Meet me at October

Серость. Бесконечная серость — куда ни посмотри. Я и не вспомню, каким был раньше. С чего всё это началось? Со смерти отца, который никогда мной не интересовался? С ухода матери, что сбежала от нас со слезами счастья на глазах, будто наконец выбралась из клетки? Не знаю. Стены, что я возводил кругом — холодные каменные стены. Они всегда молчат, но очень внимательно слушают. Над ними и под ними лишь дымка из пустоты. Густая и невесомая. «Славно, больше никто не потревожит меня», — так я думал. Но когда обернулся, когда огляделся по сторонам: — Неужели каждый чёртов день одинок до ужаса… Только я? Люди проходили мимо, не замечая мира, что я воздвиг. Иногда они останавливались — замирали, разглядывая каменные столпы. Кто-то смелый даже клал ладонь на стену, трогал затвердевшую плоть. Но так или иначе, все без исключения ускользали прочь. Свет маяка. Бледный, слабый, но чарующий. Когда он впервые коснулся моего лица… Казалось, что-то с силой сжало моё сердце и больше не желало отпускать. Сквозь эту боль, сквозь щемящую горечь, я впервые за долгое время ощутил тепло. То, в чём я отчаянно нуждался — всё это время прятал маяк. Откуда он взялся? Почему раньше я не замечал его? Не знаю. Но он светил и прорезал сгустившуюся мглу так непринуждённо, будто всегда стоял на этом месте. Будто всегда был здесь. С тех пор я как муха, желающая быть сожжённой, мчался на этот свет. Руки, что встретили меня, оказались до одури холодными. Странно. Я всегда опасался холода, кутался от него в туман, но теперь с упоением утопал в нём. С кучей вредных привычек, что я перенял — он был колюч, хмур и резок. Но иногда тот бледный свет просыпался в нём, и я чувствовал теплоту от холодных ладоней. Знал, лучше чем кто-либо, что эта забота — всего лишь мимолётный каприз. Но он был единственным, кто продолжал прикасаться ко мне. Потому я лгал себе, ведь правда звучала куда утомительнее. Я всегда мог укусить эту руку. Ведь я был сильнее руки и мог разорвать её в клочья, прекратив нашу сомнительную связь. Разве не этого мне хотелось? Но я лишь притворялся уязвимым. Ведь пальцы, что душили меня — к собственному горлу направлял я сам. Может быть, мной руководил страх. Я боялся, что призрачный свет, отравивший меня своей искажённой любовью, исчезнет без колебания, стоит только мне поднять голову. И тогда я снова окажусь в беспросветной пучине. Разве плохо, что я не хочу быть один? А может, я оказался слишком жаден. Мать, что никогда не была счастлива в навязанном семьёй браке. Отец, что от печали умер столь рано. Другие — мне не было никакого дела. Я жалел себя и утопал в ненависти. Семья — настоящая или нет — неважно. Просто позаботьтесь обо мне кто-нибудь! Просто скажите, что я нужен! Поэтому я мчался на каждый зов. Поэтому я не мог отпустить его первым. Муха, желающая быть сожжённой. Муха, что на самом деле не любит свет, но отчаянно нуждается в тепле. Даже, если знаю, что сгину в пути — я следую зову маяка.