Швы

— Выглядишь не очень, — делится со мной своими наблюдениями Ян, когда заходит в ванную, где я сижу в одних трусах на полу душевой кабины, — в шкафчике должно быть что-то от головы. Я знаю. Я уже обшарил там все, и теперь жду эффекта. Проснувшись, с полчаса назад, с жуткой головной болью и ощущением, что мне в рот кошки нассали, я даже смог дойти до ванной, но на душ и остальное сил уже не осталось. Так и сидел здесь один в темноте, пока Яну не приспичило отлить. — Как колдырь? — переспрашиваю, растирая пальцами виски, в надежде, что это поможет. — Не, как чел после клуба, — хмыкает Ян, который, в отличии от меня, выглядит прекрасно. Он умывается, хуй положив на то, что я сижу рядом, долго чистит зубы розовой зубной щеткой, наблюдая за мной через зеркало, и, когда отправляет щетку обратно в граненый стакан на раковине, я подмечаю, что она уже вся обгрызена. Я тоже наблюдаю за ним. Как перекатываются мышцы, под тонкой футболкой на его широкой спине. — Тут сидеть будешь? — отвлекает он меня от залипания в одну точку, которая притаилась где-то между лопаток. — Надо душ, — я все-таки встаю, собравшись с силами. Он кивает и оставляет меня одного в маленькой ванной комнате с замазанным краской окошком под потолком. Надо душ. Через пару минут я уже менее несчастное и более мокрое тело, размякшее под теплой водой. Капли ударяются в спину. В тесной душевой кабине пар такой, что почти ничего не видно. Упираюсь ладонями в запотевшее стекло и пытаюсь прийти в себя. Разум еще делает вид, что спит, чтобы не начать рефлексировать. Лучше всего стоять с закрытыми глазами, чтобы быстрее адаптироваться к этому утру и новой реальности, в которой губы Яна вчера все-таки встретились с моими. Стоп-кадры вчерашнего вечера крутятся в моей глупой голове алкогольной каруселью. У нас тут Диснейленд в Освенциме на тонком льду. В пожившей душевой кабине образца нулевых висит, кроме всего прочего, например, радиоприемника и разноцветной подсветки, запотевшее зеркало, которое я обтираю предплечьем. Пацан в зеркале, почти избавился от желтизны на лице, только под глазами еще, если приглядеться, что-то можно рассмотреть. Но теперь, я гордый обладатель фиолетовых и багряных отметин на шее и ключицах. Провожу по отметинам пальцами, улыбаясь отражению в зеркале. О нет, я не забыл, что вчера было и эти засосы не освежили мои воспоминания. Просто сейчас головная боль, спасибо фармакологии, наконец-то уступила место рефлексии. Вчера, когда Ян меня поцеловал, я просто одурел. Я хотел до этого спиздануть что-то колкое, но вместо этого разрешил его языку исследовать мой рот, а его пальцам пуститься в путешествие под мою футболку. Он рывком притянул меня вплотную к себе, а мне ничего не оставалось, кроме как вцепиться одной рукой ему за ворот футболки, чтобы не потерять то ли сознание от происходящего, то ли банальное равновесие. Привстать на цыпочки, требуя углубить поцелуй. В тот миг я, кажется, пропал окончательно. В следующий миг пропал точно, когда моя рука не рассчитав амплитуды, потому что, ну кто тут вообще на что-то рассчитывает, нырнула куда-то вниз и оказалась поверх ширинки его дурацких джинсов, в которых задница Яна в клубе собрала так много взглядов. Я неконтролируемо гладил его прям поверх жесткой джинсы и чувствовал, как член Яна быстро становится твердым. Ян продолжал целовать меня, вылизывая мой рот, резко переходя на шею, как будто бы он хотел все и сразу, но не мог выбрать что-то одно, снова и снова возвращаясь к губам. Сказать по правде, я тоже не мог выбрать. Он терся о мою раскрытую ладонь, а я опустил руку ему на шею, и следом, на твердые плечи, сжимая их. Ян прижимал меня сильнее к себе и заставлял пятиться. Ноги уперлись в край матраса и он аккуратно, придерживая меня, уронил нас на пол. Я не мог сконцентрироваться, не мог подобрать не то что слов, а даже мыслей. Он жестко целовал меня в край челюсти, там точно будет засос, подумал я и