Пока тебя не было (I Found You Missing)

Когда пишут письма, обмениваются чем-то большим, чем просто бумагой.

*** – Как все вы знаете, героические мужчины и женщины Конохи сейчас сражаются в войне, которая длится уже довольно долго, – проговорил Ирука, обращаясь к своему классу. «Четыре года, три месяца и два дня», – тут же педантично подсчитала в уме Сакура. – Некоторые из этих отважных шиноби уже немало времени провели в боях, и им очень нужно напомнить о доме и о том, за что они сражаются, – между тем продолжал Ирука. – Для этого наша хокаге организовала новую добровольческую программу. Все, кто хочет, могут через меня подать заявку, и тогда им назначат солдата. Да, для участников есть много правил, и нельзя писать обо всём подряд, потому что письма могут перехватить. Вам даже не скажут настоящего имени вашего солдата, чтобы этим не мог воспользоваться враг... Но всё же так вы сможете помочь в войне, а это редкий и ценный шанс. «Они просят помочь, потому что у тех шиноби никого не осталось, – взволнованно подумала Сакура. – Они далеко-далеко от дома, сражаются, рискуя жизнью, и у них совсем никого нет». – Те, кто хочет участвовать, подойдите ко мне после занятия. А сейчас, думаю, мы займёмся вот чем… Прилежная Сакура, неизменно жаждавшая узнавать что-то новое о чарующем мире шиноби, обычно слушала Ируку-сенсея с полным вниманием. Однако в тот день объявление, прозвучавшее в начале урока, застало её врасплох, и голос учителя словно бы отдалился, заглушённый её собственными размышлениями: неужели где-то там, и правда, живут и сражаются ужасно одинокие люди, которые даже не представляют, какие они на самом деле замечательные? Не понимают, какую жертву приносят? Сакура, выросшая в обычной гражданской семье, прекрасно знала, до чего это тяжело – поверить во что-то всем сердцем и стараться изо всех сил, но не получать ни похвалы, ни одобрения, которых очень ждёшь. В общих чертах её родители понимали, почему Сакура захотела стать шиноби, но никогда не сочувствовали, когда она приходила домой, едва живая от усталости. Они попросту не могли осознать, зачем ввязываться во всё это, если однажды ей из-за собственного выбора придётся погибнуть? Однако Сакура была упряма, и почему-то ей думалось, что и те солдаты, отказывавшиеся покидать передовую, отказывавшиеся умирать, тоже были такими же упрямцами. Они заслуживали того, чтобы им кто-то писал, заслуживали знать – там, в Конохе, есть кто-то, кому не всё равно, живы они или нет. После занятия Сакура, чувствовавшая себя ужасно правильной, гордо промаршировала к столу Ируки-сенсея. – Я так и знал, что ты заинтересуешься, Сакура, – по-доброму улыбнувшись, проговорил он. Сакура легко улыбнулась в ответ. – И я уже знаю, кого тебе назначить. Этот человек немного слишком упрямый. Очень многие прекратили ему писать из-за того, что не было ответных писем. Но я считаю, что как раз ему-то, как никому другому, нужен друг по переписке. Ты ему нисколько не уступаешь в упрямстве, так что отлично справишься с этим заданием. – Есть что-то, что вы можете рассказать мне о нём или о ней? – Ну, как я уже говорил, есть множество ограничений и правил. Мне жаль, но я могу только сообщить тебе номер, который ему присуждён. Тебе придётся дождаться писем, чтобы что-то узнать. Сакура поглядела на клочок бумаги в своей ладони. Четыре простых числа: 2284. Она нахмурилась, подумав вдруг, как это странно, что человека низвели до каких-то цифр. Возможно, ради безопасности? Или удобства? Или, может, так было проще организовывать людей – когда они становились просто цифрами? – Если захочешь написать письмо, просто напиши эти цифры на конверте, а под ними «Обмен Письмами Шиноби». Не беспокойся ни о марках, ни об адресе, об этом позаботятся. – Хорошо, – ответила Сакура, внезапно почувствовавшая себя очень