Швы

Я отдаю себе отчет, что это может кончиться полным пиздецом. И скорее всего так и будет, когда до Яна дойдёт, какие именно у меня возникают мысли от всех этих его случайных касаний и как дёргается член от хриплого шепота. Реальность такова, что дёргается он даже от мыслей о мыслях, и сейчас требуются все мои силы, чтобы между подрочить на Яна и все-таки встать и пойти на тренировку - выбрать тренировку. В богадельню нашу сегодня ко второй паре, что идеально для утреннего похода в зал. Со всеми этими событиями прошлой весны, потом летними разъездами пацанов с клуба и моими неудачными попытками в отношения я совсем выпал из жизни зала. Виделся только с некоторыми пацанами на футболе и в качалке, в регулярном посещении которой тоже не был замечен. На часах полседьмого утра, слава богу, у меня тревожка и я хотя бы встаю рано. Закидываю в сумку чистую форму, бинты, перчи и крадусь в ванну за полотенцем и гелем для душа. Недолго изучаю свое лицо, в надежде найти изменения, но синяк держится, как и кровоподтек в правом глазу. Пытаюсь прикинуть тайминг и понимаю, что нифига, после зала надо будет пиздовать сразу в универ, и теперь собираю еще и вторую сумку с тетрадями и прочим барахлом. Взгляд падает на открытую упаковку гандонов на столе, которые пылятся тут с лета, когда я в себя поверил и подумал, что с Саньком у меня все-таки есть шанс. Смотрю на них и вспоминаю древний самурайский принцип: «Даже если меч пригодится один раз в жизни, носить его нужно всегда», и с усмешкой кидаю презервативы в сумку. Вот такое вот «Бусидо» для бедолаг из спальных районов. К семи я не свеж и все так же не готов к воссоединению с тренером, но откладывать уже некуда. Слышу шаги в коридоре и гадаю, кто это, мать или батя? Через пару минут из ванной доносится раскатистое сморкание, и тут уже без вариантов, это может быть только отец. Утренняя встреча с ним это всегда лотерея, — получить пизды могу в равной степени за все. Выбираю получить пизды за то, что не ушел в крысу и стучу в дверь ванной: — Блять, дайте поссать, — ворчит дверь. — Да ссы, я пошел в зал, пока, — отвечаю я двери. Так даже лучше. Даже, можно сказать, идеально. — На выходных на даче забор переставить надо! — кричит мне дверь в ответ, вместо прощания. В голове хаосом вертятся мысли, пока иду к метро. Надо придумать быстрый способ заработать денег, и съехать уже. Онлифанс не предлагать. Смогу тогда снять комнату в ебенях, типа как у Яна, но тратить на дорогу, только в одну сторону, придется час, а то и больше. Но лучше я буду жить в клоповнике и на собаках добираться, чем проживу еще хоть сколько-то времени с батей под одной крышей. Невпопад мои мысли опять возвращаются к Яну, когда я дохожу до входа в метро, где налетел на него в первый учебный день. А какого черта он делал на моем районе? Проезжаю две станции за три трека в наушниках, под злые глухие биты, еще за два оказываюсь на земле. Обожаю метро, кто бы что ни говорил. За три дома от клуба обнаруживаю курящего Юрца. — Олег Саныч же унюхает, — пожимаю Юрцу руку, — снова будет мандеть. — Ну раз ты пришел, мне бояться нечего, — хмыкает Юра и на автомате протягивает мне помятую пачку с такими же помятыми сигами, — возьмешь огонь на себя. Вытаскиваю одну, проминая ее пальцами, пытаясь выровнять. — Ага, это на пару месяцев, — вздыхаю, но отступать не думаю. — Из-за чего пиздиловка-то была? Забыл, — в сотый раз начинает Юра. — Заебал, — в сотый раз отказываюсь я рассказывать. В