Колыбельная

      Первая неделя января выдалась жутко холодной и снежной. Машины заваливало по ночам снегом, с утра под окнами распылялось целое шоу с очищением стёкол и дверей от льда и снега. Школьники только-только закончили ещё один учебный год и вышли на каникулы до самого февраля, а это значило, что теперь транспорт и город будут забиты круглосуточно людьми, а не только в ранее утро и вечер. В один из дней Рики нагрянул к Джиуну домой с большим чехлом, внутри которого искрилась шуба из искусственного дорогого меха — на настоящий он не способен.       Конечно, Джиун обиделся на первое время. Но, признаться честно, чёрный мех ему шёл гораздо больше, чем старая дублёнка или демисезонная косуха.       Рики продолжал игнорировать звонки матери до тех пор, пока на карте не закончились деньги. Он и сам не заметил, как потратил всё до последней копейки, и чувствовать себя немощным на кассе было для него позором.       Больше в тот магазин он не вернётся.       Полным потрясением для Рики стал звонок с незнакомого номера, когда он пришёл с забытым вновь обедом на ферму к Джиуну — передать на пятиминутном перерыве контейнер, обвязанный клетчатой тканью. Они стояли под навесом, Джиун курил; замолк, когда позвонил неизвестный. Рики пожал плечами и взял трубку — номер-то корейский.       — О, — мгновенно раздался голос. — Неужели, А-Чжуй. Ты соизволил мне ответить?       Рики стиснул зубы и проверил номер телефона. Точно неизвестный. Но теперь сбросить не получится. Он взглянул на Джиуна в поиске поддержки и снова приложил динамик к уху. Мужчина поднял бровь и кивнул с немым вопросом.       — Что это за номер? — единственное, что интересовало.       — Ну как же. Мой сын не отвечает мне, игнорирует меня. Оставил меня совершенно одну! Ну уж нет. Мне вот только интересно: а ты где? Твой дом абсолютно пуст.       Холодный пот прошёлся по спине, заставляя вздрогнуть и сильнее укутаться в пуховик. В голове информация не умещалась: она слишком сложна и невообразима для его бедного ума. Видя замешательство и шок, Джиун нахмурился, ожидая, пока ему расскажут о внезапном конфузе.       — Что ты имеешь в виду, мам? Какой дом?       — Твой! В Сувоне. Я прилетела за тобой, раз ты избегаешь моих звонков. Wángbā dàn.       — …Да ты, наверное, шутишь, мам, — он нервно усмехнулся, поднимая абсолютно ошарашенные глаза на Джиуна. На мгновение ему показалось, что его смогут защитить, но как ему могли помочь? А сам Рики? Что он мог сделать? — У тебя много дел в Китае. Ты не можешь… тем более папа…       — «Папа» что? Умер? Да! Именно, Гуанчжуй, умер! А ты даже не соизволил поговорить со мной! Тебе абсолютно плевать и на меня, и на него, и вот к чему это привело! К тому, что сейчас я никчёмная вдова с ублюдком-сыном, которому важнее гулять где-то там по канавам, а не заботиться о матери! — её крик стал таким громким, что его слышно по всей курилке.       — Мам… — Рики нахмурился. — Хватит. Мы уже обсуждали это.       — Жду тебя дома. Только посмей не вернуться. Нас ждёт долгий разговор.       Гудки.       — Блять.       Ему очень хотелось швырнуть телефон, он занёс руку, но Джиун уверенно перехватил запястье и дёрнул на себя, убирая ладонь с выкуренной наполовину сигаретой в сторону. Рики замотал протестующе головой, ему до жути не хотелось сейчас никаких касаний — он убедил себя в этом до истины, — но не переубедить. Джиун пах кипарисом и ангеликой, свежо и бодро, если не считать примеси табачного дыма. А ещё он был необычно тёплым в объятиях. Такая шуба ему шла. Очень.       — Извини, но я всё слышал. Почти весь разговор. Твоя мама неплохо говорит на корейском.       — Мгм, — неоднозначно ответил он, сдаваясь и кладя подбородок на плечо.       — Она всегда так?       — Да.       — Что ты собираешься делать?       