маленькой под свалившимся на неё грузом ответственности. – И, знаешь, Сакура, – Ирука положил ладонь ей на плечо, – спасибо тебе. Сакура снова широко улыбнулась искреннему теплу в голосе учителя. *** Сакура сидела за своим столом, болтая ногами и дрыгая пальцами. Она тянула себя за волосы и грызла ручку, раздумывая, о чём написать. Раньше Сакуре не приходилось писать много писем. Да, у неё были бабушка и дедушка, живущие в провинции, которым она отправляла письма несколько раз в год, и ещё она подписывала своё имя на рождественских открытках, но то, что предстояло ей сейчас, было чем-то совершенно другим. Мало того, что адресат был незнакомцем – это был человек, которому требовалась поддержка. И он или она, скорее всего, как минимум в два раза старше. Сакура страшно гордилась тем, что в прошлом году ей исполнилось одиннадцать, а Ирука-сенсей как-то сказал, что для своего возраста она очень сообразительная, – и всё равно тот человек наверняка был куда умнее. Всё это пугало. – Ну, зато у меня точно красивее почерк, – пробормотала Сакура себе под нос и начала писать. «Дорогой 2284». Она тут же смяла бумагу и едва сдержалась, чтобы не разорвать её на клочки. Если ей самой не по душе была идея, что людей нумеровали, то таинственный незнакомец, у которого, и впрямь, имелся порядковый номер, уж точно ненавидел всё это куда сильнее неё. Сакура начала заново, но снова застопорилась, написав только одно слово. «Дорогой». Вот только к кому она обращалась? К солдату? К собрату-шиноби? К незнакомцу? Все эти слова казались пустыми. Сакуре хотелось подарить этому человеку чуточку счастья, пусть даже на один короткий миг. Она опять смяла лист и глубоко вздохнула. Да, Сакура писала шиноби, проживавшему свою жизнь в самой гуще войны, и всё же это был просто человек – самый обыкновенный, ничем не отличающийся от Сакуры, с теми же внутренностями, костями и органами чувств. И как только она подумала об этом, напряжение сразу отпустило: представлять, что она просто пишет письмо, не стараясь произвести впечатление на адресата, было почти уютно. Кроме того, даже настоящие писатели всегда советовали начинать с того, что хорошо знаешь. А что Сакура знала лучше всего? Ну, себя, наверное. Прежде всего стоило представиться. Так что Сакура снова набрала полную грудь воздуха, выдохнула, сосчитала до десяти и склонилась над бумагой. *** «Здравствуй. К сожалению, мне нельзя называть тебе своё имя или сообщать какую-то иную информацию, которая может меня выдать. Если хочешь, ты можешь выбрать мне прозвище – любое, какое тебе нравится, если его звучание вызывает у тебя приятные чувства. Но, наверное, тебе стоит немного подождать и узнать меня получше, прежде, чем сделать выбор. Я собираюсь поступить таким же образом. Если честно, я не знаю, о чём мне лучше написать тебе. Я не могу прочувствовать то, через что ты сейчас проходишь. Моя жизнь, скорее всего, покажется тебе незначительной по сравнению со всеми теми героическими вещами, что ты совершаешь каждый день. И даже если ты не сражаешься каждую минуту, ты по-прежнему рискуешь собой. Человек, который назначил меня твоим другом по переписке, сказал, что остальные, кто пытался писать тебе письма, в итоге сдались. Мне очень жаль, что так случилось. Надеюсь, ты не держишь на них зла. Я уверена, что они прекратили не из-за того, что ты им чем-то неприятен, просто людям очень нужно положительное подкрепление, а когда они его не получают, то начинают сердиться. Мне очень обидно, что я не могу спросить, как там, на передовой (строго запрещено правилами, если верить списку, который мне выдали). Я просто надеюсь, что, раз уж в деревне у тебя никого нет, то близкие люди сейчас рядом с тобой. Хотя это должно быть непросто – одновременно и радоваться, что эти люди есть, и тревожиться о них. В общем, вот что я