Колыбельная

      — Папа, смотли, какой лёд я нашёл! На улице!       Через видеосвязь с бабушкиного телефона Юджин в старых, ещё джиуновских детских перчатках держал большой ребристый кусок льда, раздобытый определённо где-то возле дождевого слива. Мама держала старческими руками телефон, картинка дрожала и смазывалась, но улыбчивое лицо Юджина всё равно хорошо видно. Его замотали так, словно на улице фонтаны в воздухе стынут.       — Молодец.       — Дедушка, давай поставим его в молозилку.       — Зачем это? — послышался хриплый прокуренный голос.       — Ну… я нашёл лёд. Холоший такой, вот там на улице, мы иглали там, и я вот нашёл. Он капает, смотли, — мама снимала, как Юджин вытянул руки вперёд, смотря, как с него капала на пол вода. — Он тает! Тает!       — И что будем делать? — усмехнулся дед.       — Ну… — Юджин замялся на секунду, потом решительно кивнул. — Снимайте ботинки, сейчас буду думать.       Джиун рассмеялся. Ну настоящий супергерой.       Рики не мог поверить в то, что не поменялось совершенно ничего. Ему даже казалось, что это он один чувствовал неловкость и жгучий стыд, потому что с ним говорили абсолютно спокойно, никак не поменяв отношения, и… может, это просто приснилось? Он уснул тогда на самом деле и всё произошедшее — просто активированное возбуждённое адреналином и кровью подсознание. И тем не менее теперь он совершенно не мог думать ни о чём другом, когда находился в одном помещении с Джиуном. Особенно когда видел расслабленность.       Пытаясь увести мысли в другую сторону, сместись фокус, Рики подумал о том, что даже любимая свежеприготовленная паста не лезла в глотку. А вот Джиун, к слову, не ел. Он стоял у столешницы, пригнувшись и опершись локтями на поверхность, и печатал что-то в рабочем, судя по оформлению, чате. Он курил в приоткрытое окно, завершив разговор с родителями и сыном, и теперь молчал. Рики уткнулся в свою одинокую на столе тарелку и хмыкнул.       — Почему вы не едите? — ему отчего-то казалось, что он очень редко видел, чтобы Джиун сел и основательно ел. Он часто перекидывался какими-то снэками и нездоровой пищей, готовил разве что для сына, и то — не из самых органических продуктов.       — Я уже поел.       — Что?       Джиун повернул голову, чтобы взглянуть на Рики и усмехнуться. Честно сказать, ему стоило огромных трудов, чтобы не раствориться от стыда в этот момент и не растечься по стулу.       — Съел пару кубиков шоколада и кофе выпил.       — Но уже почти три часа дня.       — И что? — он подошёл к подоконнику, затянулся в последний раз и потушил сигарету с наружной стороны, прижав тлеющий конец к углу рамы. Выкинул бычок вниз. Рики фыркнул.       — Ваш желудок не скажет спасибо. Питаться нужно полноценно.       — Да? — он скрестил руки на груди и отключил телефон. — Интересно.       — Вы издеваетесь надо мной?       — Я? Почему это?       — Вам нужно нормально есть, потому что вы много работаете. Разве нет? Я понятия не имею, чем вы занимаетесь там, но в питании я разбираюсь точно, — потому что внешний вид ему крайне важен ещё с детства. — А кофе и шоколад — не еда.       — Вчера я ел рамён с другом и пил соджу.       — Это тем более не еда! Вы знаете о вреде лапши?       — Хочешь сказать, что ты никогда не ешь её, да?       — Это вообще не имеет значения сейчас, Джиун-хён! Знаете, — поддавшись эмоциям, он встал, упершись руками в обеденный стол, и оставил половину порции нетронутой, хотя желудок изнывал от голода и непонимания. — Вы ведь взрослый человек. Гораздо старше меня. Какой пример вы мне подаёте?       — Пример? — Джиун удивлённо дёрнул бровями. — Рики, ты ведь не ребёнок.       — Да? А общаетесь со мной точно так же.       — Правда? — он снисходительно усмехнулся и взял с сушилки турку, чтобы снова сварить себе кофе. Рики не понравилось, как от него юлили, но сделать шаг ближе не мог — его откидывал барьер ночных воспоминаний. Джиун преспокойно начал засыпать в турку нерастворимый кофе, который подарили на работе на Рождество. — Мне казалось, что я общаюсь с тобой наравне. Знаешь, даже слишком равно. И слишком близко, получается.       Рики возгорался, как спичка о серу. Он неловко поправил волосы и выдохнул, прижавшись бёдрами к обеденному столу. Есть уже совсем не хотелось.       — …Если бы ваш сын узнал, что вы делали…       — Что я делал? — послышалось так же спокойно и непоколебимо, и это выводило из себя. Выводило на эмоции. — Точно не что-то, что запрещено. Или было совершенно против чьей-либо воли.       — Как вы вообще можете о таком говорить?       — О каком «о таком»? — Джиун повернул голову, оставив турку самостоятельно греться на огне, и вдруг сделал вид, словно какая-то мысль наконец-то явилась в голову. — Точно. Ты же совсем ещё юн. Никакого опыта за плечами нет. Знаешь, в свои двадцать лет я вёл достаточно активный образ жизни, когда переехал в Сувон. В Сихыне, в моём родном городе, не так много возможностей было, единственный пусть пробиться в люди — работа на рыбном рынке и ловля крабов. Не моё. Не сказать что тут я нашёл своё призвание.       — Почему?       — Случилось кое-что, и я больше не мог уезжать на экспедиции из-за того, что Юджин не мог остаться один, — Рики кивнул, не задумываясь. — Вообще, Рики, что хочу сказать. Цепляйся за любимую профессию и не будь таким дураком как я.       — Всё потому что вы завели ребёнка рано.       — В двадцать восемь лет. Рано? — Джиун снова удивлён. Этот парень думал очень странным образом, совсем не ясным ему. — Когда же не рано? И мы стали так жить не из-за того, что Юджин родился, когда мне было двадцать восемь.       — Агрономы ведь хорошо зарабатывают. В чём проблема нанять няню, например? — хмыкнул Рики, на самом деле презирая работу нянь. Особенно на постоянной основе. Он сам прожил всю жизнь, получая от родителей только подачки и запросы, а воспитывался горничными, домработницами и нянями. Но какая-то часть его твердила, что так должно быть у всех. — И дело с хвостом.       — Как я мог оставить своего ребёнка? Нет, я бы не позволил никому растить моего сына. Не после случившегося.       Рики почувствовал жгучую обиду — она заиграла, словно свежая, тревожа все его страхи и злость на мир. Зависть чёрным полотном застилала глаза. Его внутреннему ребенку тоже этого очень не хватало. Внезапно уйдя в свой собственным мир грёз и переживаний, понурив голову и уткнувшись в пол, Рики не заметил повышенного внимания. Прожив достаточно времени, Джиун понимал, что значило такое состояние. Чувствуя себя в некоторой степени обязанным, он подошёл близко и коснулся плеча. Рики вздрогнул.       — Что случилось? Ты сам не свой. Расскажи, что тебя тревожит.       — Да я… — он покачал головой, пытаясь скинуть руку с плеча, но его сжали сильнее в ответ. Не вышло. — Всё нормально.       — Я уже научен на таких фразах. Меня не проведёшь. Рассказывай. Уж я точно не стану осуждать тебя ни за что. Ты вчера мне едва ли не в убийстве собирался признаваться из-за крови на джинсах; к слову, ни о чём таком в новостях не говорили. А пятно на твоих штанах — вино. Самое обычное. Но не самое дорогое.       Рики усмехнулся. От этого стало немного легче, вчерашний балласт спал с плеч.       — Хоть что-то хорошее в этой жизни.       — Не скажи. Ты отлично справляешься для человека с проклятьем. И всё-таки расскажи, что тебя волнует. Я поддержу. В конце концов, это ведь я здесь взрослый, не правда ли? — подшутил он безобидно, чем не вызвал в Рики никаких отрицательных эмоций. К удивлению.       Рики вздохнул и рассказал. И про конкуренцию в школе, и про «дополнительное воспитание» от родителей, и про конкуренцию с лучшим другом, и про их странно-агрессивную дружбу. Про сложности общения и адаптацию к новой среде, к сложностям с друзьям — со всеми перессорился подчистую, кроме Мэттью. Да и то, неизвестно, что с ним сталось после ночи..       — Мишель поругалась со мной из-за того, что я у вас был. Говорит, это ненормально.       — Ненормально что?       — Не знаю, что она там напридумывала. Даже думать об этом не хочу. Союль тоже меня осудила. Точнее, нет, конечно, не прямым текстом. Но я знаю, что она всегда будет того же мнения, что и её подружка, Мишель. Да, мы лучшие друзья, но… выбирая между нами… Они же одноклассницами были. Дружат долго.       Рики сам не понял, как разозлился и стиснул в ладонях край стола. Джиун строго помассировал плечо юноши, заставляя прийти в себя, и переместил ладонь на затылок, поглаживая. Вдоль позвоночника прошлись мурашки, и Рики зарделся против воли.       — Скажи, ты списывался с Мэттью, когда проснулся?       — Нет.       — Почему?       — Не хочу. Ему всё равно не до меня.       Джиун оглаживал пальцами затылок, почёсывал чёрно-серые пряди.       — Ты сильно напряжён. У тебя каменные шея и плечи. Вся шейно-воротниковая зона просто как булыжник, Рики. Тебе надо размять, иначе плечо будет побаливать дальше. Кстати, как оно?       Рики на пробу поводил левым плечом. Ещё потягивало.       — Лучше, но не идеально.       — Садись. Разомну.       Рики отпирался поначалу, но в итоге сел, не в силах противостоять настойчивой и строгой заботе. Тем более что руки Джиуна мастерили из него настоящую тряпичную куклу одними только нажимами; он мастерски избегал все болевые точки и натягивал мышцы, как струны, и с каждым давлением появлялось всё больше лёгкости. Юноша снова опустил голову, мотая ей, словно игрушка-маятник на бардачке машины. Джиун усмехнулся. Это напомнило ему о днях экспедиций.       — Вы же агрономом были. Откуда умеете массаж делать?       — В экспедициях чего только не делали. Тяжёлый труд. В концу дня кости и мышцы ломило так, словно сам под бульдозер ложился.       — А чем вообще занимаются агрономы?       — Большая загадка для всех, для нас тоже была, пока не началась практика, — рассмеялся Джиун, продолжая массаж. Рики зашипел, когда мышца больно пробежала под кожей от давления, и зажмурился. — Мы работали больше всего на сельскохозяйственных секторах, но очень часто ездили на исследования в разные лаборатории, ещё в горы ездили, конечно. Самый долгий город для меня — Намъянджу. Такого сельского хозяйства, как там, я нигде не видел.       — Вы бы хотели вернуться туда? Снова быть агрономом?       — Я не смогу больше. Эта дорога закрыта для меня.       — Но, Джиун-хён…       — Тебе точно не стоит думать об этом. Это мои трудности. Давай лучше поговорим о твоих и подумаем, как их можно решить.       — Эй, стоп, — Рики словно вышел из-под гипноза, остановил движение рук на своей шее и отряхнулся, встал. Джиун встретил его непонятливым, но всё ещё уверенным и стойким взглядом, и он просто не мог уже найти себе безопасное место здесь. Как ему это удавалось? Возраст? Отцовство? — Почему вы ведёте себя так?       — Как?       