Швы

Я очень люблю первые две секунды после пробуждения, когда осознание действительности еще не накрыло тебя и ты еще не обременен жизненными тяготами. Но эти две секунды проходят, и бытие тут как тут, в восемь утра. Постепенно понимаю, что я проснулся не у себя дома и вот уже предчувствую скандал. Сегодня будет такой день, с легкой ноткой конченности. Рядом на матрасе развалился Ян, даже не проснувшийся от моего будильника. Ночь вообще была странной. Помню, я просыпался под утро, а Ян крепко сжимал мою руку, уткнувшись носом в шею. Все-таки первое пробуждение было чертовски приятное. Влюбляться в каждого встречного, это что теперь, моя жизнь? Знаю чела три дня, за это время успел дважды у него заночевать, один раз даже в его постели. Получить пизды в баре, а сегодня еще, тут к гадалке не ходи, и от бати получу. Может, надо как-то научиться помедленнее запрягать? Снова скольжу взглядом по Яну, который теперь занимает большую часть матраса, перекатившись на освободившееся место. Вчера вечером, когда я отрубился на втором эпизоде, Ян был в домашних трениках и безразмерной футболке с растянутым горлом и принтом с динозаврами. Сейчас же он в одних трусах лежит в нескольких сантиметрах от меня. И когда только успел раздеться? Аккуратно провожу кончиками пальцев по его спине, бархатистой на ощупь. Рисую на коже замысловатые узоры. Понимаю, что еще немного, и все может выйти из-под контроля. Хотел бы я этого? Пожалуй, но еще одно отчисление или доломанный нос пока не входят в мои планы. Аккуратно кладу ему ладонь на плечо и трясу. Видимо, слишком аккуратно, потому что Ян и не думает просыпаться. Пододвигаюсь вплотную к его лицу, так, как никогда не решался раньше. Рассматриваю предельно близко. Даже осмеливаюсь прикоснуться. Так странно. Ян что-то говорит во сне и накрывает мою руку своей, прижимая к себе. Разбудить его будет сложной задачей. Эта мысль заставляет меня осмелеть в край и прикоснуться к его коже губами. Чувствую, как от волос Яна пахнет чем-то цитрусовым и сигаретами. Сердце заходится, с этим действительно пора заканчивать, думаю я. Отодвигаюсь на безопасное расстояние и толкаю его в грудь сильнее: — Подъем! Он что-то неразборчиво отвечает, но глаза все-таки открывает. — Ну наконец-то! Тебя нереально разбудить! — Попробуй в следующий раз поцелуем, как спящую красавицу, — хрипит Ян, и я чувствую, как у меня горят кончики ушей. Что за следующий раз? — Что? — я хочу произнести это громко и уверенно, но получается каким-то позорным полушепотом. — Что? — Ян явно передразнивает меня. Молчу и сощурившись смотрю на него. Он на меня. После недолгой игры в гляделки узнаю, что на пары Ян вообще-то не собирался. — Да как хочешь, — отмахиваюсь. Сейчас я его еще уговаривать буду. — Ок, но с тебя кофе из автомата, — внезапно соглашается Ян, потягиваясь в постели. — Это твое задание на сегодня? — Конечно, нет, — фыркает он и все-таки встает. Мы быстро собираемся, ехать до универа почти час, которого у нас уже нет. Смотрю, как Ян одевается, залипая на его спину и не вовремя вспоминая, как водил по ней кончиками пальцев. В ванной рассматриваю свое отражение: синяк расцвел во всю силу и пока никакого намека на желтизну. Хорошо хоть отек немного спал и кольца в крыльях носа перестали доставлять дискомфорт. С глазами тоже уже полегче, хотя кровоподтек в одном из них все еще держится. Жених, одним словом. Пробегаем мимо высокой пепельницы на втором этаже, и я напоминаю себе спросить Яна про нее после, когда отдышусь. На остановке, отдышавшись, забываю об этом. Подкуриваю, пока ждём автобус, чтобы он быстрее пришел. Ну знаете же эту уличную магию зажжений сигареты. Ян жестом тоже просит у меня сигу, вздохнув, отдаю ему свою и подкуриваю новую. — Что ж ты куришь-то, боксер? — душнит Ян. — Как вы меня заебали с этим, — закатываю я глаза, — я же не в олимпийском резерве, можно я буду делать хоть что-то как нормальный человек? Я все еще не знаю, кем хочу стать, когда вырасту. Знаю только, что хочу нормальной жизни, а не все вот это. А что такое нормальная жизнь, вряд ли смогу объяснить внятно. Ян молчит, видимо решив, что у