fortunate son

      Любому нормальному человеку было бы тошно трахать своего собственного ребёнка.       Уильяму, впрочем, кажется, что быть нормальным человеком он давно перестал, хотя и не знает, в какой именно момент это произошло. Медленно вынимая свой расслабляющийся член из мокрого влагалища своего сына, он не чувствует ничего, кроме какого-то первобытного удовлетворения. В ушах звучит тихое дыхание Майкла, и мужчина нежно целует его в губы, а затем спускается вниз; руки находят бёдра парня, раздвигают их, в то время как язык проводит по мягким, бархатистым складочками.       — А-ах, отец… — стонет Майкл. Ладони сына аккуратно гладят волосы мужчины, подёргивая пальцами, будто хочет оттолкнуть его, но не может — слишком невыносимо.       — Полегче, дорогой, — Уильям целует прямо в выступ его клитора, а затем лижет всё внутри, содрогаясь от сладкого привкуса Майкла и солёной горечи своих собственных выделений, спрятанных глубоко внутри его мальчика. Ему должно быть противно, он не должен всё это делать, потому что ведь, Боже, у Майкла течка. Но, всё же, Уильям не может заставить себя хоть как-то волноваться или беспокоиться об этом. — Я лишь хочу немного привести тебя в порядок.       Как он обожает то, как бёдра парня подёргиваются под его руками, когда он прикасается к ним, держа их раскрытыми, пока его язык скользит прямо в грязную дырочку Майкла. Он так сильно и так быстро намок лишь из-за такой мелочи, что Уильяму правда любопытно, сможет ли он заставить парня, прежде чем трахнуть его, течь и требовать большего; однако сейчас совсем не время всё это выяснять. Сейчас мужчина хочет, чтобы Майклу было комфортно, когда они будут разговаривать, а поговорить они точно собираются. Так уж получилось, что внезапно появились некоторые вещи, о которых Уильяму необходимо знать.       Нежно наводя круги своим языком, он прислушивается к тихим стонам над собой, улавливая слабый звук отрывающегося от постельного белья и опускающегося обратно хвоста Майкла. Он очарователен — абсолютно не способен контролировать инстинктивные реакции своего тела, хотя, кажется, что он даже и не пытается.       Дорогой мальчик. Уильям точно потратит всё это время на то, чтобы разобрать парня по частям, а затем медленно собрать обратно, только чтобы доказать себе, что он на самом деле на это способен.       Майкл издаёт тихий приглушённый звук над ним, и Уильям чувствует, как напрягаются стенки его влагалища под его языком.       — О-отец, я сейчас с-снова—       — Опять? — Уильям смотрит на него снизу, отстраняясь и мягко улыбаясь, когда видит, как лицо Майкла морщится, а из горла вырывается разочарованный стон, пока он извивается и чуть ли не брыкается в руках мужчины. — Хочешь снова кончить, Майкл? Хотя, в любом случае, скорее всего этого всё равно было достаточно, чтобы ты почувствовал себя полностью удовлетворённым.       Майкл прикусывает нижнюю губу, медленно покачивая головой.       — Достаточно. Достаточно, просто… Мне так приятно, когда ты делаешь это языком.       — Хах. Значит я заставлю тебя кончить снова. Просто дай мне позаботиться о тебе. Я рядом. — Уильям запечатлевает поцелуй на мягкой плоти, отчего голова Майкла отчаянно откидывается на подушку; уши сына быстро и мило подёргиваются, заставляя Уильяма улыбнуться.       Он нежно работает языком, ведь знает, что сейчас Майкл чрезмерно чувствителен, и это был его первый раз, когда кто-то так ласково целовал и до дрожи вылизывал его клитор. Но даже этого достаточно, чтобы Майкл заскулил и заёрзал под ним; Уильям скользит рукой вверх, надавливая пальцами на грудную клетку сына, чтобы удержать его на месте. Мужчина, однако, не отрывает своего рта, ласково обхватывая губами набухший бугорок и посасывая его, пока Майкл не начинает стонать.       