клубе никто не знает из-за чего был весь сыр-бор с отчислением, все думают, что я отмудохал пацана ни за что. Мы молча курим, синхронно бычкуем окурки и идем в зал. Ворота открыты, дверь тоже, Олег Саныч закрывает ее после 8:00, когда тренировка начинается, чтобы мандеть лично на каждого опоздавшего. В холле все выглядит так же как в тот злополучный апрельский день, когда я был тут последний раз, а Олег Саныч выговаривал мне за неподобающее поведение. Что нельзя так, и я должен быть умнее. Саныч на своем привычном месте у входа в главный зал и я немного ссу. Захожу вместе с Юрцом и толпой каких-то новых школяров, но взгляд тренера сразу фокусируется на мне. Коротко киваю, он тоже. — Переосмыслил? — с порога спрашивает Саныч. — Переосмыслил, — киваю я. — Тогда переодевайся. Юрец довольно хмыкает, и мы идем в раздевалку. Меня даже как-то почти пробивает на слезу. Как я, оказывается, скучал по этому месту. В раздевалке стоит гомон, пиздюки переодеваются и громко обсуждают новую игру на плойке, перебивая друг друга. Из взрослой группы кроме нас с Юрцом еще пара человек, которые обычно ходят в другое время. Коротко жмем руки друг другу. Юра вяло рассказывает мне о своих летних приключениях — он все лето лежал на диване и иногда гонял в футбол. Я примерно так же, если не считать истории с Саньком, которая так и не выгорела. Бинты завязал хуй пойми как, но решаю, что и так сойдёт. Саныч, после разминки, совмещенной с пиздюками, которых как-то много даже для одной группы, оставляет нас отрабатывать на мешках и уходит в другой конец зала объяснять школярам прописные истины классического бокса. И надеюсь это — «Борись до конца, боль временна, триумф вечен», а не «Порхай, как бабочка, жаль, как пчела». Во второй половине тренировки Юрец вытаскивает меня на спарринг, где я сначала получаю по ебалу, по которому бить-то и нельзя, но кто нам запретит. И под занавес выбиваю запястье, что вообще не новость, когда бинты завязал не пойми как. — Ну Юрий, ну как так-то?! — разоряется Саныч, осматривая мою губу. — Да я в порядке, — отмахиваюсь я, снимая капу, — тут уже так было. — Ты железки-то свои вытащи, — тыкает в меня пальцем, — а то не презентабельно как-то. — А мне надо быть презентабельным? — переспрашиваю его, потому что, ну, а с чего бы. — Конечно, — как-то подозрительно выдает Саныч, — родители же. — Мои в курсе, я с ними живу. — Их родители, — кивает он в сторону пиздюков, которые должны в «складке» передавать мяч друг другу, но хуй забили на это и кидают его друг другу в живот. Я смотрю на него и все еще не въезжаю, в то время как Юрец, кажется, понимает больше меня. — Это слишком суровая мера, — цыкает он, — за гомофобию вы ему группу пидоров должны были выдать, а не школьников. Им в воду что-то добавляют, или что? Саныч осуждающе смотрит на Юрца, теперь уже Юрец закатывает глаза, а я все не могу понять какие родители, школьники и пидоры? — Наставничество пройдёт Марку на пользу, а с гомофобией мы как-нибудь справимся, — назидательно говорит Саныч и я начинаю что-то понимать. — Вы что мне хотите детей спихнуть? — смекаю я. Саныч кивает. — Этих? — на всякий случай я тыкаю пальцем в пацанов, которые уже херачат друг друга мячом в голову. Саныч кивает снова. — А гомофобия тут при чем? — пошли уточняющие вопросы. — Потому что, Марк, бить людей за их ориентацию, — нудит Саныч нравоучительно, — это, как минимум, не спортивно. — Я не бил никого за ориентацию. — Марк, — тренер делает