Швы

На пары Ян не приходит. Ну, как и обещал. Сегодняшний день всю душу из меня вынул уже к обеду. Ну то есть к тому времени, когда у людей случается обед. Я в это время смог только перехватить сомнительный сэндвич из столовки. Сэндвич — это, конечно, тоже громко сказано, он больше был похож на обветренный бутерброд из буфета Театра Юного Зрителя, куда меня водила мама на «Собачье сердце» в детстве. Нехватку времени сегодня даже не компенсировала тревожка, разбудившая меня в шесть утра. Розовые бляшки на кистях стали более заметны, зато желтизна под глазами — менее. Хоть какой-то баланс в моей жизни, думаю я и включаю «Precious» в наушниках, направляясь к метро. Как круто было бы сейчас выловить в серой толпе спину с карпами, но сегодня Ян не ждёт меня у метро и не выгуливает собак в моем районе, хотя в собак я не до конца верю. Скорее у него здесь была тусовка или девушка. Саша приезжает вечером, а утром у меня вторая в жизни тренировка у школьников. Чтобы все это успеть, на свою тренировку я иду к восьми утра. Метро, зал, пиздюки, метро, универ. На самом скучном моменте лекции я не выдерживаю и пишу Яну, жалуясь, что он оставил меня одного. «Сам виноват, я в бассейн поехал» — отвечают мне бесчувственные буквенные пиксели. «Какой еще бассейн?» «Олимпийский» — отвечает Ян, и я думаю, какой ты, нахуй, конкретный. И тупой. «Со свежим проколом?» Потом я около пяти минут наблюдаю как Ян «набирает сообщение», потом «выбирает стикер» и так несколько раз по кругу. В итоге он присылает мне лаконичное: «Поехал домой пригоняй вечером новый подкаст вышел». Ну как тут отказать? Утром от Саши снова приходит сообщение. Я думал, там будет что-то банально Саньковское, типа «не надо меня встречать», но там было: «купи что-нибудь от укусов насекомых». А я говорил, что надо спать на улице. Лучше холод, чем клопы. На счастье Сани, в это время рядом крутится Мила, а старшая сестра — это почти всегда лучший советчик. Еще чуть-чуть и я буду готов спрашивать у нее совета об отношениях. — Что купить от клопов? — Спроси в аптеке, — Мила даже не оборачивается на меня, залипая в телефоне. — Так и спросить? От клопов? — Ты как маленький! — Фыркает она, — да, так и спроси, и возьми от аллергии еще. Я хмыкаю, думаю, что проверку клопами Мила не прошла. Так и вижу, как она отправляет меня на женский форум, читать советы об отношениях. Теперь, после дня в зале и унике с одним бутером в желудке, я не очень бодр. Зато ощущения такие, как будто бы, наконец-то живой. Но может быть, это уже от голода, конечно. Еще и поезд Санька, как на зло, опаздывает. А я с детства ненавижу ждать. Взять даже блядского Диму. Это я сотворил хуйню, конечно. Просто в тот момент, когда я разбивал Димино лицо, это мне в голову ещё не пришло. Но если бы я подождал и подумал на несколько минут дольше, я бы точно сообразил. Но я не подождал, потому что я с детства ненавижу ждать. Рассматриваю когда-то цветастую, но сейчас уже выцветшую вывеску на ларьке с фастфудом, пока жду опаздывающий поезд. Ларёк тоже рассматриваю, он такой, с башенками. «Капром», — сказала бы Мила. «Уродство», — сказал бы Саша. И когда я только понахватался? Мысли хаотичны, и после внешнего убранства ларечка я думаю о его содержании. Рискнуть, что ли, беляшом на вокзале? Но меня спасает приехавший поезд, и в толпе дачников и девочек с этюдниками, взглядом вылавливаю худую черную фигуру Санька, который этюдником так и не обзавелся. Мы с ним сегодня снова тотал блэк. Рад видеть его безумно. Подхожу ближе, забирая одну из сумок, она легкая, но громоздкая из-за картонок в ней. У Сани сгорел нос и без своих вьющихся волос он выглядит непривычно. Протягивает мне освободившуюся руку, сильно сжимая. — Что