рассмеялась. — Предсказуемо. Что за Капитан, который не может принять сложное решение? Наконец, ее люди поднялись на борт корабля с цепями в руках и презрением на лицах. Капитан не сдвинулся с места. “Нет" было произнесено шепотом, или шипением, или рычанием – Жан и Кевин, в частности, отшатнулись, последний даже крикнул: — Ваймак, ты не можешь! Ты обещал! — Кевин Дэй... Не так ли? — Лола наклонила голову и притворилась, что щурится на него, кончиком ножа постукивая по подбородку. — У тебя больше шансов попасть на каторгу, а не на виселицу. Не понимаю, почему ты жалуешься. Мужчина попытался наложить руки на Кевина и обнаружил, что держит в охапке низкорослое, светловолосое, свирепое животное. Мужчина упал, захлебываясь кровью, и его товарищи попятились – Лола, однако, шагнула вперед, ее лицо оживилось, а глаза заплясали. Это была жестокая, стремительная схватка. Никто не уступал, и команда растворилась в хаосе вокруг них. Все закончилось тем, что Кейтлин, хотя и закованная в кандалы, толкнула одного человека в щупальце, и прикрепленное к нему чудовище задрожало. "Лис" дернулся, доска загрохотала, и Лола нашла в себе силы снова свистнуть. На ее плече зияла глубокая рана, темный мундир блестел; Эндрю, по сравнению с ней, предпочитал правую сторону, его левый бок был таким же красным, как ее плащ. Еще одно щупальце скользнуло по палубе, скрип корабля усилился в тревоге, когда он начал медленно погружаться в море. Срывающимся голосом Ваймак призвал к порядку. Сглотнув, он снова призвал к порядку, с гораздо большей уверенностью и замирающим чувством ужасающего дежавю. Половина экипажа так и сделала; другая половина, за исключением двоих, продолжала драться и кричать до тех пор, пока перила не раскололись и часть палубы не обрушилась, и они не заметили, как быстро поднялся уровень воды, чтобы захлестнуть их. Если бы кракен не сожрал их, то в водовороте, который следует за затоплением корабля, они бы утонули. Скорее всего, кракен съел бы их, если бы они не утонули. Суд, хотя и глупо надеяться, вдруг стал намного предпочтительнее. Пока она удерживала его внимание своим ножом, трое людей Лолы повалили Эндрю на землю. Не помогло Коммодору и то, что Кевин присоединился к драке, отбиваясь от матросов, прежде чем они успели вмешаться, с целеустремленностью, порожденной абсолютным страхом. Ключом к разгадке стал один матрос: Эндрю заметил его, и его внимание ослабло на одну критическую секунду, а Лола воспользовалась этой возможностью, чтобы ударить его головой о стойку мачты и впечатать колено в спину. Три мускулистых гребца против одного плохо экипированного пирата лишили его точки опоры, и Кевин потерял устойчивость и так же рухнул на палубу. Когда эти двое пали, все пираты "Лиса" были закованы в железные кандалы. Воспользовавшись моментом, чтобы отдышаться, Лола оскалила все свои зубы тому, кто доставлял ей больше всего хлопот. — Если бы в тебе была хоть унция уважения, я бы предложила тебе место в нашем флоте. А так я надеюсь, что у меня будет возможность содрать с тебя шкуру живьем. Эндрю не удостоил ее ответом, кривой разрез его рта обещал крайнюю жестокость при первом же неверном шаге. (Он не смотрел в сторону Дрейка.) (Дрейк не смотрел на него, пока не заметил его лицо без попыток его побить, и близнецов в сочетании с фамильярностью.) (Под пристальным взглядом Коммодора – важное отличие – Дрейк ничего не сделал, только принял к сведению.) Доска была закреплена между пиратским кораблем и королевским судном, ее плоскость была более ровной благодаря помощи кракена. Они выстроились вдоль прохода в одну длинную линию, цепи сковали их вместе, оружие было снято. Через пять минут оглушительный треск! заставил всех повернуть головы. Кто-то протестовал, слабо и бессильно; другой подавился глотком и всхлипнул; еще одна, с беспорядком на голове и перевернутой банданой, встала, проклинала и орала на них, но она не могла уйти далеко, привязанная к остальным, и люди Лолы заставили ее сесть, угрожая мечами и угрозами жизни ее товарищей. У Капитана выбился тяжелый вздох. Он, как и несколько других, заставил себя смотреть. "Лис" складывался в хватке кракена. Его мачты столкнулись друг с другом и вызвали бушующие волны, когда они наклонились в море. Корабль, который они называли домом, исчез намного раньше своего времени с мучительным воплем, а не шепотом. Его экипаж наблюдал, их груди опустели вместе с ним. — Я бы позволила вам утонуть вместе с ним, — радостно сообщила им Лола, — но убийцы Рико, утонувшие с таким печальным позором, были бы плохой историей. Общественность хочет доказательств того, что Король может управлять своими водами. Вам всем придется стать такими. — Суд, — сказал Ваймак, но в его тоне не было ни надежды, ни отчаяния, — по закону. Без закона это было бы не королевство. — Суд состоится, — заверила его Лола, не звуча ни капли уверенной. — Как иначе можно представить обществу доказательства? Но, о, я надеюсь, что Адмирал решит, что Королю не нужны все из вас. Королевское судно раскачивалось от толчков "Лиса", и многие не могли смотреть в глаза никому другому. К тому времени, когда они достигли линии блокады и беспрепятственно пересекли ее, море позади них разгладилось до живописного стекла. Они достигли "Десницы Короны" в мгновение ока: ее темное дерево и красные паруса были так же безразличны к их появлению, как море – к исчезновению "Лиса". "Ворон" был жемчужиной королевского мастерства и одиночной силы, но, в конце концов, это был всего лишь один корабль. Командуя основной частью флота Его Величества, корабль Адмирала казался более великим, чем мог надеяться Рико. "Десница Короны" стояла в центре чернеющего флота, и, когда их проводили на палубу, стало ясно, что ее команда превосходит команду Рико в разы. Например, им не хватало единообразия, как у Рико. Они могли приспособиться к любой работе и были готовы подменить своего товарища, если тот отстанет. Больше всего они были преданы друг другу, и это качество было очевидно в их взглядах и переглядываниях, локти упирались в бока, а рты лениво растягивались в улыбках, даже когда среди них появлялись заключенные. Это было совсем не то, чего можно было ожидать от верхушки флота, славящегося отсутствием индивидуальности и свободы воли. Люди Лолы, выгруженные на палубу рядом с пиратами, соответствовали ожиданиям своими прямыми линиями и прямолинейным взглядом. — Двадцать... Это даже больше, чем ожидалось. — Один мужчина одобрительно присвистнул, его волосы были зачесаны назад. — Опять это сделала, а, Лола? Она усмехнулась в ответ, как всегда остро, как нож. — Я выполняю свою работу. Позовите Адмирала, ладно? — Уверен, он знает. Но что это? Ты выглядишь немного бледноватой. Ее улыбка стала шире. Она перевязала рану на плече, но не более того: белая марля была уже насквозь пропитана красным. Напротив, веки Эндрю опустились, голова невольно склонилась, кровь стекала по его левой ноге. — Просто немного повеселилась, — сказала она. Причина, по которой экипаж "Десницы Короны" так сильно отклонился от нормы, стала очевидной, как только Капитан вышел из своей каюты. Непринужденная атмосфера вмиг исчезла, все члены экипажа были начеку. Коренастый, широколицый, с глазами, похожими на спокойное море, в котором притаился кракен, Адмирал сначала оглядел своих пленников, затем команду и, наконец, Лолу. Он махнул рукой, чтобы его команда расслабилась, и они немедленно расслабились. Его улыбка превратила его лицо в нечто худшее, чем нож или меч; это было обещание и гарантия, и оно никогда не солгало бы. Нескольких пиратов поразило сходство между рыжими волосами, мощной челюстью и глазами. Он был похож на существо из другого мира. Более того, он был похож на Нила. Но потом Адмирал так улыбнулся им, и сходство исчезло. — Лола, — сказал он голосом, в котором не было ни сомнений, ни гордости, ни заблуждений, — здесь двадцать. Ты превзошла себя. — Это плохо, Адмирал? — протянула она, выставив вперед одно бедро и положив руку на другое. — Нам не нужно двадцать, — ответил он. — Ичиро просил тринадцать, плюс предатель. Ты же знаешь, как я отношусь к мертвому грузу. Глаза расширились. Они не принадлежали ни к одному из тех, кто был одет в черную униформу. Лола понимающе хмыкнула и оглянулась через плечо на своих пленников. Она вполне резонно спросила: — Кто из вас убил принца? Ни один пират не ответил. — Поторопитесь, — пробормотала она. — Или я выберу шестерых, которые проведут путешествие, привязанные к парусам корабля. — Я не делала этого. — Из середины группы слова Шины вырвались с трудом. — Я не делала, и... и... он не делал, и она не делала, и... — Прекрати. Ты не знаешь, что делаешь, дура, — негромко прорычал Жан. Шина не обратила на него внимания. Она перечисляла имена тех, кого завербовали в южном порту, и закончила тем, что ее глаза с сузившимися от страха зрачками метались между глазами Лолы и Адмирала. Она продолжала утверждать, что никто из них не причастен к убийству принца, что они не знали об этом, когда подписывались, что они невиновны, что другие им не сказали. Джек поддержал ее, и Альма тоже, заикаясь, произнесла несколько слов в знак согласия. Адмирал прервал их словами: — Я ценю, что вы сэкономили мне время. Честность – хорошее качество, которым нужно обладать. — Шина сглотнула, затем испустила дрожащий, прерывистый вздох, и в ее лице промелькнула надежда. Он продолжил: — Но больше, чем я люблю честность, я презираю предателей. Потопите мертвый груз, приведите Капитана в мою каюту, а остальных заприте в камерах. Ромеро, позаботься о том, чтобы оповестить флот: четверть отплывет с нами утром. Мы возвращаемся домой, мальчики и девочки. Он ушел под хор голосов "да, сэр" и "рад слышать, сэр", и экипаж сразу же приступил к выполнению своих задач. Новобранцы уже не были новичками в команде "Лиса". Почти восемь месяцев они вместе охотились, вместе исследовали, вместе жили. Пираты "Лиса", как правило, своих не бросали; когда матросы тянулись освободить их от цепей, все они дрались так, словно на кону стояла их жизнь. Не имело значения, как они сражались. Они были скованы кандалами и численностью. Не имело значения, как они кричали. Моряки не боялись затыкать им рот кулаками или рукоятками. Это не имело значения. Пятерых оттащили от их линии, более тяжелое железо защелкнулось у них на лодыжках, а руки скрутили за спиной – когда пришло время для шестой, Рене выпалила: — Она лжет. Я – Лили. Не она. И тут же протесты пиратов переросли в еще большую неразбериху: один перекрикивал требование другого: "Рене, не смей, черт возьми!" И только трое хранили молчание: трое с побелевшими лицами пристально смотрели на нее, а один наблюдал за ней краем глаза, забыв о своей усталости. Матросам было все равно, кто из них Рене, а кто Лили. Рене охотно пошла, когда ее оттащили от линии, и это было достаточным основанием для того, чтобы надеть на нее оковы и расположить у перил. — У тебя есть план, — то ли требовала, то ли умоляла Элисон, побледнев и вытаращив глаза. Лили рядом с ней задрожала, ее губы складывались в невысказанные слова. — Рене, — умолял или оплакивал Жан, покорность, с которой он долго боролся, заглушала все остальное. Лола посмеялась над ней и над ним и лично толкнула Рене.

