Пока тебя не было (I Found You Missing)

«Дорогое Пугало, Я преклоняюсь перед потрясающим слогом и яркими метафорами твоего первого письма. И я даже и подумать не могла, что шлю письма настолько искусному художнику. Что ж, теперь я хотя бы могу дать тебе прозвище. Спасибо, что наконец-то ответил. Не знаю, читал ли ты мои письма. Если да, то мне остаётся только гадать, почему ты решил написать только сейчас. Сначала я думала, что ты был ранен и сейчас выздоравливаешь. Я воображала, что ты сильно поранил руки, спасая друга от вражеского меча: направил чакру в ладони, схватил лезвие, но всё равно так сильно порезался, что не можешь держать карандаш или ручку. Потом я решила, что, наверное, там, где ты находишься, слишком сыро: только-только настал сезон тайфунов и передовую совсем залило. И ещё как раз тогда наши шиноби отказались покидать стратегически важный берег реки и чуть все не утонули. Может, и ты был там? Не отвечай – твоё письмо могут сжечь. Или, возможно, дело было в зиме, и ты настолько продрог и дрожал, что твой почерк превращался в совсем неразборчивые каракули. Ещё я представляла себе, что ты просто слишком занят войной, чтобы отвечать глупой маленькой девочке. И поняла, что это, вообще говоря, самая вероятная причина. Недавно снова был фестиваль цветения сакуры. Я писала о нём в прошлом году. Не могу поверить: прошло уже почти полтора года с тех пор, как я начала тебе писать каждую неделю. Что уж тут удивляться, что меня так потряс твой внезапный ответ: я забыла о письме один раз – и вот он ты, спрашиваешь, почему его нет, хотя всё это время упорно молчал. Имей в виду, тебе надо провериться на гордость. Я настрочила тебе почти семьдесят писем, а ты не смог выдать и семь слов. Мои поздравления! Ты, очевидно, гений среди нас, простых смертных. Просто чтобы показать, насколько я легкомысленная, вкладываю в письмо цветок, сорванный во время фестиваля (надеюсь, когда ты его получишь, аромат ещё не совсем выветрится). Пусть ты этого и не заслуживаешь: это грубо – заставлять меня ждать так долго. Забавный факт: лепестки почти такого же цвета, как мои волосы. Пожалуйста, береги себя». *** «У меня никогда не было ни семьи, ни друзей, которым я мог бы писать письма. Они все либо мертвы, либо здесь, рядом со мной. Прости мне мою неловкость». *** «Дорогое Пугало, Я прошу прощения за то, что была грубой в последнем письме. Я даже не рассказала, почему не написала, а ведь именно об этом ты и спрашивал. Я втайне попыталась тренировать технику, которую подсмотрела у Королевы Слизней, и раздробила кости рук. Она залечила переломы, но ровно настолько, чтобы они правильно срослись. Так что последние недели я учусь жить без помощи рук. Собственно, это и есть причина, почему я была такой резкой – двигать руками больно, но я, правда, очень хотела тебе ответить. Я могла бы написать что-то такое же отрывистое, в твоём духе, но я слишком разволновалась, получив, наконец, письмо. Пожалуйста, не надо чувствовать себя виноватым. Я могла бы кого-нибудь попросить записать текст под диктовку, но (несмотря на то, что письма прежде тебя читают проверяющие) мне кажется, что эта переписка – что-то очень личное. Что касается отсутствия опыта, то это не беда. Очевидно, ты умеешь писать, что самое главное, и читать, похоже, тоже. Хотя, честно говоря, я до сих пор не уверена, читал ли ты мои письма или просто откладывал в сторону. Учитывая, что ты тут же заметил пропущенную неделю, то, кажется, всё-таки читал. Просто пиши, о чём тебе хочется. Сначала я нервничала, но потом понемногу перестала сдерживаться. Раз уж ты старше, поделись со мной историями из своего детства. Пусть у нас разница в