Eterocromia

— Сколько вам еще повторять, господин Фэнмянь — они друг друга на дух не переносят! Если раньше еще более-менее ладили, то в последнее время дела стали совсем плохи. Ваш Вэй ведет себя, словно клоун, изображающий собаку во время брачного периода. Немудрено, что Ванцзи на него за это срывается! — Надрывался в очередной раз Лань Цижэнь, со всей строгостью внушая родителям учеников по фамилии Вэй и Цзян, что один из их детей вконец оборзел. Который это уже был случай за последние три месяца? И ведь если до этого еще получалось как-то сдерживать гиперактивного Усяня, то и дело пытавшегося что-то да учудить, то за первый семестр он успел уже несколько раз сорвать уроки у разных учителей, устроить бунт среди учеников за то, что булочки в столовой немного подорожали, ну а последней каплей была устроенная им драка с Ванцзи. Ну, откровенно говоря, это было больше избиение, чем драка, так как младший племянник просто-напросто заехал кулаком по скуле Вэй Ину, однако Цижэнь был уверен на все сто в том, что Ванцзи довели до столь радикального действия. Оставалось убедить в этом родителей Усяня. И желательно было сделать это так, чтобы информация о стычке не дошла до ушей директора... — Этот маленький крысеныш... — Начала было Цзыюань, раздраженная очередным вызовом к учителю из-за выходок старшего из сыновей, но была тут же прервана супругом, накрывшим сжавшийся до побелевших костяшек пальцев кулак своей рукой. Цзян Фэнмянь всегда казался Лань Цижэню куда более благоразумным, чем его вспыльчивая и наверняка страшная в гневе жена. Однако в данной ситуации учителю меньше всего хотелось, чтобы отец семейства взял слово, потому что в любых ситуациях, из-за которых их обычно вызывали в школу, он каждый раз пытался найти причину, чтобы убедить всех в том, что Вэй Усянь — просто запутавшийся мальчик, не знающий, как привлечь к себе внимание. Причины такой невероятной любви к неродному сыну Цижэнь точно не знал, хотя ходили слухи о том, что мальчишка был не просто сыном его близкого друга, но и единственным ребенком, которого родила его любимая женщина, в чувствах к которой он так и не признался. И пусть россказням родителей других детей учитель не был склонен верить, но при каждой усердной попытке Цзян Фэнмяня обелить приемного сына подозрений у мужчины возникало все больше. Как на это реагировала Цзыюань, Цижэню даже представить было страшно. — Вэй Ин на самом деле не подарок, к тому же сейчас все активно готовятся к переводным экзаменам, нашим детям тоже нелегко. Однако, — Фэнмянь покачал головой, легко постучав кончиками пальцев по собственной скуле, — это не повод срываться на других учениках, господин Лань. Пусть Вэй Ин и Ванцзи не ладят, мой сын никогда не переходил границу дозволенного и не распускал руки. И именно он теперь ходит, словно ввязался в драку с десятерыми сразу. Ваш племянник явно имеет хорошие предрасположенности к кулачным боям. — Но Вэй Усянь! — Вы прекрасно знаете, господин Лань, что Ванцзи сам признал свою вину, хоть и отказался приносить извинения, заявив, что Вэй Ин получил за дело. Это доказывает его причастность, а потому я не считаю целесообразным наказывать только нашего сына. — Но если бы именно ваш сын не выяснял порог терпения Ванцзи, ничего из этого не произошло бы, — не сдавался, собираясь сражаться до последнего, Лань Цижэнь, хмуря брови и кусая губы под усами. — У старосты класса тоже не железная выдержка, он не может вечно терпеть шуточки одного из главных безобразников школы! — Тем не менее, Господин Лань, этот безобразник, хоть и вытворяет всякое, но руки не распускал никогда. Или вы хотите с этим поспорить? На этом разговор был закончен. Цижэнь, пребывая в крайне дурном расположении духа, что-то буркнул о невоспитанности современного поколения и отпустил с богом Цзян Фэнмяня и Юй Цзыюань — единственных, кто по его мнению хоть как-то мог повлиять на поведение ставшего в последнее время совершенно невыносимым Вэй Усяня. Но он недооценил умение главы семьи Цзян защитить своих отроков, а также выдержку (пусть и трещащую по швам) «Госпожи Юй», приемной матери Вэй Ина, которая, пусть и не питала слишком нежных чувств к сыну, но в обиду не дала бы его точно. По крайней мере, в обиду другим. — Пусть только попробует сегодня снова вернуться домой после ужина — я от него мокрого места не оставлю, — тихо приговаривала женщина в ярко-фиолетовом брючном костюме, стремительно покидая стены школы в третий раз за последние две недели. А ее мужу оставалось только вздыхать и молиться за здоровье и жизнь своего бедного непоседливого сына. — Не будь к нему так строга, — попытался смягчить пыл жены Цзян Фэнмянь, осторожно беря ее за руку и натягивая на лицо безмятежную улыбку, такую, словно после услышанного он не начал всерьез беспокоиться о здоровье и благосостоянии приемного отрока. — Ты вечно его защищаешь! А А-Чэна ругаешь за малейшие провинности! — Только почувствовав в голосе супруга знакомые нотки извинения за Усяня, взорвалась Цзыюань, вырывая руку из ладони мужчины и разъяренно на него глядя, — помнишь, что ты сказал нашему родному сыну, когда вскрылось, что он прогулял занятие по культуре речи?! — Не дожидаясь ответа, женщина схватила мужа за ворот водолазки, надетой под пиджак, даже не беспокоясь о том, что о них подумают окружающие. — Ты, дорогой, сказал, что такими темпами он не сможет унаследовать твою компанию, потому что не сможет общаться с потенциальными контрагентами! Так, значит, ты относишься к своему настоящему сыну, да?! А этого крысеныша выгораживаешь, что бы он ни натворил! На это Фэнмяню ответить было нечего. Он любил сыновей вне зависимости от родства крови, но к Цзян Чэну относился действительно более строго, однако, делал это не от недостатка отеческих чувств, а потому что хотел вырастить из сына достойного наследника. Вэй Усянь же до боли напоминал ему лучшего друга — сын был невероятно похож характером на отца, лишь внешне больше взял от матери. Фэнмянь просто не мог злиться на ребенка человека, с которым в молодости прошел огонь и воду. Но жене этого было не объянить.