В болезни и в здравии

Поиски Счастливого Фрэнка завершились быстро. На него было здоровенное досье, где и когда можно его найти, проворачивающим свои делишки. Гордон и Буллок съездили вдвоём по нескольким точкам. Счастливый Фрэнк наверняка уже не был таким счастливым, когда пуля разворотила ему голову. Не только ему, пару его безголовых теперь подельников они нашли по пути сюда. Никаких бумаг, записей, ровным счётом ничего не нашлось. То ли их забрали, то ли они были уничтожены. – Дерьмовенькое дельце, – заключил Харви. Гордон был согласен. Счастливого Фрэнка могли грохнуть как в ходе обычных бандитских разборок, так и за то, что он знал лишнее. Например, кому продал нечто, что вскоре свалило вертолёт с небес на землю. – Как думаешь, сколько он уже мёртв? – Чёрт знает, – Буллок брезгливо поморщился где-то под маской. – Медэкспертизы над инфицированным трупом нам не видать. – Нигма мог определить по одному лишь виду. – Скучаешь по этому больному ублюдку? Джим признался: – Порой его не хватает. И кто знает, болен ли он был изначально или же плюс-вирус пробудил в нём того, кем он стал? – У него всегда не все дома были, – раздражённо отрезал Харви. – Но стоит сказать, бесполезным его это не делало. Бенни Брауна найти не удалось. В ходе поисков они нарвались пару раз на перестрелку, еле ушли. – Предлагаю прекратить тратить пули и здоровье. У меня после этой маски одышка, – ворчал Харви, когда они в очередной раз приехали ни с чем. А вечером они рассматривали единственный позитивный момент в этом деле: бутылку, которую подарил Пингвин. Естественно, её обработали на сотню раз и даже открывали, чтобы взять пробы воздуха и самой жидкости на вирус. Чиста, как слеза младенца. – Мы заслужили, нет? Буллок наглаживал бутылку с жаждущим видом. К чёрту, чего ждать. – Наливай, – сказал Гордон. Два раза просить не пришлось, но Харви снова начал о деле: – Если мы не найдём причастных к взрыву, эти сволочи могут прислать к нам военных с их порядками. – Уверен, к этому и идёт. – А дальше что? Всех инфицированных сгонят в лагерь и станут давать минус-терапию принудительно? – Если не убьют раньше за сопротивление властям. А они будут сопротивляться. Гордон взял со стола стакан и отпил пару глотков. Жидкость приятно обожгла горло и провалилась дальше, разливая тепло по организму. – Не думаешь бросить это гиблое дело? – Что? – Гордон в недоумении перевёл взгляд со стакана на Буллока. – В такое время? – Ну, если ты бросишь прямо сейчас, мне достанется вся бутылка. – Я уж подумал, что ты заботишься о моём здоровье. – Не без этого, конечно! Ближе к ночи Джим думал, что можно было бы попросить у Пингвина пару бутылок. Ему же для хорошего друга не жалко. Через три дня в Зелёную Зону вдруг пришёл Бенни Браун. Сам. Его сразу же поместили в карантинную камеру, но микрофоны и камеры там были, поговорить можно было и так. – Ты чего пришёл-то? – прямо спросил его Джим. – То тебя днём с огнём не сыскать, то явился. – За мной следили, – нервно выдал он, теребя руками грязный край куртки. – И вы знаете почему! Кто-то думает, что это я продал ракетную установку, чтобы сбить птичку. – А это не ты. – Богом клянусь! Видок у него был ещё тот: засаленные волосы, грязь под ногтями, будто он и вправду скрывался по подворотням с бомжами. – Но кто-то же её продал. – Счастливый Фрэнк, кто же ещё. Гордон пригляделся к этому параноику внимательнее. – Хорошо сваливать на того, кто мёртв, да? – Вы не поняли. Я и Фрэнк – мы давние друзья. Когда сбили вертолёт, я сразу смекнул, что будут проблемы. Но Фрэнк так не думал. В итоге, я нашёл его с разнесённой головой. – Это ни о чём мне не говорит. Кроме как о том, что ты бросил труп товарища. Бенни развёл руками: – А куда его сейчас? В реку, что ли? Да и речь не об этом. Я могу доказать, что это Фрэнк продал это