драматичную паузу, — просто признай это. Ты хороший человек, и все люди совершают ошибки, даже хорошие. — Да с чего вы это взяли-то?! — взрываюсь я. — Батя твой сказал, за что, — встревает Юрец, — когда из универа позвонили, сказали, что драка была. Я просто ору в себя. Конечно, как это вынести весь сор из избы, если можно напиздеть. Батя, наверно, еще и подумал, что очень благопристойным человеком меня выставляет. За традиционные ценности, за семью. Не знаю, что там на моем лице происходит, но Саныч хлопает меня по плечу: — Буду очень рад, когда ты осознаешь все, и надеюсь, что шефство над группой тебе поможет. Можно было бы промолчать и сделать вид, что я все понял и исправлюсь, но я терпеть не могу чёртовы многоходовки. — Так, давайте проясним, — стопорю я его, — драка была, пидоры в ней фигурировали, чела я отпиздил, и я сожалею, но причина драки была не в этом. — И давай матов-то поменьше, — мой спич прошел мимо ушей Саныча, — а то с детьми ж будешь работать. — А что, прям работать? Прям за деньги? — улавливаю я интересные подробности. — Конечно, пойдем представлю тебя группе, и расписание составим. Саныч уводит меня за собой к пиздюкам, и я все еще в легком шоке. Из-за того, что батя так переиначил нашу драку, из-за того, что все поверили, хотя, конечно, с чего бы и не поверить? Из-за того, что Саныч повесил на меня детей, думая, что это мне поможет, да еще и платить за это собирается. Из зала выхожу как-будто бы избавившийся от половины заебов, хотя по факту, дел привалило — будь здоров. Олег Саныч все еще огорчен, к тому же не по делу, форму я растерял, запястье выбил, пиздюки опять-таки эти, но настроение — лучше не придумаешь. Хотя придумаешь, но для этого нужен Ян. И хлороформ. К универу подхожу впритык к началу второй пары. Яна в курилке нет, около кабинета тоже. Не нахожу его и в аудитории, но нахожу тут кудрявую. — Ты Яна не видела? — спрашиваю ее, придвигаясь ближе. — Сегодня он точно не придет, — она даже не берет паузу на поразмыслить, а выдает сразу же. — Почему? — Так одна пара же. — В смысле одна, у вас там еще сдвоенный английский, — поправляю я ее. — А не, англичанки не будет, — говорит она вполголоса, потому что заунывное вещание на кафедре уже началось, — она в семь утра закончила сторисы из вонючего бара выкладывать. Смотрю на нее, ожидая пояснительной бригады, но кудрявая молчит. — А это типа норм, такое выкладывать? — Ну она же в «лучшие друзья». — А ты у нее в лучших друзьях? — уточняю я. — Да у нее половина учеников в «лучших». Ну, Ян точно видел и не придет, это сто проц, — улыбается мне кудрявая. Ну круто, думаю я. Приехал ради одной пары не пойми чего. Злюсь немного, что можно было бы и предупредить. Или можно было тоже приехать на одну пару. На эмоциях пишу Яну: «Моим первым заданием было — на пары приходить!» «Нет, первое задание было не прогуливать, если это касается тебя, а эта хуйня, на которую ты пришел, вообще никого не касается» — Ян выбрал язык фактов, что тут сделаешь. Отсиживаю меньше половины пары, и все-таки не выдержав, выхожу из аудитории. Во-первых, хочется банально пожрать. Во-вторых, это слушать невозможно. А слушать на пустой желудок — прям совсем невыносимо. Досиживаю лекцию уже в столовке, хорошо, что отмечают в начале пары. Чтобы не вызывать лишних вопросов, пишу кудрявой с просьбой забрать мои вещи из кабинета, когда пара закончится. И отправляю Яну кружочек из столовки. «Жрать хочу, пиздец». Воспринимаю это, как сигнал