возрасте, но, может, в нашем детстве была похожая мода, или мы использовали одинаковые выражения, или мы любили одну и ту же еду? Какие твои самые счастливые воспоминания? Ещё раз прости за резкость последнего письма. Кажется, мои руки уже почти здоровы, так что скоро я снова стану писать тебе письма длиной с рассказ. До следующего раза и этих неразборчивых корябаний, которые ты называешь почерком». *** «Когда меня повысили до джонина, мне дали миссию, во время которой погиб член моей команды. Я был счастлив, поняв, что он стал моим лучшим другом. Я не осознавал, насколько люблю его и насколько благодарен ему, пока он не умер. Второе счастливое воспоминание – я понял, что любил девушку, которая решила погибнуть от моей руки. Мой друг тоже был в неё влюблён и перед самой своей смертью заставил меня пообещать, что я защищу её. Прошу, не спрашивай о родителях. Я предупреждал, что написание писем – не моя сильная сторона». *** «Дорогое Пугало, Я не знаю, что сказать. Мне случалось испытывать физическую боль (мои руки, наконец, в порядке), но я даже и близко не могу представить страдания, через которые ты прошёл. Но, уверена, это не твои счастливейшие воспоминания. А если нет – надеюсь, со временем появятся другие. Я вовсе не имею в виду, что тебе нужно забыть своих друзей. И я не хочу оскорбить тебя, когда говорю, что они вряд ли хотели бы, чтобы ты запомнил их такими – на пороге смерти. Должно быть, они были членами твоей команды генинов. У вас наверняка были более лёгкие миссии и радостные дни. Наверное, вам случалось гоняться за какой-нибудь кошкой, которая, что ни день, удирала от хозяйки? Так случилось, что однажды моя кошка – такая же вечная беглянка – застряла в горящем здании. Я была ещё совсем маленькая, но до сих пор помню, как огонь обжигал мне щёки. Хотела бы я знать имена твоих друзей, чтобы возложить цветы на их могилы. Я могла бы попробовать порыться в архивах, но, с другой стороны, возможно, их имена высечены на памятнике. Думаю, имя твоего друга – уж точно. Так что на днях я собираюсь сходить к памятнику и продолжу это делать и дальше. Так сейчас поступают очень многие. Там всегда море цветов. У меня есть новость, от которой, может быть, твой день станет немного веселее: сегодня я спасла первую жизнь. Мальчик начисто отсёк себе ногу на тренировке, и Королева Слизней разрешила мне попробовать вернуть её на место, пока он не истёк кровью. С костью пришлось повозиться – там немного сложнее структура клеток, но в остальном я справилась. У него даже шрама не осталось. Королева Слизней сказала, что у меня всё отлично получилось, и что скоро она мне передаст больше операций, чтобы самой заниматься другими делами. С начала моих тренировок прошёл почти год. Мне нужно записаться на экзамен на чунина, хотя Королева и говорит, что всё это пустая трата времени – я точно пройду. Сейчас средний возраст прохождения экзамена – тринадцать лет, хотя раньше был пятнадцать, но, похоже, война всё ускоряет. Спорю на что угодно, что ты был гораздо младше меня, когда сдал на чунина, если уж в своей команде ты стал джонином. Хочу извиниться, если начало моего письма тебе кажется нравоучительным, или если я переступила границы. Я не теряла друзей в этой войне – только родственников во время того пожара, о котором писала выше, но тогда я была слишком маленькая и всё равно их не помню. Мне бы хотелось придумать, чем взбодрить тебя, кроме рассказов о собственных успехах. Но, наверное, это вселяет уверенность – когда знаешь, что война не ослабила молодое поколение, наоборот – сделало только сильнее. Чем ты и твои друзья занимаетесь, когда скучно? В прошлых письмах я упоминала, что читаю, когда