Шёпоты в библиотеке

В воскресенье Гермиона праздновала 31 год. В пятницу она сбежала из своего кабинета домой и провела целый вечер, раскладывая свои книги, пересматривая одежду в шкафу, вычесала Живоглота, перемыла в посудомойке всю любимую посуду, запылившуюся в шкафу. Гермиона старалась не убираться агрессивно, но, кажется, эмаль в ванной всё же пострадала. Всю субботу она посвятила прогулке по любимому Лондону, просто вышла из дома и шла куда глядят глаза, в обед пошла в кино, вечером в театр, почти ночью завернула в соседний дёнер кебаб и взяла горячий куриный ролл в хрустящем лаваше. Гермиона вернулась домой. И снова открыла бархатную коробочку, рассматривая серый матовый камень. Она примерила его на указательный палец левой руки и почти сразу сняла. Ей было тяжело смотреть на этот туманный, красивый камень, даже без преломления граней внутри он выглядел потрясающе. А Гермиона всегда считала, что она равнодушна к украшениям. Рон никогда бы так с ней не поступил. Она была уверена в этом. Даже если бы он владел легилименцией, он бы никогда не забрался к ней в голову. Он никогда намеренно не сказал бы компрометирующие вещи чужому мужу. Начнём с того, что он никогда бы не спутался с чужой женой. Рон никогда бы не стал говорить все эти слова, которые её так волновали. Он бы никогда не укусил её. Ни в физическом плане, ни в эмоциональном. Рон никогда бы её не газлайтил. Рон никогда бы не напал на неё на профессиональном поле. И Рон совершенно точно никогда её так не возбуждал. Можно было бы сесть и поплакать над своей глупостью, это была бы как раз 4 стадия, но Гермиона была человеком рациональным и перешла сразу к следующей. Принятие. Рон никогда бы не флиртовал с другой женщиной. Рон никогда бы не поцеловал чужую жену, «даже не вспомнив» о том, что она замужем. Рон никогда бы не навесил столько тяжелых чар на кольцо не то, что любимой — нелюбимой супруги. Рон никогда бы… Она нашла в шкатулке цепочку и, не долго думая, повесила кольцо, как подвеску, застегнув замочек на шее. Ей хотелось чувствовать камень рядом. На самом деле, Гермионе хотелось, чтобы рядом были сияющие серые глаза, но она поняла, что у них не было никаких способов связи. Их отношения строились на случайностях. Засыпая, она чувствовала, как камень согревался от температуры тела, согревая душу. Утром её разбудил Рон, вернувшийся из Ирландии, подгоняющий Гермиону завтракать и выходить. Ей сегодня исполнялся 31 год, но технически она отметила его ещё вчера, провела день наедине с собой, наполнив его вещами, на которые обычно никогда не хватало времени. Сегодня Джинни в составе «Гарпий» играла против «Стоунхейвенских Сорок» и они уже опаздывали. Портключ должен был сработать в 11:00. Оказавшись на трибунах, Гермиона почувствовала общее волнение. Толпа шумела, и шум этот был громче, чем на гонках Формулы-1, он был заражающим, распространяющимся по трибунам стремительно, в каком-то смысле торжественно. Григорович гибким и сильным движением вскочил в стальное седло, красовался, ловко кружа над полем, гарцуя на блестящей от чар метле, несомненно, новой модели. От одного его вида расправлялись плечи, так гордо и собранно он смотрелся в воздухе. Гермиона краем глаза почувствовала внимательный взгляд Рона, который следил за ней. Это было смешно. Она вскинула бинокль и посмотрела в сторону «Гарпий». Джинни выглядела карающей, быстрой молнией, метнувшейся по полю за квоффлом, уворачиваясь от бладжеров, как главный герой от пуль в боевике. Гермиона проследила за её полётом и плавно повела биноклем по трибунам, рассматривая толпу. Она никого конкретного не искала. Только изучала публику. Всё же на пятом курсе это ей нужно было проходить отработку вместо Гарри и написать несколько сотен строчек «Я не буду лгать» своей кровью, потому что она сейчас лгала сама себе. Она искала его. И не находила. Она почувствовала, как нагрелось кольцо под одеждой и даже подскочила от неожиданности. Рон не заметил этого, потому что на поле как раз что-то произошло, бладжер едва не прилетел в ловца. Гермиона прижала руку к груди, чувствуя, как болезненно ускорилось сердцебиение, усиливая её нервное напряжение. Малфой был здесь, у неё не было никаких сомнений. Ей страстно захотелось достать кольцо и посмотреть на преломления граней, но она только сильнее вжимала ладонь в грудную клетку, стараясь утихомирить тревожное сердце. Она увидела его в ложе с Главой Отдела магических игр и спорта, с Забини и Паркинсон рядом и, конечно же, Асторией. Но Гермиона не отрывала глаз от его, серых, выжидающих — он сразу же прикрепился к ней, вколов в вены транквилизатор. Она чувствовала недолгий покой, пока его взгляд не опустился на её руки и весь блеск, вся радость встречи вышла из радужки. Линия челюсти проступила сильнее — Малфой не видел на ней кольца. Ответ был