the language of love: bittersweet memories

— Ты похож на пирата, — усмехается Бёль, поправляя повязку на глазу Джисона. Всё таки козёл Сухо успел оставить свой след в истории Сетбёль и Джисона — теперь синяк, виноградным соком, растекается под глазом Хан Джисона, напоминая о его «подвиге». — Надо будет попугая купить, — Джисон приподнимает одно плечо, щекоча пальцем невидимую птицу у себя на плече. Бёль сейчас заботливо обработала ему фонарь под глазом, аккуратно распределив мазь ватной палочкой, а теперь закручивает крышку на тюбике. — Кстати, — подрывается он. — Отличная идея для какого-нибудь камбэка, — и тут же хватает со стола телефон, печатая что-то в заметки. — Хоть бы не забыть. — Я рада, что мой бывший парень теперь твоя муза, — цокает Бёль, скрещивая руки под грудью. Она, значит, вчера весь вечер и сегодня весь день хлопотала над боевыми отметинами Джисона, бегала по аптекам в поисках лучшей мази от гематом и делала ему компрессы, а он вдохновляется ублюдком Сухо — миленько. — Ты обиделась? — Джисон вопросительно изгибает бровь над здоровым глазом — второй уже закрыт «пиратской» повязкой. Как ни странно, но компания охотно поверила в то, что у Джисона выскочил ячмень. Про дворовую потасовку им знать вообще не стоит. Такое наказуемо не меньше, чем быть пойманным на уличных гонках, что бывало пару раз с Сынмином. Джисон успокоил Бёль на счёт слухов. По крайней мере, самой Сетбёль точно мало что угрожает, а вот Феликса ещё помурыжат. Благими намерениями выложена дорога в ад, и Джи-Вай-Пи решил, что раз уж Ликс и так там оказался, то они под шумок провернут манёвр удержания фанатов-преследователей. Бёль не уверена, что это хорошая затея с их стороны. Но кто она такая — компании до неё вообще дела нет. Её лишь заставили подписать бумаги, в которых чётко прописано, что она не имеет права разглашать подробности происшествия, сообщать о своей личности и общаться с журналистами. Ну и мягко намекнули, чтобы рядом с Феликсом её больше не видели. Естественно за эти два дня у журналистов откуда-то взялась куча другой личной информации о досуге Феликса. На фанатских сайтах развернулось целое расследование по поиску доказательств, что он состоит в отношениях, а кто-то даже слил в интернет видео, как Феликс танцует на барной стойке на какой-то вечеринке годовалой давности. Рано или поздно эта забава могла ему аукнуться. Джисон даже обмолвился, что в тайне от Феликса радуется, что сам не попал на то видео — это их общая маленькая традиция, так что Джисон, можно сказать, вышел сухим из воды. Так-то айдолам вообще запрещено посещать клубы. «Шугар Раш» является исключением лишь потому, что там есть чёткие договорённости между владельцем заведения и компанией Джи-Вай-Пи. Чонхо уже написал Бёль, что скорее всего весь персонал вызовут для дачи показаний. Дело нешуточное и, кажется, виновника собираются найти любой ценой и наказать по всей строгости. Публичная казнь, чтобы держать всех остальных в страхе — это практиковалось во все времена. Всё это несомненно давит. Но Джисон практически спокоен, поэтому и Сетбёль старается слишком много не додумывать себе. Они будут осторожны. Джисон чётко дал понять, что не собирается жертвовать их с Бёль счастьем, но на душе всё равно неспокойно. Сейчас вокруг творится сущий хаос, а Джисон, как ни в чём не бывало, притягивает к себе Бёль за поясницу и смотрит снизу вверх, сидя перед ней на стуле. — Я не обиделась, — цедит Бёль, продолжая разыгрывать этот спектакль. А колени предательски покрываются мурашками, когда Джисон поглаживает её