Какой экспрессивный мальчик. Такой тактильный. Уильям точно насладится поиском каждого чувствительного места на нём и внутри него, выжмет из Майкла всё до самого последнего возможного для него ощущения, лишь бы услышать каждый приятный звук, который он может издавать.       Так мало требуется для того, чтобы заставить его снова кончить. Парень так возбуждён из-за своей течки и так чувствителен от того, что его трахает собственный отец; от того, что кончает буквально через несколько минут с тихим жалобным криком, дрожа под губами и руками Уильяма. Снова остаётся таким мокрым, и Уильям ещё раз слизывает эту смазку, а затем поднимается обратно, чтобы поцеловать своего мальчика и позволить Майклу попробовать, насколько по-свойски сладко его влагалище.       — Вот так, — мужчина прижимается лбом ко лбу сына, смахивая с его глаз несколько случайных слезинок и немного задумываясь, когда они успели скатиться. — Дыши со мной, милый. Вдох, выдох. Нужно, чтобы ты отдышался, чтобы мы смогли поговорить.       Рука Майкла обхватывает его запястье, и Уильям позволяет ему подержаться за него, наблюдая в тени, как дыхание Майкла замедляется и становится ровным. Через мгновение он дышит в такт с Уильямом, слегка морщась, чтобы заставить себя послушать, что ему скажут, ведь на самом деле парень может быть послушным мальчиком, если захочет.       И раньше он точно был таким. Интересно, что же, должно быть, изменилось. Наконец он может спросить об этом.       Уильям ждёт, пока лицо Майкла расслабится, и тот приоткроет свои веки; парень поглаживает запястье мужчины большим пальцем, а затем ему удаётся выдавить из себя слабую усталую улыбку. О, он выглядит таким выдохшимся — и это восхитительно.       — Спасибо, отец.       — Конечно, — Уильям снова целует его, нежно, просто потому, что может. — Теперь чувствуешь себя лучше?       Майкл кивает и прижимается к нему, а мужчина в ответ вытягивается, чтобы обхватить Майкла руками, зарываясь носом в растрёпанные, потные волосы сына.       — Да, отец. Я… Спасибо, что помог мне. Мне казалось, что я с ума сойду. Единственным человеком, о котором я мог думать, был… Был ты.       Будто это совсем не задевает самолюбие Уильяма.       — Вот и хорошо, — он целует одно дёргающееся ухо, и Майкл прижимается к нему. — Отлично. Сделай глубокий вдох, а затем мы займём подходящее положение, чтобы спокойно поговорить.       В итоге Уильям оказывается в удобной позе, прислонившись спиной к стене, а Майкл сидит у него на коленях, что для него, признаться, просто прекрасное положение. Он находит чистую от пота и смазки простыню и заворачивает в неё их обоих, чтобы Майклу было удобнее; в комнате, безусловно, достаточно тепло, а теперь и в самом гнезде, спрятанном в ограниченном пространстве с почти закрытыми дверями, ещё теплее. Уильям небрежно запускает пальцы в волосы Майкла, целуя его в лоб, а другая рука мягко ложится на ляжку сына.       Майкл тут же напрягается. Отводит взгляд, но Уильям аккуратно целует его в висок. Это важная тема для разговора, но если бы всё было так просто, Майкл давно бы ему сказал.       — Ты сам себе это сделал, да?       — Да. — Майкл немного ёрзает, прежде чем повернуться и обхватить Уильяма руками за талию, крепко сжимая. Он хочет чувствовать близость; мужчина совсем не винит его за это.       — Понятно, — Уильям уже знал об этом, но для него важно, чтобы сам Майкл в этом признался. Он хочет убедиться, что они находятся на одной волне в этом разговоре, учитывая всю его серьёзность и то, что он за собой повлечёт. — Ты не обязан говорить со мной, любимый, но я был бы рад, если ты всё же на это решишься. Расскажешь мне, в чём дело?       Майкл тихонько, словно котёнок, целует Уильяма в плечо.       — Когда у меня в голове… Совсем пусто или я слишком расстраиваюсь из-за чего-то… Или становлюсь чересчур эмоциональным… Это помогает мне расслабиться и здраво мыслить. Когда я сделал это впервые, это вышло случайно, типа… Я просто стал чесать себя, потому что был расстроен, и мне показалось, что это помогло.       О, мой бедный мальчик…       — Как думаешь, ты бы смог прийти поговорить со мной, когда чувствовал себя вот так? Вместо того, чтобы делать это? Я бы выслушал тебя.       — Это… Ну, в смысле, я бы лучше так и поступил. Просто я думал… — Майкл замолкает, и Уильям снова целует его в лоб. — Прости. Я не хочу ссориться. Не хочу сказать что-то не то и разозлить тебя, потому что боюсь, что тогда ты просто вернёшься домой или, не знаю… За последние пару дней всё, вроде, стало хоть немного лучше, но… Как бы… Ничто не длится вечно, и я правда не хочу, чтобы ты снова возненавидел меня и не захотел больше со мной разговаривать.       Слова звучат торопливо, приглушённо, и Уильям спокойно выслушивает их, проводя пальцами по рельефному шраму на ляжке парня. Сердце больно сжимается; Майкл подтверждает его худшие опасения. Мужчина тихо вздыхает, закрывая глаза и качая головой. Не из-за своего сына — из-за себя. Так много в этой ситуации завязано на нём и на том, что он сделал; на том, как он относился или, наоборот, не относился к Майклу. С тех пор, как произошел тот инцидент, тот несчастный случай… Всё это — вина Уильяма, и он прекрасно это осознаёт.       Мужчина наклоняется, нежно прижимаясь лбом ко лбу сына.       — Я не могу достаточно извиниться перед тобой. Не могу загладить свою вину перед тобой, и я это знаю. Но я выслушаю тебя. Я знаю, что поступил неправильно, и мне жаль, Майкл. Правда.       — Тебе не нужно заглаживать свою вину передо мной, — Майкл на мгновение замолкает, а Уильям снова и снова проводит большим пальцем по шрамам. Отказывается их обходить. Отказывается отворачиваться от реальности своих действий и их последствий. — Я правда не заслуживаю этого после всего того, что сделал с Эваном.       Тишина. Мужчина тихо вздыхает и отстраняется назад, чтобы прямо посмотреть в глаза сыну, но Майкл тут же отводит взгляд.       — Ты ведь не хотел, чтобы это произошло.       — Знаю. Но, всё же, это случилось. И я… я знаю, что во многом это моя вина, — парень с трудом сглатывает, и Уильям целует его в щёку. — Я так боялся, что ты выгонишь меня из дома, вы ведь с мамой даже смотреть на меня не хотели. И я понимаю почему, правда. Эван мог умереть. Вполне логично, что ты расстроился из-за меня.       Уильям проводит рукой по спине Майкла, скользя пальцами по простыне, в которую завёрнут его мальчик, и обдумывая эти слова.       — Впрочем, это не должно было продолжаться так долго. Мне следовало сесть и поговорить с тобой об этом.       — Трудно бы было об этом говорить. Я даже думать не хотел о произошедшем бо́льшую часть времени, хотя шрам всегда был чуть ли не перед моими глазами, — парень вздрагивает, когда Уильям проводит пальцем по изгибу его лопатки, но затем отклоняется назад, когда мужчина начинает убирать руку. — Прости. Я не знаю, зачем сделал это. Точнее, знаю. Я хотел напугать его. Это всё, о чём я думал в тот момент.       — Челюсти не должны были вот так захлопнуться. После всего этого мы с Генри проверяли механизм, наверное, тысячу раз, но так и не смогли выяснить, почему это произошло. — и Уильям на самом деле так поступил. После того, как он смыл кровь Эвана с металла, он разобрал всю голову на части, отчаянно пытаясь понять, где и что именно пошло не так.       Даже зная, что это больше никогда не повторится, он бессмысленно боится, что это может произойти вновь.       Майкл прикусывает нижнюю губу.       — Просто я сильно ревновал.       Ах. Ну вот, приехали. Некоторое время Уильям молчит, лишь лениво проводя пальцами по спине Майкла и поглаживая шрамы на его ляжках и бёдрах. Где-то в течение первой недели после несчастного случая Уильям и Клара ничего не делали, не наказывали Майкла должным образом, потому что никто из них даже не мог придумать подходящего наказания. Дополнительных обязанностей по дому казалось недостаточно, а запрещать ему гулять было бессмысленно, поскольку парень вообще перестал выходить из дома, не считая походы в школу. Но, судя по всему, Майкл не просто наказал себя, а сделал даже больше.       И, всего на момент, Уильям задаётся вопросом, сделал ли он это, потому что этого не сделали они.       — Ревновал, — наконец утверждает он, и Майкл издаёт тихий, будто обиженный звук горлом, опустив глаза. — Почему ты ревновал, Майкл?       Майкл берёт в руки часть простыни, отпуская Уильяма, и неряшливо крутит хлопковую ткань между пальцами.       — Я хотел, чтобы ты снова обращал на меня внимание. Ты работал допоздна и почти не бывал дома, а Эван получал его от тебя больше, чем я. И я ревновал. Наверное, я просто понял, что был твоим любимчиком, но ты перестал меня любить. И я просто…       — Мм. Вот как, — Уильям снова заключает Майкла в объятия, кладёт подбородок между его мягкими пушистыми ушами и тихо вздыхает. — Я почти ничего не знал, не понимал. Даже не осознавал, как часто ты стал над ним издеваться, пока дело не дошло до этого.       — Это не должно было зайти так далеко. Не стоило утруждать тебя и требовать твоего внимания, чтобы меня остановить. Инцидент-не инцидент, это, всё же, произошло… — парень быстро качает головой, и мужчина успокаивает его ещё одним поцелуем в кончик пушистого уха. Нет смысла заводиться. Это бесполезно.       — Я согласен с тобой, — говорит он, и Майкл вновь издаёт печальный звук. — Это не должно было зайти так далеко, и этому нет оправдания. Но ты и так знаешь это. Как и Эван. Я слышал, как вы двое разговаривали.       Мягкий мех касается бедра мужчины, когда Майкл пододвигается к нему чуть ближе, обвивая свой хвост вокруг талии Уильяма.       — Я правда не понимаю, почему он меня не ненавидит. Любой другой бы точно возненавидел. Я же мучил его ещё до несчастного случая, и он никогда не ненавидел меня за это. А следовало бы. Хотел бы я, чтобы так оно и было.       — Не хотел, — говорит Уильям, и Майкл тихо, но озадаченно фыркает. — Ты хочешь, чтобы он ненавидел тебя, потому что, если бы он так и сделал, тогда бы тебе было больно, и ты бы принял это за наказание. Ты ведь этого хочешь, так? Быть наказанным. Поэтому, в итоге, ты делаешь это всё сам с собой, и, честно говоря, я даже не знаю, как бы отреагировал на данную ситуацию. Худшее, что вообще могло случится — это тот инцидент, которого ты всё равно хотел бы избежать, но я даже не знаю, что хуже, учитывая то, что ты в итоге с собой сделал.       Клара бы смогла выгнать его из дома, но Уильям — нет. Он сожалеет о том, что ударил Майкла; сожалеет о том, как сильно горела его ладонь; о том, что отметина после удара оставалась на коже сына ещё в течение нескольких дней. Не было никакого смысла это делать, это лишь ухудшило ситуацию и вбило клин между ними ещё глубже, словно гарантируя, что он вонзится так прочно, что в итоге останется там на месяцы, и убрать его будет трудно.       