***

"Там кракен", пытался он предупредить их. Он узнал днище одного из кораблей и окраску остальных. Он не мог обрести свой голос; он пропал. Как и должно быть, инстинкт подсказывал ему. Он уже бывал на этих кораблях раньше. Он не мог и не хотел возвращаться. "Спускайся", пытался он умолять Эндрю, единственного, кто обращал на него внимание, единственного, кто всегда обращал. Он щелкал, моргал и постукивал по воде. "Покинь корабль. Я вытащу тебя в безопасное место. Я вытащу вас всех в безопасное место". Поскольку Эндрю продолжал пристально смотреть на него – он постучал снова "сбавь скорость", Нил чуть не зарыдал от разочарования. Все это внезапно обрело совершенный смысл: люди держали его здесь, и из-за боли и неутолимого голода он очистил территорию от более крупной пищи. Если оно найдет Нила, то может просто съесть и его тоже. Как он мог подчеркнуть срочность? Он попробовал то, что видел на своем первом корабле, – быстрые удары, которые экономили время. Время. У них не было времени. "Там кракен!" Он кричал, не подбирая нужных слов, горло сдавило до предела. И тут он почувствовал: из глубины вынырнуло существо, слишком крупное для того, чтобы чувствовать себя комфортно, и само течение затормозилось из-за его массы. Он пригнул голову и уловил его дрожащие крики, слишком высокие для человека. Он не был виноват в том, что попал в руки человека; ему было больно, невероятно больно, и он знал, что если сделает все, что ему скажут, то боль утихнет. Нил не испытывал к нему жалости. Испытывая боль, он съел бы его. Выполняя приказ людей, он съел бы его семью. Он даже не мог утешиться иллюзией: эти люди не стали бы тратить время кракена впустую. Если бы до него добрались, у его команды не было бы ни единого шанса. Он рывком вынырнул на поверхность, но Эндрю уже исчез. "Не уходи", подумал он и поперхнулся. "Я не могу снова остаться один. Пожалуйста". Эндрю ненавидел это слово, но Эндрю там не было. Он скорее умрет, чем покинет их, но что, если люди не дадут кракену съесть его? Что, если они снова поместят его в ящик? Что, если они решат не вешать его на просушку, а оставить гнить в темноте? Что, если они не дадут ему ни кубиков, ни карт, ни разу не постучат по стеклу, и будут кормить его только так, чтобы его желудок был всем, чем он мог думать? Что если, что если, что если. Эндрю исчез. Кракен приближался рывками и с приглушенными криками. Что, если они сделают с ним то же, что и с ней?

***

Он сбежал.

***

Кракен занялся кораблем. В конце концов он опустился так низко, как только мог, разбил доски в щепки, свернулся калачиком в своем гнезде из сломанных вещей и вздохнул, когда боль ушла и пришел сон.