спину. — Я же вижу, ты ревнуешь меня к своему бывшему, — улыбается Джисон, за что получает лёгкий щелбан между бровей и морщится. — Ты будешь избивать пострадавшего? — Если ты будешь посвящать моему бывшему песни, то да, — серьёзно произносит она. — Хочешь, я и тебе посвящу? — просто произносит Джисон, а Сетбёль не понимает, он сейчас шутит или серьёзно. — Звучит, как одолжение, — закатывает глаза Бёль, отворачиваясь от Джисона, потому что чувствует, что щёки начинают розоветь. Он притягивает Сетбёль совсем близко, прислоняясь щекой к её животу. Ну как на него можно злиться? Даже в шутку. — У меня уже есть наброски, я закончу и дам тебе послушать, — произносит он, и по внутренним органам Бёль пробегает щекочущая вибрация. А может, это сонные бабочки наконец-то пробудились? — Покажи сейчас, — она резко возвращает на него взгляд, а Джисон утыкается носом в её солнечное сплетение, сдавленно смеясь. Бёль больше не скрещивает руки, а играет с его пепельными кудряшками на затылке, которые не давали ей покоя все эти недели. …теперь это можно делать легально. — Ты что, не веришь мне? — смеётся он, снова задирая голову вверх. — Проверки устраиваешь? — Ну ты просто покажи, я не буду вчитываться, — настаивает она. — А то ты сказать можешь много чего. Она на полном серьёзе хочет знать, правда ли Джисон пишет о ней песню. Или вдохновлённую ей. Или как это называется у музыкантов? Для неё ещё никто такого не делал, и Бёль вовсе не хочет показаться недоверчивой. Ей лишь безумно любопытно, что Джисон вообще мог там о ней написать. Он клацает языком и снова тянется одной рукой к телефону, лежащему на столе, а второй продолжает прижимать Бёль к себе. Ищет что-то в заметках, а потом открывает один из файлов, тыча Сетбёль в лицо экраном: — Вот, пожалуйста, — вычурно заявляет он, сдерживая смешок. — Есть ещё вопросы? Буквы чуть расплываются от подступающего к горлу волнения, и Бёль берёт в руки мобильник, нехотя выпутывая пальцы из мягких волос Джисона. «Твой сияющий образ среди сотен людей, Постепенно становится всё ярче». Это лишь набросок текста, но у Сетбёль уже сейчас сердце ёкает где-то выше положенного места. «И я могу теперь смотреть лишь на тебя, протягивая руку, чтобы прикоснуться». Чёрт, читать эти строчки и чувствовать, как Джисон мягко проводит рукой по талии, чуть задирая края лонгслива — сумасшествие. Голова кругом идёт. Бёль ведь была в этой кофточке тогда — на берегу моря. Пришлось её всё же отстирать. Фосфоресцентные звёзды больше не пачкают его ткань — они зажигаются под ней. …под самой кожей. «Надеюсь, что ты больше не останешься одна на тернистом пути». Почему эти слова так цепляют? Потому что попадают точно в цель, задевая что-то в глубине души, или потому что написаны о самой Сетбёль? В носу начинает пощипывать слишком быстро — Бёль не была к такому готова. «Тебе больше не нужно есть моллюсков в одиночестве». Он ещё и приплёл сюда их посиделки на пляже — Хан Джисон точно талантливый садист. И плевать, что слово «моллюски» сюда явно по рифме не вяжется. «Это больше никогда не повторится». Сетбёль не согласна. Она готова ещё раз пройти по своей кривой дорожке, если в конечном итоге окажется рядом с Джисоном. Снова и снова сможет прожить каждый момент, что навсегда останется в памяти. «И я иду по небесам». Благодаря Джисону ей тоже как-то удалось пролететь по небу — хочется повторить. «И я весь дрожу, чувствуя себя утешенным и спасённым кем-то». До конца последнюю строчку Сетбёль не совсем понимает, но она и сама чувствует себя утешенной и спасённой. Но не кем-то