пытаюсь сказать: я надеюсь, рядом с тобой есть друзья. Надеюсь, ты не один. На самом деле, у меня есть только один друг. Она была рядом со мной всю мою жизнь, и она – потрясающая. Однажды, когда я была младше, мои одноклассники дразнили меня из-за необычного цвета моих волос, а она защитила меня. Я надеюсь, что с ней никогда не случится ничего плохого. Друзья ведь ужасно важны, правда? Может быть, однажды ты и меня сможешь назвать своим другом. Было бы здорово. Хотелось бы мне написать больше, но, наверное, этого достаточно. Надеюсь, ты скоро ответишь, и у нас появится много тем для разговоров. Если я одна буду болтать о себе, станет ужасно скучно. Береги себя». *** «Снова здравствуй. Прошла неделя с тех пор, как я послала моё первое письмо. Возможно, ты его так и не получил? Может ли такое быть, что доставка почты на передовую гораздо быстрее доставки в деревню? На днях я поинтересовалась у моего учителя, и похоже, весь этот процесс занимает уйму времени. Мне немного неловко, что мои письма будешь читать не только ты, но ещё и проверяющий (и вам тоже здравствуйте, второй таинственный незнакомец). Он его либо пропустит, либо отправит обратно, либо вымарает какие-то имена или что-то ещё, показавшееся ему неприемлемым. Я постараюсь строго следовать правилам, чтобы письма не задерживали, и они приходили так быстро, как это только возможно. Не знаю, как ты, но, когда я читаю какую-нибудь старую книгу, и там оказывается попорченный насекомыми фрагмент, я ужасно раздражаюсь. Потом я долго гадаю, что же там было за слово, и не могу выкинуть это из головы. Обычно я понимаю, о чём идёт речь, но незнание страшно злит. Мне бы не хотелось так тебя мучить. С моего последнего письма не произошло ничего особенного. С учёбой всё в порядке. Я снова получила высший балл за тест, вот только мальчик, которого я считаю самым симпатичным, не обращает на меня внимания. Прости, всё это, наверное, ужасно скучно, а часть про учёбу вообще звучит как хвастовство, но это просто факты. Я определённо самая умная в классе и (немного спорно) самая симпатичная. Разве тебе не повезло, что я – твой друг по переписке? Почему бы тебе не отблагодарить меня, прислав в ответ письмо? Ты когда-нибудь влюблялся? И снова прости. Слишком прямолинейно для всего-то второго письма. Стоило бы начать сначала, но я написала уже так много, что можно уже просто продолжить. Мне остался всего один год в академии до того момента, как мне назначат другого учителя. Ну, если я пройду. Мой нынешний говорит, что мне не о чем беспокоиться, и если я как следует постараюсь, то смогу заполучить действительно стоящего учителя. И ещё, что пора задуматься о том, чем я хочу заниматься, чтобы не тратить время на вещи, к которым я на самом деле не склонна. Мне очень нравится гендзюцу, а вот насчёт остального не уверена. Мне очень интересно, как всё было у тебя, когда обучали группы из трёх человек. Сейчас, когда многие шиноби на войне, обычно учат индивидуально. Пусть тренировки и становятся труднее, зато больше времени находишься с учителем, а, значит, становишься лучше в своём деле. Папа говорит, что это просто такой способ обучить побольше детей, чтобы их потом поскорее отправить в бой. Но он просто гражданский, как и моя мама. Он очень умный, но, мне кажется, иногда он не понимает наш мир. Если уж на то пошло, нас хорошо тренируют, чтобы мы потом могли лучше себя защитить. Вообще, всё это просто мой очень многословный способ сказать: я очень надеюсь, что мне дадут действительно хорошего учителя, чтобы я смогла узнать побольше. В отличие от первого письма, это вдруг получилось довольно-таки длинным. Я с нетерпением жду твой ответ. До следующего письма». *** «Доброе утро. По крайней мере, здесь, у меня, утро. Но я понятия не имею, когда письмо попадёт тебе в руки. Вчера я ходила на