***

Он вернулся. Он проплыл над кракеном и за меньшей лодкой, не обращая внимания на мысли: там ли они? Когда они пересекли линию кораблей и приблизились к тому, чью нижнюю часть Нил узнал, мысль сменилась на следующую: они должны быть там. Он спрятался под корпусом, прижавшись всем телом к его бугристой поверхности. Корабль оброс водорослями, но он был в гораздо лучшем состоянии, чем "Лис" до прихода Нила. Эти люди заботились о своем корабле. Тогда Нил решил, что есть такая вещь, как излишняя забота о днище корабля. Он ждал. Он забеспокоился: они должны быть там. Разве люди сажали других людей в клетки? Он слышал, как Адмирал разделывал людей, пряча свою собственную вырезанную кожу, пока слушал. Это выглядело как жест. В тот момент ему было все равно, он был слишком озабочен собственной болью и поимкой. Это мешало спать. Впрочем, спать было трудно из-за всего. Было бы не лучше, если бы его крикливые людишки были зарезаны, а не посажены в клетку. У них не было чешуи, которую стоило бы сохранять. "Ты ведешь себя глупо", шипел он в ладонь, его горло открылось теперь, когда было уже слишком поздно. Голос вернулся к нему, и это немного помогло. "Думай. План. Ты можешь что-то сделать, чтобы исправить ситуацию". (Он не мог думать.) Он ждал и волновался, цепляясь когтями за корпус корабля, который тащил его взад-вперед, взад-вперед по своей балке. Человек рухнул в океан, затонув, как камень, несмотря на то, что боролся изо всех сил. Его крикливый человек, от которого несло природой и неестественной силой, тонул как камень, несмотря на ее попытки спастись. Он пулей вылетел из корпуса; он схватил ее и отступил в заднюю часть корабля, туда, где никто на борту не мог его видеть. Другие с близлежащих кораблей могли бы видеть, но людям нужен был кислород, и он плыл так быстро, как только мог, но она все равно задыхалась, выныривая на поверхность. Он мог сказать, что она старалась не хрипеть и не кашлять, но ее глаза были полностью белыми, и ей было трудно, очень трудно не издавать много шума, но потом она потратила драгоценное дыхание, чтобы сказать: “Нил”, тоном, который заставил его нахмуриться, потому что он не был добр к ней раньше, и она все еще не могла надеяться, что он будет добр сейчас, но потом он вспомнил, о, да, возможно, он только что спас ей жизнь. Все больше людей падали с корабля в океан. Он почувствовал, что бледнеет. Рене перевела дыхание и кивнула ему. Он отказался отпускать ее, поэтому взял с собой. Она уткнулась головой ему в шею; он позволил ей, сосредоточившись на том, кто падал. Еще двое, трое, четверо, один за другим. Не те, кто стучал по стеклу, дарил подарки или говорил, что какое-то время он будет в неведении, чтобы он знал, что это не навсегда. Пять – он поднялся, давая Рене отдышаться, позволяя ей сказать: "Нил, тебе нужно...", прежде чем начал тянуть их вниз, и она сделала еще один вдох, чтобы задержать дыхание. Шесть. Включая Рене, шесть. У него было только две руки. Рене была тяжелее, чем положено человеку. У нее не было свободных рук. Он вернул их на поверхность. Она учащенно задышала и посмотрела на него слегка расширенными глазами, как будто понимала, но не хотела верить. Когда он следил за ее глазами, их лица были очень близко, он видел, как она начинает верить, думает о протесте, и закрывается в ничто, а затем открывается в мрачном согласии. Он думал – надеялся – что упадут еще, может быть, Эндрю или Дэн, может быть, Кевин или Мэтт, может быть, Жан или Ники, Элисон или Ваймак, или, для них, Аарон или Кейтлин, Эбби или Эрик. Он также надеялся, что они этого не сделают, потому что у него по-прежнему было только две руки. Но, может быть, если это будут они, он сможет достаточно подумать, чтобы что-нибудь придумать. В конце своего смирения она прислонилась лбом к его лбу и закрыла глаза. Он застыл на месте, притихший, встревоженный и, главное, довольный тем, что оказался прав. Они были здесь. Он все исправит. Они исправят это, он и Рене, что было не идеально, но гораздо лучше, чем он один. — Мне нужно попасть на корабль, — прошептала она ему. — Мне нужны мои припасы. — На вашем корабле спит кракен, — прошептал в ответ Нил. — Лучше спит, чем бодрствует. — Назови другой план. — Я не могу, Нил. Не прямо сейчас. — Сколько времени? — У нас есть время до утра, — сказала она ему. — Они уедут в столицу. Он задумался над этим. — Не лучше ли, — рискнул он, — если этот корабль не будет окружен? Меньше противодействия, с которым приходится иметь дело. Рене моргнула, открыв глаза, и посмотрела на него. Он подумал об Адмирале, разделывающем людей, и внес поправку: — Лучше раньше, чем позже. — Нет, — сказала она. — Ты прав. Я... ты прав. Это было бы проще. У нас есть только один шанс. Мы не можем его упустить. Он не хотел быть правым. Он хотел, так сильно, как никогда ничего не хотел, даже больше, чем свободы, вернуть свою несносно шумную двуногую семью. — Мы можем снять с меня эти цепи? — спросила она. — И пойти куда-нибудь в другое место замышлять? Это были лучшие планы, пусть и временные. Им пришлось осторожно пробираться через флот, Рене затаила дыхание, пока он метался между кораблями. Было несколько моментов, когда она ударила его коленом в бок, потому что он неправильно оценил, как долго человек может продержаться под водой, и еще несколько, когда их наверняка почти заметили, но в конце концов они добрались до берега и – проплыв вдоль его края – нашли хорошо защищенную бухту на одном из склонов холма, скалистые утесы которого представляли собой неровный, короткий лабиринт. Там она попросила его вытащить шпильку из ее сапога и проинструктировала его, что делать с наручниками на ее руках. Они расстегнулись, и Нил понял, что мысли его прояснились. Она работала с более тяжелым железом на лодыжках, а он наблюдал за устьем залива, зарывшись руками в каменистый песок и медленно скребя пальцами по камню. Как только и эти кандалы разжались, она издала прерывистый, облегченный вздох – возможно, чтобы уменьшить свой или его страх. Он не хотел говорить, что это сработало, но после этого он мог думать намного, намного яснее. От нее по-прежнему несло землей, но, поскольку солнце стояло высоко над головой, а скалы защищали их от посторонних глаз, Нил обнаружил, что все ближе подплывал к ней, пока не обвил хвостом ее спину. Она, к счастью, никак не прокомментировала это, но провела рукой по его закрытому спинному плавнику. Когда она оставила ее там, теплым и твердым грузом, он ничего не сказал. Он должен был спросить: — Почему тебе нужны именно эти запасы с корабля? — Я сохранила несколько вырезок из Гиппокампа, — сказала она. Она подумала, не возражает ли он против того, что ее рука лежит на его боку, но отбросила эту мысль, сочтя ее слишком очевидной. Но он, похоже, все равно понял, и она наполовину пожалела, что не стала договаривать. — Они могущественны. С ними и временем на ритуал я смогу вызвать что-то большое. — Зубы зацепили ее нижнюю губу – необычный признак беспокойства для девушки, которая держалась так спокойно. — Или освободить что-то большое. Верно. Кракен. — Ты знаешь, что в этом плохого? Она кивнула, но не смогла поднять голову. Ее челка, уже успевшая высохнуть, упала ей на лицо. — У меня есть подозрение. По коже побежали мурашки от того, что это означало, но Нил не сводил глаз со входа и не повышал голоса. Люди с такими возможностями были ужасающими существами. — Если ты выпустишь его, он может обернуться против нас. — Насколько умны кракены? Не имело значения, насколько умными могут быть кракены. Важно было то, насколько больно было и будет этому кракену, если он хоть немного понимал, что вокруг него, кроме того, что можно сломать и съесть. Нил пожал плечами, отбрасывая хвостом камни в сторону, а затем снова устраиваясь вокруг нее. — Я бы надеялась, учитывая все обстоятельства, — сказала она, и в ее голосе действительно звучала большая надежда, — что это скорее обернется против них. Недолго думая, он решил посоветовать ей не освобождать, а вызвать что-нибудь. Но она уже все решила, это было очевидно; то, что она перевела разговор в плоскость дискуссии, было вежливостью, а не переговорами. Шумные люди всегда были такими упрямыми. "Ты хорошо вписываешься", сказал ему один из них, "с таким же успехом ты мог бы быть человеком". (Кевин был засранцем.) (Нил без колебаний сказал ему об этом.) (По-видимому, это не помогло его делу, поскольку у Эндрю приподнялись брови и дернулся мускул на щеке.) — Не хочу отправлять тебя по моим поручениям, — сказала Рене, возвращая Нила в настоящее, где есть только она и он, — но если ты принесешь припасы с корабля, я смогу собрать все необходимое на земле и расчистить место для ритуала. Разлука не казалась ему приятной, но необходимость была неоспоримой. Он также почувствовал необходимость внести ясность, выбрав фразу, которую, как он слышал, Мэтт произнес со вздохом в адрес Элисон: — Я не твоя собака. — Нет, — с небольшой, личной улыбкой, — у тебя есть жабры. Ты был бы самой странной собакой, которую я когда-либо видела. Незнание того, как выглядит собака, затрудняло формулировку возражения. Вместо нее он представил себе кракена. Точнее, того, который спал на останках корабля, его конечности были шире его на несколько размеров, а клюв был зловеще острый и с клыками. Кракены не часто встречались за пределами океанских глубин – солнце сжигало их кожу, и, учитывая их размеры, в темных водах они жили по-королевски. Но это не значит, что они обязательно были обычными: Нил встретил одного из них, недавно отброшенного от матери, так как тот вырос слишком большим, чтобы местность могла прокормить и родителя, и ребенка, и они оба искали, куда податься. Кракены не были хорошими собеседниками. Как правило, им не нравилось общество. Когда Нил оставил Рене и направился к месту отдыха этой твари, лучшим вариантом, который он мог придумать, было найти ее вещи и уйти. Он неизбежно должен был разбудить это существо. Оставалось надеяться, что ему не придется с ним бороться. Вернее, он надеялся, что ему не придется от него уворачиваться. Он был так быстр, как никогда раньше, и даже немного самонадеян, но все равно было бы неприятно уследить за всеми этими щупальцами. Эта мысль показалась ему ленивой. Стал ли он уступчивым с полной семьей, которая прикрывала ему спину? Да, сказал ему разум, и жесткий взгляд матери уперся ему в спину. Но ее здесь не было и не будет. А вот они были бы. Если один из останков последнего Гиппокампа – это то, что нужно, то так тому и быть. Кракен дремал там, где упал, бессистемно раскинув конечности и бледную морщинистую кожу, из-под которой выглядывали осколки дерева и половина корабля. Пятна выцветшей окраски потемнели до злобного красного цвета, кожа пузырилась дикими сыпными полосами. Удивительно, что он мог спать. Нил подумал, не является ли отдых после выполнения задания людей частью его привязки, и решил, что скорее всего да. От страха у него заколотилось сердце, потому что было бы глупо не нервничать рядом с существом, которое могло и сделало бы, сломав его одним движением щупальца. Замедляя ход, он скорее скользил, чем плыл к обломкам, разглядывая и существо, и потемневшие от воды доски. Это было печальное зрелище – и существо, и корабль. Две вытесненные вещи, обе по-своему не подлежащие восстановлению. Корабль был кораблем, но когда он обогнул щупальце и нырнул в треснувший дверной проем, даже не задумываясь о том, куда он ведет, что-то похожее на боль затормозило его сердце в своей ледяной давке. Он никогда не видел внутренностей комнаты с картами, но это было и хорошо: крыша была проломлена, клочья бумаги пробивались сквозь осколки света, падающего между обломанными досками и расколотым деревом. Масло покрывало основание одного из столов, густое и просачивающееся из разбитых банок и перевернутой лампы. Стул, лишенный двух ножек, лежал кучей в углу. Ящики стола были перекошены, петли выгнуты. Тем не менее, дверь удалось открыть с нескольких попыток; проще было бы просто разбить дерево хвостом, но он старался не шуметь. Невероятно, поразительно, но кракен продолжал спать. Первый ящик был завален картами и чернилами. Усики последних потянулись к нему, и он отшатнулся. Он никогда лично не ощущал искусственной жидкости в своих жабрах, зубах или волосах, но он видел жалких существ, которые это делали, и он не потерпел бы стать одним из них. Следующий ящик открылся легче: в нем валялись сломанные стебли растений, разбросанные хрупкие кости и не разбитые бутылки с пылью. Он пошарил в них, но не нашел ничего, что пахло бы Гиппокампом или соответствовало другим названным ею материалам. Последний ящик не открывался. Петли были в основном целы, замок на месте. Он нахмурился, потянул за ручку, подергал за нее и наконец отступил назад, чтобы посмотреть на него. Снаружи кракен продолжал спать. Он выдавил воздух из легких, который с пузырьками вырвался изо рта, небольшой поток недовольства. Он проверил остальную часть каюты, но материалов нигде не было. Из любопытства и промедления (ему всегда было интересно, не так ли? Какая-то часть его всегда задавалась вопросом, каково это – ходить по палубе, как другие) Он поплыл к камбузу – еще одному помещению, которое он видел только снаружи: оно было наполовину разрушено бледным щупальцем, прорезавшим его бок, кухонная утварь разбросана по полу, все деревянное в беспорядке. Он примостился на краю сломанной скамьи, поджав под себя хвост, как это делают человеческие ноги. Оттуда он наблюдал за бледным, обожженным щупальцем кракена, за едва заметным пульсом под рыхлой кожей, когда кровь продолжала биться в ней. Ближе к голове конечность была толстой, как у кита-убийцы. Это была одна из восьми. Сделав вдох, расправив и сомкнув плавники, Нил вернулся к запертому ящику. Он чуть было не врезался в него хвостом, просто чтобы покончить с этим, но тут его внимание привлек блеск булавки, и он вспомнил о том, что Рене поручила ему сделать с ее наручниками. Замок ящика был другим, более глубоким и качественно сделанным, но он услышал те же самые щелчки, после чего принялся за работу. Это заняло некоторое время. Это заняло много-много времени. Он досчитал до ста, чтобы убедить себя, что это не так уж и долго, что вес кракена заставляет время тянуться, но на шестом проходе до ста замок все еще не открылся. Он вонзил булавку с еще большей яростью. Ничего не щелкнуло, и ничего не открылось. Ладно. У них не было на это времени. Он бросил булавку и отступил назад. Оттолкнувшись от противоположной стены и в последнюю секунду повернувшись, он ударил широкой стороной хвоста по дверной петле. Дверь затрещала и раскололась, на дереве вокруг нее появились вмятины. Он отступил назад и повторил удар. Вокруг него забурлила вода. Дверь легко открылась на обломанных петлях, когда он рванул ее. Первым в глаза бросился сверток с чем-то белым, затем матерчатый мешок, затем бутылка с кровью и, наконец, пустая банка. Кракен застонал, просыпаясь, и то, что осталось от корабля, заскрипело, когда вокруг него зашевелились конечности. Он схватил все предметы и рванул дверь, направляясь к поверхности. За ним последовал пронзительный стон; он перешел в недовольный визг, обвинение в уступчивости и воровстве одновременно, и кракен поднял две конечности, чтобы погнаться за ним, хотя он скорее услышал движение, чем увидел его, его глаза были прикованы к солнцу, льющемуся сверху. Он был быстр. Он был так быстр, как никогда прежде. Он был быстрее. Как выяснилось, так оно и было. Кракен не счел его достойным двигаться к свету, его разум, несомненно, был затуманен сном и тем, что его вызвало, и он ускользнул от его конечностей, прежде чем они успели схватить его. Когда он вынырнул на поверхность, скорость его была такая, что он на короткое время оказался в воздухе. Ветер пронзил его, чайка прокричала, взмахнув крыльями, и он нырнул обратно с надеждой, трепещущей в грудной клетке, и тут же повернул нос к месту, где пряталась Рене.