абстрактным, а самим Хан Джисоном. — Ну как? — интересуется он, ожидая от Бёль хоть какой-то реакции. — Моллюски туда по рифме не подходят, — деловито заявляет она, а Джисон лыбится, как дурак, на секунду утыкаясь лбом ей в живот и сдавленно хихикая. — Что смешного? — негодует Бёль, пытаясь отстранить его от себя. — «Суп кимчи» туда лучше подойдёт. — Но ведь мы его не ели вместе, — он снова поднимает взгляд на Сетбёль, а ей хочется наклониться и поцеловать его. Потому что быть таким милым просто противозаконно. Но она просто возвращает ему мобильник, и Джисон тут же откладывает его на стол, снова обнимая Сетбёль двумя руками. — Могу приготовить и съедим, — она смахивает со лба непослушные пряди его чуть влажных после душа волос. — Ты мне ещё чизкейк обещала, — подмечает он. — И всё-то ты помнишь, — закатывает глаза Сетбёль и пытается отстраниться, ведь скоро выходить на работу. Рано или поздно ей нужно вернуться в клуб, к сожалению. Но Джисон не позволяет ей даже с места сдвинуться, ловко усаживая себе на колени. — Я помню каждый момент, проведённый с тобой, — бубнит он, уже целуя её шею, а Бёль ёжится от щекотки. — Тогда почему в песне нет ни слова про страусов? — к большому разочарованию, Сетбёль тоже помнит много моментов, проведённых вместе с Джисоном. И некоторые из них весьма позорные. — Добавить в другой куплет? — предлагает он, целуя её подбородок и уголки губ, а руками забираясь под лонгслив. — А ты можешь? — на выходе спрашивает Сетбёль, снова путая пальцы в его кудряшках. Сколько бы она это не делала, всегда будет мало. Поцелуи становятся настойчивее, и теперь Бёль уже сама целует Джисона в мочку уха, покусывая ракушку. Как же давно она не испытывала этого стягивающего внизу живота чувства возбуждения, от которого становится хорошо и стыдно одновременно. Кажется, будто с ней это было в прошлой жизни, что теперь всё это кажется таким новым — таким неизведанным, пугающим и манящим, что хочется раствориться в этом моменте, прочувствовав его каждой клеточкой своего тела. Запомнив каждое покалывание пальцев, каждую мурашку, что пробегает по её спине от холодных пальцев Джисона, которые оставляют после себя пылающие дорожки. — А ты хочешь? — с надрывом спрашивает Джисон, и Бёль чувствует, что он сам хочет её. Под домашними штанами твердеет член, что Сетбёль может это понять даже через ткань своих джинсов, на которых вместо ответа ослабляет пуговицу. Одна рука Джисона тут же опускается вниз, а через мгновение он уже сжимает под бельём ягодицу Сетбёль. Второй рукой нащупывает застёжку её бюстгальтера, расцепляя крючки, и Бёль прогибается в пояснице, когда Джисон перекладывает руку с её лопаток на грудь, освобождая от белья и играя пальцем с затвердевшим соском. Ужасно неудобно получать удовольствие в таком положении, но Джисон умудряется дотянуться до входа, осторожно проникая внутрь одним пальцем. Сетбёль несдержанно ёрзает у него на коленях, пытаясь насадиться сильнее. Прикусывает губу Джисона, чуть оттягивая и вдыхая его глухой стон. Кажется, ему тоже тесно, и с этим нужно что-то делать. — Ты ведь не про песню спрашиваешь? — уточняет Бёль, когда Джисон снова припадает губами к пульсирующей венке на её шее. — Уже нет, — мычит он, целуя мокро и несдержанно, и перекладывает руку с одной груди на другую. Чёрт, как же не хочется останавливаться. Эти дни были такими напряжёнными — Бёль даже сбилась со счёта. Хочется получить желанную разрядку как можно скорее. Но Сетбёль непроизвольно смотрит на часы в экранчике микроволновки справа от неё, понимая, что ещё немного и