Майкл отпускает простыню. Такая мягкая и такая чувствительная ладонь касается руки Уильяма.       — Я просто хотел, чтобы всё было хорошо, потому что так бы ты, наверное, перестал меня игнорировать. Было грустно, что так поступила мама, но ты… Это на самом деле будто убивало меня.       — Мне так жаль, — Уильям прижимает сына к себе так крепко, как только может, и Майкл слегка ёрзает, но в конце концов обхватывает его талию ногами, утыкаясь в него и впиваясь ногтями ему в спину, а затем издаёт ещё один тихий, почти скулящий звук. — Я хотел дать тебе время для самого себя, пока ты рос, оправдывая так свою вечную занятость на работе. Я должен был быть рядом с тобой. Должен был понять, что что-то не так.       — А я должен был с тобой об этом поговорить, вместо того, чтобы позволять себе так расстраиваться и просто ждать, пока ты бы меня хоть как-то заметил. — Майкл наклоняет голову, и Уильям чувствует прикосновение губ к своей коже — нежный поцелуй. Он мог бы поспорить с этим. Правда мог.       Но тогда бы это был разговор ни о чём — одна и та же песня. Он должен был заметить всё это, а Майкл мог бы хоть что-нибудь ему сказать, но, в конце концов, что он, что его сын этого не сделали, поэтому дело дошло до того, до чего дошло. Уильям тихо вздыхает и решает просто обнимать своего сына и дальше, слегка покачиваясь с ним туда-сюда, стараясь наконец подарить Майклу утешение, в котором он так нуждался за последние несколько месяцев. Утешение, которое он должен был получить ещё до того, как началось всё это дерьмо.       Рука мужчины снова опускается на бедро Майкла и продолжает поглаживать шрамы, пока Майкл слегка не начинает подрагивать.       — Чем ты это делал? Нужно убрать это из дома.       — Обычная бритва. Лежала в ванной внизу. Я приклеил её скотчем к внутренней стороне шкафчика, чтобы никто не смог её найти, — Майкл снова целует его в шею, и Уильям тихо вздыхает. Это приятно. Так нежно. — Прости. Стоило сказать тебе.       Мужчина проводит рукой по шрамам, ощущая их на ладони.       — Нет, дорогой. Не извиняйся за это. Ты в этом не виноват.       Пока они сидят вместе в шкафу, Уильям, крепко прижимая к себе сына, ощущает слегка душащее их обоих тепло. Когда Майкл снова прижимается к нему, он замечает, как колени сына плотно обхватывают его бёдра, и мужчина догадывается, что, видимо, что-то сейчас изменилось. Возможно, Майкл не способен продержаться так долго без каких-либо действий. Течки, должно быть, жутко изматывают. Уильям ни капельки не завидует Винсенту.       — Милый? — спрашивает он, проводя вверх рукой по ляжке Майкла и опускаясь затем вниз.       — Ах, — тихо стонет парень, когда пальцы Уильяма касаются его клитора, но если даже этого достаточно, чтобы вызвать такую реакцию, значит, видимо, он снова завёлся. — Прошу…       — Скажи лишь слово, и я помогу. — на этот раз Уильям целует его как следует, и Майкл обвивается вокруг всего его тела, прижимается к нему, наклоняясь навстречу его губам с собственным нетерпеливым стоном. Такой хороший. Такой прекрасный, блять, мальчик.       Последующая просьба Майкла застаёт его врасплох.       — Я… Можешь прилечь?       