меня это какая-то больная тема. Так и есть. Наш автобус наконец-то подходит, и мы едем в нем добрых двадцать минут до ближайшего метро. После, жмусь к Яну в переполненном вагоне, приятно ощущая его близость. И в то же время понимаю, почему ему не нравится ездить на пары. Это ж ебануться можно, каждый день так кататься. — Ты всегда в этой квартире жил? — Ну типа, — отвечает он после короткой заминки, — три года последних на постоянку, а так все девятнадцать лет сюда к деду гонял. Не сразу понимаю, что в этой фразе не так. — В смысле девятнадцать? — не догоняю я. — Тебе девятнадцать? — Ну да, — повторяет он. — Это как?! Ты на втором курсе! — Экстерн называется, — вздыхает он, — занимательная история, расскажу как-нибудь. Каким-то чудом мы успеваем к первой паре, даже потеряв пару драгоценных минут у кофейного автомата. Я предлагаю Яну купить нормальный кофе в кофейне, хотя мой бюджет на это не рассчитан, он вообще больше рассчитан на то, что кофе мне будет покупать кто-то другой, но он упрямо настаивает на растворимом из автомата, заявляя, что это вкус универа. Просачиваемся с картонными стаканчиками в аудиторию, и Ян ведет меня на первые ряды. Прошу его добыть для меня портативку, чтобы реанимировать свою разрядившуюся мобилу и узнать вести с полей. На нас иногда оборачиваются одногруппники, их взгляды останавливаются то на моем лице, то на черных ногтях Яна. — Это твое задание? — спрашивает Ян полушепотом. — Блять, Ян, это простая просьба! — хриплю я, но Ян не обращает на это внимания и уже просит в чате группы для меня зарядку. Через десять минут экран моего смартфона загорается с пятью пропущенными от сестры и кучей сообщений в ТГ. Узнаю, что родители приехали только утром и считают, что я ушел до них на тренировку. Хоть какие-то хорошие новости. После звонка с первой пары мне лень вставать, как и всей нашей группе, и мы просто перестаем говорить полушепотом. Кто-то все-таки находит в себе силы выйти покурить, и я вспоминаю про пепельницу. — Ян, — обращаюсь я к нему, — почему у тебя пепельница из бара стоит в падике? — А, тоже думал, что у меня там бар открыли, постоянно кто-то приходил, бухали разные люди, курили на лестнице, даже урну вот поставили. Ну верняк, думаю, бар, — хмыкает Ян, — потом оказалось, что в этой квартире умер чел, и его провожали по кавказской традиции неделю. В итоге так и не забрали пепельницу. Мне даже литруху домашнего вина подарили, когда я мимо шел. — Кустурица прям, — решаю я тоже навалить похоронного кринжа, — лет пятнадцать назад у нас в подъезд въехала семья цыган, и у них тоже потом кто-то умер. Так они разделали барана на входе в подъезд, все в крови было, и шкура его потом там два месяца коробом стояла. К сожалению, моя история не вызывала отклика в новых одногруппниках. — Ладно, Ян, — вздыхает кудрявая, у которой я просил ручку, — мы знаем, что он приебнутый, но ты-то куда? Самые апатичные одногруппники достались нам, отмечаю я про себя. От дальнейшей неловкости нас спасает звонок на вторую пару. — Пиздец, как ты с ними проучился-то вообще, — шепчу я Яну, — они же душные. — Да так и проучился, — вздыхает парень, — что не ходил сюда. Ян кладет голову на скрещенные на парте руки и прикрывает глаза. Преподу на нас поебать, он что-то увлечённо рассказывает невидимым материям вокруг себя, и я очень рад сейчас этому факту. Замечаю у Яна в коротких волосах кусочек какого-то мусора и смахиваю его. Парень не замечает этого действия, зато его замечает кудрявая, и я почему-то краснею и спешу отвернуться и от Яна, и от нее. — Почему мы вообще на первом ряду сидим? — Это самые козырные места у Соловьева. Я непонимающе молчу, и Ян, закатив глаза, объясняет: — Ты как будто бы в школе до этого не учился, самые ж беспалевные места — на первом ряду. Препод вечно где-то сзади ходит, на первые парты ему вообще поебать. Особенно перед столом хорошая, но занята была, — он кивает в сторону старосты. И действительно, мы предоставлены сами себе. Хотя тут, похоже, вообще все себе предоставлены. — Что за история с экстерном? — вспоминаю я. — Учился хорошо сильно, закончил пару классов за год, — пожимает