к действию и прошу на раздаче еду с собой в пластиковых контейнерах. Выбор в этой столовке так себе, поэтому выбираю то, что Ян брал нам в прошлый раз. Звенит спасительный для моих однокурсников звонок с пары, и через несколько минут я воссоединяюсь с вещами и с кудрявой. Она представлялась, но я забыл. Наташа-Настя-Надя? Она не спешит уйти по своим делам, пытаясь со мной в смолтоки, но не на того напала. Ей надоедает мое неразговорчивое общество, и я иду на метро. До поезда меньше минуты и только тогда понимаю, что вообще не предупреждал Яна, что собираюсь приехать. «Привезти тебе пожрать?» — все-таки пишу. Ответ прилетает отрицательный. «Я ради приличия спросил, я уже еду». Ян ничего не отвечает, но сообщения прочитаны. Через час, снова прокатившись со всеми пересадками, дверь квартиры. Мне открывает эльф в шелковом халате и я понимаю, что, видимо, это Гера. Гера высокий, худой и выглядит как ребенок Принца Кель’таса и Трандуила, не меньше. Я рядом с ним, хорошо, если гном. И этот факт, а также то, что это эльфийское дитя живет с Яном, меня нехило так огорчает. — А с тобой-то что случилось? — спрашивает меня эльф, завязывая халат. То ли он о моем лице, то ли о выражении на нем. — Ян где? — не хочу грубить, но получается, как получается. — Гуляет, — отвечает эльфийский чел. — Гуляет? — не врубаюсь я. Он что ребенок семи лет или пёс? — Зайдёшь? Я мнусь на пороге, когда он проходит внутрь квартиры, оставляя меня самому выбирать, что делать. Сидеть с ним нет никакого желания. — А Поля дома? — интересуюсь у Геры, который вертится у кухонного стола и готовит что-то очень зеленое и эльфийское, напоминающее Полину кухню. Они тут оба припизднутые, думаю я. Гера отвечает отрицательно, и я сливаюсь: — А ты не знаешь, Ян скоро? — Да уже должен был придти. — Я тогда на улице подожду, — выдыхаю я, — только пакет унеси, плиз, на кухню. Вручаю ему еду и исчезаю в коридоре. Располагаюсь на детской качели через дорогу от подъезда и докуриваю вторую, когда на горизонте появляется Ян. Он, приметив меня, невозмутимо садится на соседнюю качель, ссутулившись, и медленно покачивается, отталкиваясь своими длинными ногами. Протягивает руку, и я достаю ему свою пачку, откуда он вытягивает сигарету и тут же подкуривает. — Заебался, — выдыхает Ян вместе с дымом. — Гулять? Он, запрокинув голову вверх, смотрит куда-то на кроны деревьев, а я на его кадык и скулы, о которые можно порезаться. Он смотрит куда-то вверх, на листья, которые уже стали желтыми и падают под ноги, а я — на него. Смотрю на грудь, плечи, руки, которыми он держится за облупленные цепи качели. На рукава цветастого бомбера с карпами, на узкие застиранные и подранные черные джинсы. На пятно от кофе на белой футболке под бомбером. — Ну, — прикрывает он глаза, — Жора сегодня пытался выебать Кокоса всю дорогу, а у Миши понос. Непонимающе смотрю на него, я вообще сегодня плохо понимаю, что говорят люди. — Собаки мои, — как-будто бы объясняет он. — Какие собаки? — Которых я выгуливаю, — бычкует он сигарету о сидушку своей качели, — Гера дома, да? Пойдем, пожрем, а то сдохну. Хотя от Гериной этой хелси пищи толку мало. Ян рывком встает с качели, после того как я опасно пошатываюсь, запинаясь об какой-то корень. Ловит меня за локоть, когда пытаюсь искупаться в грязной луже и возвращает в вертикальное положение. Руку не убирает, плотно обхватив повыше локтя. Кровь резко устремляется к щекам, а сердце разгоняется. Вот так сразу, от одного