***

Все вещи были учтены, а поиски по окрестным полям и лесам увенчались успехом. Под светом полумесяца Рене разметила на камнях бухты зазубренные концы обгоревших палок – уголь держался, несмотря на брызги морской воды и медленно поднимающийся прилив. Особое внимание было уделено устью бухты: именно оно, по ее словам, станет естественным началом и завершением их ритуала. Он сказал ей, что это не их ритуал, а ее, и она рассмеялась. Большую часть своего времени он проводил, забившись в скалистый угол, и его хвост был в одном витке от того, чтобы обернуться вокруг него. Если иногда она просила его принести ей что-нибудь, ее слова заглушались палочкой для письма во рту, а руки были полны бело-голубых чешуек и нежных конских волос. Кровь была разбрызгана по самому большому камню. Со временем вход был покрыт рунами. На это у нее должны были уйти дни, и ей должно было быть невозможно достичь вершины, но почему-то этого не произошло, и она это сделала. Он, должно быть, моргнул и не заметил этого. Или ей помогла ее магия, отчаянно нуждающаяся в обязательствах. Впервые он начал по-настоящему понимать, что имел в виду Эндрю, говоря, что "ты и такие, как ты, разные". Она велела ему выбраться с каменистого мелководья – на тот случай, если ее магия решит, что она имеет в виду его, а не кракена. Дважды повторять не пришлось – он заплыл дальше, чем она, вероятно, имела в виду, хотя всегда держал ее в поле зрения. Она стояла на коленях на мелководье, безмолвная и бесплотная, склонив голову и сцепив руки. Нил подавил желание поплавать кругами. Пустая бутылка была последней. Это был последний вздох Гиппокампа, сказала она ему. Он ничего не понял, кроме того, что понял: значение было старым, как луна. Она бормотала слова себе под нос. Вокруг них поднимался прилив. Он неестественным образом собрался в их бухте; он липнул к ее животу, потом к плечам, потом к подбородку. Она не переставала говорить и стоять на коленях, и он боролся между тем, чтобы отступить и вырвать ее оттуда – слишком скоро волна нахлынула и заполнила залив до краев, погрузив ее под свои бурлящие воды. "Она утонет", подумал он. "Ей нужно встать". Без воздуха, который мешал ему понять ее смысл, он понял ее слова точно. Ужас, который должен был последовать за этим, оттолкнул его, и он больше не беспокоился о ее спасении. Происходящее не было естественным, не было тем, что должен уметь делать человек, и ничто столь незначительное, как удушье, не могло этому помешать. Что она просила и что предлагала, то и принимали приливы. Мир накренился, и чужая реальность сломалась. Сделка заключена, ритуал завершен, и воды устремились прочь из бухты, словно сам океан не желал связываться с Рене Уокер. Нил боролся за то, чтобы его не унесло, но он не мог побороть головокружение, которое охватило его, когда мир выровнялся, а Рене, целая и дышащая воздухом, как и положено человеку, стояла на краю обрыва и смотрела на него. Нилу показалось, что где-то вдалеке он слышит страдание вытесненного зверя. — Ты не освободила его, — обвинял он, цепляясь за край скалы, хотя то, чему он был свидетелем, говорило ему о том, что он должен бояться ее, перевернуться и позволить ей делать все, что она хочет, позволить ей забрать у него чешую, кровь или дыхание, и, возможно, если ему повезет, она никогда больше не посмотрит в его сторону. Она выглядела так, словно ей не было жаль его, но, тем не менее, она понимала это чувство. — Ты не можешь освободить то, что сковано цепями, — сказала она. — Я был прикован, — огрызнулся он. — Я свободен. Она покачала головой. — Ты был заключен в клетку классом и железом. Но не сердцем и разумом. — Необычное различие для простого человека, чтобы понимать такое, — прорычал он. — Глава моего ковена пытался связать меня чем-то похожим. — Ее взгляд метнулся к луне, но через мгновение вернулся к нему. Он вскинул подбородок и не стал трусить. — Ему это удалось. Даже после смерти заклинателя ошейник остается на месте, готовый к поводку. Он чувствовал себя готовым к бою. Он почувствовал, как дрожь пробежала от кончиков пальцев до кончика хвоста, и крепко сжал челюсти. Она глубоко вздохнула, закрыла глаза, а затем, открыв их, грустно улыбнулась ему. — Мы подождем, пока они не окажутся слишком далеко, чтобы вызвать флот. Нам лучше поспать, прежде чем отправляться в путь. — Она сделала паузу. — Думаю, для тебя не будет проблемой спать посреди океана. А вот для меня это будет проблемой. Другими словами: они будут ждать следующей ночи, чтобы атаковать. Нил опустился возле входа, прижался щекой к шершавому камню, чтобы напомнить себе, где он находится, прислушался к ней, пока она не перебралась с обрыва на траву над ним, и, в конце концов, сам того не осознавая, заснул. Они отправились в путь после того, как корабли отплыли в предрассветных сумерках. Не имея никакой лодки, она должна была прижиматься к его спине, а он – держаться опасно близко к поверхности. Внизу под ними зашевелились воды, и кракен бросил свой разбитый трофей, чтобы следовать за ними, его крики о том, что его заставляют идти против его природы, были несмолкаемыми, непрекращающимися.