Джиун почувствовал, как руки обвили его под шубой, сжимая сильно. Выдохнул с тяжестью на сердце. Ему безумно жаль этого ребёнка. Большая ладонь мягко оглаживала бедро, где заканчивалась болоньевая куртка, пальцы задевали задний карман на джинсах. Благо никого больше в такую стужу в курилку не привело.       — …Не знаю. Мне некуда идти. Она всё равно доберётся до меня.       — Что она сделает, когда ты приедешь?       — Что угодно. Я без понятия. Ненавижу её.       — Не говори так, — Джиун потушил сигарету, так и не докуренную до конца, обнимая уже двумя руками. Он отчётливо ощущал чужую дрожь. — Она всё-таки всё ещё твоя мама. Какой бы она ни была.       Это рассердило мгновенно, но у Рики не было сил сопротивляться, спорить и доказывать обратное. Тогда пришлось бы вырываться из объятий, а ему хотелось ещё немного почувствовать чего-то такого, чего он не мог почувствовать ни с кем раньше. Ни с кем из тех младших девочек, с которыми ему раньше приходилось ходить на свидания, клевать в губы или щёку в благодарность за неплохо проведённый день. Сейчас всё чувствовалось совершенно иначе. Он чувствовал опеку. Чувствовал, как забирали балласт с плеч.       — Что мне делать, Джиун-хён?       Он недолго помолчал. Ему действительно искренне жаль.       — У меня есть одна небольшая идея.

❆ ❆ ❆

      Лианьмэй всегда считала себя сильной и беспринципной карьеристкой, начиная со времён студенчества. Обеспеченные родители твердили ей знать цену деньгам, заставляя ограничивать себя экономией на всём, несмотря на большой доход, и это создало ей в будущем золотые горы, которые она намеревалась тратить в своё удовольствие. Ребёнок, единственный, навестил её нежданной новостью на четырёх неделях, оставаясь нежеланным вплоть до самого рождения, если не дальше — грех, по словам мужа, убивать дитя.       Сына назвали Гуанчжуем. Весна, что плывёт неудержимо. Родился он двадцатого мая и стал корнем всех проблем.       Лианьмэй заказала букет ежевидной лобелии; насыщенные лиловые цветы нашли место в вазе, которую не трогали с момента въезда, и теперь украшали длинный светлый обеденный стол в кухне, совмещённой со столовой. Большой хороший дом с приличной арендной платой, с хорошим ухоженным внутренним двором и фасадом. Ещё бы симпатичный автомобиль на паркинг — и цены бы не было такому домику. Но у Рики прав ещё нет. И куда ему, в его-то бестолковом возрасте?       Секретарь обошёл весь дом, но не нашёл ничего, к чему можно было бы вообще придраться. Лианьмэй хмыкнула и продолжила ждать. На мебели нет ни единой семейной фотографии, хотя она точно помнила, как отдавала сыну несколько. Выкинул? Или даже не стал доставать? Найти их не удалось — искала и в чемодане, и в шкафах, и в ящиках. Но не беда: она привезла с собой ещё, уже запечатанные в стеклянных рамках, и она расставляла их именно в тот момент, когда раздался лязг калитки.       Сын вернулся.       Не один.       На пороге он встал с незнакомым мужчиной, и Лианьмэй скрестила руки на груди, натягивая обворожительную улыбку.       — Здравствуйте. Вы ведь арендодатель, верно? — она сделала пару шагов, чуть кланяясь — не в её статусе нагибаться перед низшими людьми. Длинная юбка в пол и безупречная блузка с цветами украшены камнями и жемчугом. — Я мама А-Чжуя, можете звать меня просто нюйши Лианьмэй.       Джиун легко улыбнулся. Он не чувствовал сейчас никакого сожаления ни перед кем, потому что эта госпожа ни капли не похожа на Миён, хотя он безумно опасался совпадений и собственной слабости. У госпожи были роскошные длинные волосы, вколотый в лицо ботокс и блестящие дорогие губы, от которых невозможно взгляд оторвать. Предвзято или нет, создавалось неприятное впечатление.       — Здравствуйте, нюйши Лианьмэй, — кивнул Джиун. Рики на это только скривился, тут же поправляя выражение лица. — Позвольте нам пройти на кухню?       Она сдержанно улыбнулась, хотя присутствие чужака раздражало. Напряжение чувствовали все.       