дерьмо. – Как? Гордон по камерам видел, что Бенни полез во внутренний карман замызганной куртки. Он достал оттуда небольшую книжицу. – Здесь все записи Фрэнка. Его убийцы не знали, где искать их. А я друг, я знал! Мы же одно дело вели. Подойдите к смотровому стеклу, я вам покажу. Джим спустился из наблюдательной комнаты в нижнее помещение, откуда в «грязную» карантинную зону выходил иллюминатор из толстого стекла. Бенни суетился, прикладывая к нему разворот записей и тыча пальцем в определённую строку. Да, она там была. Ракетная установка. И в поле «Заказчик» значилось: «для Пингвина». Твою мать. Через пару часов Буллок ходил за ним по пятам: – Джим, чего ты добьёшься, если явишься сейчас к нему? Он навешает тебе ещё лапши на уши, ты этого хочешь? Просто скажи властям, что это он, пусть уже вводят военных в город. Те размажут его по стенам, и всё, никаких проблем. Слышишь, Джим? Гордон слышал, спешно надевая на себя маску и защитные очки. – Чего ты хочешь от Пингвина? Нахрена тебе туда сейчас идти? Ночь на дворе, алло! – Мне нужно, чтобы он признался. Харви закатил глаза: – И что тогда? Наденешь на него наручники и приведёшь сюда? На кой нам здесь этот геморрой? Сплавь его армии! – Сначала посмотрю ему в лживые глаза. – Ты каждый раз в них смотришь! – уже орал Буллок. На самом деле Гордон был зол настолько, что сердце колотилось в бешеном ритме. Как Пингвин вообще посмел заливать ему эту ерунду в уши? И ведь Джим повёлся! Нервно шагая в быстром темпе к его логову, Гордон почувствовал, что если он продолжит в том же духе, то пока дойдёт, его костюм заполнится потом по самую шею. Пришлось успокоиться и остыть. Перед чёрным ходом стояла толпа инфицированных, все курили. Они выглядели вполне довольными жизнью, и Гордон их ненавидел за это в данную минуту. Громила у лестниц посмотрел на него внимательно и пропустил, ничего не спрашивая. Охранники у кабинета Пингвина сказали: – Босс в клубе. – Ведите к нему. – Сдай оружие. Ладно, он не стрелять сюда пришёл. Пока нет. Удовлетворившись тем, что пистолет остался на подносе, один из охранников сказал: – За мной. Пара коридоров, лестница. Музыка всё громче. Они вышли на второй ярус над клубом. Внизу бесновался народ, а здесь только Пингвин стоял, опираясь руками на перила из тёмного дерева. Охранник ушёл, закрыв за собой дверь. То, что Пингвин совершенно не боялся Джима Гордона, тоже страшно напрягало. Должно быть, сквозь грохочущую музыку он даже не услышал его шагов. На нём был иссиня-фиолетовый фрак и безумного, неоново-пурпурного цвета галстук. Пингвин здоровой ногой слегка отстукивал в такт музыке. Головой он тоже покачивал туда-сюда с лёгкой довольной улыбкой на лице. Гордон подошёл спокойными шагами, стараясь не выдать своё бешенство. По мере его приближения улыбка Пингвина становилась всё шире. – А ты зачастил, Джим, – легкомысленно заявил он, поворачиваясь, будто эта встреча была для него лишь приятным сюрпризом. Гордон благоразумно остановился на значительном расстоянии от него, дыша во влажную неприятную маску и едва удерживая себя от того, чтобы не броситься вперёд и не выкрутить Пингвину руки. – Мартини? Ты какой-то напряжённый, – продолжил свою игру он. Эту улыбку с его лица хотелось стереть как можно скорее. – Заканчивай, – отрезал Гордон. – И ответь, какого чёрта ты сбил вертолёт над Зелёной Зоной. Что тебе это дало? Приходилось говорить громко. – Не понимаю, о чём ты, – черты лица Пингвина исказились в страдальческом выражении, словно он услышал плохую шутку. – Есть доказательства того, что это твоих рук дело. Пингвин посмотрел на него снисходительно. – Отвечай, – яростно бросил Гордон. – Или… Он сделал шаг вперёд, к Пингвину. Тот посмотрел на него устало и безразлично: – Или что, Джим? Пингвин тоже шагнул навстречу, да так, что Гордон автоматически