с лицом? — вместо приветствия. Хочется вывалить все события последних двух недель, но к нам подскакивает Аня, стискивая меня в объятиях. — Скажи, что ты купил мне что-нибудь от укусов! — она протягивает руку в требовательном жесте. — Привет, я тоже рад вас видеть, — отдаю ей пакет, а Саня пихает меня плечом, намекая обогнать еле движущуюся толпу. Видимо, неймется ему закончить разговор со своим челом и он не хочет терять ни секунды. Мы протискиваемся сквозь толпу, периодически Саша с кем-то прощается, кто-то его обнимает. — Ну что, не умерла там еще ваша живопись в деревнях? — Живопись не умрет — она сама кого хочешь убьёт! — Как-то со вздохом и автоматически отвечает Санек, как будто они это там заучивали. Саня сыпет вопросами про мое лицо. Вкратце рассказываю, обещая на выходных обязательно встретиться и нормально поговорить. С одной стороны, меня распирает от того, как хочется рассказать о Яне, но что-то тревожное внутри сидит и не дает сказать лишнего. — Тебе куда? — спрашиваю парня, когда мы спускаемся под землю. — Пересадка на оранжевую, а тебе? — сверяется он с картой метро в телефоне. — До конца, — вздыхаю, вспоминая дорогу, — потом, блять, еще на автобусе пиздовать. Саша поднимает бровь от моей матерной экспрессии, но сегодняшний день меня знатно выебал, как и все почти ежедневные поездки в Яновы ебеня. — Мы же Петербуржцы, нахуй блять, — добавляю я культуры. — Я вообще-то, нет. — Теперь уже да, ты там монастыри ездил писать, ты вообще уже коренной, считай. Когда заходим в вагон, Санька, разве что, не трясет. — Нервничаешь? — вскидываю бровь, — что, думаешь, он к тебе приехал и хату снял какую-то, чтобы бросить, что ли? — Вот ты вслух сказал и теперь по-тупому звучит, — растягивая слова, говорит он, — не знаю я, все сложно и непонятно. Саня меня даже обнимает, когда прощаемся на пересадочной. — Напиши сразу, как там что, — прошу его на прощание. Из метро выхожу в дождь. Мне не нравится. Снова думаю о том, что мы же в Петербурге, чего я еще ждал? Поднимаясь на эскалаторе две минуты назад, моей мечтой было сожрать хотя бы шаверму у метро. Но не под дождем же. Запрыгиваю в полупустой автобус, в пятницу вечером никто не едет в Яновы ебеня, все остаются тусить в центре. Это неожиданный плюс, потому что я могу занять сиденье и даже написать Яну: «Закажем пиццу?» «Сырный бортик?» — отвечает мне вопросом на вопрос. «Идеально» Отправляю ему еще всратого кота вдогонку. Дождь не заканчивается даже тогда, когда я выхожу из автика. Так что до Яна дохожу уже мокрым насквозь. Дверь мне открывает недовольная Поля, но при виде меня меняется в лице: — Ты замерз? — Сразу начинает она суетить вокруг, — дать полотенце? Машу рукой в неопределенном жесте, который одинаково можно трактовать как согласие, отказ и «сделаю все сам». Снимаю мокрую толстовку и кроссы, которые хоть выжимай. Со штанов капает так, что их тоже хочется снять прямо на пороге, но боюсь, Поля не оценит. Краем глаза замечаю заправленную (для меня?) постель в проходной комнате, и неконтролируемо расстраиваюсь. Может удастся заснуть у Яна, не будет же он меня выгонять? Оставляю в покое джинсы состоящие из дождя и противно прилипающие ко мне, и стучусь к Яну, который увидев меня снимает наушники и ставит в телефоне что-то на паузу. — Ты пешком шел, что ли? — Нет, но там конкретно апокалипсис, — отвечаю ему, все-таки стягивая штаны, — пизда какая-то, есть что-нибудь сухое? — Сейчас, — Ян достает из шкафа шорты, в которых я спал в первую ночь, растянутую футболку с диплодоками и зачем-то полинявший розовый худак, — в душ пойдешь? — Не, жрать хочу, далеко там еда? Ян снова залипает в телефон, и я разглядываю его четкий профиль со вздернутым носом. — Как