фестиваль цветения сакуры со своей лучшей подружкой (давай я буду звать её Подсолнух). Было очень весело. Цветы были прекрасны. Так бы и смотрела весь день напролёт, как медленно опадают лепестки. А ты счастлив, что зима позади? Спорю, зимы там, за пределами деревни, суровые, если уж здесь так холодно. Было приятно видеть, как во время фестиваля люди – и шиноби, и гражданские – собираются вместе. Но мне бы не хотелось, чтобы они вот так публично напивались. Думаю, когда ты не при исполнении, тебе тоже можно употреблять алкоголь. Мои родители говорят, что это помогает расслабиться после долгого тяжёлого дня; а ведь у тебя и твоих товарищей наверняка самые что ни на есть долгие и тяжёлые дни из всех. Мне всё равно, кто и что скажет на этот счёт, но я надеюсь, что наши налоги идут на такие вот удобства. Уверена, тебе и твоим друзьям с границы фестиваль понравился бы. Может быть, вы устроили что-то своё? Вряд ли. Хотелось бы мне, чтобы вчера тебе хотя бы не пришлось очень много сражаться. Все заслуживают спокойствия, пусть даже оно длится недолго. К другим новостям. Я только что закончила читать книгу о Саннинах. Похоже, написал её один из них, так что вопрос о беспристрастности остаётся открытым; но он не особенно церемонился, описывая предательство своего друга. Иной раз я задумываюсь, заслужу ли я право стоять в их тени. Я знаю, что ещё молодая, но мне столько всего хотелось бы сделать. Ты тоже так себя чувствовал, когда был моложе? Это – причина, по которой я решила стать шиноби. А у тебя была причина? Или ты – потомок какого-то клана? О, это было бы смешно. Как представлю, что пишу свои ерундовые письма потомку одного из четырёх великих кланов. Или даже меньших кланов. Не важно, я всё равно сгорю со стыда. Так или иначе, я собираюсь начать читать что-то из документальной литературы. В нашей деревне было так много выдающихся шиноби, и я знаю, что смогу научиться чему-то важному, узнав про них больше. Я только не могу решить, выбрать мне более старые, неизвестные труды или остановиться на современных. Наверное, я попробую и то, и другое, а потом постараюсь держаться чего-то среднего. Ты много читаешь? Может быть, я как-нибудь пошлю тебе книгу. Правда, сейчас мало печатают – бумага идёт на свитки, взрывные печати и всё в этом роде. Война действительно всё меняет. Надеюсь, ты хорошо заботишься о своём здоровье и безопасности. До следующей недели». *** Поначалу Сакуру не особенно волновало то, что ни одно из её писем не получило ответа. Когда она решила присоединиться к программе, Ирука-сенсей без утайки рассказал обо всём, предупредив её: от этого человека не раз отказывались из-за его укоренившейся привычки не отвечать. И всё же, после того, как Сакура отправила двенадцатое письмо, она заволновалась. А после шестнадцатого – разозлилась. Но, вот уж удивительное дело (даже для неё самой), каждую неделю субботним утром Сакура садилась за свой стол и писала письмо. Было в этом что-то успокаивающее. Случалось, Ино звала её выйти поиграть, но Сакура держалась стойко. Отец Ино тоже отправился на войну, так что та писала ему почти каждый день. – Представляешь, в своих письмах он меня называет «Мой маленький поросёночек». Понятия не имею, почему. Мог бы выбрать что-то покрасивее. Цветок, например, или что-то ещё, – однажды пожаловалась Ино. – Я тебя называю Подсолнухом, – поделилась Сакура. Ино ответила ей широкой улыбкой и крепкими объятиями, которые Сакура с радостью вернула. Пусть Сакура и отправляла свои письма совершенному незнакомцу, Ино понимала, что ей просто хочется продолжать писать. И Сакура продолжала, несмотря ни на что. Её подпитывали давнишнее раздражение, что ей так и не прислали ни строчки, и упрямая решимость дождаться хоть какой-то весточки. Однажды Ирука-сенсей назвал Сакуру одним из самых упёртых