хочу отдохнуть. Ты тоже так делаешь? Может быть, твои короткие записки таят в себе глубокий литературный талант? Они определённо таят в себе очень многое. В этот раз ответ пришёл через две недели. У тебя всё в порядке? Я надеюсь, что да, и я скоро снова получу от тебя письмо. До следующей недели». *** «Я не могу отвечать так же быстро, как ты, и мало что могу рассказать о том, что тут происходит – только что еда отвратительная. Я люблю читать, но все мои книги испортились из-за дождей и плесени. Моему другу понравилось бы получить цветы от девушки. И ему тоже понадобилось бы лечить ногу, как тому мальчику. Поздравляю тебя с удачной операцией». *** «Дорогое Пугало, Прежде всего я хотела поблагодарить тебя за быстрый ответ. На днях я спросила почтальона, как долго доставляются письма на передовую. Он сказал, что самое меньшее – два дня, но бывает и до четырёх. Обратное письмо обычно быстрее – от одного до трёх дней. Раз твой ответ пришёл через пять дней, то, выходит, ты очень постарался написать поскорее. А теперь моё письмо тоже придёт раньше обычного. Ну разве ты не везунчик? Вместе с письмом я отправила тебе книгу, если, конечно, её не изъяли. В чём я сомневаюсь – едва ли «Драконьего короля» объявили вне закона. Это просто книжка про любовь, так что вряд ли её заберут. Мне она полюбилась с детства, надеюсь, и тебе тоже придётся по вкусу. Мне всегда нравилась простота этой истории: то, что плохие парни не всегда оказываются такими уж плохими; что сильный человек с верным сердцем преодолеет любые преграды. Ещё почтальон сказал, что он пропустит посылку, если она поместится в конверт. Я собираюсь подкупить его чем-нибудь вкусненьким, чтобы он отправил что-то более крупное, чем обычно (возможно, я даже смогу вложить печенье для проверяющих). Кроме того, я постараюсь найти пряжу и связать тебе шарф. Там, за пределами Конохи, становится всё холоднее, и если ты будешь отвлекаться на замерзающее лицо, это ничем хорошим не кончится. Какого цвета шарф тебе бы хотелось? Может, купить такую пряжу будет сложно, но, вообще говоря, Королева Слизней мне задолжала за то, что я достала ей несколько бутылок саке. У меня всё в порядке. Королева Слизней назначила мне больше смен в больнице. Сначала я волновалась, всё-таки я ещё очень молодая, но все там оказались очень дружелюбными. Большинство медсестёр примерно моего возраста, а врачи – совсем старые. Все медики среднего возраста уже вместе с вами, ребята, или отправились в соседние деревни оказывать помощь. Ещё я начала учиться определять яды и выводить их из организма. Похоже, Королева Слизней – непревзойдённый мастер их составления, и она говорит, что у меня неплохо получается. Контроль чакры даётся мне лучше (теперь я могу устроить землетрясение, просто врезав по земле кулаком, – НУ КЛАССНО ЖЕ?), но если я буду упорно трудиться, то со всем справлюсь. Надеюсь, ты тоже стараешься изо всех сил. И я очень надеюсь, что тебе понравится книга. Я знаю, что она тонкая и читается быстро, но пусть она скрасит тебе вечер. Ещё, пожалуйста, будь с этой книгой осторожен и сохрани её в целости – это моя личная, из детства. Я понимаю, что тебе можно посылать только письма, а потому пока придержи её у себя, чтобы я смогла позже её забрать (да, я пытаюсь дать тебе ещё одну причину уцелеть в войне, если у тебя их недостаточно). Может быть, ты сможешь отвечать немного быстрее, и мы станем обмениваться письмами раз в пять дней вместо семи? Это было бы здорово. До следующего письма». *** «Здесь сейчас сыро и пасмурно (настоящий грибной рай), так что я бы предпочёл что-то яркое и мягкое. Возможно, жёлтый? Книга мне понравилась». *** «Дорогое Пугало, Надеюсь, тебе