дан. Малфою всё было ясно. Он так быстро исчез из ложи, Гермиона заметалась биноклем по трибунам, по дорожкам вдоль поля, но Драко нигде не было видно. Она была готова зарычать от разочарования, ей срочно нужно было отправиться к нему, схватить его в объятия и не отпускать. С другой стороны. Это ещё что такое? Вручил ей кольцо, которого она не просила, самым неромантичным способом, о котором она когда-либо слышала, так же как она с Роном, приходит сюда с супругой и ожидает от неё что? Куда она наденет это кольцо, такое очевидное и яркое? Малфой был груб, он постоянно лез ей в голову. Что он пытался там найти? Не спит ли она с законным мужем, будучи уже неверной женой? Гермиона почувствовала, как на плечи скользнула куртка — Рон накинул на неё свой квиддичный бомбер «Сорок» — он хоть и был братом охотницы «Гарпий», как агент представлял Григоровича. Поднимался ветер. Гермиона абсолютно точно не заслуживала такой заботы. Более того, куртка взбесит Малфоя ещё больше, если он соизволит вернуться в свою купленную спонсированием ложу и снова посмотреть на неё. Спуститься вниз? Искать его? О, она не сомневалась, что обязательно найдёт. Её останавливало только то, что именно с секса за трибунами раскрылась связь Сьюзен Боунс с Ли Джорданом 8 лет назад, первая измена в её окружении, на которую она смотрела с таким гордым пренебрежением. Гермиона сегодня не сдвинется с места. Она совершенно не следила за игрой, весь ажиотаж, вскрики, общее возбуждение от лихо забиваемых в кольца квоффлов, пристальное наблюдение за ловцами, падающими в опасные финты Вронского, проходили мимо неё. Она держала в руке бинокль, даже не стараясь делать вид, что ей интересно. Гермиона думала. Сначала ей нужно будет поговорить с Роном. И предсказать течение и исход этого разговора она не могла. Она не хотела сделать ему больно, но сделает. Гарри, Джинни… Её единственные близкие друзья. Которые примут сторону Рона, лучшего друга и брата, и будут правы. У неё не останется никого, кроме родителей. Гермиона точно не останется в квартире, которую им выделило Министерство 10 лет назад. У неё была квартира от родителей, на которую Рон не мог претендовать, так как она принадлежала ей с детства, ещё до брака. Мерлин, какая квартира, какой развод, о чём она думала? Что ей делать? Матч закончился по велению руки в перчатке, сомкнувшейся на золотом шарике, пережав его маленькие крылышки. Так же, как Гермиона чувствовала свои собственные крылья, крепко схваченные Малфоем и его стальными глазами. Где же он был? Кто вообще победил? Она повернула голову, проследив за эмоцией Рона — он был доволен. Но он был бы рад при любом исходе игры, что карьерно, что семейно. Гермиона посмотрела вниз, на Джинни, швырнувшую перчатки на скамейку и на Григоровича, потянувшегося всем телом, расслабленно, победно вскинув руки. Понятно. Гермиона шла за Роном, не рука в руке — Рон шёл уверенно, раздвигая собой толпу, в своей стихии, знал всех по именам, раздавал рукопожатия, провожаемый заинтересованными взглядами. Гермиона была уверена, что это не столько статус героя Битвы, сколько внутреннее обаяние, уверенность, которые появлялись будто по мановению палочки, будто Рон пил за завтраком Феликс Фелицис каждый день. Он просто был на своём месте. — Слышал, ты отвоевал для Григоровича новый контракт? — Какой-то знакомый на вид волшебник хлопнул Рона по плечу, вызвав у него естественную, харизматичную улыбку. — Да, пришлось сорваться в Ирландию на пару дней, чтобы пообщаться с владельцами лично. Гермионе даже в голову не пришло спросить Рона, зачем он поехал в Ирландию так срочно. — Джинни бы стоило сменить своего агента на тебя, — усмехнулся незнакомец. — Слишком гордая, не хочет работать с семьёй. — Рон прозвучал так заботливо, Гермиона прикрыла глаза от боли. Она повернула голову по зову сердца, увидела платиновые волосы в толпе, серый, прожигающий взгляд. Гермиона видела, как Драко медленно идёт к ней, она чувствовала его магию, как внутренние магниты потянули её к нему, как изменился наклон тела в его сторону. Между ними было человек 10, он был почти рядом. Они что, могли бы сделать какую-то глупость? Так явно, вне всех приличий рискнуть открыть свою связь? — Ну что, готова? Гермиона качнула головой к Рону и появившейся Джинни, которые, улыбнувшись ей знакомыми, родными улыбками, взяли её за руки. Нет, нет, нет, она не готова! Она бросила взгляд на Малфоя, уловила промелькнувшую у него в зрачках эмоцию, его тянуло к ней так же, как её к нему, но он остановился, расправив плечи, приподняв подбородок. Глаза на фоне облачного неба выглядели грозовыми. Она не успела ничего подумать, передать ему хоть какое-то сообщение, когда Рон аппарировал их. У неё сегодня был день рождения. Они подготовили сюрприз. Джинни хорошо её знала. Поэтому, пока Гарри и Рон отправились