Прилечь? Уильям, однако, не задаёт вопросов. Лишь ещё раз нежно целует Майкла и позволяет сыну соскользнуть со своих колен, чтобы занять место, на котором парень был буквально минуту назад. Мягкие подушки аккуратно сложены высокой стопкой, и мужчина на мгновение задумывается, почему и зачем Майкл всё это обустроил. Нужно будет спросить Винсента утром об этом, потому что, видит Бог, ему реально стоит узнать, что требуется его сыну, если он в правда собрался должным образом о нём заботиться.       Мягкие кудри щекочут его живот за мгновение до того, как тёплые губы прижимаются с поцелуем к изгибу его бёдер, и мозг Уильяма мгновенно полностью отключается. Он поднимает голову, чтобы рассмотреть нависшего и упёршегося руками в простыни по обе стороны от его ног сына.       О Боже. Он и не думал, что Майкл хотел именно этого.       — Как это тебе поможет?       — Не знаю, — Майкл даже не поднимает на него глаз. Парень аккуратно целует живот Уильяма, ближе к его члену, и мужчина протягивает руку, чтобы провести по волосам сына, осторожно касаясь чувствительных ушей. — Просто знаю, что хочу этого. Я, эм… Тебе же нравится минет, верно? Не хотелось бы делать то, что тебе не понравится…       — Большинству мужчин нравится. — отвечает Уильям, и Майкл хмыкает, опуская голову.       Мужчине требуется совсем немного времени, чтобы снова возбудиться, когда тёплый рот парня касается его члена. Может быть, дело в том, что всё, что сейчас происходит, — табу, и это делает именно Майкл; а может и в том, что он, разочарованный отсутствием интимной жизни с Кларой, просто устал сдерживаться. Они с женой, конечно, делили одну постель, но… Трудно вообще думать о сексе, когда их семейная жизнь чуть ли не трещит по швам. Тем более, что Уильям всё равно считал это лишь некой формальностью.       Прошло так много, чем правда хотелось бы об этом думать и осознавать, времени с тех пор, как он занимался сексом исключительно ради удовольствия, но сейчас так оно есть, даже если Майклу это нужно чисто по биологическим причинам. Ощущения довольствия, восторга и тёплых покалываний в животе, когда Майкл целует головку его члена, словно выносят всё тело из реальности.       Пальцы мужчины снова расчёсывают кудри парня.       — Не торопись.       — Он такой большой, — Майкл обхватывает его рукой, а затем бросает взгляд наверх, и Уильям чуть ли не задыхается, когда чувствует прикосновение мягкой кожи своего сына на члене. Такой развратный, с этими всё ещё слегка влажными от слёз, которые он совсем недавно проливал, пока Уильям заставлял его кончать, глазами, с растрёпанными волосами и красными, хоть и не столь яркими, щеками. — Можно?       — Да. — мужчина проводит пальцами по лицу сына, и, кажется, это всё, что Майклу было нужно, перед тем как наклониться вперёд, проводя кончиком языка по головке члена Уильяма и почти заставляя зрение мужчины помутнеть.       Конечно, минеты ему делали и раньше. От Клары и даже ещё до неё, в Англии, когда он подростком сам заводил мелкие интрижки. Но сейчас, естественно, всё по-другому. По-другому, потому что это тёплый и обводящий головку члена язык Майкла, его мягкие розовые губы, втягивающие её прямо во влажную полость его рта. Того самого рта, который Уильям целовал и вылизывал изнутри всего несколько мгновений назад; мужчина тихо ругается, когда Майкл обхватывает губами его член прямо под головкой, удерживая самую чувствительную часть во рту.       Ну какой же милый мальчик. Такой хороший. Уильям точно будет баловать его, пока у него течка. Проследит, чтобы он получил всё, чего желает, и даже больше.       Майкл, кажется, колеблется, когда обводит языком чувствительную плоть, вновь поднимая глаза на Уильяма будто в поиске поддержки. И Уильям даёт её, снова поглаживая его лицо и наблюдая, как веки парня трепещут. Затем он протягивает руку, проводя по бархатистому и мягкому уху, и Майкл чуть ли не урчит в него.       