понравился оттенок жёлтого, который я выбрала. Мне очень приглянулся этот золотистый, но, думаю, ты представлял себе что-то поярче. Тем не менее, это всё равно жёлтый – цвет, который ты просил, – так что я считаю это победой. И только попробуй заляпать шарф кровью! Шучу-шучу. Я просто свяжу тебе новый. Петли пока получаются немного неровными, но мне всё равно нравится, как шарф выглядит. Я сделала его почти бесконечно длинным, чтобы тебе не приходилось беспокоиться, что враг схватит его и потянет к себе. Ты сможешь уютно закутать и шею, и плечи. Надеюсь, он не слишком огромный. На самом деле прошлой зимой я уже пыталась связать тебе шарф, но мне не хватило мастерства: получился не шарф, а какая-то отговорка – ярко-красный, дырявый и неровный. Тебе и только тебе будет позволено увидеть этот ужас. Я очень горжусь тем, что схватываю новое на лету, но, честно говоря, чтобы научиться вязать, мне понадобилось всё моё терпение. У меня осталось немного пряжи, и я попыталась ещё связать перчатки, но получилось ровно то же, что и с первым шарфом. С другой стороны, если ты будешь одеваться в подходящие друг другу самодельные вязанные вещи, ты растеряешь весь свой угрожающий вид перед врагом. Да, и я вижу, как ты пытаешься вытянуть из меня книги. В следующий раз попробуй быть похитрее. Я пришлю тебе ещё одну в следующий раз – сейчас всё место занял шарф. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я знаю, что скоро погода совсем испортится, так что я спешила поскорее закончить вязание, и времени на длинное подробное письмо совсем не осталось. Так что я попытаюсь просто подвести итоги всего, что произошло в последнее время. Начался сезон простуд, и больница погрузилась в хаос. Я ассистировала Королеве Слизней в нескольких сложных экспериментальных операциях. Хотелось бы мне рассказать больше, но, похоже, и у меня теперь появились секреты. Я переехала от родителей в старую уютную квартирку неподалёку от больницы. Пока что мне там очень нравится. Я купила растение в горшке и до сих пор не придумала ему имя. Есть предложения? Кажется, это всё. Пожалуйста, одевайся теплее и много пей, помни, что нужно носить одежду в несколько слоёв. В такое время года солдаты чаще умирают не из-за боёв, а от простуд. И самое главное: будь осторожным и аккуратным, не позволь себя убить». *** Сакура ждала у почтового ящика, выдыхая в морозный воздух облачка пара. Она крепко прижимала к груди большой конверт. Тихо падал снег. Снежинки скатывались с прозрачной ленты, в несколько слоёв обмотанной вокруг конверта как раз на такой случай – чтобы шарф остался сухим и не замёрз. Едва ли её Пугало обрадовался бы, приди её подарок смёрзшимся в кусок льда. Сакура заметила выходящего из-за угла почтальона и подхватила стоящий на земле термос. Она открутила крышку, налила туда горячего шоколада и протянула его остановившемуся рядом почтальону. – И снова добрый вечер, Сакура. Вижу, сегодня у тебя довольно большое письмо, – проговорил он, с благодарной улыбкой принимая угощение. – Если вам не будет сложно, – с надеждой ответила Сакура. – Не будет… Если ты мне отдашь остатки этого вкуснейшего шоколада, – рассмеялся почтальон. Сакура гордо расправила плечи и молча передала ему конверт и термос. – Спасибо, – сказала она, глядя, как конверт исчезает в большой сумке. Почтальон улыбнулся чуть печально, а потом потрепал её по волосам. Снег, присыпавший макушку Сакуры, снова взлетел и плавно опустился на её куртку. *** «Шарф чудесный. Все мои товарищи мне завидуют. Предлагаю назвать мистером Укки». *** «Дорогое Пугало, Я хотела связать тебе шапку, но потом передумала. Во-первых, потому что у меня вряд ли что-то