Швы

Крепко проспать всю ночь, без тягучих, ватных полуснов и проснуться по будильнику в восемь утра — это что-то на спокойном. Странно даже, что это случилось со мной. Как-будто бы я разучился спать, а теперь снова умею. Ян лежит рядом и на будильник никак не реагирует. Лежит рядом, одной рукой обнимая меня поперек талии, прижимаясь широкой грудью к моей спине. Лежать бы еще и наслаждаться случайной близостью, но я аккуратно освобождаюсь из его объятий, хотя делать этого совсем не хочу, но будильник с другой стороны матраса орет заводской нервирующей мелодией. Выбираюсь из-под Яна, а он только переворачивается на живот, подтягивая к себе подушку. Одеяло сбилось, позволяя мне вдоволь насмотреться на крепкие ноги парня. Картинка шикарная. Ян уже не первый раз обнимает или прижимается ко мне во сне. Первый раз это было как гром среди ясного неба, а сегодня уже, как будто, так и должно быть. От Яна несет сигаретами, подозреваю, что он недавно вставал курить, а я от этого даже не проснулся. Отключаю наконец-то будильник и толкаю Яна в бок, на что ему максимально поебать. Не реагирует и на более ощутимые тычки, только зарывается носом между подушкой и матрасом. Жрать хочется неимоверно. Вчера я забил на ужин, решив, что это проблемы Марка из будущего, но теперь это уже проблемы сегодняшнего Марка. И курить. Как же хочется курить. От Яна несет так, что я не могу думать ни о чем другом, без утренней дозы никотина. — Ян, вставай, — тормошу я его за плечо, не понимая, как можно после всех этих пыток не проснуться. — Отъебись, — ворчит сонно, еле выговаривая согласные, но я с легкостью угадываю обсценную лексику. Да без проблем. Смахиваю со стола пачку, зажигалку и иду в кухню, надеясь разом закрыть оба дела. И покурить, и пожрать. Костяшки пальцев предательски ноют, но я не обращаю на это особого внимания, греша на тренировки. Грешу до тех пор пока не оказываюсь на кухне, где света чуть больше, чем в спальне. При детальном рассмотрении ладоней вижу маленькие светлые чешуйки кожи собирающиеся в круги на моих кистях. Ну что же, раз я сегодня выспался, то видимо, организм решил подъебать меня по-другому. После первой затяжки нагло обшариваю чужой холодильник. Гость я так себе. Стою в семь утра в трусах и футболке с зажженной сигаретой посреди кухни у открытого холодильника и думаю, что хозяевам этого дома меньше всего было бы жалко. Решаю, что консервированного тунца. К тунцу в восемь утра прекрасно подойдут макароны и я ставлю на газовую плиту воду, которая успевает вскипеть, пока я курю вторую. Насыпаю макарон сначала только на одного, потом решаю, что Ян может тоже проснется голодным, а я все-таки имею твердое желание его разбудить, и вываливаю в кастрюлю еще столько же. Не справляюсь с управлением и в кастрюле оказывается почти все, что было в пачке. Ну ладно, на вечер еще останется. Наспех умываюсь, уже не шарахаясь от своего отражения, потому что оно все больше становится похоже на человека, и иду будить Яна. Будить Яна — занятие не из легких. Минут через пять разнообразных ухищрений я уже думаю, что это жесткий троллинг. Ну нельзя так долго не просыпаться. Не просыпаться после громких уговоров, музыки, будильника, толчков в бока и щекотки. В итоге я добиваюсь только того, что Ян снова забрасывает на меня свою руку и притягивает к себе. Утыкается носом мне в шею, опаляя кожу своим дыханием. Отличный способ справиться с раздражителем. Я больше не пытаюсь его разбудить, да я вообще боюсь пошевелиться! Рукой Ян забирается мне под футболку, устраивая шершавую ладонь ниже пупка и теперь я даже дышать боюсь. Я просто полежу так пять минуточек, перед позорной дрочкой в чужом душе — торгуюсь я с совестью. Ян ворочается во сне, скользит ладонью по моему бедру. Дыхание сбивается, и теперь я уже молюсь, чтобы он не проснулся. Чтобы подлез рукой ниже, оттянул резинку трусов и прикоснулся к моему члену. Я больше не могу мучить себя. Сжимаю челюсти, думая на сколько я конченый, если