людей, которых он встречал в своей жизни, и добавил: её характер, должно быть, закалила сама война. Но, стоило отдать ей должное, между занятиями она всё равно улучала момент умилиться красивому личику Саске. Пусть Сакура и сердилась на своего незнакомца за пустой почтовый ящик, вскоре ей в голову пришла другая мысль: что, если он не может ответить – физически или из-за каких-то эмоциональных причин? К тому моменту она была бы счастлива получить и кляксу на бумаге. Медленно раздражение отступало, подавленное монотонностью привычки. Отчасти это расслабляло и освобождало – писать, зная, что ответа ждать не приходится, чем бы она в тех письмах ни делилась. И Сакура давала выход своим мыслям и болтала обо всём, что полагала интересным. Дни, когда она трепетала перед таинственным шиноби, давно остались в прошлом. Сакура лишь надеялась, что её послания читают. Кто бы ни был адресатом, ему, наверное, уже давно было смертельно скучно, но она это начала и прекращать не собиралась. *** «Желаю тебе доброго утра в этот замечательный день, ознаменовавшийся для меня достижением моих личных целей. Помнишь, как я тебе когда-то писала про нового учителя? Попробуй угадать, кого мне дали? ЦУНАДЕ. (Заметка для проверяющего: то, что Цунаде – хокаге, давнишняя информация, даже с натяжкой её нельзя назвать свежей новостью, так что я требую, чтобы вы не вымарывали имя. Если письмо перехватят, враг не узнает ровным счётом ничего нового). Да, ты прочёл имя правильно (потому что, правда, нет ни единой причины вымарывать его). Новым учителем мне назначили нашу уважаемую хокаге. Просто позволь мне написать это ещё разок – ХОКАГЕ. В последующих письмах я буду называть её Королевой Слизней. Похоже, она присутствовала, когда проверяли наши способности, и заметила мой, цитирую, «незаурядный контроль чакры». Я даже не подозревала об этом, но, видимо, я использую для каждого дзюцу ровно то количество чакры, которое нужно. Мои тренировки начнутся на этой неделе, и я места себе не нахожу от нервов – честно, этим утром меня чуть не стошнило. И даже сейчас тошнит. Да постоянно в последнее время. Пусть она превосходный шиноби, да и просто красивая, она очень резко обходится с теми, кто вокруг неё. Она требует, чтобы каждый выкладывался полностью, раскрывая свой истинный потенциал. Я уверена, если бы она не стояла во главе Конохи, война давным-давно бы закончилась и далеко не в нашу пользу. Мне интересно, как людям – и тебе в том числе – жилось при предыдущем хокаге. Это какая-то бредовая идея, что убийство хокаге и его жены стало решающей причиной для начала подготовки к войне. Я перечитала про него всё, что только можно, вот только правда ли это – что его все так обожали? Ты слышал, что у них якобы был ребёнок, но они спрятали его, потому что знали о скорой войне и хотели его защитить? Об этом болтает вся малышня в академии, так что, скорее всего, это просто сплетня. Вернёмся к моим делам (раз уж ты мне не пишешь о своих). Мне немного грустно, что я выпускаюсь, и наши с бывшими одноклассниками пути расходятся. Я буду очень скучать по тому мальчику, который мне нравится, и даже ещё по одному раздражающему светловолосому мальчишке из моего класса. И даже по тому мальчику с жуками. Особенно грустно будет расстаться с Подсолнухом. Она на меня ужасно злится и больше со мной не разговаривает, потому что мне нравится тот же мальчик, что и ей. Если разобраться, я уже давненько по ней скучаю. Кажется, все мы вдруг выросли. Я только надеюсь, что мы не разойдёмся насовсем. Пожалуйста, пей побольше в жаркую погоду и будь осторожен». *** Тренировки с Цунаде оказались изнуряюще тяжёлыми, но Сакура день за днём преодолевала все трудности, то и дело вспоминая о Саске и Наруто и о том, как славно они продвинулись. Болтали, что когда-нибудь эти двое сумеют положить конец войне