будто бы уже близко, — пожимает он плечами, — чай? Отказываюсь, и в итоге сижу с мокрой и холодной головой и стаканом ледяной колы в руке. Хорошо хоть, пицца, которую через несколько минут привозит курьер — горячая. Когда я смотрю на это произведение хлебобулочного искусства, мне кажется, что я сожру её всю и Яну не останется даже маленького кусочка, но после первого слайса понимаю, что ошибся и следующий будет и последним. Ошибаюсь снова, потому что такой желанный час назад сырный бортик сейчас меня вообще не привлекает. — Ты вообще не забыл, что у нас пари? — внезапно даже сам для себя вкидываю я. — Забудешь тут, — вздыхает Ян, косясь на свой левый сосок, который теперь вместе со штангой топорщится под тонкой футболкой. Я невольно сглатываю, слишком уж в моем воображении живо возникает флэшбэк со вчерашним фото. — Сегодня готов заменить на «правду», — сразу сдаюсь. — Сэйм, — хмыкает Ян, — есть у меня один вопрос. — Давай позже только. С усталостью валюсь на матрас Яна, который уже воспринимается как частично мой. Ян даже не ворчит из-за того, что я в кофте на его чистом постельном. Он ложится рядом, ставя ноут себе на ноги. — Что смотреть будем? — Маньяки закончились? — удивляюсь я его вопросу. — Нет, новый вышел, будешь? — Давай своего маньяка. Сначала я даже слежу за сюжетом и за ходом следствия в далеком 1937, но через двадцать минут понимаю, что меня клонит в сон. Понимаю я это, когда моя голова касается плеча Яна, который не спешит это самое плечо убирать. Вместо этого я чувствую прохладную ладонь на моей руке, она приятно холодит даже через толстовку. Ян крепко обнимает меня, и я проваливаюсь в неспокойную дрему. Слышу краем уха про детей в Свердловске, и иногда выныриваю из этого марева. Ян пахнет, не знаю, пахнет Яном. Сигаретами, немного собакой. Псиной агрессивной, смеюсь я на границе сознания. Чем-то хвойным, но не химическим, не как елочка у бати в машине, а мокрым июньским хвойным лесом, болотом и можжевельником. Просыпаюсь, вздрагивая, от обжигающе холодных губ на моем виске. Не успеваю сказать ничего, Ян меня опережает: — Ты горишь! — кладет мне ладонь на лоб, такую ледяную, что я снова вздрагиваю, — ты себя как чувствуешь? — Не убирай, — шепчу или скорее хриплю невпопад Яну в ответ, не в состоянии говорить в голос. — Блять, Марк, ты что не сказал то, что тебе захуевило?! — ворчит где-то рядом Ян, а я просто хочу, чтобы он не убирал руку. Мычу что-то в ответ, а может, это только в моих спутанных мыслях. Ян суетит вокруг, уходит, и я не могу разобрать, сколько его нет. Вздрагиваю от чего-то мокрого, но главное, очень холодного на лбу и даже теперь могу собрать мысли. — Ебучая погода, — злюсь я. — А нечего было город на болоте строить, — фыркает Ян, — страдаем теперь. Я тебе колеса принёс, пей. — Что, даже температуру мерить не будем? — Что там мерить, надо сбивать, ты пиздец горячий, — он помогает мне сесть ровно, поддерживая одной ладонью выше поясницы. — Ага, я такой. — Я, блять, никогда в этом не сомневался, но сейчас, пожалуйста, давай пей, и не отъебни тут. Ян дает мне какие-то таблетки, воду запить, стягивает худи и мокрую футболку. Надевает что-то другое, не розовое, подмечаю я. Безвольной куклой слушаюсь каждой «подними руки, опусти руки». Укрывает меня одеялом и перед тем как провалиться в сон вспоминаю: — Ты хотел меня о чем-то спросить, — говорю шепотом, — давай, отвечу честно. — Я же тебе нравлюсь? — он ложится сзади, придвигаясь вплотную. Задыхаюсь от того, что сейчас хочу сказать: — Да. — Я знаю, — Ян обнимает меня, утыкаясь холодным носом в шею. Кто бы сказал мне неделю назад, что тот быдловатый пацан с карпами на спине, откроется мне с этой стороны? Заботливой и бережной.