отступил на пару шагов назад. Пингвин легко рассмеялся: – Знаешь, стоило переболеть этим идиотским вирусом хотя бы ради того, чтобы ты не мог каждый раз так истово бросаться на меня и прикладывать к ближайшей стене. Так что ты там нарыл, выкладывай. – Ты будешь всё отрицать. – Тогда зачем ты пришёл? Говори, я слушаю. Гордон был вне себя от злости и от спокойствия Пингвина. – В журнале Счастливого Фрэнка есть запись о том, что ракетница была приобретена для Пингвина. Пингвин посмотрел на него с таким неодобрением, что стало неуютно. – Ты серьёзно? Там, может быть, ещё и моя подпись стоит? Мои отпечатки пальцев? Видео с камер? – Я сомневаюсь, что тебе нужно приходить на подобные сделки лично. Недовольно поджав губы, Пингвин сказал: – Твои обвинения меня оскорбляют. Счастливый Фрэнк мог написать в своём журнальчике, что он Папе Римскому эту ракетную установку продал. И ты бы поверил? – Он записал именно тебя, – выплюнул Гордон. Пингвин склонил голову набок и вздохнул. – Если ты не заметил, то я в Готэме олицетворяю собой ту самую персону, которой можно закрыть любое криминальное дельце, и всем будет ровно. Думаю, Фрэнк погорел на том, что не поинтересовался тем, кому на самом деле в тот момент продал ракетницу. Жадный сукин сын. – Ты вешаешь мне лапшу на уши. – Я? – искренне изумился тот. – После всего? Я столько раз помогал тебе, Джим. А ты помогал мне. Неужели ты думаешь, что я не удостоил бы тебя правды? Этот вертолёт уже начинает действовать мне на нервы. И если бы я знал, что этим кончится, то, наверное, сбил бы его сам. Потому что выслушивать твои смехотворные заявления мне неприятно. Гордон с неохотой признал: он хочет поверить ему. Снова. – Я даже готов бескорыстно помочь тебе в очередной раз, но не знаю как, – голос Пингвина был полон участия. – Пары ящиков боеприпасов хватило бы. Пингвин хитро взглянул на Джима: – Может, ради этого и была вся эта сцена? Нет, придумай что-нибудь другое. Рыть самому себе могилу я не собираюсь. Пойдём, сядем. Или сяду я один. Он показал в полумрак в углу, дальше от ограждений. Делать нечего, Гордон последовал за ним. Опустившись в коричневое кожаное кресло, Пингвин проникновенно и наверняка лживо посмотрел на него снизу вверх. – Поверь, Джим, мне не нужны лишние проблемы в Готэме точно так же, как и тебе. Я бы ни за что не начал призывать сюда военных собственными руками. Моя позиция – ждать, пока заболеваемость в Готэме сойдёт на нет, а нам предложат не терапию, а изучение механизма воздействия вируса. Ты видишь эту толпу людей внизу? Думаешь, они все завтра слягут с вирусом? Нет, многие из них уже переболели раз, и повторно вирус они не хватали. Другие утверждают, что не болели вовсе. Но, как сейчас принято говорить, возможно, они переболели бессимптомно. Тогда я не понимаю, почему мы в карантине. Наш иммунитет уже отработал защиту. – Вы – носители. Вы опасны для тех, кто не болел. – Власть изобрела для вас минус-терапию, так что ещё нужно? По мне, проблема давно решена: кто не хочет болеть – проходит терапию, остальные на свой страх и риск могут заболеть, – скучающим тоном пояснил Пингвин. – Ты же заболел, пройдя минус-терапию. – Именно. Так разве я виновен в том, что инфицирован? Нет, это власти виноваты в том, что их хвалёная минус-терапия не подействовала, да ещё и дала побочные эффекты. Здесь было уместно лишь одно предположение, и Джим его озвучил: – Возможно, без неё ты бы вообще умер. – Не вижу толка в гадании. Вы же сами из своей Зелёной Зоны боитесь выйти без защиты, наверное, тоже опасаетесь побочных эффектов? Ты же не хочешь остаться без руки, как Бутч, детектив Гордон? Гордон стоял над ним и молчал. Вздохнув, Пингвин продолжил: – Ладно, давай поговорим о наиболее вероятном варианте развития событий. Либо тебя додавят этой ситуацией с вертолётом, либо