получится; а во-вторых, я решила, что, как и в случае с вязаными перчатками, шапка серьёзно ударит по твоей репутации крутого парня, и ты не станешь её носить. Разве только для того, чтобы похвастаться перед друзьями. В письмо я вложила книгу о четырёх благороднейших кланах Конохи. Она немного устаревшая и определённо не беспристрастная в некоторых моментах, но всё равно довольно любопытная. Ужасно жаль, что там мало информации о молодых кланах и родах. Королева Слизней поручила мне исследовать родословные и прочее в таком духе, просто чтобы я лучше понимала своих пациентов. Мне немного страшновато, что все эти дополнительные задания, прибавляющиеся к тренировкам и работе в больнице, – это подготовка к тому, чтобы занять её место, или, как минимум, чтобы стать помощницей нового хокаге. Пусть это и здорово – занять такой высокий пост, но пока что больше всего удовольствия мне доставляет больница. Иногда я размышляю, каково это – уходить на миссии за пределы наших границ. Я уже завершила их достаточно, но все – в безопасности Конохи. Королева Слизней говорит, что мне не стоит думать о миссиях, когда другие, более молодые ребята без особой специализации могут взять их на себя. Вот только они мне нравятся, и я часто мечтаю, что отправляюсь путешествовать. А ведь, знаешь, ещё несколько лет – и война будет длиться десятилетие. И всё равно, мне кажется, она закончится до этого момента, и я смогу уехать куда-нибудь далеко-далеко. Ты много путешествовал до войны? Чувствую, тебе есть что рассказать, и кое-какие истории – из-за границы. Кстати, об историях. За всё время нашей переписки ты ни разу не написал ни слова о войне. Может быть, ты думаешь, что какой-нибудь надутый генерал прочитает твоё письмо, углядит в нём недостаток служебного рвения и станет критиковать тебя? Человек должен быть непроходимым тупицей, чтобы по-прежнему считать эту мясорубку великой и славной. Скорее всего, тебе просто запрещено делиться какой бы то ни было информацией. Или ты и так постоянно думаешь о сражениях и не хочешь ещё и писать о них. Так или иначе, я надеюсь, что ты в порядке – и морально, и физически. Наверное, ты ужасно тоскуешь по дому. Или, быть может, ты уже так давно оставил свой дом, что уже не чувствуешь ничего. На случай, если тебе интересно: деревня ничуть не изменилась. Да, люди взрослеют, стареют, но дома и заведения всё те же. Они все ждут, когда ты, наконец, вернёшься. Прошу прощения за свою внезапную меланхолию и за то, что какие-то мои размышления, возможно, причинили тебе боль, но я буквально на днях вдруг поняла, что с моего первого письма прошло почти три года. В это трудно поверить, но ящик стола, полный твоих ответов – прямое тому доказательство. И если уж у меня собралась такая кипа бумаг, я и вообразить не могу гору моих писем. Хотя, наверное, тебе негде их хранить. Я не буду тебя осуждать, если ты от них сразу избавляешься. Не могу дождаться нашей встречи после войны. А мы встретимся, не спорь. Мы как-нибудь сумеем договориться. И я очень ценю, что твои ответы теперь приходят быстрее. Спасибо. До следующего письма. О, я забыла! Я рассказала мистеру Укки про тебя и про имя, которое ты ему дал. Он был очень счастлив и тоже ждёт не дождётся вашей встречи. Он кажется мне немного одиноким, так что, думаю, мне придётся найти ему миссис Укки». *** «Я ничего не писал о войне, потому что мне нечего о ней сказать. К её началу я как раз успел повзрослеть, и сейчас я просто её проживаю. Со мной всё будет в порядке. Всегда было». *** «Дорогое Пугало, Или, давай будем точнее, о суровый муж с сердцем ледяным и непреклонным. Я же просила тебя не превращаться в ледышку. И это ведь совершенно