Вибрации от сына заставляют Уильяма снова сматериться, точно так же, как и несколько мгновений назад. Язык Майкла продолжает нежно лизать член, но он, кажется, наконец набирается смелости, чтобы взять ещё немного, почти непристойно растягивая свой миленький рот. Хоть он всё ещё и не взрослый парень, но прекрасно берёт его в себя, сопя носом и тихо постанывая, проглатывая ещё несколько сантиметров. Изо всех сил стараясь взять его полностью.       Но это будет слишком чересчур, и Уильям не хочет причинять Майклу дискомфорт только ради собственного удовольствия.       — Обхвати его рукой за основание, — говорит он, и Майкл слушается, помещая свои удивительно тёплые пальцы на плоть мужчины. — Соси так, как будет удобно брать в рот. Не нужно всё сразу, Майкл. Делай так, как будет лучше для тебя, чтобы не подавиться.       Как и следовало ожидать, Майкл полностью отстраняется, и Уильям может точно представить, что сейчас услышит из уст своего сына.       — Но я думал, что… Другие парни—       — Другие мальчики… — мягко поправляет Уильям, беря сына за подбородок, — …не имеют привилегии быть с тобой, Майкл. Я хочу, чтобы тебе это тоже понравилось. Ты думаешь, я ласкал тебя ртом лишь ради твоего удовольствия? Мне это тоже понравилось.       Майкл открывает рот, но лишь тихо стонет в ответ.       — Я… Я этого не знал.       Конечно не знал.       — Просто двигайся медленно, не торопись и наслаждайся. Но я остановлю тебя, как только буду на пределе. Как бы заманчиво это ни было, кончать тебе в рот бы не хотелось.       Он видит озадаченность, написанную на лице сына, но Майкл не решается спорить с ним. Вместо этого он делает, как ему говорят: держит руку на основании члена Уильяма и берёт в рот столько, сколько может, начиная аккуратно его посасывать и водя рукой вверх-вниз по стволу. Его язык такой удивительно влажный, отчего Уильям стонет, слегка запутываясь пальцами в волосах парня. К счастью, у него более чем достаточно самообладания, чтобы не шевелиться ради сына, не желая спугнуть его, не желая случайно его задушить. Об этом они могут подумать позже.       Веки закрываются, и он просто позволяет себе наслаждаться этим — теплом, разливающимся по его животу, и мягкими, влажными звуками, с которыми Майкл ему отсасывает. Невероятно мягкие губы приносят феноменальные ощущения, когда в своём рту язык парня дразнит головку члена Уильяма, а затем скользит и обвивается вокруг него так сильно, как только может.       Движений этими мягкими губами и настойчивой дрочки рукой хватает, чтобы Уильям осознал, что уже близок к разрядке; это даже почти смущает его, ведь весь процесс занял так мало времени. Он приглаживает волосы Майкла ещё мгновение, а затем слегка тянет за вьющиеся локоны — достаточно сильно для того, чтобы парень оторвался от члена с влажным, непристойным чпоком.       Как бы сильно ему ни хотелось кончить Майклу в рот, кажется, это всё равно не сможет удовлетворить пыл мальчика.       — Думаешь, можем остаться так? Или хочешь, чтобы я уложил тебя обратно? Мне без разницы. Всё зависит от тебя, любимый.       — Вот так. — в голосе Майкла звучит нетерпение; он пододвигается, чтобы оседлать Уильяма, осторожно, грациозно и аккуратно садясь на его талию — Уильям знает, что парень всегда был таким пластичным, но не так часто видит это или, по крайней мере, редко с ним взаимодействует, чтобы увидеть. Гибриды не похожи на людей; Майкл никогда не был неуклюжим ребенком, и, казалось, он никогда не спотыкался, когда учился ходить, ловив себя и удерживаясь на месте. И сейчас он с лёгкостью принимает правильную позу.       