Это невозможно объяснить. Это то, что разрушало все его внутренние устои, которые создавались всю жизнь под куполом матери и нянь. Он совершенно не понимал, что делать с таким типом людей, как Джиун. Не найдя в себе силы дать отпор, Рики рухнул на стул сразу же, как только мужчина отвлёкся на кипящую турку. Пара минут приготовления кофе позволила немного прийти в себя. Но затем Джиун поставил чашку на стол, а сам встал перед Рики, и ему пришлось задрать голову, чтобы не дышать в живот.       — Ты придумал возмущение полностью или мне ещё подождать?       — Всё странно. Я ни черта не понимаю! Я просто ничего не хочу.       — Понимаю, такое бывает. Ничего страшного, — риск — рука скользнула в мягкие волосы, высохшие во время сна, подушечки пальцев ласково прошлись по коже головы. Рики не сушил их феном. Хотя обычно да. Ещё немного, и он просто сорвётся. Или с цепи, или в обрыв. — В жизни часто плохие периоды.       — У вас ведь тоже, — не препятствуя поглаживаниям, хотя они очень странные реакции открывали в теле, Рики взглянул исподлобья. — У вас тоже, а вы возитесь со мной. Я вообще удивлён тому, что вы меня ночью впустили. Мэттью всегда гнал меня взашей. Да даже мама не впускала, если я приходил слишком поздно.       — Что? И что ты делал?       — Ну, мог ночевать на улице, но обычно снимал номер на ночь в отеле. Если она блокировала доступ к карте, то уже как попадётся, — он пожал безразлично плечами. — Не хочу говорить об этом. Я уже и так наговорился о матери.       — Хорошо, Рики.       Запах кофе наполнил кухню до потолка. Горячий кофе обжёг и так обветренные потресканные губы, но ничего, чем горячее — тем лучше. Рики чувствовал себя одновременно и неуютно, и спокойно, находясь между столом и мужчиной, а его рука в волосах совершенно перемешивала мысли, как ведьма — зелье. Такими же круговыми движениями.       — Лучше?       — Немного.       — Я всегда так успокаиваю Юджина, когда он переживает. Стараюсь, по крайней мере.       — Я не ребёнок, — хмуро отстоял Рики.       — Да, — кивнул Джиун. — Но в конце концов мы все были детьми.       Рики мотнул головой, словно подростковый бунтарь, и поднялся на ноги. Желудок сжимался и болел от голода, но аппетит не приходил совершенно, наоборот — парадоксально. Джиун хмыкнул и коснулся его живота, абсолютно плоского и напряжённого, поглаживая по часовой стрелке — как детей. Рики прижался бёдрами к столу недоверчиво.       — Хватит.       — Тебе стоит поесть.       — Ага, вам тоже, — отразил «атаку» он, отворачивая голову.       — «Я не ребёнок»… а где же взрослое поведение? «Сам такой»? — один только гневный взгляд Рики чего стоил. Джиун не удержался и искренне рассмеялся, получая чистое удовольствие. Он впервые за долгое время чувствовал себя свободным от проблем и забот. — Сильно злишься?       — Отстаньте.       — Рики, — тот самый тон.       Спокойный и приземлённый. Рики не понимал, как он этого добивался, но такого тона невозможно ослушаться никак. Даже если разум твердил сваливать, абсолютно никак. И он действительно всецело обратил внимание на мужчину. Ладонь с живота перешла на бок, и это должно было стрельнуть в голове красным флагом, мельтешащим из стороны в сторону, в комнате должна была загореться красная лампочка, сигнализирующая об опасности. Но у него только глаза вспыхнули.       — А ведь это почти совращение несовершеннолетних.       — Да ну? — Джиун улыбнулся. — Ты уже взрослый мальчик.       Рики цокнул раздражённо. Над ним просто издевались. Вцепившись ладонями в стол, едва не отламывая дерево от крепления, он испепеляюще смотрел в глаза, всем телом концентрируясь на ощущениях сначала одной ладони на боку, а затем — второй, на противоположном. Точка отсчёта.       — Да. Было бы странно, если бы вы ребёнку… — и запнулся, моргнув несколько раз. Прикусил язык.       — Сделал что?       — …Забудьте.       