сейчас, утром, знаю, что не ошибся. Он прихватил зубами мой подбородок и кусал по линии челюсти. Лизал за ухом шею, присасываясь к чувствительной коже. Помню как трогал его наглее, сжимая член поверх джинсов и чувствовал, что мне жизненно необходимо просунуть руку под ремень его штанов. У Яна, видимо, тоже появилась такая потребность, и он просунул руку под резинку моих треников и заодно и трусов. Помню как схватил его за запястье, вздрагивая. Голова кружится и гудит. Пытаюсь сформулировать все то, что хочу сказать, но слов не подбираю. Я помню все это стоп-кадрами и какой-то фоновой музыкой из клуба. Помню ощущение, как будто бы сначала у меня был разреженный воздух, а потом мне дали вдохнуть чистого кислорода. Мне срочно нужно остановиться, но, как ты это сделаешь, когда летишь на такой бешеной скорости? Судя по тому, что после этого я ничего не помню, остановиться я все-таки смог. Быстро вытираюсь чьим-то полотенцем, надеясь, что оно Яна. Когда выхожу из ванной — Ян на кухне что-то готовит. Нам бы поговорить о вчерашнем, но вместо этого он накидывает мне другое: — Собак пойдешь гулять? — Что? — причинно-следственные связи в голове Яна чаще всего остаются для меня тайной. — Собак гулять, — охуенно поясняет Ян, — я выхожу через десять минут, если идёшь — собирайся. В спальне натягиваю треники, потому что выбираю идти. На полу нахожу почти разряженный телефон с четвертью заряда батареи. Надо было поставить на зарядку перед душем, но кто же знал, что после душа будут собаки. В телеге куча непрочитанных. Раз звонков нет, то ничего важного. Когда одетый выхожу из комнаты с байкой в руках, Ян уже обувается. Он в этом девиантном бомбере с карпами, с почти бритой башкой, в черных трениках и высоких ботинках выглядит как те парни с видосов Милы, танцующие руками и эффектно падающие. — Я тебе кофе сделал, — кивком указывает на пластиковый стакан на тумбочке, — чтоб ты не помер. Одеваюсь во все самое теплое, что есть у меня в квартире Яна, и на лестничной клетке, пока Ян запирает дверь, пробую, что он там наготовил. Морщусь от приторной сладости, и уже собираясь высказать Яну все, но он меня перебивает: — Зато с похмелья сахар хорошо, быстро в себя придешь. Не собираюсь даже спорить с этим. Кажется, Ян знает о похмелье больше меня. Спускаемся по лестнице, вхолостую простояв у лифта несколько минут. Ян первый, я следом за ним, рассматривая затылок и шею, выглядывающую из воротника. Ни одного засоса. На первом этаже на дверях лифта висит листочек в клеточку, оповещающий жильцов, что у ЖЭКа и лифта технические работы. Когда выходим на улицу, Ян просит меня постоять около соседнего подъезда, пока забирает собак, и спустя пять минут появляется вместе с рыжей булочкой с огромным хвостом: — Это Миша, она спокойная, так что веди ее, я сейчас выведу Бобу, — Ян передает мне рулетку. — Почему Миша — она? — спрашиваю я, когда мы идем к соседнему дому, видимо, за Бобой. — Потому что она — Мишель. — А Боба — это он или она? — Боба — это ебанутый хась, там вообще не важно он это или она, — вздыхает Ян, открывая железную дверь падика своим ключом, — ладно, жди меня здесь. Мы с Мишей остаемся стоять у подъезда. Корга, доходящая мне до середины икры, сначала с интересом обнюхивает лавку, потом тянет в кусты рядом. — Только не сожри там ничего, — предупреждаю ее я и иду следом. Меня бесит, что мы с Яном делаем вид, что ничего не произошло и никто вчера вечером чужие члены не наглаживал. — Что это вот за хуйня, Миша? — спрашиваю я собаку, но отвечает мне, спустившийся с ошалелой собакой, Ян. — Какая хуйня? — Что это вчера было? — Как что, мы сосались, — хмыкает Ян, удобнее перехватывая поводок с Бобой, который уже мчится в неизвестность, а именно в кучу желтых листьев, под которыми может быть все что угодно, начиная от грязи, заканчивая дохлятиной. Да ладно, блять. — Пойдем, пару кругов вокруг дворов сделаем, нам после этих двоих еще надо Гадю выгулять. — А