***

Сопровождаемый равнодушными, презрительными матросами и звеня цепями, Капитан Ваймак вернулся к своей команде в ночь первого дня, выглядя ослабевшим и разбитым. На "Деснице Короны" было две камеры, и обе были набиты пиратами, убивающими принцев: когда Ваймак вошел в их среду, они расступились, как море перед посохом, и стали похожи на группу, вынужденную освободить место на спасательном плоту. Сразу же возникли вопросы о его благополучии и угрозы в адрес Адмирала, но он дождался, пока матросы, уходя, закроют за собой комнату, чтобы заговорить, а когда заговорил, то сказал только одно: — Никто из вас не должен покидать эти камеры до того, как мы достигнем столицы. Вы меня поняли? Для человека без ранений и травм он был смертельно серьезен. — Они не очень-то склонны к переговорам, — уклонился Мэтт, сам того не желая, напуганный состоянием своего Капитана. — Мне все равно. Заставьте их потрудиться. Заставьте их вырубить себя, или вы вообще не выйдете. — Борьба – это то, что мы можем сделать, — заверила Дэн, несмотря на то, что она сама тревожно вскинула брови, а Капитан никогда не нуждался в успокоении. Ваймак кивнул, посмотрел каждому из них в глаза и, чуть менее капитански и чуть более испуганно, кивнул снова. Затем он полусидел, полулежал, прислонившись к железным прутьям, и Эбби привалилась к нему, чтобы погладить и тихо спросить, что случилось. Очевидно, Лола была столь же искусна в жестоких описаниях, как и в обращении с ножом. Когда речь заходила о морских крысах, Адмирал Веснински поощрял это. Это было все, что Ваймак позволил им услышать. После того, как в камерах снова стало тихо, насколько позволяла напряженная атмосфера, не расшатав все нервы, он также сказал: — Он все время спрашивал про русалку. — О...? — начал Ники, но оборвал себя. — О русалке, которую мы потеряли. — Потеряли давным-давно, — согласился Ваймак, упершись локтями в колени и согнув спину. — Он мне не поверил. — Пугливые создания, русалки, — пробормотала Дэн. — Слишком быстрые, чтобы поймать, как только они выберутся, — эхом отозвался Кевин. — Очевидно, Адмирал был тем, кто поймал его в первую очередь. Бок о бок с Аароном, бок которого был беспорядочно залатан рваной тканью, а глаза больше не были затуманены, Эндрю размышлял о всех способах проломить человеческий череп. Позже ночью прибыл моряк. В руках у него был мушкет, и он не сводил глаз с близнецов. Он махнул мушкетом и сказал им, что их пригласили, и им лучше всего направиться к двери, но остальным пиратам следует оставаться в стороне. — Ты думаешь, я не кусаюсь, Дрейк? — сказал Аарон. — Тронешь его, и я убью тебя, — сказал Эндрю. Остальные пираты не сдвинулись с места, заблокировав дверь камеры. Несмотря на то, что они были закованы в цепи и заперты в клетке, их было четырнадцать, а он один. Он взвесил все варианты, скривил рот и ушел. Они обменялись осторожными взглядами вслед за ним, но ни один из близнецов не смотрел им в глаза. Ники, как оказалось, тоже ничего не знал. Если бы настроение было получше, он мог бы спросить Аарона. А так он хранил молчание. В формулировке Эндрю и в позднем визите моряка был какой-то подтекст, но кульминацией всего этого стало простое: — Настоящие ублюдки, которые выполняют работу на этом ржавом ведре, — пробормотала Дэн. — Ни один хороший человек не остается достаточно долго, чтобы достичь этого звания, — добавил Жан. — Не то чтобы вы действительно знали, от чего они просят вас отказаться, — сказал Кевин, — пока не окажетесь там. — Может быть, если ты не слушаешь ничего, кроме собственного свинского высокомерия, — ответила Дэн. Рот Кевина открылся, но на этот раз он приостановился и проглотил слова. — Что заставило тебя дезертировать? — спросил Жан, как ни в чем не бывало. В его голосе было больше поражения, чем требования, пальцы впились в предплечья, а длинные ноги были притянуты к груди. Он говорил так, словно не ожидал ответа, но уже устал не спрашивать. — Почему ты уехал? Я знаю, что у тебя была семья, к которой ты должен был ехать, но что послужило началом? "Какая семья?" задалась вопросом Дэн. — Он угрожал отрубить мне руку, — сказал Кевин, проглатывая пустоту, — если я соглашусь на повышение. Я бы стал Коммодором. В скором времени я мог бы занять место Веснински в качестве Адмирала. Так сказал нам дядя Короля. — Он рассказал тебе и Рико? Кевин невесело усмехнулся и, похоже, остро нуждался в выпивке. Это было подтверждение, и Жан невесело рассмеялся вместе с ним. Жан начал слово, остановился на "мас...", беспокойно постукивая пальцем по руке, и продолжил: — Тэцудзи никогда не знал, чем занимался его племянник. — Честно говоря, — ответил Кевин, — я тоже не знал. — Ты знал, — поправил его Жан, — ты просто отказывался это видеть. — В чем разница? — Огромная. Она огромная. Воцарилась тишина. — Трогательно, — донеслось из другой камеры, и Кевин слегка расслабился, в то время как Жан фыркнул и ослабил хватку на своих руках. — Мы же не собираемся все вместе начать общаться по душам? — Мэтт забеспокоился. — Я никогда не хотел знать самые глубокие, самые темные секреты Дэн. Есть причина, по которой мы никогда не разговариваем. — Вы проводите вместе каждый час дня, а когда наступает ночь, вы шепчетесь и хихикаете о том, что у вас снова был общий день. Честно говоря, если бы кто-нибудь из вас хоть раз замолчал, остальные могли бы хоть немного поспать, — ответила Элисон, впервые заговорив, но при этом точно так же, как и всегда. Дэн послала ей воздушный поцелуй из камеры напротив, в то время как Мэтт, столкнувшись плечом с плечом Элисон, слегка ухмыльнулся. — Нам предстоит долгий путь в столицу, — вздохнул Ваймак, его прежний страх исчез, а типичная угрюмость усилилась, — уверен, у вас будет достаточно времени, чтобы узнать, как вы все раздражаете друг друга больше, чем уже это делаете.