Джиун какое-то время сминал бока, даже поднял футболку и ощупал тёплую кожу не без мурашек. Рики совершенно не выглядел хоть чуточку опытным в чём-либо — абсолютно неумелый птенец, который сбежал из дома, как тогда стукнуло время. Но ни навыков, ни умений. Большой палец продавил под рёбрами, и Рики тяжело вдохнул, отпустил стол и вцепился в предплечья, сжимая ближе к локтям.       — Джиун-хён. Можно спросить?       — М? — он наклонил голову.       — Как давно вы потеряли жену?       Пальцы сильнее надавили на мышцы, до боли в некоторых местах. Рики сипло выдохнул, принимая собственное поражение, но он не смог принять внезапного отдаления. Тепло ладоней пропало из-под футболки, и он усилил хватку на локтях, не давая уйти. Джиун хмуро посмотрел ему в глаза и только открыл рот, чтобы, по-видимому, отчитать, как подавился воздухом — ладони с предплечий метнулись к шее, Рики на секунду оторвался от обеденного стола, чтобы совсем скоро прибить себя обратно давлением рослого тела. Он прижался губами к губам так, словно это решение стоило ему всего. Будто потеряно всё, и дальше терять совсем нечего.       Джиун помедлил первые секунды, его гнев стих, а руки вернулись обратно. Стол сдвинулся под тяжестью.       Рики ещё ребёнок. У него наверняка за всю жизнь было не так много отношений, он целовался как стажёр, который явно стремился к принятию и повышению. Чувствуя ранимость и иллюзорную хрупкость, которую Джиун выявил сам для себя, он осторожным жестом прижал юношу к себе, опекая физически и морально. Поцелуй вышел скомканным сначала, стал чуть менее скованным и грубым, после вовсе стал нежностью — Рики отвернул голову, и Джиун оставил пару поцелуев на щеке и линии челюсти.       Рики нуждался в объятиях очень сильно.       — Да у тебя тактильный голод.       — Хён. Молчите.

❆ ❆ ❆

      В девять вечера снова позвонила бабушка, потому что Юджин очень сильно хотел поговорить с папой, и Рики, появившийся в кадре, очень сильно его обрадовал. Конечно, это неловко, и Рики чувствовал себя не в своей тарелке, разговаривая с родственниками Джиуна, тем более такими близкими, особенно после всего произошедшего, но Юджин очень хотел поговорить именно с ними.       — Папа, дядя Лики, смотлите, как я умею!       В видео он забрался на бабушкину кровать, сделал два прыжка на месте и прыгнул на подушку, падая на колени. Его счастливое лицо и горящие глаза, направленные в камеру, говорили о том, что фокус закончился. Джиун улыбнулся и зааплодировал.       — Молодец, сын, ты меня поразил.       Он ногой толкнул Рики вне кадра, и он тоже нехотя похлопал, стесняясь привлекать к себе внимание. Юджин радостно рассмеялся, и Рики даже показалось на одно мгновение, что он скучал.       — Папа, я плиеду уже… бабуль, а когда?       — Вот через три дня мы уже его привезём обратно на дедушкиной машине.       — Бабуль, а у нас не слетит опять колесо?       — Точно, — старушка обернулась и крикнула в глубину дома: — Дорогой, иди и почини машину завтра, не надо, чтобы наше колесо снова в кювет унесло!       — Да починю я. Вот с другом завтра встретимся в гараже и починю.       — Чаги-я! Никакого толку, — вздохнула женщина, погладив внука по голове. — Ну ничего. Спокойной ночи вам. Рики, ты ведь иностранец, да? — вдруг спросила бабушка.       — Мам, не стоит. Спокойной ночи. Ему уже пора домой. Юджин-а, не забывай чистить зубы, пожалуйста, — попросил он ребёнка.       — Да, пап! Пока-а!       Джиун выключил звонок, пока не посыпались новые вопросы, и устало уставился на Рики. Он в ответ улыбнулся и пожал плечами. Нет, всё-таки, возможно, жизнь немного налаживалась и время действительно лечило, пусть и не сразу.