только прикосновения? Перехватываю его руку своей, совершенно забив на то, что выбил запястье на тренировке. Просто хочу, чтобы он не отпускал. — Ты в порядке? — Ага, голова закружилась, — вру я, — сегодня в зале был, прикинь, мне дали группу пиздюков тренить. Выпаливаю все, как на духу. — Не дурно, — хмыкает Ян и подталкивает меня по направлению к своему подъезду. Чувствую, что от Яна реально пахнет собаками. Дверь нам снова открывает Гера, но сразу же скрывается в своей комнате. — Он с випассаны вернулся вчера, — тянет Ян, и потом помолчав добавляет, — это… — Я знаю, что такое випассана, — перебиваю я его, — у меня есть сестра и она на живописи учится. Ян хмыкает, разувается и идет на кухню. — Так вот, он там влюбился, взаимно причем, и сегодня поехал к своей пассии домой. — Как можно влюбиться на випассане, — снова перебиваю я Яна, — там же молчат. — Ага, скажи, прикол, — взгляд Яна заинтересовано останавливается на контейнерах с едой. — Из столовки, — поясняю я, — и что там с пассией? — Ну, пришел к ней, а у нее мужик дома живет, оказывается, — он разворачивает контейнеры, — ну или она у него. Короче, теперь он хочет на ретрит, чтобы это пережить. — Одухотворенные эти, никогда не пойму, — фыркаю я, и Ян угукает в ответ. Он ставит еду в микроволновку и наливает из только что вскипевшего чайника кипяток в большую кружку. Когда через тридцать секунд микроволновка противно пиликает мы срываемся с места одновременно, я снова запинаюсь на ровном месте и лечу на Яна, и вот уже весь чай не в кружке, а на штанах парня. Он шипит и одной рукой пытается стянуть с себя джинсы, а другой поставить кружку на стол, но все никак не находит дно и кружка летит на пол. Я дёргаю его штаны вниз, помогая ему, и картину, которую видит Гера, вышедший на крики, ему уже не развидеть. Ян все еще шипит, но уже без штанов. — Больно? — Да вроде нет, — приходит в себя Ян. Ян в трусах и под взглядом Геры перекладывает еду из контейнера в тарелку, протягивает ее мне и велит идти в комнату. Через пару минут появляется следом с двумя чашками чая и мокрыми джинсами. Мы традиционно включаем подкаст про маньяков, удобно устроившись на полу. Ян говорит, что его это расслабляет, мне вообще поебать, что смотреть. — На выходные батя хочет меня на дачу забрать, — зачем-то рассказываю я, — забор переставить. — Могу с тобой поехать, — отзывается Ян. Это фаталити, думаю я и отрицательно машу головой. Батю точно инфаркт бы хватил. — Не, думаю как слиться. — Что там, как в унике? — меняет тему Ян. — Кудрявая ко мне подсела, еле отвязался, — вздыхаю, — пизда, какая приставучая. — Не в твоём вкусе? — хитро щурится Ян, и я подозреваю неладное, но киваю. — А кто в твоём? — не отстает он. — Ой, иди нахуй, — прячу лицо за кружкой, потому что оно вот-вот начнёт пылать. — Ты че стесняешься? — Ян расплывается в гадкой улыбке, — окей, мое задание на сегодня — расскажи о самом худшем и лучшем сексе. Видимо, мое лицо приобретает нездоровый оттенок и Ян улыбается сильнее, потягиваясь, как кот. — Ладно, о поцелуе-то ты можешь? Отлично, блять. Ну хоть это у меня было. Как раз, именно два. Какой из них был худший — еще непонятно. Ян смотрит на меня выжидающе и я понимаю, что это малая кровь, которой я могу отделаться. — Худший был в прошлом универе, девушка не оценила мои подкаты, ее батя оказался важным челом, и меня отчислили после этого, — вру я про отсутствие хуя у моих партнеров, — лучший был недавно, девушка очень мне нравилась, но