она опоздает на ночную смену. — Мне нужно идти, — нехотя произносит она, жмурясь и пытаясь всё же сконцентрироваться на ощущениях. — Тогда, может, поможешь мне? — Джисон убирает руку от груди Себёль, пытаясь стянуть с неё кофту, видимо, чтобы Бёль точно опоздала. Но так не хочется думать сейчас о работе: о возможных неприятных расспросах насчёт Чхве Минсу и его выходке, на счёт сплетен про Феликса и неминуемой встрече с Даной. После произошедшего в клубе с менеджером Чхве, Бёль даже подумать не могла, что сможет когда-то расслабиться в объятиях мужчины. Но она, кажется, настолько доверяет Джисону, что ей это вполне удаётся. Нельзя упустить этот момент, ведь вдруг неприятная реальность, с которой Сетбёль сегодня неминуемо столкнётся, снова лишит её желания открываться кому-то. Бёль поднимает руки, помогая Джисону стянуть с себя лонгслив, а следом за ним и лифчик. Кажется, опоздание стоит того. Ведь когда Джисону больше не препятствуют лишние слои одежды, он обхватывает губами один сосок, сминая вторую грудь рукой. Играет языком, щекоча и возбуждая до предела, а внизу уже активнее двигает сразу двумя пальцами. Хочется тоже сделать ему приятное, и Сетбёль не без труда забирается рукой под резинку его домашних штанов и боксеров, тут же накрывая ладонью горячий пульсирующий член. Как же хочется ощутить его внутри себя. Но в таком положении это точно не удастся. Поэтому Бёль начинает водить по основанию рукой, чувствуя рельеф выступающих вен, и улыбается, когда член чуть подрагивает от нарастающего возбуждения. — Давай лучше себе, — шепчет Джисон, открываясь от её груди и лениво проводя кончиком языка по едва приоткрытым губам Сетбёль. — Уверен? — уточняет она, всё ещё надрачивая ему, будто за эти несколько секунд разговора успеет довести Джисона до пика. — Уверен, ты ведь опаздываешь, — улыбается он, целуя уже настойчивее. Себёль вытаскивает руку из его штанов, просовывая под своё бельё. По телу проходит приятный озноб, как только она дотрагивается пальцами до чувствительной зоны. Оказывается, она уже достаточно возбудилась — там всё такое мокрое и горячее. Бёль прикрывает веки, играя с клитором. Темп нарастает, движения джисоновых пальцев внутри неё учащаются, и, кажется, он уже добавил третий палец. Если она не кончит в ближайшие минуты, то не сможет думать ни о чём другом до конца своей долбанной смены, которую была возможность отменить, но Бёль, зачем-то, решила, что хочет вернуться на работу именно сегодня. Повязка с лица Джисона уже давно съехала — Бёль собственноручно стягивает её с головы Хана, отшвыривая куда-то им под ноги. От несдержанных стонов и сдавленных вздохов становится совсем дурно. Всё в голове плывёт, взрываясь фейерверками горящих в стратосфере комет, но Сетбёль больше не загадывает желания на падающие звёзды. То, о чём она и не смела мечтать — о чём даже сама себе боялась признаться раньше — уже осуществилось. Ей так тепло рядом с Джисоном, так спокойно. Так упоительно хорошо, что о большем и мечтать страшно. Она доверяет ему всецело и безоговорочно. Верит каждому его слову и не сомневается в его действиях. Пока она с ним, ничего плохого не случится — он защитит её — Сетбёль в этом абсолютно уверена. Оргазм уносит её сознание куда-то совсем далеко — где плещется морской прибой и играет музыка из прибрежной кафешки. Там пахнет солью и свободой. Там над их головами зажглись настоящие звёзды, а в грудных клетках вспыхнули влюблённые сердца. И теперь это место принадлежит не только жареным кальмарам — оно принадлежит её горько-сладким воспоминаниям.