очевидно для любого – тот, кто утверждает, мол, я в порядке, на самом-то деле совсем не в порядке. Но я уже знаю, что ты не хочешь об этом говорить (и будешь игнорировать все мои толстые намёки). Я достала-таки ещё один цветок. Кажется, мистер Укки счастлив со своей молодой хорошенькой женой. Они очень помогают мне переживать эту холодную, холодную зиму. Я теперь экономлю на отоплении своей квартиры. Может, я становлюсь немного скрягой, но я решила попробовать накопить на путешествие или просто на что-нибудь стоящее. В любом случае, когда я добираюсь домой, я уже совершенно валюсь с ног. Недавно Королева Слизней организовала благотворительную ярмарку на нужды больницы. На продажу выставили вещи погибших шиноби, отданные их семьями. Вырученные деньги пошли в фонд больницы на закупку лекарств для сражающихся солдат. Так вот, среди прочих вещей, на ярмарке оказалось внушительное количество книг, и я купила восемь коробок, почти все! Королева Слизней решила, что это и странно, и уморительно смешно – потратить на пыльные книги почти всю зарплату, но, вообще-то, сама она тратит зарплату на контрабандное саке, так что пусть думает, что хочет. Она, может, и моя наставница, но в этом вопросе я ей не доверяю. Короче, к чему я веду: теперь я смогу посылать тебе по книге в каждом письме – и довольно долго! Я знаю, это волнующие новости, выровняй дыхание. Репутация крутого парня, помнишь? И ледяное сердце, которое ни в коем случае не должно оттаять. Я понимаю, что ты не сможешь хранить все эти книги, так что почему бы просто не передавать их друзьям, когда дочитаешь. Я не смогу связать по шарфу каждому, зато ты можешь поделиться книгами. Хотя, возможно, они получают куда больше писем и посылок, чем ты. Подсолнух, например, посылает что-нибудь своему папе почти каждый день. Наверное, это здорово – когда так сильно любят. Хотела бы я посылать тебе больше всего. Я ожидала, что жить одной будет скучно, но, на самом деле, это неплохо. Ко мне то и дело заходят друзья, а когда мне становится одиноко, я всегда могу написать тебе. И ещё теперь со мной замечательные мистер и миссис Укки. Я надеюсь, что твои друзья изо всех сил стараются отвлечь тебя от твоих серьёзных дум. Моё мнение касательно налогов, которые хорошо бы тратить на выпивку для солдат, по-прежнему в силе. Мне немного стыдно об этом писать, я на самом деле и не собиралась, но я просто не могу держать это в себе. Иногда, когда на работе скучно или мне нужно очистить голову, я рисую всякие дурацкие наброски, воображая, как ты выглядишь. Я знаю, это нелепо, но я испытываю какую-то глупую, иррациональную ревность ко всем, кто тебя знает. Признаю, мне всегда было любопытно. Меня страшно бесит, что я могу написать тебе о любой ерунде, но только не о тех, кто тебя знает. Но я не покажу тебе свои рисунки. Никогда. И это не обсуждается. С нетерпением жду твоего ответа». *** «Я ни за что не поделюсь своими книгами с остальными. Хорошо, что ты не можешь присылать мне больше. Я и так перед тобой в долгу. Если быть до конца честным, я наслаждаюсь твоими письмами не меньше, чем книгами. Да, даже тем письмом, где ты два (весьма обширных) абзаца живописала новый вкус любимого йогурта. Ты ведь понимаешь: тебе не обязательно видеть моё лицо, чтобы по-настоящему знать меня». *** «Дорогое Пугало, Мне кажется, тут ты раскапризничался, прямо как ребёнок, который не хочет делиться, и дело вовсе не в том, что друзья не будут беречь книги. Думаю, ты – единственный ребёнок в семье. Это очевиднее некуда. Итак, к важным делам. Печать, над которой я трудилась последние три года, наконец-то сформировалась. Она прямо на моём лице, и я всё никак не могу