***

— Мы не можем рисковать, потопив корабль. — Он не может отличить, кто нам нужен, а кто нет. — Ты не можешь сделать это? — Это так не работает. Я даю ему указания. Он выполняет их настолько хорошо, насколько это возможно в том состоянии, в котором он находится. — Его тело следует им. Он полностью осознает, что ты заставляешь его делать. Он воет с тех пор, как мы отправились в путь. — Я знаю. Я чувствую это. — Ты можешь? — Нил, пожалуйста. Нил сдержал дальнейшие насмешки, сказав себе, что на самом деле он злится не на нее, и снова перевел взгляд на корабли впереди них. Они ждали наступления ночи, чтобы подкрасться поближе, поскольку легкие Рене делали ее абсолютно бесполезной для морской скрытности. Теперь, однако, они, пригибаясь и петляя, пробирались (или, если верить Нилу, Рене держалась за него) сквозь заднюю эскадру к своей главной цели – "Деснице Короны". По меньшей мере тридцать кораблей шли рядом с ней, и это была лишь малая часть того, что окружало Трою. Это казалось чрезмерным для осады города, обнесенного стеной, и еще более чрезмерным для похода домой, но Рене спокойно заметила, что они, вероятно, надеются использовать Трою как промежуточную станцию при продолжении своего похода по восточным землям, и Нил, если он мыслил как человек, должен был согласиться. Тот, кто управлял кракеном до них, должен был заметить, что его хватка ослабла, но если они и пытались это выяснить, то Рене и Нил об этом не знали. Они знали, что подвергают себя опасности, пробираясь вдоль корпусов судов и надеясь, что моряки не обратят на них внимания. "Разве у тебя нет чего-нибудь, что позволяет тебе дышать под водой?" — потребовал он еще до того, как корабли появились в поле их зрения. "Не с тем, что я могу найти здесь", — вздохнула она. — Мы начнем с других кораблей, — пробормотала Рене ему на ухо, поправляя руки, обхватившие его шею. Даже в темноте ее кожа была слишком горячей: у нее была такая же обветренная кожа, как у всех пиратов, но после дня, проведенного под жарким солнцем, когда она была покрыта водой, ее руки и лицо стали красными от ожогов, что обещало еще большую боль утром. Это не могло быть комфортно. Однако она не стала жаловаться. — Пусть они рассредоточатся и дезорганизуются. Тогда... Нил ждал. — Тогда? — подсказал Нил. — Я могла бы приказать ему смести людей на палубе, — с сомнением предложила она. — Они не могли позволить нашим друзьям разгуливать, как им заблагорассудится, не так ли? — Ты не звучишь уверенно, — жестко сказал он. — Я нет. — Ее руки снова переместились на его шее. Они должны были болеть от того, что держались весь день. Но она не жаловалась. — Я не знаю, есть ли план, который позволил бы мне звучать уверенно. Они оба замолчали и думали об одном и том же: "один шанс застать врасплох. Мы не можем его упустить". Нил перебирал в уме возможные варианты, когда в поле зрения появилась "Десница Короны". Как и прежде, все в нем умоляло бежать; в отличие от прежнего, у него была цель, помощь и уверенность в том, что он не оставит их, как всех остальных существ в своей жизни. Это чувство заполнило его грудь, заставило сердце биться спокойнее, глаза стали зоркими, а мысли ясными. — Если мы опрокинем лодку, — предложил он, — я мог бы переправить тех, кто нам нужен. Подумав об этом, Рене хмыкнула в глубине души. После долгой паузы, во время которой Нил бросил взгляд на корабли, стоящие неподалеку от "Десницы Короны", она спросила: — А что, если кракен съест их? — Кракенам не нравится вкус человечины. Если ты ему не скажешь, это может и не прийти ему в голову. — Может. Нил пожал плечами под ее хваткой. Она снова хмыкнула, на этот раз слегка укоризненно. Он полагал, что заслужил это. — Это был бы беспорядок, — сказала она. — То, что мы запланировали, – это абсолютный хаос. Неизвестно, есть ли у них меры предосторожности, которые могли бы в секунду отключить его, если бы Кракен взбесился. Они могут погибнуть от утопления, от паники матросов, от неправильного падения и удара доской. Нам нужно сохранить хотя бы один корабль в целости, чтобы использовать его впоследствии. Я знаю, что ты не сможешь унести нас всех. — Опрокинь этот, а затем верни его в исходное положение, прежде чем он утонет. — Это звучит не совсем правильно, — сказала она, — но я не знаю достаточно, чтобы сказать с полной уверенностью, что это не сработает. Он прижал руки к борту корабля и краем глаза взглянул на нее. — Определенного плана не существует. Уголок ее рта дернулся вверх, в остальном же она была настроена решительно. — Я не знаю, сколько времени мне потребуется, чтобы снова почувствовать свои руки, — призналась она ему, — поэтому я была бы признательна, если бы ты не заходил слишком глубоко. Он фыркнул, немного оскорбленный. Неужели она думала, что он спас бы ее, если бы планировал позволить ей утонуть позже? Очевидно, поняв ход его мыслей, она придушенно рассмеялась, прижавшись к его волосам. После целого дня совместного плавания и нескольких десятков странных бессмысленных разговоров о чем угодно – от облаков до ежедневного ухода за чешуей (хотя, будьте уверены, то, что она сделала с кракеном и гиппокампом и что она может сделать с ним, осталось в его памяти), он не так уж и возражал. Она сказала: — Хорошо. Приготовься. Она закрыла глаза и сосредоточилась на чем-то. Он нырнул под воду и услышал, как высокочастотное недовольство кракена сменилось любопытным ворчанием и, наконец, перешло в полный мести крик. Он и не подозревал, что его новый хозяин не будет возражать, если он потопит корабли, к которым так долго был привязан. Рене была права: он хотел отомстить своим угнетателям. Крик достиг каждого уха, слышимый в своей свирепости. Когда кракен прорвался в середину тыловой охраны эскадры, его конечности бешено заработали, звук разнесся по всем кораблям, разбудил всех моряков и вселил первобытный страх в каждое человеческое сердце. Вода стала беспокойной быстрее, чем моряки осознали, что происходит; гораздо больше времени им потребовалось, чтобы сориентироваться и броситься к пушкам, а не к мечам; возгласы, вопли и несколько криков, присоединились к гневу кракена. К тому моменту, когда прогремела первая пушка, пять кораблей уже лежали на дне океана. Не отрываясь от "Десницы Короны", Нил и Рене ждали, пока вокруг них разворачивался хаос. Кракен отражал удары впечатляюще толстым щитом чистой ненависти. Он легко кружил вокруг их корабля, исчезая под водой, если один бриг оказывался быстрее в стрельбе из пушек, чем другой, и появляясь вновь, чтобы столкнуть судно с соседним. Это был ребенок, для которого палки и сухие листья были игрушками: он воспринимал корабли как вещи, которые стоит уничтожить, и получал от этого огромное удовольствие. Паруса адмиральского корабля натянулись, и он стал уходить вперед от своих сородичей. За какофонией трескающегося дерева и умирающих матросов никого не было слышно, но Нил видел, как он подавал сигналы, уходя. "Держать – стрелять по глазам – прижать!" У них не было предохранителя. Рене рассмеялась, когда он перевел, ее внимание было сосредоточено на том, что связывало ее с кракеном. Двое прижались к корпусу выбранного ими корабля, когда тот рванул с места, пытаясь оторваться. То, что корабль хотел выжить, было прекрасно: он был нужен им целым и невредимым, а несколько кораблей были напуганы настолько, что пушечные ядра падали слишком близко для комфорта. Два корабля обошли "Десницу Короны" с фланга, и достаточно скоро они приблизились на достаточное расстояние, чтобы увидеть, что у горстки оставшихся позади не было никакой надежды победить кракена. Адмирал знал это, подумал Нил. Поэтому он и бежал. По всем правилам, тактическое отступление должно было сработать: хотя он и не устал, но это было одно чудовище против тридцати с лишним кораблей, и Рене коротко сказала ему, что он чувствует себя скорее как синяк, чем как живое существо. Их корабль и сопровождающие его лица оставили хаос позади, ночь поглотила зрение, но не звук. Ни Нил, ни Рене не могли сказать, что им совсем не нравится этот звук, но они ничего не сказали. Они прижались к корпусу и внимательно следили за теми, кто мог их заметить. Чудесным образом этого не произошло. Вокруг них наконец стало тихо. Дыхание Рене было размеренным и практичным, глаза зажмурены. — Ты в порядке? — прошептал он. — У него осталось не так много времени, — сказала она ему. Нил не сказал, что у него не осталось времени с того момента, как человек связал его. Он просто спросил: — Достаточно ли его? Пауза. Затем она кивнула. Вместе они ждали. Наступила ночь, и только волны бились о борта трех кораблей. Над ними человек – Адмирал – начал подсчитывать убытки и просчитывать их маршрут. Слева от них изогнулось щупальце темно-красного цвета и обрушилось вниз, сокрушив заднюю часть черно-красного брига. Справа от них другое повторило этот процесс. Матросы покидали корабль. "Десница Короны" ощетинилась железными пиками и мечами, а Адмирал стоял у ее штурвала, холодно глядя на то, как его сопровождающие отстают и медленно начинают тонуть. (Под ними умирало какое-то существо.) — Назад, — сказала Рене, затем крикнула: — Назад! Нил схватил ее за руку, повернулся и помчался в противоположном направлении. Не успел он это сделать, как корабль накренился. Щупальце ударило в широкий борт корабля и, пересилив себя, вломилось в корпус. Матросы падали из орудийной рубки, кости и тела ломались в бурной воде и в клюве кракена. — Оно их пожирает, — прошипел Нил. — Заставь его остановиться! — Я не могу, — ответила Рене, напрягаясь, — он едва живой, я не могу его удержать. Корабль снова накренился, когда кракен врезался в него еще одной конечностью, и вода хлынула на палубу. Адмирал все еще был виден, все еще командовал – неподвижная сила, которая подстегивала его команду взбираться на такелаж и вонзать пики и стрелы в кожу кракена. Но кракен молчал; он просто поднял еще одну конечность и, вместо того чтобы толкать корабль, обрушил ее на штурвал. Это сокрушило Адмирала. Это также раздавило переднюю часть "Десницы Короны". Нет, нет, нет. — Нил, — шептала Рене, далеко и придушенно, словно умирала вместе с кракеном, — ты должен найти их. — Я тебя не брошу, — огрызнулся он, ударив хвостом. Моряки бросались с корабля, но кракен успевал подхватить их или переломить пополам; если не он, то падающая мачта или задушенный тяжелый парус делали свое дело. Вокруг них гибли люди. Нигде не было видно пиратов, но они могли быть уже мертвы. — Мы можем пойти вместе. Держись крепче. Она отпустила его. Она отпустила и оттолкнула его; он развернулся и поймал ее прежде, чем она утонула, все в нем, как в рыбе в сети, извивалось и билось в воздухе, пока не исчерпало все возможности. — Нил, — сказала она, очень спокойно и очень рационально, когда все живое вокруг них умерло, — я буду тяготить тебя. Кто-то или что-то попытается убить меня, и ты будешь вынужден находиться в обороне. Он отказался отпускать. Он думал о тех, кого он знал лучше, но... она тоже была его. Это было несправедливо, что она заставляла его выбирать. — Позволь мне найти лодку, чтобы вернуть нас домой, — сказала она. — Ты найдешь их, а я найду спасательную шлюпку. Их там не меньше шести, не могли же они все перевернуться. Они бы все были заполнены, если бы не были перевернуты. Она сохраняла непоколебимое выражение лица и убежденность в своей правоте и старательно держалась на плаву с помощью ног. — Ты действительно думаешь, — сказала она, — что Эндрю позволил бы им так просто умереть? Она сказала это, потому что знала, что это убедит его. Он, дурак и глупая рыба, каким он и был, позволил этому убедить себя. Отпустив ее, он развернулся и бросился к тонущему кораблю, отказываясь оглядываться назад, чтобы посмотреть, что стало с одним единственным человеком посреди бушующего моря.