решу дрочить рядом с Яном. Нет, еще не настолько. Снова выныриваю из его хватки и пробираюсь в ванную. Ничего сверхординарного: включаю воду в душе, в предвкушении прикрывая глаза и упираясь одной ладонью в стену напротив. Позорная дрочка и я снова пытаюсь разбудить Яна. Только уже с горящими щеками и покрасневшими кончиками ушей. Он не оставил мне выбора. — Ян, ну вставай, заебал, мы уже опаздываем, я там макароны сварил на завтрак, — пытаюсь я с ним разговаривать, — блять, макароны! В следующую секунду я уже около плиты смотрю на одну большую сущность из макарон размером с кастрюлю. — Че так орать? — за моей спиной материализуется Ян. Ну надо же. — Я забыл про макароны, — снимаю я кастрюлю с огня. Ян придирчиво осматривает этот кулинарный шедевр, потом переводит взгляд на мои голые ноги. Чувствую, что пялится на задницу, когда я отворачиваюсь и пытаюсь разломать макаронного монстра в кастрюле. — Ну хули теперь, знаешь, в психушке все до такой консистенции варят, — пожимает плечами парень, — поставь чайник, я умоюсь и позавтракаем. — Я даже представить боюсь, откуда ты это знаешь, — кидаю ему вслед, но чайник ставлю. Макароны — не вариант. Поэтому мой завтрак состоит из тунца и, кажется, позавчерашнего хлеба. Ян возвращается на кухню и накладывает себе полную тарелку макаронного месива. Я наблюдаю за ним завороженно, потому что уверен, что это нельзя есть. Но Ян ест. Двигаю банку с рыбными консервами на середину стола, надеясь, что это скрасит завтрак. — На пары идёшь? — вопрос, на который заранее знаю ответ. — Не, — Ян морщится, и хоть бы от мыслей про пары, а не от макарон, — вечером приедешь? — Не, — отбиваю ему, — чтобы меня не выгнали, мне надо хотя бы изредка ночевать дома. — Выгонят, будешь спать в проходной, — говорит негромко, с хрипотцой. Следом ловлю красивый оскал. Он смотрит на меня еще пару мгновений и отворачивается. От всего этого веет каким-то осторожным оптимизмом. Ян, убрав тарелки, возвращается обратно за стол, предварительно насыпав в две кружки растворимого кофе и залив эту байду кипятком. С сожалением смотрю на кофемашину, которую он игнорирует. Одну кружку протягивает мне, придвигает поближе пепельницу, и я залипаю то на курящем парне напротив, то на мемах в ТГ. Когда уже собираюсь разрушить нашу утреннюю идиллию и уйти собираться на пары, телефон вибрирует новым сообщением. Сообщение от Саши. Он пишет, что завтра возвращается и я невольно улыбаюсь. — Что лыбишься? Неужели я настолько палюсь? — Друг завтра приезжает, надо встретить. — Что за друг? С прошлого универа? — допытывается Ян, как-будто бы ему не все равно. — Не, с универа сестры. День пролетает мгновенного. Пары, тренировка с Юрцом и Санычем, который заставляет нас возненавидеть табату еще сильнее, тренировка пиздюков. Не думал, что внезапно в моей жизни появится столько движа. Но Саныч говорит, что гордится мной, а пиздюки не доставляют хлопот, которых я от них ожидал. — На соревнования поедешь в ноябре? — спрашивает тренер, когда я сижу в раздевалке, гипнотизируя ручку ящика, пытаясь прийти в себя. — Да какие мне соревнования? — Пора во взрослой категории уже мастера сделать, а то засиделся, — хлопает меня по плечу Саныч, — записываю тебя, в общем, на турнир области и первенство. — Записывайте, — даю добро, хотя по факту моего мнения и не спрашивал никто. Выйдя из зала, единственное, о чем я мечтаю, это чтобы дома была еда. Желательно, приготовленная мамой и чтобы не было бати. Ну ладно, он может находиться дома, но спать. Ну или хотя бы быть трезвым. Мысли материальны, и дома реально пахнет котлетами, а не перегаром. — Мы ужинать садимся! — суетит мама на кухне, — мой руки и садись тоже! Я покорно иду в ванну, заглядывая по пути в зал. Кажется, что дома только мы. — Отец тут? — все-таки уточняю я, заходя в кухню. Мила достает тарелки с полки над раковиной и глядя на меня добавляет третью вилку. — До понедельника на даче, сказал, останется, — вздыхает мама, но как-то не