плечами Ян, не вдаваясь в подробности. — Типа ты в школе был ботаном, а теперь во все тяжкие? — Одно другому не мешало, — лукаво улыбается парень. — В смысле? — Ну у нас такой класс был, — Ян подбирает слово, — разносторонне одаренный. Одноклассница жила в соседнем доме от школы, мы весь одиннадцатый у нее пробухали. Я даже на какие-то экзамены от нее бухой ходил. А я учился в гимназии! — добивает меня Ян, — с математическим уклоном. Я могу только красноречиво молчать. — Там у нее еще такой дом был, подразумевалось, что у него подземная парковка с въездом и выездом на разные стороны дома, но естественно один из выездов не работал, и мы там курилку устроили. Вся гимназия знала, что мы там курим, но найти не могла. Это для них просто Нарния была, — Ян тихо смеется, — платформа 9 ¾. Он замолкает, погружаясь куда-то в свои ностальгические мысли, а я погружаюсь в мысли о нем. Когда Ян стал занимать все мои мысли? — Ян, — зову я парня, когда до конца пары остается минут десять, — у нас потом что? — Физра. Я осматриваю свои шмотки. В принципе, вчера я играл в них в футбол, почему бы и не пойти на физру. — Последняя? — с надеждой спрашиваю я. — Нет, там еще что-то, — вздыхает парень. — Какой еблан составлял расписание? — злюсь я. — Я после физры домой, не хочу сидеть и вонять. — В столовку и домой, ок, — соглашается Ян, как будто бы я уговаривал его тоже свалить. Первая пара физры ожидает нас на улице, физрук не мелочится и отправляет бежать десять км. — Охуенно, — я снова ною, — я буду не только потным, но и уставшим. — Можем прогулять, — тут же предлагает Ян. — Ну пиздец, физру еще прогуливать. После десяти километров я выжат. Разваливаюсь на траве, но одиночество длится недолго, через несколько минут надо мной нависает Ян. Он сгибается, упираясь руками в колени, и тяжело дышит. Десятка далась ему явно труднее, понимаю это, когда он меняется в лице и морщится. Еще секунда, и Ян падает на меня сверху. Моя нога оказывается зажата между его. Чувствую его дыхание на своей шее, как ночью. Взять себя в руки — это то, что я сейчас никак не могу сделать. — Блять, слезь с меня, — пытаюсь спихнуть его с себя. — Подожди, ногу свело, — шипит он и бодает меня головой в грудь. Я не знаю, что делать со своими руками, которые так и тянутся его обнять и прижать к себе. Чувствую бедром жар Яна, он буквально касается меня везде. Наши апатичные одногруппники, кажется, еще бегут и им нет дела до этой сцены из гей-порно на траве. — Фух, вроде прошло, — Ян, наконец, скатывается с меня и ложится на спину рядом, — думал, сдохну. — Мне кажется, я после этого забега тоже сдохну. — Даааааа? — Как же мне не нравится его тон, — тогда тебе надо закрепить результат планкой! — Ты ебанулся? — надеюсь я. — Давай-давай, — не отступает Ян, — две минуты на предплечьях. Я вздыхаю и переворачиваюсь на живот. В принципе, по сравнению с моим разбитым ебалом после задания в баре, планка — вообще на изи. — Не-не-не! — снова возмущается парень, — раздевайся! — Ты ебу дал? — Так уж и быть, трусы можешь оставить, — великодушно разрешает Ян. — Ян, я блять не буду раздеваться посреди поля на паре физры! — Ну тогда я победил, — пожимает он плечами. — Да иди нахуй! Я встаю и стягиваю с себя сначала футболку, взгляд Яна ненадолго задерживается на пирсе в соске. Тяну треники вниз, но они не пролазят через обутые кроссовки, я бешусь и падаю обратно на траву. Стаскиваю кроссовки, носки, потом штаны и остаюсь в чёрных боксерах. Охуенно. Стою в одних трусах, рядом разминается группа каких-то старшекурсниц. Даже не знаю, кто сейчас более оценочно рассматривает меня, Ян или девушки. — Засекай, блять, — встаю в планку, стараясь сохранять самообладание. Ян в экстазе и с улыбкой от уха до уха. Он садится напротив меня, и я буквально чувствую на себе его взгляд. Спустя вечность таймер пищит, оповещая, что две минуты прошло и мне можно одеваться. Я делаю это нарочито медленно, повернувшись к Яну. Ну раз ты загадал мне раздеваться, то смотри теперь. Ян абсолютно не смущается и не отводит взгляд. На самом деле мне безумно неловко, но хуй ты об этом узнаешь, думаю