***

"Десница Короны" построила крепкие, прочные камеры для своих заключенных. Ее заключенные этого не оценили. — Нам пиздец. — Эй, сейчас же. Старайтесь сохранять оптимизм. — О, моя вина. У нас есть... пять минут, пока зал не заполнится, а потом нам пиздец. — Может быть и меньше, если это чудовище пробьет стену. — Что случилось с поиском худа без добра? Доски вокруг них содрогались, судно стонало в свои последние мгновения над водой. Два отверстия, едва ли достаточные для того, чтобы в них могла пролезть голова человека, и одно из них с неприятной паутинной трещиной, помогли определить их местоположение: то есть они находились под поверхностью, мутная, темная вода застилала их комнату. — Лично я предпочел бы более быструю смерть, — пискнул Ники. Дверь держалась, но вода просачивалась через все щели и швы, особенно между нижней перекладиной и порогом. Уровень воды поднимался от голеней Мэтта до колен; у таких невысоких людей, как Миньярды, вода касалась бедер. — Эй! — крикнула Дэн, ударившись плечом о дверь своей камеры. Судя по тому, как она вздрагивала при каждой новой попытке, это продолжалось уже довольно долго. — Выпустите нас! Давайте же! Что случилось с судом? — Я не знаю, остался ли кто-нибудь, кто мог бы нас доставить, — сказала Эбби, чувствуя, как к горлу подступает толстый ком. Журчание воды почти заглушило ее голос. Даже если им удастся выбраться из камеры, руки останутся связанными, а железная цепь вокруг лодыжки будет слишком короткой, чтобы бежать, а тем более плыть. Взглядами никто не обменивался – все, напряженные и пытающиеся не поддаваться панике, не сводили глаз с дверей, будь то их камера или наглухо запертая, ведущая в их угол трюма. Сбоку, между решетками камер и Аароном, открытое напряжение и враждебность одного пирата требовали места, но его просто не было. В комнате было несколько сомнительных пятен кровавого происхождения, но для побега они не пригодились. Адмирал тщательно следил за тем, чтобы его пленники оставались в плену, что во многом способствовало их неминуемой гибели. Вода поднялась до середины живота Миньярдов. Аарон выругался. Кейтлин, более высокая, неуверенно спросила, не хочет ли он забраться к ней на спину. Но это был скользкий путь к признанию отчаяния, и неизвестно, что паника может сделать с четырнадцатью людьми в тесной каморке. Между ними промелькнуло это знание, а вместе с ним и острое, как острие ножа, предчувствие. Осознавая шаткость их мира, Аарон отказался от ее предложения. — Не могу в это поверить, — пробормотала Элисон. — Не можешь поверить во что? — спросил Мэтт сдавленным голосом. — Утопление из-за нападения кракена. Утонуть в камере во время нападения кракена. Эти ужасные наручники. Та жижа, которую они нам дали и притворялись, что это съедобно. Выбирайте, потому что я имела в виду все это. Ее голос повысился и, с усилием, выровнялся. Она ударила ногой по воде, но, конечно, вода никуда не делась. За иллюминатором проплыла массивная тень. Крики за дверью, по крайней мере, стихли, превратившись в ничто, когда корабль погрузился под воду. Дерево вокруг них скрипело, вздрагивало и отказывалось поддаваться. — Если у кого-то есть душевные истории, которыми он хотел бы поделиться, — пропищал Ники, — наше время немного сократилось, но я думаю, что мы сможем уместить несколько. Итак, я начну. Кевин, прости меня за то, что я выпил половину твоей заначки после Колумбии. Сзади кто-то шипит: — Это был ты? Ники прочистил горло и сказал: — Эрик помог. — ...Ники! Я был там ради тебя! — Как ты прятался на борту, все эти месяцы назад? — Дэн спросила Жана, прижавшегося плечом и лбом к решетке камеры, его грудь вздымалась. Позади нее Ваймак положил руку ему на плечо – он должен был остановить его, пока они все не сошли с ума от бесполезных перил. — Мне всегда было интересно. Это был Нокс? Жан кивнул. — Я знал, что этот парень слишком добрый, — пробормотал Ваймак. С язвительным юмором он добавил: — Я больше никогда не буду с ним договариваться. — Он был очень хорош в своем деле, — сказал Кевин, его лицо исказилось, как будто он не мог решить, разочароваться ему или нет. Затем, переключившись на других людей, с которыми они встречались, он спросил вслух: — А торговцы Эрнандеса когда-нибудь возвращались за ним? — Я надеюсь на это, — сказала Дэн. — Но я сомневаюсь. Наверняка они собирались в Трою. Кто знает, где они сейчас. Жан сильнее прислонился к задней стене. Он был твердо намерен отплатить Джереми, но... — Я был бы не прочь снова увидеть этого русала. Все взгляды обратились к главной двери, как будто это упоминание могло вызвать единственного человека, которого они знали, которому не угрожало бы утопление в запертой клетке. Дверь прогнулась посередине от давления внешнего моря, но осталась закрытой. — Я мог бы... — начал Аарон, когда вода дошла ему до груди, оборвал себя, взглянув на брата, а затем продолжил напряженным голосом, — Принять твое предложение. Кейтлин. Кейтлин пробормотала "хорошо" и наклонилась, чтобы он мог забраться на нее. Напряжение в комнате заметно возросло, крышка от паники была такой же герметичной, как и дверь. Оставшийся воздух быстро нагрелся в своем застое. Дэн возобновила атаку на решетку, согласованно с помощью Ваймака и Эрика. Эндрю молча и неподвижно смотрел в треснувший иллюминатор. Только когда вода дошла ему до плеч, он оторвал взгляд от мутного пейзажа и посмотрел на Ники, затем на Кевина, затем на брата; его легкие расширились для медленного вдоха и еще более медленного выдоха. Вокруг них комната продолжала содрогаться и стонать, стены, казалось, смыкались, а плиты деформировались и грозили сломаться. Внезапно, как кракен, главная дверь не столько затрещала, сколько лопнула: несколько человек вскрикнули и отпрыгнули назад, когда вода с ликованием хлынула через большую дыру, еще несколько человек закричали и начали молиться богам, от которых они отказывались всю жизнь, а хлынувшая вода толкала их назад и вверх даже несмотря на их кандалы. Затем Дэн прорезала шум: — Нил! — ее голова задралась к потолку, и те, кто имел возможность это сделать, сосредоточились на дверях своих камер. На глазах у Ваймака, чьи сапоги едва доставали до пола, русал яростно работал с замком двери. Он взлетел, чтобы вырваться на узкую полоску поверхности; несколько человек всхлипнули от благодарности, и он встретился взглядом с Дэн, и она сказала ему: — Булавка. Достань булавку. — Две булавки, — сказал Эндрю с другой стороны, и Нил резко повернул голову, чтобы найти его. Облегчение промелькнуло на лице русала, но исчезло вместе с ним, когда он метнулся обратно в дверь, снова вспыхнув красным. Они обменивались словами, наполовину захлебываясь водой и прерываясь, для некоторых, кашлем. Давление выравнивалось, и удержаться на плаву становилось все сложнее, ноги и руки не желали сотрудничать. К моменту возвращения Нила большинство из них уже из последних сил хватали воздух. Некоторые уже опустились на пол, хотя руки вязли в рубашках соседей, а ноги яростно пинались. Дэн сделала последний вдох и нырнула вниз, глаза ее были открыты, когда Нил протянул ей узкий металлический стержень. Где он его нашел – это вопрос, который надо будет задать позже; она направилась к замку своей камеры, с трудом подбирая нужный угол и очень, очень стараясь не дрожать от адреналина. Другой стержень достался Эндрю, который повторил ее действия. Когти Нила зацепились за прутья, и его голова моталась туда-сюда между двумя группами. Изо рта Дэн потекли пузырьки: ее попытка отвлечься от адреналина не удалась – тонкий металлический стержень сломался. Ваймак, пригнувшись, наблюдал за происходящим с открытыми глазами. Напротив них Эндрю держался уверенно, осторожно и так же неудачно. Нил осмотрел клетку, оценил ее, как оценивал свою, отступил назад и ударил широкой стороной хвоста в верхний угол двери. Дэн вздрогнула, отшатнулась назад, зажмурила горящие глаза и зажала рот рукой, чтобы не задохнуться. Нил сделал это еще раз, и еще. Металл рвал его более хрупкий боковой плавник. Когда петля наконец с приглушенным скрипом поддалась, ее края впились в перепонку. Нилу было все равно – он протянул руку и ухватился за протянутую цепь Ваймака, который, в свою очередь, обмотал свою цепь вокруг запястья Дэн, дернул головой, чтобы она сделала то же самое с Кевином, и так далее, руки были быстрыми и неуклюжими, пока шестеро не оказались нанизанными на одну линию, и Нил вытащил их, как извращенную, плохо вырезанную бумажную цепь. Он не решался посмотреть на Эндрю. Отчаянно надеясь, что к его возвращению дверь будет открыта, Нил стал вытаскивать наружу и поднимать наверх тех, кого держал. И они действительно выбрались наружу, причем для лишенных кислорода умов поверхность выглядела так же, как и глубина. Трясущимися и слабыми руками он карабкался за корягами и брошенными ящиками, Ваймак шипел сквозь стиснутые зубы, когда, как только он вынырнул на поверхность, Нил оставил его, чтобы нырнуть обратно. Однако Капитан продолжал держать Дэн за руку и с силой, свойственной предсмертному состоянию, тянул до тех пор, пока она тоже не уцепилась за бревно. Вокруг них разбегались, истекая кровью и не проявляя ни малейшего интереса к пленникам, кроме первоначального удивления, горстка матросов. Под ними щелкнул залитый водой замок. Эндрю открыл его и потянулся за Аароном; они повторяли за своими товарищами, как только поняли, что им придется делать, чтобы все успеть, и в тот короткий миг они боялись, что Нил не вернется. Или, что еще хуже, он опоздает. Они добрались до двери комнаты, используя прутья и пол, но их кандалы были слишком тяжелыми, чтобы представить, что у них есть шанс выплыть на поверхность. И все же, полный решимости умереть, Эндрю оттолкнулся от пола и потащил Аарона за собой, их ноги запутались в связках. Их опасения были небезосновательны. Нил чуть было не опоздал. Он появился из ниоткуда, вцепился когтями в рубашку Эндрю сзади и зацепил Кейтлин и Мэтта хвостом, пытаясь подняться вверх. Семь человек, обвешанных железом, – нелегкий подвиг. Но у него были решимость, страх, и преданность превыше крови, и Миньярд, который, в конце концов, был не таким уж плохим пловцом. Они справились. Они всплывали на поверхность один за другим, Эндрю первым уцепился за ящик Дэн, за ним – Аарон, Кейтлин, Мэтт, Элисон, Ники и Лили, а Нил, нырнув, подсаживал их, когда это было необходимо. В итоге ему пришлось лично поддерживать Ники и Элисон, так как свободные места на корягах были уже переполнены и грозили опрокинуться. Вблизи Ники не смог сдержать дрожащей ухмылки при виде того, как глаза Нила перебегают с одного на другого, и русал бормотал себе под нос какой-то счет. "Восемь, девять, десять, одиннадцать", пауза, легкий вздох, о котором Нил, возможно, и не подозревал, "двенадцать, тринадцать, четырнадцать". На этот раз первым засмеялся Капитан: радость, граничащая с душевным облегчением, удивление, неверие и изумление с легким оттенком истерики. Это было очень не по-ваймакски. Это заставило Эбби спросить: — Дэвид, ты в порядке? — Мы живы, — выдохнул он. — Из всех, кто был на борту этого проклятого корабля, из лучших людей Адмирала, мы выжили. Это наш второй шанс. Смех не распространился далеко (Ваймака умер довольно быстро), но облегчение наступило. — Вы двое можете найти что-нибудь еще, за что можно было бы ухватиться? — спросил Нил тех, кто был у него на руках. — Мне нужно найти Рене. К несчастью для него, это заставило Элисон вцепиться в него еще крепче. (Он хотел пойти к тому, кому доверял больше всего, к тому, кто всегда был рядом с ним. Он любил их всех, но существовала система ранжирования, должна была существовать, это было простое дело – быть живым, перекуры по ночам, безделье в середине дня и руки, готовые потянуться к нему. Голубые глаза уставились на светлые волосы, а лесные – в ответ, но это была не столько скромность, сколько необходимость – они еще не были в полном составе.) Широко раскрыв глаза, она спросила: — Она...? — Она сказала, что будет, — сказал он уже тише. Костяшки пальцев Элисон побелели на его покрытой чешуей руке, но через секунду она понимающе кивнула. Отойдя подальше от группы, Нил оскалил зубы и зарычал на однорукого, косоглазого матроса, цеплявшегося за то, что, видимо, было частью двери. Испугавшись, мужчина шарахнулся назад; он не утонул, но был близок к этому, и за ним тянулся кровавый след, когда он пытался отползти от еще одного магического существа, а пираты на его руках были несущественны. Ники и Элисон, взяв дверь, пинками вернулись к свободному скоплению пиратов без кораблей, а Нил исчез, чтобы, как он выразился, проверить периметр, его траектория отклонилась вправо. Вдали покачивались две лодки, внутри которых сгорбились тенистые фигуры. Они, несомненно, защищали свои спасательные плоты, хотя от кого их защищать, кроме пиратов, оставалось неясным. Но поскольку они были пиратами и захватывали лодки, у них были все основания беспокоиться о защите. Особенно когда у борта их лодки появилась разъяренная русалка. Сгорбленная девушка в черной форме, которую двое моряков приняли за члена команды другого судна, задавая неясные вопросы и давая еще более неясные ответы, оказалась одной из пираток. Она быстро вытолкнула одного из них из лодки, а русал подскочил к нему, схватил за руку и потащил вниз. Когтями по нежной плоти и звучным ударом по голове он загнал обоих на глубину. Когда он всплыл на поверхность, Рене смотрела на него с нежностью и лаской. — Я слышала, что ты нашел их, — сказала она, ее голос был обманчиво легким из-за того, что она сильно наклонилась над бортом шлюпки. Он чуть было не спросил: "Где ты взяла форму?" но потом он подумал, "Здесь полно тел, с которых можно снять форму". Поэтому он кивнул, его горло сжалось, несмотря на спокойствие воды. — Тогда нам понадобится вторая, — хмыкнула она и села так, чтобы не опрокинуться назад. Нил посмотрел на другую, находившуюся не так далеко, и решил, что сможет достать ее, когда они снова будут все вместе. Оказалось, что у спасательной шлюпки не было весел, ее пришлось перевернуть, чтобы спасти от затопления. Но это было не страшно. Он мог легко толкать лодку. Он не мог так же легко принять то, как ликовал Мэтт, как дыхание Элисон вырвалось из нее волной, как Дэн закричала и потянулась, чтобы дать Рене, такой невозмутимой, что невозможно было поверить, что она сделала все, что сделала, пять. Что-то горячее толкнуло его в ребра, когда Кейтлин полувсхлипнула в шею улыбающегося Аарона, и Ники присоединился к Мэтту, нестройно напевая победную мелодию, а Эрик смеялся, подпевая ему. Он попытался сглотнуть, но не смог, так как Ваймак заявил, что его и Эбби старые кости нуждаются в этой лодке, и потребовал, чтобы Рене со вчерашнего дня сняла эту оскорбительную форму. Жан дышал так, словно впервые попробовал воздух, а Кевин размышлял о том, на чем, если не на веслах, они могли бы уплыть отсюда до восхода солнца. Лили потянулась к руке Рене и тихонько застонала от благодарности и чувства вины; Рене заверила ее, что все в порядке, все хорошо, все так, как она и планировала. "Вы планировали кракена?" — Мэтт рассмеялся. "Ну", — поправила Рене, — "с некоторой импровизацией". Холодные пальцы обхватили запястье Нила. Он и не заметил, как отпрянул назад, чувство переполняло его, сужая круг мыслей: "почему, почему, почему, где проблема?" Увидев Эндрю, чувство не рассеялось сразу, но это заставило его прекратить попытки исчезнуть. Если это даже заставило его придвинуться поближе и прижать их плечи друг к другу, положив свою руку поверх руки Эндрю, никто это никак не прокомментировал.