после того как я ее поцеловал, Саша сказала, что у нее есть мужик и она не будет с ним расставаться. — И это ты называешь лучший? — изгибает бровь Ян и тянется ближе. Я вижу как пульсирует венка на его шее, — может тебе устроить лучший? Сказать, что я в ахуе, ничего не сказать. Это подкат, это точно подкат. Меня, кажется, разбил паралич, и я не могу сдвинуться с места или сказать хоть что-нибудь. Это идеальный момент, но я его проебываю. Когда я наконец-то отмираю, то пытаюсь перевести все в шутку и вообще слиться с темы. — Сам разберусь, — по ощущениям я весь пунцовый, — а ты регайся в Тиндере и ставь поиск на парней. Ян только хмыкает и достает мобилу. — Что значит «регайся», у меня есть аккаунт, — он снимает телефон с блока, — сейчас на пацанов поставлю. Это все? Я пытаюсь разглядеть фотку в его профиле и с удивлением обнаруживаю, что там нормальное селфи и весьма узнаваемое. Никаких обрезанных, смазанных фоток или или фотки пресса, хотя Ян, определенно, бы мог. — Сегодня скидываешь на все мэтчи дикпик, — продолжаю я. — Без проблем, — соглашается он, — это все? Киваю утвердительно. — Проверишь? — подмигивает он мне. То ли у Яна сегодня игривое настроение, то ли я надумываю себе лишнего. — Верю тебе на слово. Давай уже досмотрим эту серию и я домой поеду, мне еще от забора на даче мазаться. Ян соглашается и, отодвинув тарелки, удобно устраивается головой на подушке возле моих коленей. Он все так же в трусах и футболке, и его это нисколько не смущает, как и весь разговор до этого. Через час я завязываю шнурки, жму руку пацану и спускаюсь во двор. На улице темно и прохладно, и я возвращаюсь на качели, на которых Ян меня нашел несколько часов назад. Подкуриваю и тоже открываю Тиндер. По профилю понять, что это я — невозможно. Я так ни разу ни с кем не замэтчился, у меня исключительно Тиндер вуайериста. Добрых пять минут свайпаю всех влево, и когда наконец-то долистываю до Яна первый раз в истории своего аккаунта свайпаю вправо. Затягиваюсь последний раз и убираю телефон в карман. У меня впереди долгая дорога с пересадками и разговор с батей. Еще через час дверь мне открывает сестра, батя тут же материализуется за ее спиной: — Ты долго еще будешь приходить ночью? Чтоб в пятницу пришел сразу после занятий, поедем на дачу, — напоминает он. Я захожу с козырей: — Мне Саныч группу школьников отдал, я теперь типа тренирую их, — разуваюсь, стараясь не смотреть на отца, — у нас в субботу занятия. — Что прям тренируешь? — недоверчиво переспрашивает отец, — за какие такие заслуги? — Сказал, что это пойдёт мне на пользу, — перевожу взгляд на отца и вроде бы улавливаю какое-то удовлетворение в его глазах, или может быть даже гордость. — Смотри, не проебись, — важные слова поддержки у нас в семье звучат как-то так. На часах почти полночь, отказываюсь от ужина и от просмотра фильма с Милой, ведь у меня есть просмотры поважнее. Оставшись наконец-то один открываю приложение и радуюсь, что Ян, как обычный мужик, свайпает всех вправо, ну или мой ноунейм аккаунт ему действительно понравился. Трясущимися руками нажимаю на значок чата. Переписка, как я и сказал ему, начинается с фотки члена. Нахожу, что дикпик Ян сделал весьма профессионально, на фоне никакого мусора в комнате и судя по манику на фото действительно он. Мой член на это отзывается весьма однозначно. Вспоминаю, как Ян предложил мне новые воспоминания о лучшем поцелуе. Его кадык, когда мы сидели во дворе. Сильную руку, сжимающую