мы не можем всех вместе сразу взять? — Не, Гадя агрессивный социопат, его надо одного гулять. Через час, когда Ян возвращает Бобу и Мишу обратно, узнаю, что агрессивный социопат Гадя — это шпиц. И вот, мы уже два парня в парке, выгуливающие шпица. Отмечаю, что Гадя на деле правда оказывается агрессивным социопатом, кидающимся на любых собак, и мы ведем его в дальнюю часть парка, подальше от всего живого. Всю эту прогулку по небольшому парку на районе, думаю, как же мне уже остопиздело быть этим нерешительным нецелованным девственником и пора бы уже разобраться с Яном. А после вчерашнего вечера у меня появилась одна навязчивая идея. Когда Ян уходит с шпицом сделать пару кругов, я решаю все-таки проверить сообщения. Сестра напоминает, что сегодня мне точно нужно домой, Саня напоминает, что я обещал встретиться. Договариваюсь с Сашей на завтрашний вечер, Миле не отвечаю ничего, сам как-нибудь разберусь. Ян возвращается не только с гиперактивной собакой, но и с шавермой. Храни его господь. Гадя гипнотизирует нас по очереди и, кажется, начинает нас презирать, не получив ничего. Пёс зачетный, когда рядом нет других собак и еды, и я даже сожалею немного, когда прощаюсь с ним у подъезда. Ян быстро возвращается, я не успеваю даже докурить. — Прошла голова? — вытягивает у меня из кармана пачку. Чуть подумав киваю утвердительно. Реально прошла. — В бильярд пойдешь? — внезапно предлагает Ян, затягиваясь, и я почему-то снова киваю, хотя никакого бильярда в моих планах не было. Да как и собак, в общем-то, — только надо обратно в парк. Там в здании бывшего ДК. Действительно, Дворец Культуры встречает нас двумя темными залами со столами с зеленым сукном и диванами с лопнувшим дермантином по периметру. Ян останавливается около девушки за стойкой, чтобы оплатить стол, и спустя пару минут появляется с киями, пирамидой и разноцветными бильярдными шарами. Несмотря на воскресенье и поздний час, в залах не людно. Всего несколько компаний, кроме нас: в углу группа громко смеющихся парней и во втором зале чел в наушниках, играющий в соло. — Через полчаса все забито будет, — поясняет Ян, ставя пирамиду на стол и составляя шары, — бар открывается в шесть. Разобьешь? — Не, давай сам. В зале царит приятная полутьма, из освещения только лампы над столами. Через полчаса в зале, действительно, становится людно. Все столы вокруг нас занимают, а Ян протягивает мне кий, прерывая игру: — Тебе пиво взять? — спрашивает, и сегодня даже не возражает, когда я отрицательно качаю головой. Чувствую горячую ладонь между лопаток, когда он возвращается и подходит ко мне со спины. Кожей, через ткань байки, чувствую его жар, когда прислоняется ко мне вплотную и дышит в шею: — Поиграем? От этого «Поиграем» у меня мурашки, но он обходит меня и забирает кий из руки. — Пиво попадет в мой организм и я тебя сделаю, — подмигивает мне пацан, ставя стакан на высокий стол, сделанный из металической бочки. На соседнем столе огромное темное пятно, кто-то явно пренебрегал правилами бара. За дурацкими разговорами мы проводим несколько игр и пару часов. Я прекрасно понимаю, что родители уже вернулись, и мне пора бы тоже явиться пред ясны очи. Это понятно было бы даже без голосовых Милы, которые она присылает мне последний час. Но вместо того, чтобы после позорных поражений поехать домой, я уже поворачиваю вместе с Яном к его дому. Лифт, конечно, так и не сделали и мы заходим в квартиру запыхавшиеся, после кросса по ступенькам. В квартире жара, соседи Яна, видимо, пытались воссоздать климат Ташкента. У них вышло, и Ян, слегка отдышавшись от быстрого подъёма, стаскивает худи, зацепив пальцами сзади за ворот, и кофта ползёт вверх вместе с футболкой, оголяя полоску живота. Я в очередной раз залипаю на ней, мне жарко не только от температуры в квартире, но и от плоского живота Яна. От алко стоп-кадров вчерашнего вечера. Футболка падает обратно, скрывая пресс. Захожу вслед за Яном в спальню, сразу