выпить перед праздничным ужином в её любимом ресторане, Джинни повела её в Собрание Уоллеса на Манчестер-сквер. Гермиона любила библиотеки, любила музеи за возможность поймать мгновение в ладонь и прожить хотя бы час в покое, в созерцании. И она сама же говорила Джинни, что ей не хватало красоты в повседневной жизни. Правда, это было до появления кровавого рубина этим летом. — Я купила нам экскурсию с гидом, чтобы мы не просто слонялись тут с тобой, как две идиотки. Будем претенциозно ходить с ней втроём, она очень классная, тебе понравится. И мне надо срочно забыть об этой ужасной игре сегодня. Ох, эта дама была действительно крутой. Начиная с названия её тематической экскурсии — «Секс и эротизм в искусстве XVII-XVIII веков», заканчивая фривольными и откровенными искусствоведческими деталями и шутками, которые она бросала в своём рассказе. Гермиона понимала, почему Джинни её выбрала — экскурсовод рассказывала про картины страстно, вставив, например, шпильку по поводу усов «Смеющегося кавалера» Халса, намекая на особые ощущения от поцелуев с ним. «Поцелуев всех видов» — дама подмигнула им и Джинни сжала её ладонь, усмехнувшись, но Гермиона почувствовала такую удушливую хватку в горле, будто ей пережали трахею. Она замерла у «Танца под музыку времени» и строила стену окклюменции такой прочности, чтобы ни одна эмоция не смогла проявиться на её лице. Экскурсовод подвела их к «Качелям» Жана Оноре Фрагонара, Гермионе нравилась эта картина раньше. До этого момента. — Эта — моя любимая, и вот почему. Во-первых, за сочетание загадочности и эротизма — в левой части композиции юноша вот-вот увидит, что же скрывается под шёлковой юбкой этой зарумянившейся девушки, в то время как сзади пожилой мужчина раскачивает качели. Подразумевается, что это её супруг, а раскачивание качелей — это, дамы, едва уловимый намёк на занятия любовью. Но вот деталь, эта туфелька, которую она кидает своему любовнику, дразня его, ох, ей очень весело. Потрясающий контраст между розовым и синим, между светом и тенью, а тут, в тени, есть действительно мрачные детали. Как эта статуя «Сидящего купидона» Фальконе, которая сигнализирует о том, что знает о секрете и сохранит его, напоминает нам о том, что любовь не всегда безопасна. Вернёмся к супругу — он держит качели, но знает ли он, что на них супруга качается между ним и любовником, или он и не подозревает об этой буре чувств? Как бы то ни было, тебе лучше быть начеку, юная леди, потому что, — экскурсовод покачнулась и опустилась на каблуки, указав ладонью на деталь, на которую Гермиона никогда раньше не обращала внимание, стук сердца и кровь пульсировали во всём её теле, — верёвка на твоих качелях скоро оборвётся и твоё маленькое развлечение может быть обнаружено. Остаётся единственный вопрос — какой мужчина из этих двоих поймает тебя в падении? Гермиона выдохнула и неестественно улыбнулась. Джинни с экскурсоводом двинулись дальше, обсуждая что-то, но у Грейнджер не осталось моральных сил. Она махнула им рукой, моля отпустить её в туалет, и за закрытой дверью опустилась на пол, уронив в ладони лицо. У неё начался такой сильный приступ мигрени, что она аппарировала сразу домой и, позвонив Джинни, объяснив своё исчезновение, заверила, что им с Гарри и Роном обязательно нужно пойти ужинать, как они запланировали. Проглотила зелье Сна без сновидений, две таблетки ибупрофена, завернулась в одеяло, забывшись беспокойным сном. Разбудил её Рон, уже совсем в ночи, накладывая на её воспалённые от пульсаций боли мозг и глаза прохладную магию, которая сразу принесла облегчение. — Где ты этому научился? Рон только прикоснулся к её вискам, векам. — Спи. — Я не знала, что ты умеешь колдовать такие чары. Откуда ты про них знаешь? Но Рон уже сжал её правую ладонь в своей и ушёл в душ. Гермиона мгновенно погрузилась в сон. Понедельник казался невыносимым уже с самого утра, как это обычно бывало после мигрени. Обычно она нападала на Гермиону сезонно, начиная с ноября, но, вероятно, в этом году мигрень пришла наказывать ведьму за все грехи раньше. Малфой не появлялся, и она была рада. Зато к концу рабочего дня в её кабинете появился Блейз, в этот раз серёжка в его ухе ловила закатный луч из окна и отбрасывала вокруг персиковые отблески. — Грейнджер. Гермиона подняла на него взгляд, приняла документы. — Зачем ты здесь, Блейз? Ты ведь не за моими визами пришёл. Блейз покрутил в руках палочку и расположился в кресле напротив. — Конечно, нет. Я тут, чтобы предложить тебе ускорить процесс оформления развода с Уизли. Гермиона подняла брови. — Какое тебе до этого дело? — В её голосе проступила сталь. Блейз был даже немного удивлён. — Такое, что вы очень долго собираетесь с мыслями. Я был уверен, что вопрос будет решён ещё на прошлой неделе, но вы сводите с ума друг друга и окружающих. Меня так