сказать, чтобы печально. — А ты? Поедешь? — автоматически чешу ладони после холодной воды. Это не останется незамеченным мамой: — Это все от стресса! — Ага, и от чипсов и компухтера, — заканчиваю я. — Ты меня за дурочку-то не держи, — фыркает мать, — бросил бы курить, снял бы все эти пирсинги свои! Ну красивый же мальчик! Портишь себя! — А сломанный на боксе нос и выбитые суставы меня не портят да, мам? — я накладываю себе полную тарелку домашней еды на которую Мила смотрит завистливым взглядом, себе накладывая вполовину меньше и заменяя пюре грустным салатом. — Ну вот девочки же на тебя так и вешаются! Ну вот что тебе неймется-то! — Ты думаешь это так работает? — цыкаю я, — типа если бы мне нравились девушки, я бы, по-твоему, к пацанам лез? Мам, если бы мне хоть чуть-чуть нравились девушки, я б к пацанам вообще не подходил! — Да, тут уж без вариантов, типаж у нас с ним одинаковый, — наконец-то подает голос сестра не сдержав усмешки. — Ну вот что ж это такое-то! Как вы вообще можете шутить-то, — причитает, но у самой уголок губ дергается вверх. А кто шутит-то, думаю я. Вкусно безумно, особенно, после сегодняшнего утра с макаронной субстанцией. — Вы посуду помойте, — мама первая встает из-за стола, — и Марк, в ванной, в среднем ящике, крем есть, от рук хорошо помогал тебе раньше, не запускай, пожалуйста. На ее языке, это «я люблю тебя». — Я тоже тебя люблю, мам, — улыбаюсь я. Без бати мы выглядим даже как нормальная семья. Когда мама скрывается в своей спальне, Мила решает устроить мне допрос: — Ты ночуешь у парня с футбола? — подцепляет она кусок моей котлеты, пока я решаю, сколько процентов правды выкатить. — Угу, но ничего такого. — Ага, вообще ничего, — зевает она, — Сашку завтра встречаешь? — Встречаю, и там тоже вообще ничего, — собираю посуду со стола, забирая у сестры практически пустую тарелку, в которой она еще надеется что-то найти, — ложись иди, я помою. Мила кивает, оставляя меня наедине со своими мыслями. Убираю остатки еды в холодильник, оттягивая момент подготовки к завтрашним парам. Нужно прочитать хотя бы пару глав, но вместо этого гнию в соцсетях. От созерцания бессмысленных фоток незнакомых и едва знакомых мне людей меня отвлекает сообщение от Яна. Открываю переписку и дыхание тут же сбивается. Я, блять, уверен, что это фото было выбрано из ста других, потому что это не может быть случайным кадром. Этот ракурс сверху, поднятая двумя пальцами объемная футболка именно так, чтобы оголить грудь, косые и идеальный пресс. Это, блять, высчитанная и идеально замаскированная под случайную, постановочная фотография. «Нравится?» — прилетает следом. Что мне нужно ответить? Да, мне пиздецки нравится? Так нравится, что я буду дрочить на это фото еще долго? Ах да, я, кстати, уже дрочил на тебя пару раз. Так мне нужно ответить? Беру со стола пачку сигарет, прикуривая одну и глубоко затягиваюсь, но это меня не успокаивает. Пальцы машинально находят уязвимую кожу на кистях. Медленно выдыхаю густой дым и боязливо набираю ответ, зажав сижку в зубах. Не успеваю его отправить, потому что от Яна приходит еще одно сообщение: «Больно было пизда» И только тогда я понимаю, что этот ебалай все-таки проколол сосок. Что это не фотка голого живота, а блять фотка свежего пирсинга, на который я даже не обратил внимая, потому что он выглядит настолько идеально и органично, как будто бы был там всегда. Думаю, что ебалай все-таки я. Набираю Яну и ставлю на громкую. В учебу сегодня точно не получится. Удобно устраиваюсь на диване, когда Ян наконец-то поднимает. — Как ощущения? — Меня только одно сейчас волнует, как теперь спать? — Я думал, что ты скажешь, как трахаться или что-то такое. — А ты думаешь о том, как я трахаюсь? Я закрываю глаза и ощущается, будто Ян говорит мне это, лежа совсем рядом. — Блять, Ян. Как же ты меня заебал своими гейскими шутками! Ян хмыкает, и я молюсь, чтобы это означало «это не шутки». — Идешь на пары завтра? — вопрос, ответ на который я снова знаю.