***

— Может, всё-таки отпросишься? — Джисон лениво притягивает Бёль к себе за пояс, утыкаясь носом ей в щёку. — Ты ведь уже опоздала. Так не хочется отпускать её сейчас. Хочется обнимать, целовать и любить, пока совсем сил не останется. Но пока что Джисон только и может, что довольствоваться беглым поцелуем и ложным обещанием, что время пролетит незаметно. Нет, для него минуты вдали от Сетбёль тянутся невыносимо бесконечно. Кажется, ему придётся расчехлить гитару и дописать песню, раз совсем выкинуть Бёль из своих мыслей уже не получится. Он, конечно, не уверен, что удастся впихнуть в сюжет ещё и страусов — но над рифмой он точно поработает. Тем более, что Бёль обещала ему приготовить суп кимчи — чтобы всё в куплете правдоподобно было, — и чизкейк, о котором Джисон мечтает уже не одну неделю. Скоро Сетбёль дождётся, что ей придётся готовить для него целый ужин. А Хану это только на руку — поесть он всегда любил. — Надо сходить, — она теребит ворот его домашней футболки, задевая холодными пальцами кожу на ключицах, по которой рассыпан пляжный песок веснушек. — Не могу больше откладывать. — Так что, теперь будет каждый раз? — наигранно дуется Джисон, и Сетбёль с опаской смотрит на него исподлобья: — Ты меня будешь упрекать в том, что я хожу на работу? Только вот этого ей ещё не хватало. С Сухо та же тема была — Бёль это слегка триггерит. — Господи, нет, — спохватывается Джисон, смекая, в чём дело. — Конечно же, нет, — обхватывает руками её лицо, притягивая ближе к себе и целуя в кончик носа. — Я просто ещё не свыкся с мыслью, что ты вернёшься и будешь рядом. А от каждого его слова будет кружиться голова? Или Сетбёль ещё находится где-то на грани эйфории после яркого оргазма? Потому что если Джисон будет говорить ей такие приятные вещи изо дня в день, то Бёль совсем растает. Хотя оно и к лучшему — пусть продолжает. Это чертовски приятно. — Я тоже буду думать о тебе, — смеётся она, думая, что её слова звучат нелепо. Но Джисон улыбается, нежно целуя её теперь в губы, будто размазывая сладкий пломбир по чувствительной коже. — Я постоянно о тебе думаю, — шепчет в поцелуй он, поочерёдно сминая то верхнюю губу, то нижнюю. Сетбёль сильнее притягивает его за воротник футболки, уже настойчивее углубляя поцелуй. И всё же отстраняется, протягивая руку к вешалке, на которой висит её кожаная куртка. — Ты не замёрзнешь? — заботливо интересуется Хан, переживая, что к ночи уже совсем похолодало. — Да тут недалеко, — отмахивается Бёль, застёгивая молнию и ремни на куртке. На самом деле, уже порядком прохладно, но от дома Джисона всего несколько остановок до «Шугар Раш», так что ничего страшного. Но Сетбёль и так обычно до победного ходит в этой кожанке, так что совсем не обращает внимания на то, что все жители Сеула уже давно утеплились. — Надеюсь, это не куртка Сухо? — криво улыбается Джисон, глядя, как Бёль чуть подкатывает рукава, потому что они слишком длинные для неё. — Это отца, — мотает головой она. — Он у меня рокером был, да и в молодости на байках гонял. Вот забрала себе, когда мы уехали из Кёнгидо. — Вы близки с ним? — интересуется Хан, потому что раньше Бёль практически ничего о своей семье не рассказывала — он бы с удовольствием послушал. — Ну-у-у, как сказать, — задумывается Сетбёль, не зная, как правильнее выразиться. — Насколько могут быть хорошие отношение с человеком, который бросил нас с матерью, когда мне было восемь? — Я не знал, — грустно вздыхает Джисон, искренне сожалея, что Сетбёль росла в неполной семье. — А я и не говорила, — улыбается она, целуя Джисона в уголок губ и поправляя съехавшую с его глаза повязку. — Ладно, я побежала. Она в спешке хватает с тумбы свой рюкзак и выбегает из квартиры слыша на прощание джисоново «я буду скучать».