точно. Гермиона была недовольна. Забини закрыл на это глаза, продолжив. — У меня в голове не укладывается, как два умнейших человека могут так откровенно искрить, находясь в одном помещении, и быть такими идиотами. Гермиона проскользнула взглядом по строчкам и ощутила удар прямо в живот. — Что это? — Что? — Переспросил Блейз. — Что это за документы? Почему здесь виза Голдстейна? «Разрешение на передачу рубина в Лабораторию Red Lion»? Забини, что это за шутки? — Голос Гермионы звучал угрожающе. Если Блейз и не ожидал такой реакции, то не показал этого, ни одна лицевая мышца не дрогнула, зрачки всё так же ровно мерцали. Он сидел неподвижно, в своей яркой чёрной мантии, прокручивая в пальцах палочку. Гермиона поднялась так резко, что не удивилась бы, если бы стул завалился назад, ударившись спинкой в стену. Она метнулась в лабораторию, кинув такое сильное запирающее заклинание в дверь своего кабинета, что дверь, казалось, приварилась к стене. Блейз, конечно, сможет выйти, но не раньше, чем через 2-3 минуты. Она бежала по коридору, каждый шаг отдавался в ушах. Если Малфой посмел украсть у неё рубин из лаборатории, всё будет кончено. Она не успокоится, пока не ощутит в ладонях его горячее сердце и не сожмёт его до боли в запястьях, обеими руками. Гермиона ворвалась в лабораторию, в которой Голдстейн устало откинулся на спинку стула, потягиваясь. Под защитным стеклом на воздушной магии крутился один единственный рубин. Рубин Малфоя по документам, но её по праву, отсутствовал. Бокс был пустым, ей хотелось поднять его и потрясти, а потом опустить кому-нибудь на голову. В данном случае, первой жертвой будет Голдстейн. — Энтони! Где мой рубин? Почему бокс пустой? Энтони даже как-то сжался на секунду от её тона, от упавшей на него тени, которая казалось была больше, чем нужно в два раза, нарушая законы геометрии и физики. — Малфой забрал его сегодня утром. Я не должен был его отдавать? Энтони, только потому, что твой интеллект очень нравился Гермионе, ты остался сегодня жив. Чего она точно не могла гарантировать Малфою. И Забини, к которому она уже возвращалась в свой кабинет, потрескивая от магии. Блейз уже вскрыл дверь и стоял рядом с Поршей, которая даже не была удивлена вспышке ярости Гермионы. — Грейнджер, незаконное лишение свободы и удержание в своём кабинете — это статья. Она хлестнула ему в грудь ладонью с документами. — Берём твои незаконные бумажки и ты ведёшь меня в кабинет Малфоя. Будем составлять протокол о краже министерской собственности. Блейз засмеялся, накрыв документы и её руку ладонью. — Грейнджер, успокойся. У Малфоя нет кабинета в Министерстве. — Значит, есть где-то в другом месте. И ты меня сейчас туда отведёшь. Только вызову Гарри и аврорский патруль, и можем выдвигаться. В глазах Блейза чувствовалось напряжение магии, его мозг, вероятно, мощно работал, придумывая, как развернуть эту ситуацию в безопасное русло. — Гермиона, я чувствую, что у нас произошло недопонимание, которое можно решить мирным путём. Давай пока без Гарри и патрулей. Малфой на слушании Визенгамота, давай вместе дойдём до подземелий и выясним, что произошло. — Произошло несогласованное изъятие рубина из моей лаборатории, что является кражей. Забини, ты как адвокат должен хорошо знать эти статьи в законе. Блейз метнул взгляд в Поршу, которая, сложив руки на груди, внимательно следила за разговором. — Я здесь не как адвокат Драко, а как друг, поэтому пойдём найдём его. Пока они ехали в лифте, Забини изучал потолок и стены кабины, ровный свет сфер у потолка, ощупывал взглядом швы и стыки. У Зала №11 он приостановил её движением руки, в эту же секунду она почувствовала, как нагрелось кольцо под одеждой. — Я сейчас его позову, стой здесь. Забини не было несколько минут, Гермиона ходила вокруг двери, как львица в клетке — ей некуда было девать аккумулирующуюся от магии и злости энергию. Наконец, дверь тяжело открылась, схваченная рукой со знакомым кольцом на большом пальце. Малфой вышел в своей раздражающей взгляд фиолетовой мантии, сразу же сжав в зубах сигарету, поджёг её, чуть наклонив голову влево. Бросил заглушающее на дверь. — Грейнджер, — выдохнув в сторону. — Малфой, объяснись. Гермиона гордилась собой. За эти три минуты она успокоила себя. Она сейчас заберёт свой камень обратно, она сейчас же закончит эту ужасную связь, она больше никогда не позволит ему так с собой поступить, выставить такой идиоткой. Она снова обманывала себя, но в этом обмане было очень комфортно. Чего не скажешь о сером взгляде, проткнувшем её глаза, губы и горло. — Хочешь всё закончить — заканчивай, Грейнджер. — Я хочу свой рубин обратно. — Буду рад видеть в своей лаборатории. Гермиона сжала ладони в кулаки. Всё как всегда. — «Red Lion», очень смешно. — В твою честь, — затянулся в последний раз и сжёг сигарету магией. — Мне пора