решить, нравится она мне или нет – когда что-то новое и настолько заметное вдруг появляется посреди лба, это немного смущает. Я не видела печать в момент появления, зато видела Королева Слизней – она вдруг остановилась посреди лекции и уставилась на меня во все глаза, так что, думаю, выглядело это довольно круто. Королева сказала, что это не важно, нравится мне вид или нет, – скорее всего, однажды эта печать спасёт жизни мне и моим товарищам. А потом в классической наставнической манере приказала не задирать нос и каждый день вливать в неё больше чакры. Я с ней согласна, как почти всегда, но мне трудно не беспокоиться о внешности, когда моя лучшая подруга – королева красоты всей деревни. Да, та самая Подсолнух. Кстати, я говорила, что мы с ней помирились? Когда долгие усилия, наконец, приносят плоды, это дарит глубокое удовлетворение. Вроде твоих писем. Думаю, последнее побило все рекорды: четыре абзаца, двадцать предложений! Не перетруди руку. Может, мои следующие слова покажутся тебе такими же занудными, как давнишние рассуждения о моём друге по прозвищу Луна, но меня начали замечать парни. Я знаю, я теперь старше, моя фигура изменилась, но мне всё равно странно, когда я замечаю, что на меня смотрят, оборачиваюсь, а там они – пялятся на мой зад. Цунаде говорит не обращать внимания, а если они меня серьёзно достанут, просто переломать им рёбра. За ними много важных органов, а разрывы, – какая жалость, – вещь довольно неприятная. Вообще-то, иногда это забавно – флиртовать, заставлять поволноваться, а потом преспокойно уйти. Жестоко, но всё равно весело. Господи, я такая ужасная, да? Всё это напомнило мне письмо, где я многословно описывала, как ухаживаю за волосами. Поначалу письма были серьёзными и, наверное, я казалась тебе древней старушенцией. Понятия не имею – расстраиваться мне или нет, что я растеряла весь свой эпистолярный стиль. Как всегда, береги себя, о могучий воин». *** «Должен признаться: прочитав твоё первое письмо, я подумал, что ты – почтенная сорокалетняя домохозяйка с детьми. Вообрази моё изумление, когда оказалось, что ты ещё только учишься в академии. Не будь слишком жестока с бедными мальчишками – они ещё не научились узнавать опасность, даже столкнувшись с ней нос к носу. Им повезло, что они не здесь, иначе срок их жизни измерялся бы часами. И не ломай им рёбра, они заживают быстро. Разбивай им сердца, если они, и правда, слишком надоедают тебе. Эта боль длится куда дольше». *** И так они продолжали обмениваться письмами – месяцы, а затем и годы. С ужасом Сакура наблюдала, как письма её Пугала становятся всё более мрачными и отрывистыми. Иногда ей всё же удавалось вытянуть из него больше нескольких предложений, но это становилось всё труднее день ото дня. И всё же он не сдавался и по-прежнему писал ей, а Сакура продолжала собирать его письма в ящик стола. Сначала она их просто складывала, но однажды разложила в фотоальбом – разномастные клочки бумаги, на которых писал свои послания её Пугало, отлично помещались в отдельные ячейки. В особенно беспросветные дни, когда у Сакуры погибал пациент, или приводили молодую вдову, от горя прекратившую принимать пищу, она садилась и пролистывала их. Сакура ни разу не перечитывала письма полностью, оставляя это на особый случай. Может быть, однажды они перечитают их вместе? Когда-то она думала, что любит Саске. Эмоции, которые она испытывала к своему таинственному другу, были очень похожи на те, и всё же не совсем. Разве это вообще было возможно – так глубоко чувствовать что-то к человеку, которого не видел ни разу в жизни? Что уж говорить о том, что Сакура не знала, кто он на самом деле такой. Она лишь поняла, что