Уильям кладёт руки на бёдра Майкла, аккуратно лаская их выпуклости большими пальцами, пока тот устраивается напротив его члена, потираясь о него низом и тихо постанывая.       — Хороший мальчик. Не торопись.       Майкл опирается одной рукой на стену, протягивая вторую вниз, чтобы удержать член Уильяма там, где ему нужно, а затем медленно опускается вниз и принимает мужчину в себя, тихо поскуливая и надувая щеки. Он, однако, не останавливается — усаживается на ствол одним плавным движением; смазки достаточно, чтобы спокойно сделать это. Одно лишь ощущение этого почти заставляет Уильяма полностью потерять контроль; его руки крепко сжимают бёдра Майкла, когда они упираются в его собственные. Блять.       — Мне так нравится, — Майкл начинает двигать бёдрами, а Уильям шипит в ответ. — О, как же мне это нравится…       — Придётся нам делать это почаще. Столько, сколько ты захочешь. — мужчина помогает Майклу найти подходящий темп, медленный, но равномерный. Он, должно быть, устал и подавлен всем, что произошло сегодня вечером. Уильям не позволит сыну переутомить самого себя.       Майкл наклоняется вперёд, чтобы обхватить руками голову Уильяма по обе стороны, и мужчина позволяет ему сделать это, упираясь ногами в простыни и приподнимая бёдра навстречу движениям Майкла каждый раз, когда его мальчик опускается вниз. Аккуратных ответных толчков достаточно, чтобы Майкл красиво застонал, сжимаясь вокруг его члена. Он настолько мокрый, что с него тоже капает смазка, но Уильям совсем не возражает против этого.       Мужчина проводит большим пальцем по бедру Майкла, а затем обхватывает ладонями его затылок, притягивая сына вниз для поцелуя, и подаваясь вперёд, чтобы погрузить свой член чуть глубже. И ему это удается — Майкл издаёт низкий, будто нуждающийся в чём-то стон горлом и крепче сжимается вокруг Уильяма, натирая его кожу чувствительными мышцами.       — Ты так прекрасно смотришься на мне, — говорит ему Уильям, и Майкл, извиваясь, скулит у его рта; движения становятся немного более неровными, ведь он близок к оргазму. — Будь хорошим мальчиком, Майкл. Кончи для меня, и я буду обнимать тебя, пока ты спишь.       — Ты остаёшься? — Майкл выдыхает слова, прижавшись щекой к его щеке, и Уильям угукает, снова выгибая бёдра и чувствуя, как Майкл сжимается снизу; сын так близок к нему, так неопытен и такой легко читаемый.       Уильям запускает пальцы в волосы парня и снова целует его, слизывая стон с его языка.       — Да, мой сладкий. Я останусь с тобой на столько, на сколько тебе будет нужно.       Кажется, именно эти слова и нужны были Майклу больше всего на свете, чтобы снова, задыхаясь и цепляясь за Уильяма, кончить, пока он так сильно сжимает его член. Мужчина закрывает глаза, наслаждаясь всеми ощущениями; собственные бёдра вздрагивают, когда глубоко внутри его сына наступает приятная разрядка. Он знает, что это всё рискованно, учитывая то, что у Майкла течка, но, как он и думал до их разговора, ему всё равно. Если им нужно будет что-то с этим сделать, они сделают.       Но если Майкл не захочет, то, что ж… Значит побеспокоятся они об этом, когда придёт время.       А пока Уильям прижимает сына к себе, зарываясь лицом в его волосы и слушая, как тот снова пытается выровнять свое прерывистое дыхание. Он не выходит из него, пока нет — лишь наслаждается близостью, этим интимным моментом. В его объятиях Майкл такой тёплый, расслабленный, податливый. Целый и невредимый.       Парень целует его в челюсть, и Уильям улыбается, глядя в тёмный потолок шкафа.