случится что-то ещё, что окончательно докажет вашу некомпетентность в области защиты жителей города. После Готэм отдадут военным. Вас отстранят от работы, точнее, будете на побегушках у новой власти. Затем они будут накрывать квартал за кварталом, принуждая к тотальному карантину и обязательной минус-терапии. Потом мы не узнаем ни одного честного процента статистики, помогла ли кому-то терапия или искалечила. А кто и вовсе от неё умер. И на чьей ты будешь стороне? – Я знаю, на чьей я стороне. Пингвин сжал губы, а после сказал: – Я не видел в своём клубе ни одного тяжелобольного. Ни одного. То есть, если люди действительно чувствуют сильное недомогание, они идут в Красную Зону, в госпиталь. Никто здесь не ходит при смерти. И именно поэтому никто не соблюдает карантин: никакой страшной эпидемии нет. Есть болезнь, которая требует наблюдения и немедленного лечения, когда начали проявляться симптомы, но не более того. Поэтому люди хотят жить нормально. Я не могу их в этом винить. – Чтобы жить нормально, всем всего-то нужно согласиться на минус-терапию. Гордон понимал, что этими словами он признался в том, какой расклад в нынешнее время поможет лично ему. Чтобы все встали и пришли в Зелёную Зону за дозой. При достижении нужного процентного показателя по зелёным билетам, Готэм снова открыли бы. Тогда Гордон был бы спокоен. Это было бы самым простым исходом. – Первую минус-терапию прошли практически все. Я тебе даже не скажу, знаю ли я лично хоть кого-то, кто отказался от неё тогда, – Пингвин задумался. – Нет, правда. Все мои приближённые получили терапию. Я сам рвался на неё в числе первых. А потом… Ты помнишь, что было потом? Как думаешь, если все придут в Зелёную Зону и начнут проходить терапию, не будет ли повторения той волны обратившихся в больницы со странными побочными эффектами? Аккуратно положив руку на защитный элемент на колене, Пингвин говорил дальше: – Помню, как рука Бутча медленно, но верно разлагалась на глазах. Потом ему сказали, что ампутация кисти – единственный выход, если он не хочет лишиться руки целиком. Странно это говорить, но тогда я был рад, что он попал в такую ситуацию. Надоело страдать в одиночестве, как бы чудовищно это ни звучало. Господи, ты же Джим Гордон, кому я это говорю. Скривившись, он с трудом поднялся и дошёл до перил. Гордон шагнул за ним. Трескотня короля Готэма успокаивала. Гордон знал, даже если город отдадут военным, то он сам и жители Зелёной Зоны останутся в полной безопасности, как законопослушные граждане. Чего не скажешь об инфицированных, нарушителях карантина. Обо всех посетителях этого клуба. Гордон взглянул вниз и не без удивления узнал в толпе лысину Зсасза. Он весело двигался в ритме музыки и, кажется, заводил всю толпу своими зажигательными танцами. – Красавчик, а? Ещё лучше, чем прежде, – мечтательно произнёс Пингвин. Гордон покосился на него с удивлением. – Что? – проворчал он, будто в глазах разглядев его вопрос. – Понятно, что с кудряшками Виктор был просто очарователен, но и теперь ему стиля не занимать. Мне кажется, он счастливее многих. Вернувшись глазами к блестящей лысине, Гордон нехотя согласился со словами Пингвина. Зсасз выглядел довольным жизнью. Да все здесь так выглядели. Кроме, разве, самого Пингвина. – Ты тоже вроде бы остался при своих. Гордон посмотрел на ногу Пингвина. На лице того возникло презрительное выражение: – Конечно, Джим. Буквально как жил, так и живу. И если ты сейчас же не уйдёшь, то я взвою через пять минут от необходимости стоять и держать перед тобой лицо. Это очень выматывает, знаешь. Джиму не нужно было говорить два раза. Он развернулся и пошёл к выходу. – Надеюсь, когда-нибудь ты научишься прощаться более тепло! – услышал он вслед. Когда он обернулся в дверях, то увидел, как Пингвин, тяжело хромая, шёл обратно к креслам.