возвращаться. — Возвращайся, — махнула рукой Гермиона. — Я как раз схожу за Гарри, оформим протокол о краже. Тон его голоса напугал её. — Этот рубин принадлежит мне легально. Он нужен мне. В твоих интересах перестать выносить мне мозг и заняться своим рубином. Тебе не нужны оба камня, жадность — грех, Грейнджер. Я не могу работать в твоей лаборатории. У меня есть своя. О, она много знала о грехах. О гордыни, о жадности, о гневе. И был один особенный грех, который мучил её больше остальных. — Тебе будет проще убрать меня из Министерства или закончить это всё, но я не позволю тебе трогать мои рубины. Она взмахнула палочкой, собираясь вызвать Патронус, чтобы запустить процесс. Протокол, неприятный скандал — всё же Малфой уже успел завернуться в сливовую мантию Визенгамота — изъятие рубина обратно. Но сейчас, казалось, вся светлая магия в ней была заблокирована. И Малфой уже сжал её палочку в ладони, останавливая движение. — Почему ты так меня ненавидишь, Грейнджер? Потому что она не понимала, зачем ему рубины. Потому что думала, что Малфой хочет сделать с помощью них что-то незаконное. Потому что он ни во что не ставил её слова, нарушил пункт их негласного договора о том, что он не притрагивается к рубинам без её ведома. Потому что боролась с ним, с мыслями о нём уже несколько месяцев и он всё время побеждал! Потому что она изменила Рону, который никогда бы не поступил так с ней. В радужку Малфоя, казалось, полыхнуло самым настоящим ледяным огнём. — Хочешь вызвать Поттера? Вперёд! Я даже провожу тебя, — Малфой оттолкнул от себя древко её палочки и пошёл к лифту. Гермиона сделала несколько судорожных вдохов, стараясь привести мысли в порядок. Развернувшись, она пошла за ним, стук каблуков звучал оглушительно в пустом коридоре. Малфой уже вызвал лифт и прошёл в открытые двери. — Хотя, я передумал, Грейнджер. Ты сегодня пойдёшь по лестнице, — взмахом палочки Малфой отправил в двери лифта прозрачный, чуть глянцевитый щит, вдавив кнопку этажа Атриума. Гермиона ударила по щиту ладонью, почувствовав дрожание магии и не успела остановить свою реакцию, удивляясь тому, какой свирепой стала её ярость. Взмахнув палочкой, она разнесла щит мощным потоком магии, у Малфоя опасно блеснули глаза. — Я сама это решу, — Гермиона зашла в лифт так резко, что он пошатнулся под её весом. Она толкнула Малфоя, всю свою ненависть вложив в ладони — если бы он был расслаблен, то ударился бы спиной в стены лифта. Но он был напряжён, как струна магии, протянутая между ними. Драко поймал её руки. Гермиона обернулась, в узкую щель закрывающихся дверей увидев ликующего Забини в конце коридора. Она вернула лицо к Малфою и встретила его обжигающие губы своими, укусив его за нижнюю губу в ответ на долгожданный поцелуй. Она на кончиках пальцев, в уголках губ ощущала искрившую от них магию, как плазменная лампа, отправляющая импульсы на малейшее прикосновение. У них есть где-то 30 секунд на этот поцелуй, потом им нужно будет разойтись. Но лифт покачнулся и остановился, замигав светящимися сферами у потолка. — Что за… — проговорила Гермиона, подняв взгляд в потолок, но Малфой боднул её телом, возвращая к себе, снова поймав в ловушку своего взгляда, и углубил поцелуй. Она теряла рассудок, потому что её сейчас не остановила бы даже открывшаяся дверь и толпа сливовых мантий, заглянувшая бы в лифтовую кабину в ужасе. Драко оторвался от неё, обняв ещё крепче. — Чёртов Уизел забрал тебя прямо у меня из рук. Гермиона горько усмехнулась. — Что в пункте «я не притрагиваюсь к рубинам без ведома Грейнджер» тебе непонятно? — Я даже не успел подарить тебе подарок. — Усмехнулся Малфой в ответ. — Почему ты ни во что не ставишь мои условия, мои слова? Почему ты позволяешь себе использовать на мне легилименцию? Гермиона была уверена, что кольцо и было подарком на её день рождения. Оно приятно грело ей сердце под одеждой. — Я стараюсь не использовать на тебе легилименцию. Прикладываю все силы. Малфой накинул на неё свою мантию — в лифте было прохладно. — Какой это был подарок? — Так я взял и тебе рассказал. Вытянул из пиджака портсигар. — Тот гребень в Барселоне тоже подразумевался как подарок. Я знаю, что он тебе понравился. Вероятно, я просто не умею их тебе дарить. — Так, чтобы это не выглядело, как взятка, — усмехнулась Гермиона, скользнув по стене на пол, оперевшись руками в согнутые колени. Если она сейчас останется рядом с ним на одном уровне, а лифт в любой момент поедет снова или откроется, им не избежать скандала. — Скорее, чтобы это не выглядело очевидным подношением на алтарь, — Малфой вытряхнул сигарету, сел напротив неё, вытянув ноги вдоль её ног. — Расскажи мне, зачем тебе рубин. Взгляд Малфоя ощущался тяжёло. — Я не могу рассказать. Я могу пообещать тебе, что это абсолютно законно. И то, что это очень лично для меня. Ты никак не пострадаешь