Разувшись и раздевшись, они прошли на кухню. Лианьмэй поросила секретаря налить ей вина, купленного в хорошем алкомаркете, и присела во главу стола, дожидаясь объяснений от сына — молча. Как обычно. Джиун впервые пришёл домой к Рики и сразу почувствовал, как дороговизна и роскошь надавили на плечи. Рики сел сбоку стола, в то время как Джиун занял оборонительную позицию визави сегодняшней соперницы. Хотя на деле он собирался просто обсудить ситуацию.       — Нюйши Лианьмэй, почему же вы прибыли сюда и никого не предупредили? — спросил сдержанно и расслабленно Джиун.       Женщина удивлённо подняла тонкие брови.       — Как это? Я предупредила вас. Разве я смогла бы попасть в дом, если бы у меня не было ключей? Взлом дверей не моё хобби.       — Я не об этом, нюйши Лианьмэй. Я о том, почему вы не удосужились предупредить сына о визите. Вы ведь не живёте в одном подъезде или районе. Вы живёте в совсем разных странах. Ваш визит ведь станет неожиданностью, и не всегда приятной.       — Знаете, я думаю, что это не ваши заботы, пока вам платят деньги, не так ли? — она уже начинала медленно терять самообладание. — Я бы попросила вас оставить нас наедине с сыном. Нам есть что обсудить.       — Смерть господина Шэня? — Джиун мельком глянул на Рики, но он даже не пошевелился, продолжая испепелять взглядом стол. Но одно ясно точно: он не позволял себе расслабиться. Лианьмэй напряглась, потому что откуда какому-то арендодателю знать о таких вещах? Разве что Рики нажаловался. Мерзость. — Нюйши Лианьмэй, я очень соболезную вашей утрате. Но ваш сын здесь не причём. Не он виноват в смерти отца. Знаете, моя жена тоже погибла почти полгода назад, и я никогда бы не стал думать, что в её смерти виноват мой сын.       Её что, сейчас отчитывали?       — Оставьте нас с сыном.       — Нет. Не могу оставить вас с Рики.       Она усмехнулась.       — «Рики»? Это так тебя тут все называют, да? — она презренно скривила губы, понимая, что личность перед ней обретала смутные, расплывчатые очертания. — Кто ты? Признаюсь, что я дура, раз я спутала тебя с арендодателем. С каких пор А-Чжуй дружит со вдовцами?       — Сейчас речь не обо мне, нюйши, а о вас. И я не разрешал переходить на неофициальное общение, — Джиун продолжал принципиально гнуть линию, слегка нагнувшись над столом. — Прошло уже два года, как Рики вышел из-под вашей опеки. Не знаю, как у вас в Китае обстоят с этим дела, однако Корея уже давно отменила традиционное исчисление возраста. И совершеннолетие в восемнадцать.       — И что? Теперь я перестаю считаться его матерью? — она с издёвкой усмехнулась, отпивая вино. — Парень, не наживай себе проблем и иди к своему сыну. А моего оставь мне.       — Правда, Джиун-хён, — тихо шепнул Рики, включившись в спор. Он уже не мог игнорировать их. — Это все бессмысленно. Я сам разберусь.       — Нюйши Лианьмэй, я читал статью от Аргентинских СМИ. Говорилось, что вашего мужа убил рецидивист. Царство небесное господину Шэню, думаю, Китай будет помнить его, но вы сильно заблуждаетесь во мнении, что вашему сыну плевать. Он тяжело переживал потерю отца. Признаться, видя его, я вспоминал себя в тот период, когда погибла моя жена. И я постоянно думал о сыне. И вам тоже стоит подумать о вашем сыне.       — А я сейчас, по-твоему, о чём думаю? — раздражённо хмыкнула Лианьмэй. — О танцах? Не лезь не в своё дело. Любопытство кошку сгубило — знаешь такую пословицу? Hàoqí hàisi māo. Érzi, ni gēn zhèyàng de rén zhā jiāowang, wo hěn shīwàng. Ni yīnggāi hé wo xuanzé de rén gōutōng!       — Māmā! Zúgòu de. Джиун-хён, я разберусь. Спасибо.       — Рики, — Джиун встал из-за стола, и Лианьмэй на мгновение напряглась, потому что мужчина был гораздо больше и сильнее её. Секретарь не сдвинулся, но приготовился чуть что защищать госпожу. — Вставай. Тут больше нечего делать. Как об стену горох. Помнишь слова Хуай Нань-цзы?       