мою. Понимаю, что единственное, что я сейчас могу сделать — это подрочить. «Ты всем с порога шлешь свой хер?» — пишу в приложении. «Ты попал в нужный день, малыш» — отвечает мне Ян. Малыш? Это что за экспромт? Об этом я не просил. Ян так всем отвечает сегодня? Или вообще всегда? Сворачиваю приложение, не в силах сконцентрироваться. Меня разрывает от сегодняшнего дня, от Яна, от его подкатов, а это точно могли быть только подкаты, от фотки, от этого «малыш». Сжимаю член, потому что, кажется, это единственное, что мне сейчас поможет. Это, и закончить уже этот долгий, долгий день. Провожу раскрытой ладонью по стояку сквозь два слоя ткани и ловлю дрожь во всем теле. Ловлю дрожь и вспоминаю Яна, совсем рядом, когда он предлагает подарить мне этот треклятый лучший поцелуй. Я бы свихнулся прям там, может быть и нужно было это сделать, сделать это и выложить все карты. Сделать это и посмотреть что будет. Что еще может быть? Я уже пиздился после поцелуя, получал отказ после поцелуя, что еще такого ужасного может случиться? Телефон вибрирует новым входящим: «Предпочитаешь актив или пассив?» Меня кроет от того, что этот мудак клеит какого-то ноунейма, хоть этот ноунейм и есть я. Отвечать ему и дрочить сложно, но зато разговаривать с Яном инкогнито очень просто, хотя меня и всего потряхивает. Признаваться в отсутствии секса сейчас не хочется, поэтому молчу, как мудак. Приспускаю наконец свои треники и провожу ладонью по члену. «Кто в твоем вкусе?» — прилетает от Яна. Ты. Ты в моем вкусе, хочется ответить мне. Правая рука на члене, левой набираю ему сообщение, что ужасно неудобно, но я не могу перестать это делать. Не могу перестать отвечать на его сообщения. Хер уже каменный и яйца ноют. «Спортивные парни под метр девяносто» — все-таки набираю я негнущимися пальцами. «Как думаешь, дашь мне?» — сообщения от Яна становятся все быстрее, как будто бы он свернул все остальные окна, в которые ранее кинул дикпиком. Отвечаю положительно, и Ян как-будто бы становится дофига понимающим, что со мной происходит, точнее, что происходит с ноунеймом с аватаркой смазанного пресса и сообщения начинают сыпаться одни за другим: «Когда я тебя трахну, а я сделаю это так, что ты кончишь не один раз» «Я буду сверху, буду целовать тебя и оставлять отметины по всему телу, помечу тебя всего» Осторожно кладу телефон перед собой на стол, чтобы читать то, что пишет этот ненормальный. И начинаю медленно водить кулаком по стояку. Сейчас я очень хочу того, о чем говорит Ян. «Кусать тебя, лениво и долго, чтобы ты шипел и стонал подо мной. Давить всем весом и не останавливаться» Я выгибаюсь, и кажется, кончу еще до того, как Ян перейдет к главному. Дышу поскуливая, представляя все это слишком живо, для человека, который никогда не трахался, и в жизни которого было всего два стремных поцелуя. Представляю все это и кончаю, еще до того как Ян в своем монологе перешел к главному. Считаю, что скрывать что-то сейчас глупо и, отдышавшись, пишу ему, что кончил. «Умница» — кидает Ян. «Надеюсь, когда мы увидимся, меня трахнешь ты» — следом. Да, теперь я точно уверен, что Ян не брезгует чужими членами. Но блять. А если это только в переписке? Если это только на уровне шуток с поцелуями с незнакомыми чуваками на слабо? Что, если это только с незнакомцами на одну ночь? Что, если Ян узнает, что ноунейм, который дрочил на его, прости господи, сообщения — это я. Я, который, вроде как его однокурсник, а не рандомный чел из чата.