от моих действий с ним. Гермиона прикрыла глаза. Это точно связано с меткой. — Хотел бы я, чтобы это было связано с моей меткой, но нет. Они долго смотрели друг на друга, пока Гермиона всё же не отвела взгляд. — И я больше не хочу слышать такие фразы, как «убрать меня из Министерства» или «закончить это всё». — Малфой звучал угрожающе. Гермиона молчала, рассматривая свои ладони. — В другой вселенной, ты бы смог стереть мне память? Чтобы я не вспомнила о тебе? — Вдруг спросила его Гермиона. — У тебя явно какая-то фиксация на стирании памяти. Зачем бы мне было это делать? — Малфой покачал головой, закуривая. — Если бы я сама тебя попросила. — Ни за что. Лучше вот вопрос — ты бы стёрла сама себе воспоминания обо мне, чтобы спасти меня? Например, от Волдеморта. Гермиона смотрела ему в глаза, даже не раздумывая тихо прошептала: — Да. — Ты ещё более сумасшедшая, чем я думал. — А ты? — Я бы убил всех и каждого за тебя. — Хорошо, что мы живём совсем в другой истории, — нервно усмехнулась Гермиона. Тон Малфоя ей не понравился. Он не звучал шутливо или расслабленно. — Ещё я бы отдал все свои деньги, чтобы выкупить тебя на аукционе, — его серьёзный тон поверг её в шок. — Каком аукционе? — удивилась Гермиона. — Представь, Волдеморт бы победил и весь Орден Феникса бы продавали Пожирателям на аукционе? — Глаза Малфоя блестели в свете сфер. — Я бы тоже тебя выкупила, если бы Орден выиграл и был бы аукцион, на котором продавали бы Пожирателей. Но боюсь, цена была бы неподъёмной. Пришлось бы брать кредит в Гринготтсе, — Гермиона вытащила у него сигарету из рук и затянулась. Малфой хрипло засмеялся, вытягивая у неё из губ сигарету обратно. — Это было бы твоё самое мудрое вложение, потому что я бы отдал тебе все свои деньги. — Если бы их все не забрали на репарации, — веско ответила Гермиона серьёзным тоном, но в глазах у неё были смешинки. — Тогда мне пришлось бы работать усерднее, чтобы выплатить наш долг. Они помолчали. Малфой нежно гладил её лодыжку. — На самом деле, ты бы не выкупила меня. — Нет, не выкупила бы. Только если бы ты сделал первый шаг ещё в школе и влюбил бы меня в себя. Тогда бы я взорвала любое здание, ворвалась бы в Азкабан, чтобы достать тебя. — А если бы я был оборотнем? — Даже если бы был вейлой, — усмехнулась Гермиона. — Я и так вейла на какую-то крошечную долю в крови, — Малфой рассмеялся и сделал ещё одну затяжку. — Тогда это бы всё объяснило, — Гермиона наслаждалась его горячим прикосновением к её лодыжке. Оно запускало по плечам, капюшонным мышцам приятное расслабление, онемение. — А если бы во мне была очень тёмная магия? — вдруг спросила Гермиона. — Это я бы её в тебя заточил? — спросил Малфой. — Нет, она была бы до нашего знакомства. Или, например, мы бы учились в разных школах, например, в Дурмстранге, и встретились на последнем курсе? — Типа на Турнире трёх волшебников? — усмехнулся Малфой, выдохнув дым в сторону. — Классика, — засмеялась Гермиона. — Путешествия во времени будем обсуждать? — Нет, эти истории никогда хорошо не заканчиваются, — Гермиона замотала головой и улыбнулась ему. — А если бы у меня был свой мафиозный клан? — Только если бы ты взял меня в долю, — засмеялась Гермиона. — А если бы был зомби-апокалипсис? — Что это? — Малфой улыбнулся ей в ответ, затушив сигарету. — Сложно объяснить. Я покажу тебе фильм как-нибудь. — Даже в этом случае, что бы это ни было. Я бы пошёл за тобой, даже если бы ты мне запретила. Гермиона прикрыла глаза. Сферы замигали и погрузили лифт во тьму. Она чувствовала горячее прикосновение к своей ноге, чувствовала бок Малфоя ступнёй, казалось, что убери он руку — она потеряется во тьме и не найдёт путь к свету. — Иногда, во время секса, у тебя искрят глаза. Сияют, как камень в моём кольце, — вдруг сказала она. Малфой был прав когда-то, когда сказал, что порой нужно только выключить свет. Малфой помолчал. Горячая рука соскользнула с её кожи. Снова вспыхнул кончик палочки, осветивший его скулы, подхвативший оранжевым край сигареты. — И? — на выдохе. — Как это возможно? Малфой сделал ещё одну затяжку, вернув руку назад, и Гермиона выдохнула почти с облегчением. — Грейнджер, мы волшебники. У нас есть определенный заряд магии в магическом ядре. Как работает стихийная магия у детей без палочек, например? При сильных потрясениях, эмоциях, — Малфой сделал затяжку и горько выдохнул следующее слово, — чувствах, — рука как будто стала тяжелее, — моя магия искрит из меня. У тебя тоже в глазах звёзды, Грейнджер. Я был уверен, что ты знаешь. Если бы даже нельзя было возбудиться от таких простых слов, Гермиона нарушила бы этот запрет. — Ты же знаешь, что во время секса волшебники обмениваются магическим потенциалом? Или про обряды, для которых необходим сексуальный акт? Гермиона про это ничего не слышала. Не было таких книг ни в школьной