Рики неуверенно кивнул.       — «Старик потерял лошадь, но как знать — может быть, это и к счастью».       — Я точно ухожу. Ты смотри сам.       Джиун ушёл в прихожую, не выдерживая больше общения с чокнутой женщиной. Постоянно прокручивая в голове мысли о проклятье, он отлично мог наложить подобные прорицания на образ одинокой богачки, которая медленно расстаётся со всем, что нажила в течение жизни. Она несомненно старше его, но Джиун позволил допустить мысль, что он гордился собой на её фоне. Пусть у него не было денег, но у него были ум и адекватность. И чтобы с ними не расстаться, пора уходить.       Лианьмэй была уверена в том, что сын никуда не уйдёт. Он всегда был слаб перед ней. И она подавилась глотком вина, когда увидела, что сын встал из-за стола и взял с вешалки куртку.       — Ā-zhuī! Wo bù dong ni?       — Wo yào zoule, māmā. Baoliú ni de qián. Wo lèile, — входная дверь открылась, впуская обилие яркого белого света. Рики задержался ненадолго, освещённый дневным солнцем, поджал губы сдержал слёзы на ресницах. — Мне очень жаль, что папы больше нет. Когда придёшь на его могилу, скажи, что я сильно любил его. Прощай.       Секретарь дёрнулся, чтобы схватить сына госпожи и вернуть его в дом, но она остановила его движением руки, и входная дверь захлопнулась. Слеза стекла по красной щеке, но она раздражённо смахнула её, сдержанно стискивая зубы и обременённо выдыхая. Она потеряла всякий контроль над сыном. Теперь он ей не принадлежал, и она в этом самостоятельно убедилась.       За пределами дома Рики дал волю эмоциям и натянул шарф на лицо, промакивая глаза и прячась от внимательного взгляда Джиуна. Всего слишком много. Но он чувствовал облегчение. Словно вырвался из многолетних оков.       — Ты молодец, Рики. Надеюсь, ты принял правильное решение для себя.

❆ ❆ ❆

      Мать улетела из Кореи этим же вечером и, что удивительно, перевела на карту внушительную сумму. Словно всё как обычно. Но ни единого сообщения и звонка. Рики стоял на кухне перед окном, прислонившись спиной к стенке холодильника, и смотрел за горящими окнами в других многоквартирных домах. Из гостиной доносился фоновый шум телепередачи, которую включил себе Джиун — сегодня он снова не пошёл на вторую работу; сказал, что взял отпускные, которые не потратил за год. Компания сама дала ему их, едва ли не насильно впихивая; оплачиваемые — и слава богу.       Рики с тоской взялся за кулон на шее, который не снимал ни разу с момента получения. На запястье кусался браслет, снова напоминая о себе. Маленькая надпись «Юджин» на кубиках заставляла его вспоминать о прошлом месяце и немного ностальгировать, скучать по частому общению с друзьями. С началом каникул они совсем перестали обмениваться сообщениям и видеться. Никакой социальной активности. Все, кто о нём вспоминали, — мама и Джиун. И Юджин. Рики усмехнулся, снова потирая слезящиеся глаза.       — Хочу сделать пульгоги, — оповестил Джиун, войдя на кухню и открыв холодильник. Не получив в ответ ничего, он выглянул из-за дверцы и прикусил щеку изнутри. — Рики?       — Я не голоден.       — Ел ли ты сегодня?       — Просто оставь меня, хён. Я хочу побыть один.       — Нет, сейчас тебе нельзя быть одному, — решительно настоял мужчина, закрыл дверцу и подошёл ближе, втискиваясь в пространство между холодильником и столешницей. С окна немного тянуло, и он посильнее захлопнул его, закрывая ручку до упора. Рики насупился, словно мальчишка. — Сегодня был тяжёлый день. Хочешь чем-нибудь поделиться со мной?       — Я уже сказал, чего я хочу.       — Рики…       — Знаете, — вдруг начал он, поднимая голову. — Я видел у вас в книжному шкафу комикс про Питера Пэна. Но он… совсем не похож на ту историю. Совершенно.       — Верно, — кивнул Джиун. — Это коллекционное старое издание, которое покупал мой отец. Ему уже больше двадцати лет, думаю… Очень неприятная история. Ты хотел её прочитать?       — Я уже начал… — неловко ответил Рики. — Жаль парня. Я почувствовал с ним некоторую связь. Но та нищета, в которой он жил… почему существует так много безответственных родителей, хён?       — Не все могут быть такими идеальными, какими их хочешь видеть ты. В мире случаются разные ситуации. Ты видишь меня и то, что делаю я, — Джиун грустно улыбнулся и, ориентируясь на свои желания, притянул юношу к себе. — Мы с Юджином в тяжёлом положении. Но я стараюсь. Хотя мне постоянно жаль, что ему приходится жить с таким отцом.       — М?       Джиун отошёл и присел на один из стульев, подзывая Рики к себе. Он напоследок взглянул в ночное окно и послушался, неловко присаживаясь на одну ногу, чувствуя, как пояс тут же оплели тёплые руки.       — Я никудышный отец. Я не могу выполнить даже стандарта того, что необходимо моему сыну. Моей любви ему тоже не хватает, моего внимания, ты сам видишь, как много он читает и уходит в себя. Вешается на всех, кто хочет с ним поговорить. Он дитя выдуманных историй про супергероев и интернета. У него есть друзья в саду, как я слышал, милые ребята. И Гонук. Хороший мальчик, как и его семья.       — …Вам нравится мама Гонука? — невзначай спросил Рики.       — М? Конечно. Хорошая женщина. Воспитала одна старшую дочь, сейчас воспитывает сына.       — Она похожа на Миён?       Джиун нахмурился, поднимая взгляд снизу вверх. Рики продолжал безучастно смотреть в окно, рассматривая их тусклое призрачное отражение.       — Нет. Она совсем не такая женщина. Она мне нравится, как мама друга моего сына. И всё на этом, — надеясь звучать успокаивающе, Джиун пригладил пальцами бок и положил вторую ладонь на чужое бедро, чувствуя напряжение. — Почему ты спрашиваешь об этом, Рики?       — Потому что я не понимаю, что происходит.       Телефон, оставшийся на столешнице, завибрировал от входящего сообщения впервые за несколько дней. Рики сразу встал и отошёл, абстрагируясь от касаний и других расспросов. К удивлению, написала Мишель. Она извинялась за то, что наговорила ему, но чувства сострадания не вызвала; обида, сформировавшаяся за две недели, слишком сильным комом давила на грудь, не позволяя ответить прощением.       Джиун снова обнял со спины. Поцелуй за ухом — вздрагивание и неловкость. Отложив телефон в сторону и перевернув его вниз экраном, Рики слишком резко обернулся и вцепился ледяными ладонями в плечи, сжал пальцами шею и наклонил голову, ловя встречный поцелуй. Свободной рукой Джиун опустил жалюзи, скрывая обзор на кухню, и прижал юношу спиной к холодильнику. Уже с бóльшим усердием — мебель опасно пошатнулась.       — Я ненавижу мать.       — Хочешь поговорить об этом сейчас? — Джиун коснулся губами шеи и ключиц, чувствуя постепенно приближающийся к голове туман.       — Да. Ненавижу её! Она улетела и оставила мне деньги. Она говорит, что это мне плевать на неё и отца. Мне! Но это ей плевать на нас! Всегда было!       Они перешли в гостиную. По телевизору шёл документальный японский фильм, но Рики смотрел в потолок, тяжела дыша; фокус смещался на сползающую мягкость одежды, на твёрдые касания пальцев, на поцелуи возле пупка. Колени дёргались от неправильности и неуверенности, и как только уровень волнения начинал зашкаливать красным светом, Рики чувствовал дыхание на щеках и поцелуи на губах, прижимающие голову к диванной подушке. В этот раз страх не сковывал грудную клетку стыдом и позором; теперь он чувствовал защиту и опору, чувствовал обоюдное желание и твёрдость мыслей.       Вновь губы на тазовых костях; он в поиске поддержки схватил Джиуна за запястье — они взялись за руки. Сине-чёрные браслеты стукнулись друг о друга, мерцая полумесяцами.       Звёзды светили в эту ночь особенно ярко, освобождаясь от оков сожалений.