Eterocromia

Долгие годы проблем, казалось, не было. Несмотря на то, что непоседливый Вэй Усянь до головной боли раздражал Учителя Лань Цижэня, да так, что после каждого урока, наполненного бесконечными вопросами на абсолютно не касающиеся урока темы, мужчина буквально заползал в учительскую, мечтая только о двух вещах — чашке кофе и скорейшем выпуске этого несносного ученика. Если бы не помогающий угомонить брата Цзян Чэн и строгий староста класса, лучший во всех списках и вообще пример для подражания Лань Ванцзи, то Цижэнь вряд ли продержался бы в этой школе столько лет. Он и сам после трагической гибели младшего брата взял под опеку и с малых лет растил, как родных, двух племянников, однако, пусть и делая скидку на то, что на самом деле Усянь к семье Цзян никак не принадлежал, все равно мужчина не мог понять, как при практически равном воспитании Цзян Фэнмянь умудрился вырастить двух столь непохожих друг на друга мальчишек. Порой учителю было страшно представить, что происходило дома, где тормоза обычно даже у самых спокойных детей слетают напрочь. Оставалось надеяться на помощь их старшей дочери Яньли и благоразумие пылкой Юй Цзыюань. Правда, даже он, Ань Цижэнь, будучи классным руководителем, на первый взгляд, абсолютно обыкновенных учеников, что постоянно находились на грани "делаю вид, что не замечаю его" и "я ему сейчас врежу" не замечал, как со временем между его племянником и Вэй Усянем разгорается нечто ненормальное, опасное, запретное. Все начиналось с обычной дружбы. Вернее, Вэй Ин активно пытался подружиться с неприступным Ванцзи, а тот в свою очередь старательно этой дружбы избегал. Нередки были даже угрозы, что следующая пошлая выходка в сторону старосты будет стоить Усяню пальца или губы. Усяня это, естественно, никак не останавливало. Мальчишка словно приклеился к старосте с тех пор, как понял, насколько весело последнего доставать, а после наслаждаться реакцией и краснеющим не то от злости, не то от смущения Ванцзи. Однако, сколько бы холодный, изящный и недружелюбный младший "нефрит" семьи Лань ни старался, извечное "Лань Чжань, Лань Чжань!" преследовало его из года в год: — Лань Чжань, давай прогуляем биологию! — Нет. — Лань Чжань, там новый игровой центр с автоматами открылся! Пошли сходим? — Нет. — Лань Чжа-ань, вместо библиотеки давай лучше сбегаем в буфет! — Нет. — Староста Лань, там в воскресенье фестиваль фейерверков будет, не хотите сходить? Вы,конечно, весь из себя занятой... — Хорошо. — ...Чего?! Лицо Вэй Ина нужно было видеть. Спустя несколько лет тщетных попыток привыкший к извечным отказам, парень не удержался и глупо вытаращился на одноклассника, бросивших в следующий миг оглядывать его со всех сторон, а когда бровь Ванцзи взлетела вверх, показывая максимальное непонимание чужих действий, Вэй Ин наконец успокоился и, натянув улыбку от уха до уха, помотал головой: — Нет, ничего. Староста Лань сегодня столь очарователен и благоразумен, что даже решил на минуточку, что меня решил нагло одурачить его двойник. — Круто развернувшись на пятках, Усянь направился с крыши в сторону выхода, насвистывая простенькую мелодию, и даже не обратил внимания, как в свете закатного солнца побагровели мочки ушей благочестивого старосты. Он бы продолжал делать вид, что ничего не замечает. Не видит изменений в себе, не пытается каждый разговор растянуть еще хотя бы на пару мгновений, не желает провести с этим дураком на несколько минут дольше, слушая его глупые рассказы и не менее бесхитростный смех. Но время шло, и Лань Чжаню становилось все сложнее убеждать себя в собственной слепоте. И все тяжелее было каждый раз отрывать взгляд от словно стеклянных, но таких завораживающе-красивых глаз Вэй Ина. Он будто не замечал ничего (хотя, быть может, и правда?), только продолжал раз за разом откалывать пошлые шуточки, пытаясь задеть Ванцзи и не видя в упор, как тот злится из-за того, что не может сделать того, что сотворить так хочется. Не может даже к нему прикоснуться. Однако воскресный фестиваль небесных цветов все изменил для них обоих. Именно в тот день, когда солнце зашло раньше обычного, уступив свое место звездам, которые уже спустя пару часов перестало быть видно из-за взрывающихся огромными яркими узорами на ночном небе фейерверков, двое учеников старшей школы под звуки играющей со всех сторон праздничной музыки и восторженные крики людей осознали истину, то, почему их невообразимо тянет друг к другу. В тот вечер под потихоньку начинающей цвести вишней пальцы двух рук сплелись воедино, а губы совсем еще юных юношей слились в долгожданном, таком невинном и оттого сладком, поцелуе. Розовые лепестки, падая на бело-голубую форму Лань Ванцзи, превращали старосту в подобие никем нетронутого небожителя. И этого девственно-чистого небожителя Вэй Усянь поцеловал снова, неумело сминая чужие губы, будто пытаясь показать все то, что они столько времени испытывали друг к другу, но так поздно об этом рассказали. Лань Чжань глупо моргал, не веря в то, что происходящее — не сон, а Вэй Ин немного смущенно улыбался от того, что осознал правильность любимой фразы Цзян Чэна "В каждой шутке есть лишь доля шутки". И свой интерес к однокласснику Усянь мог скрывать от самого себя лишь до тех пор, пока не увидел, как прекрасно лицо Лань Ванцзи, в глазах которого отражаются расцветающие в небе фейерверки, а губы чуть приоткрываются, шепча какое-то неизвестное никому стихотворение. — Вэй Ин, ты... — Лань Чжань, — не дал ему и слова вставить юноша, сам не зная толком, что хочет сказать, но определенно собираясь как-то оправдаться. — Я... Я все думал, какой подарок тебе сделать на День Рождения... Вернее, на Новый год... То есть... — Вэй Ин. — Внимательно посмотрев на совсем запутавшегося в своих детских попытках соврать и скрыть истину Вэй Усяня, Ванцзи мягко сжал его руку и чуть склонил голову, прижимаясь к чужим губам своими и делясь теплом, чтобы, отстранившись только через несколько долгих секунд, произнести коротко ту фразу, что они делили на двоих уже несколько месяцев, если не больше, — Ты мне тоже нравишься.