библиотеке Хогвартса, ни в министерской. — Так и знал. Запиши себе куда-нибудь для внеклассных занятий. — Не смеши меня, — Гермиона вдохнула вишнёвый дым и засмеялась. Малфой вместо ответа прошёлся рукой вверх по её голени, до колена, обхватил за икру и легко потянул на себя. — Иди ко мне. Гермиона опёрлась на ладони и скользнула к нему под бок, смяв мантию на своих плечах. — Я как будто обнимаю огонь в камине, — сказала ему на ухо. Малфой продолжал курить, Гермиона думала о том, что дым уже давно окутал все её мысли, чувства, всю её жизнь и судьбу. Она уже не представляла, как могла дышать без этого постоянного дыма в лёгких. — Скорее дракона, — кончиками пальцев прикоснулся к её плечу. — Почему Китайский Огненный Шар? Показалось, или татуировка прямо через рубашку прожгла её висок? — Просто самый красивый дракон, нравился мне в детстве. Не самый свирепый, но защищает своих детей, как и любой дракон, яростно. Я сделал её, когда родился Скорпиус. Мне тогда казалось, что в ней много смысла. — В ней много смысла. Малфой крутил в руках портсигар, тот с глухим стуком задевал металл часов на его запястье. Если это опять запустился обратный отсчёт, то Гермиона хотела разбить тикающие внутренние часы бомбардой. — Я подумал о ярлыках, которые хотел бы навесить. Гермиона беззвучно дышала, чувствуя, как поднимается и опадает его грудная клетка, надуваются прокуренные вишневые лёгкие. — О том, кто мы друг другу? Малфой, возможно, и смотрел на неё, но она не могла этого видеть в тёмной клетке лифта. — Я не знаю, кто я для тебя. Но ты для меня — возлюбленная. Гермиона прикрыла глаза. Она не знала, как можно было бы всё это провернуть. Как им устроить жизнь. Если она уйдёт от Рона к Малфою — она знала, что будут думать люди. Она сама так думала, у неё были перед глазами примеры. Грейнджер — шлюха, Рон — главный пострадавший, которого будет утешать публика, Малфой — его похлопают по плечу и, посмеиваясь, скажут: «мужик». Ей был известен этот сценарий. Гермиона не хотела принимать в этом участие. — Грейнджер. Она почувствовала, как он заправил ей прядь за ухо. — Люди подумают: Грейнджер — влюблённая женщина, Уизел — недоумок, а про меня, так и быть, они и правда подумают «мужик» и хлопнут по плечу, ты права. Но никто ничего не узнает. — Малфой, нужно что-то сделать с тем, что ты постоянно в моей голове. — Бомбарда мне в висок может и правда решить проблему. Можешь перестать смотреть мне в глаза. А можешь прочитать книжку. Как ты думаешь, кто передал её тебе через Блейза? Как ведьма, которую было не вытащить из библиотеки, не может закончить одну единственную книгу? — Я прочитаю её, клянусь. Прошло ещё несколько сладких минут, стекло вниз, как песок в часах, отсчитав ещё немного времени, украденного у обязательств и взрослой жизни. — Знаешь, о чём я сейчас подумала? — Знаю. Они оба засмеялись, у Гермионы в уголке глаз даже появились слёзы, одна скользнула к виску, капнув ему на плечо. — Нет, серьезно, не знаю, нужно поддерживать зрительный контакт, я не всесильный легилимент. О чём ты подумала? — О том, что ты закрыл тогда дверь в туалет, — Малфой протянул полувопросительное «хм», — в баре на пляже. И потом мы аппарировали. Они снова засмеялись. — Мы ужасные люди. Ему ведь пришлось взламывать дверь! — Гермионе нравилось, что он обнимает её. Ей нравилось, что за ними до сих пор всё ещё никто не пришёл и не разрушил этот момент. Малфой снова замолчал. — Это ведь ты сломал лифт? — вдруг спросила Гермиона. Малфой приподнялся на локте. — Я думал, это ты сделала, — он звучал максимально искренне, но Гермиона всё равно смотрела на него в темноте с понимающей ухмылкой. — Нет, я не трогал лифт. Но я помог стеклу в аквариуме треснуть в том отеле. — Я знаю, — усмехнулась Гермиона. — А что, если я научусь читать мысли так же, как и ты? — внезапно спросила Гермиона спустя несколько секунд. — Тогда лучше не лезь ко мне в голову, — предостерёг её Малфой. — 70% моих мыслей ты перманентно находишься у меня на члене. — О чём ты думаешь оставшееся время? — Гермиона не стала над этим смеяться. — Не знаю, — Малфой убрал портсигар в карман своего пиджака, задев её рукой за грудь. Он, конечно же, сделал это специально. — О Римской империи? — Чего? — над этим Гермиона расхохоталась от души. — Мне очень нужен пример. — Грейнджер, давай лучше я расскажу про 70% моих мыслей про тебя? — Нет, расскажи мне про Римскую империю. Я в шоке. Мне срочно нужно, чтобы ты объяснил. Малфой посмеялся, он продолжал прикасаться к ней — к запястью, к талии, к бедру, как будто бы случайно. — Хорошо. Последнее, о чём я думал, это о римском праве, о приобретении собственности на вновь созданную вещь. — Specificatio? — сразу же спросила Гермиона. Малфой замолчал. — Грейнджер, никто не любит слишком умных женщин, но я тебя обожаю. Надеюсь, ты ценишь меня