я. — Пожрем? — предлагает он, когда я заканчиваю одеваться под вздохи сожаления старшекурсниц. — Я угощаю. Подхватываю свой рюкзак и иду вслед за Яном. Мы записали свои результаты бега в журнал физруку, который еще и похвалил меня за планку. Ебаный стыд. В столовой пацан снова берет абсолютно идентичные блюда на свой вкус и расплачивается тоже сам. Пара еще идет, и в огромной столовой кроме нас только несколько человек. Ян протягивает мне приборы, и я забираю у него сначала те, которые предназначались мне, потом те, которые он взял себе. — Жри так. — Руками? — уточняет Ян. — Без рук, — приговариваю я его. Ян дебильно улыбается и не спорит. Делает глубокий вдох и опускает голову в миску с салатом. Хорошо, что мы не взяли суп, думаю я. У Яна почти получается доесть весь салат, картошка с сосиской тоже поддаётся. Я с удивлением смотрю, как этот ебалай пытается аккуратно есть и у него даже получается. Я хочу сказать ему, что десерт он может поесть ложкой, но лицо пацана уже в заварном креме. — Чай можно с руками? — спрашивает Ян, я только киваю, обнаруживая, что он умудрился поесть достаточно аккуратно, только немного крема около носа осталось. Не отдавая себе отчета в происходящем, я тянусь рукой к нему и стираю с лица этот крем. Ян при этом абсолютно не стремается. — Готово! — Ян делает большой глоток, — ко мне погнали? — Мне домой надо, — вяло отказываюсь я. — Сегодня можешь не оставаться, — великодушно разрешает парень и встает из-за стола, подхватывая рюкзак. Нахожу его предложение разумным и следую за ним на выход из нашей богадельни. Вечер будет морально сложный, нужно подготовиться к разговору за мой внешний вид. Через час, Ян, развалившийся на полу в проходной комнате и прислонившийся спиной к дивану, на который я забрался с ногами, дает мне понять, что день тоже будет сложный. Потому что Ян, вернувшись из ванной, пренебрег футболкой и остался в одних трениках. Ничего такого, если бы за последние дни он хотя бы иногда пропадал из моей головы. Теперь же в ней четко отпечатаются низкие треники и полоска трусов над ними. Он клацает по геймпаду, который у него только один для нас двоих, и останавливает свой выбор на зомби апокалипсисе. Я только за. Стиль игры Яна заключается в безумном ультранасилии и абсолютном похуизме в отношении стратегии. Мой же, напротив, сосредоточен на ней. Таким образом наш тандем становится непобедимым, хотя мы большую часть времени орем друг на друга. Пока Ян напряжен и сосредоточен на игре, я осторожно его изучаю. Он закусывает губу, когда нервничает. А еще от него пахнет сигаретами, хоть он и недавно из душа. Когда на улице темнеет, а зомбиубийсво уступает место убийствам реальным, в виде подкаста про маньяков, который Ян с интересом слушает, с комфортом устроившись на полу, я понимаю, что откладывать некуда и пора получать физических или моральных пиздюлей дома. — Насколько я плохо выгляжу? — В плане? — Ну лицо, — улыбаюсь я, чтобы скрыть нервозность, поворачиваясь на диване в его сторону, — меня еще дома не видели с прошлой недели. Ян приподнимается на локтях и материализуется на одном уровне с моим лицом. — Да в целом неплохо. У тебя будут проблемы? Это что, простая человеческая эмпатия? Не ожидал от этого человека. — Скоро узнаю. — Напиши мне, как доберёшься. Час в общественном транспорте дает мне время подготовиться к встрече. Дверь дома закрыта изнутри, наверняка по инициативе бати, чтобы не пропустить мое возвращение. Выдохнув, нажимаю на кнопку звонка. Нервное ожидание и звук шагов с той стороны двери. — Явился! — скорость звука и тут быстрее скорости света — дверь еще не открыта, а батя уже разгоняет. Когда дверь открывается и батя молча смотрит на меня, я предчувствую интернат. — На тренировке пропустил, — делаю я робкую попытку, — в пятницу. Батя продолжает молчаливый прессинг, выдает его только бьющаяся жилка у глаза. По виду вроде бы трезв, так что, может, и обойдется. — Ну зато в универе проблем нет, — продолжаю я, — можно я пройду? Он молча отходит вглубь квартиры, и на сегодня я вроде как спасен. — На следующих выходных с нами на дачу поедешь, — выплевывает он мне в спину.