просто благодаря своему таланту и чистой, первобытной мощи. Эти размышления заставляли Сакуру завидовать, зависть вызывала злость, а злость делала её немного слишком безрассудной. – О чём ты только думала, пробуя мои приёмы тайдзюцу в таком-то возрасте? – выговаривала ей Цунаде яростно, забинтовывая левую руку. Правая рука Сакуры уже была забинтована, и она сидела, угрюмо разглядывая её. – Могло случиться что-то похуже, чем все эти переломы. Сакура скривилась, когда Цунаде нарочно потуже затянула бинт. Ей и без того было ужасно больно. Словно бы почувствовав, какой бесполезной и глупой Сакура чувствовала себя, Цунаде, вздохнув, уселась рядом, приобняла её и ласково прижала к своей внушительной груди. – Я знаю, ты равняешься на своих друзей, Наруто и Саске, а они развиваются стремительно, скачками. Но подумай о другом: они не учатся тому же, что ты – как спасти и защитить всех вокруг. Без медиков и людей вроде тебя – которые могут думать, составлять планы, а затем выполнять их, полагаясь на свои умения, а не на чистую удачу, – эта война уже давно была бы проиграна. Сакура жалко хлюпнула носом. – Я знаю, что это трудно, но ты замечательно справляешься. Я в курсе, что ты втихаря практикуешь Силу Ста Печатей, и, похоже, с ней всё идёт отлично, в отличие от разбивания земли в кратеры при помощи кулаков. – Правда? – икнув, спросила Сакура. – Сакура, – вздохнула Цунаде и, чуть отстранившись, заглянула в её заплаканное лицо. – Пусть ты моя единственная ученица, при этом ты – лучшая. В ответ на эти слова Сакура нахмурилась. – И всё-таки я не буду полностью излечивать твои руки или давать тебе обезболивающее. Ты должна выучить свой урок и стать терпеливее. Сакура обиженно фыркнула и сказала: – Хорошо. *** Не то чтобы Сакура была абсолютно беспомощна с двумя сломанными руками, нет, она просто временами впадала в безысходность – и тренировала тайдзюцу ногами, сосредоточившись на стратегии на тот случай, если когда-нибудь ей, и правда, откажут руки. Но в основном ей просто было больно. Даже простые, незначительные дела раздувались до масштабов серьёзной проблемы: переворачивание книжной страницы превратилось в настоящий бой; ей даже пришлось перейти на жидкую пищу, потому что пить было проще. Большинство времени Сакура хандрила, лежа в постели и собирая энергию в свою печать. Она гадала, какого та будет цвета – как у Цунаде или, может, совсем другая. Сакура даже не поняла, что пропустила написание ежесубботнего письма, пока мама не сказала, что почтальон ей что-то принёс. – Мне? – удивилась она, почёсывая голову забинтованной рукой. – Ну, на письме наш адрес и твоё имя, так что я сделала соответствующие выводы. Я отнесла его наверх, в твою комнату. Долгое время Сакура просто смотрела на послание, невинно примостившееся на её столе, – потрёпанное и подмоченное с одного края. Открывала она его с восторгом и нетерпением, как самый лучший рождественский подарок в сияющей обёртке. Потому что наконец свершилось: её таинственный солдат ответил! Прежде, чем вынуть письмо из конверта, Сакура зажмурилась, представляя, о чём вот-вот прочтёт. Может быть, там даже будет подсказка, кто её адресат? Смешная, глупая история из того времени, когда он или она были возраста Сакуры? Не в силах больше ждать, она вытащила бумагу. «Почему ты прекратила писать?» Сакура повертела листок, но больше ничего не нашла. Этот невозможный человек, кем бы он ни был, даже толком не подписался – только нарисовал перекошенную рожу пугала в нижнем углу. Этот почти полностью пустой лист с четырьмя неразборчиво написанными словами и мультяшными каракулями ну никак не могли считаться настоящим письмом. Но, по крайней мере, у Сакуры появилась идея насчёт прозвища. Уважаемые читатели, обратите внимание, у меня на странице есть ещё несколько переводов по Хатаруно! : )