за это. Да, древний вопрос, терзавший римских юристов — кому принадлежит собственность на вновь созданную вещь: изготовителю или хозяину материала. Прокульянцы были уверены, что вещь принадлежит изготовителю, а представители сабиньянской школы признавали собственником хозяина материала. Я думал об этом с точки зрения права собственности на изделия гоблинской работы, которые гоблины считают своими раз и навсегда, с момента создания. Даже если им заплачено за работу и за материал, они считают это как бы платой за аренду, и уверены, что вещь должна быть возвращена им после смерти заплатившего. У Малфоев много изделий гоблинской работы и часто приходится буквально отвоёвывать какие-либо вещи. — Я никогда этого не понимала. Но в римском праве, кажется, речь шла об убеждении, что форма доминирует над материей, ценность придаёт именно форма. Если, к примеру, я бы взяла твоё золото и изготовила меч, то возникла бы совершенно новая вещь, которой раньше не существовало. Получается, хозяин вещи я — кто вдохнул в материю новую жизнь. — Но Сабин считал: не, нифига, первенство следует отдавать материи — если ты из моего золота сделала меч, то эта новая вещь принадлежит мне, собственнику материала. Гоблины изготавливали вещи из гоблинского золота и не приемлют передачу вещи по наследству в принципе. — И часто происходят такие запросы на возврат твоих вещей «истинному» владельцу? — спросила Гермиона. — В последний раз потребовали фамильный браслет Скорпиуса. Поэтому теперь у меня появилось это. — Малфой приподнял своё запястье, над часами был закреплён браслет с квадратными гранями, из матового на ощупь материала. — Это титан, у Скорпиуса такой же. Чтобы я всегда знал, где он находится. — На моём кольце тоже есть чары? — тихо спросила Гермиона. Малфой надолго замолчал. — Какая разница, Грейнджер. Ты всё равно отказалась от него. Гермиона задохнулась от возмущения. — Это не так! Оно всегда при мне! — Где? В коробочке в твоей сумочке? — Ядовито спросил Малфой. — Нет! — Гермиона схватила его за ладонь и засунула его руку себе в вырез, его пальцами вытащив кольцо на цепочке. Они снова молчали в кромешной темноте. — Типа носишь его у сердца, — усмехнулся Малфой. — Я не могу надеть его на руку, и ты знаешь это, — Гермиона была раздражена. — Ты можешь, но я не давлю. — Нет, ты давишь и злишься на меня за то, что я не ухожу от Рона, что избегаю разговоров и боюсь. И что это вообще было? Если это было предложение — кто кидает кольцо человеку в лицо? Малфой нежно обхватил пальцами её руку. Они не видели, как камень сиял в темноте, но знали, что любой, малейший источник света — и внутри будет гипнотизирующе преломляться даже такой слабый луч света. — Это было предложение. Я злюсь на тебя потому, что ты слепа. И я ничего не могу с этим поделать. Я просто жду тебя, Грейнджер. Я очень терпелив, но даже я не выдерживаю, — он прикоснулся губами к её запястью, выпустив из пальцев цепочку с кольцом, упавшим к груди поверх её блузки, и лёг обратно. Гермиона прильнула к нему и замерла. — Ты не ответил. — Да, Грейнджер, на нём есть чары. Не весь набор, конечно, это не родовая магия и не фамильное обручальное кольцо. Только чары обнаружения. — Никаких чар верности? — спросила Гермиона. Малфой помолчал и едко произнёс: — Волнует, что я узнаю о тебе и твоём законном муже? — Малфой, ты знаешь, что я влюблённая идиотка и храню тебе верность, всё ещё находясь в браке. Но меня обижает наличие таких чар и обижает твоя ревность. — На самом деле тебе приятно. — Мне приятно, что ты ревнуешь. Но когда ты ревнуешь — ты обижаешь меня. Ты жесток. Ты не хочешь боли и делаешь больно мне. Кольцо в лицо, я просто поверить в это не могу. Малфой крепко обнял её, прижав к себе и она наконец-то тяжело выдохнула давление последних недель. Никаких слёз. Просто стало легче, когда она выговорилась в темноту и он её услышал. — Я ведь не спрашиваю про твою верность, — сказала Гермиона. — Нет, ты просто оставила висеть это в воздухе сейчас. Это не был вопрос, — передразнил её Малфой. Гермиона только пожала плечами. — Я тебе верен. Всё ещё находясь в браке. Сферы замигали одновременно с шумом петель просыпающегося лифта. Они приняли вертикальное положение, поправляя друг на друге одежду. Гермиона стянула с себя мантию и Малфой небрежно сложил её в сгибе локтя. Нащупав на груди кольцо, она посмотрела на него — оно наконец-то сияло, как будто внутри разливалось жидкое серебро, резало взгляд острыми бликующими гранями. Блики отражались в серых глазах напротив, Малфой торжествовал, помогая ей спрятать кольцо обратно под одежду. Двери лифта открылись, изнурённый работник Министерства выпустил их, не сказав им ни слова. Они дошли до каминов, едва соприкасаясь плечами. Малфой посмотрел по сторонам и прижал её к себе, Гермиона тихо рассмеялась. Они были влюблены.