***

Они без труда захватили другую спасательную шлюпку, а из более длинных досок сделали импровизированные весла. Кроме того, они выловили две бочки с водой, мокрый мешок с картошкой, несколько запечатанных банок с маринованными фруктами и оторванный кусок паруса – на всякий случай. Поднятые со дна океана своим дышащим водой товарищем по команде, они взломали замки на кандалах и позволили железяке затонуть, не получив ничего, кроме коллективного удовлетворения от прощания. Если кто-то из моряков и думал отбиться от пиратов за припасы и лодки, то мелькнувшего хвоста и быстрых когтей Нила было достаточно, чтобы их разубедить. Хотя путь до берега занял два с половиной дня, они не возражали, кроме обязательных жалоб. Они были живы. Они были свободны. Адмирал был мертв, Коммодор был мертв, а они – нет, и благодарность за это перекрывала негатив, который могли принести долгие дни гребли. (Лили спросила с рассветом, "Как насчет Брайана и... Альмы, и...?") (Нил не смотрел на нее, его рука зацепилась за край рядом с тем местом, где сидел Эндрю, а хвост способствовал тому, чтобы уберечь Кевина от возмущения.) (Когда тишина встретила ее вопрос, Рене тихо сказала: "Мне жаль".) (Это щелчком заткнуло рот Лили и заставило нескольких пиратов опустить глаза, но облегчение – по крайней мере, это была не я, по крайней мере, это была не ты – было очень сильным после того, как они чуть не утонули.) Когда они достигли берега, удаленного от осады Трои и других живых существ, Ники и Мэтт опустились на колени, чтобы поцеловать землю. Дэн и Эрик с отвращением посмотрели на них, а потом захихикали. Элисон и Рене, переплетя пальцы, расположились на пляже и вытянули ноги. Элисон сказала, что Рене понадобится чудо, чтобы превратить солнечные ожоги в красивый загар. Жан и Кевин затаскивали лодки, неуклонно следя за порядком и организованностью, но на их лицах можно было увидеть призраки улыбок. Эбби взяла Аарона, Кейтлин и Лили в ближайшие заросли, чтобы поискать полезные растения, а Капитан осмотрел свою уставшую команду и решил вздремнуть под деревом. Эндрю проигнорировал просьбу Кевина помочь ему с закреплением очевидно безопасных спасательных шлюпок и сел по пояс в мелкую воду. Нил, выглядевший гораздо более уютным и довольным передышкой, пустил свой хвост по ногам Эндрю и склонил голову к его плечу. На самом очевидном стыке кожи и чешуи рука Эндрю изогнулась, собственническая, защитная и дающая, по крайней мере, одному пирату, абсолютную уверенность. Это вызвало несколько взглядов и одно "Вы что, вместе?" от удивленного, не уверенного в том, нравится-ему-это-или-нет Ники, но когда Нил только щелкнул зубами и показал ему вполне человеческий жест одним пальцем, а Эндрю никак не отреагировал, вопрос был отложен до следующего раза. Король очень скоро услышит о поражении своего Адмирала. Им нужен был корабль. Нужно было доставить хотя бы часть сокровищ с места падения "Лиса". В условиях осады Трои вариантов было не так уж много, и эту проблему нужно было решать как можно скорее. Но все, переглянувшись, согласились, что это может подождать. Ведь сейчас они не торопились вдыхать свежий воздух и с таким трудом завоеванный покой. Дом. Это было ощущение дома.