это мужчина, а его неряшливый почерк и сухой тон это только подтверждали. В своих письмах они всё так же разговаривали обо всём на свете, обходя стороной только войну, пусть Сакура и сгорала от любопытства. Правда ли, что те твари, которых враг напустил на их шиноби, так ужасны, как шепчутся сплетники? Знать, что её Пугало видел их своими глазами, но держать вопросы при себе, было непросто. Однако правилам нужно было следовать неукоснительно, а он не писал о них ни слова. А потом что-то вдруг изменилось. В последние несколько недель её Пугало словно бы стал выплёскивать всю накопленную злость и напористость в их письма, и если раньше получить от него несколько предложений было несказанной удачей, то теперь он исписывал целые страницы. Только недавно Сакура получила его послание на трёх листах. Правда, почти всё оно целиком рассказывало о его нинкен – о том, какие они все разные, но в равной степени замечательные. К письму прилагались зарисовки, которые оказались куда лучше бездарных почеркушек Сакуры. Её явно подкупали, пытаясь выудить одну из них, но нет, она не поддалась. В письме её Пугало просил, случись с ним что-нибудь дурное, взять его нинкен себе, ведь ему не на кого было их оставить. И Сакура подписала контракт кровью и отослала его назад, чувствуя, что ей оказали огромную честь, и мучаясь тревожными предчувствиями. Пугало заверил Сакуру, что нинкен уже обожают её за один только её запах, остававшийся на письмах. В ответных посланиях Сакура часто писала о своей жизни. Случались дни, когда она едва могла держать карандаш – так дрожали натруженные долгими операциями или тренировками руки, – но каждый раз она, безжалостно хрустнув костяшками и проглотив стон боли, упорно исписывала своим аккуратным почерком хотя бы одну страницу. Её Пугало также старался писать несмотря ни на какие трудности. Однажды в бою ему отсекли правую руку, но через час после операции, во время которой руку вернули на место, он уже писал письмо. Это могло сорвать швы, и врач устроил ему выволочку и вопил на него пять минут. Сакура, наверное, сорвала бы на него горло. Она с топотом металась по квартире, выкрикивая угрозы и обвинения, пока сосед не пришёл и не попросил вежливо, чтобы она – «Пожалуйста, будь так добра!» – перестала шуметь, как будто на деревню напали враги. Сакуре было страшно: ей казалось, её Пугало стал писать так много и так часто, подозревая, что совсем скоро его не станет. Что он пытается поделиться с ней как можно большим количеством своих мыслей и глупых историй, потому что ещё немного – и он замолчит навсегда. А война между тем шла своим чередом, и письма дарили Сакуре и надежду, и тревогу. В больницу стало поступать много раненых солдат, покалеченных так жестоко, что их невозможно было вылечить на передовой. Похоже, твари становились всё более свирепыми. Мадара вот-вот собирался обрушиться на мир всей своей мощью, но все попытки обнаружить его логово заканчивались неудачами и смертями солдат. Каждый день Сакура наблюдала, как Цунаде всё глубже погружается в пучину бесконечной усталости. Она знала, если бы не дзюцу, та выглядела бы куда старше своего настоящего возраста. К поступающим солдатам Сакура испытывала смешанные чувства: ей и хотелось, чтобы её Пугало оказался среди них, и не хотелось. Пусть лучше он остаётся таким же сильным и непоколебимым, как все прошедшие дни, месяцы и годы. А потом она поняла: глупо было даже думать, что он вернётся в деревню – он, скорее, умрёт, чем сделает шаг назад. Так что каждый раз, как Сакура получала письмо, подтверждающее, что её Пугало жив и сражается, она не просто радовалась – её окатывало волной всепоглощающего облегчения.