же открывая окно. Жарко просто пиздец. — Что? — Ян кидает худи на спинку стула, оборачиваясь. У меня ебашит сердце, от мысли, что я собираюсь сделать. Думал об этом с того момента, как вообще сегодня вернул способность думать. Выжидающе смотрю на Яна и не отрывая взгляда встаю напротив матраса, опираясь задницей об стол. На всякий случай, в некотором отдалении. — Придумал задание, за три твоих пропущенных, — пытаюсь не дать петуха голосом, — закончи, что вчера начал. Сам. При мне. Ян молчит, и я вижу как крутятся шестеренки в его голове. — Че? Шестеренки не докрутились, понимаю я. — Вздрочни при мне, — разжевываю я, скорее всего уже пунцовый, — или зассал? Главное — ебало на ноль. — Нет, не зассал, ты знаешь, меня это не пугает, — чуть тише обычного отвечает Ян. Распиздосы из прошлого, раз мы живы — хуйня. Он так же молча делает шаг назад к матрасу на полу, стягивая с себя футболку, и я уже могу видеть не только полоску живота, а полный набор с кубиками и свежей пирсой в левом соске. Все ещё стараюсь держать лицо, подмечая, что Ян тоже напрягся. Он из тех людей, которых стыд боится, так что уже спустя несколько секунд лицо Яна меняется и я вижу как его ладонь спускается от шеи вниз, поглаживая себя. — Даже не поцелуешь меня для настроения? — насмешливо спрашивает. — И так справишься. Пацан скалится и скользит рукой ниже. От всего этого потрясающего вида и напряжённости ситуации у меня почти стоит. Ян медленно тянет треники вниз, не отрывая от меня взгляда, я же теперь не знаю куда себя деть. Орать «отмена» уже поздно, хотя очень хочется остановить это безумие. О чем я только думал, когда затеял это? Треники остаются под ногами Яна, а он подцепляет боксеры большими пальцами и стягивает немного вниз, выпуская член. Который стоит, будем считать, что на меня. Вот теперь я точно уже пунцовый. Глаза Яна темные и ледяные, щёки раскраснелись, но по ухмылке я понимаю, что эта ситуация его как минимум забавляет, а как максимум, он от нее кайфует. Обхватывает член рукой, опускаясь на матрас, сгибая и подтягивая к себе одну ногу, чтобы мне было лучше видно. Сначала движет кулаком медленно и тяжело дышит, потом сплевывает себе на ладонь, и когда разгоняется, его дыхание сбивается, и я уже слышу пошлые стоны. Моя рука тоже тянется к члену, который явно не готов к такому виду и подлому бездействию с моей стороны, но я одергиваю себя. Ян дрочит себе, немного запрокинув голову назад, но не разрывая нашего зрительного контакта. И я, наконец-то, думаю, а какого черта? Резко встаю и почти что прыжком, за секунду, оказываюсь рядом с Яном, нависая над ним. Ухмылка пацана становится шире, когда я опираюсь одним коленом на матрас рядом с его ногой и наконец-то сам накрываю его губы своими. Ян целуется страстно, я понимаю, что он на грани, сразу лезет языком ко мне. Мне наконец-то срывает все предохранители, и я кладу ладонь Яну на затылок. Сминаю его губы, кусаю их, рука уже сама удобно устроилась и сжимает его шею сзади. Ян скользит губами вбок, оставляя влажный след на моей скуле, и громко и порнушно стонет. — Какой ты охуенный, — хрипит он, оставляя на своём животе и руке белую вязкую жидкость. Он обмякает, и расслабленная рука, на которую он опирался, едет вбок. Я слегка его поддерживаю под лопатки, чтобы он не резко упал на матрас, а мягко скатился, и откидываюсь рядом. Ухмылка на лице Яна становится все шире и он вяло приоткрывает один глаз: — Слава богу, ты извращенец, — с насмешкой произносит Ян, что вызывает мой неконтролируемый приступ смеха. Скорее всего, это нервное. — Заслужить твой поцелуй оказалось очень сложно, — хмыкает Ян, обтирая себя краем простыни и возвращая боксеры на место. — Я хотел удостовериться, что ты это всерьез. — Ебаться надо всегда всерьез, — подмигивает мне Ян и резко перекидывает ногу через мои бёдра. Длинные пальцы Яна с чёрным маником стягивают с меня штаны, мой член этому премного благодарен, я приподнимаюсь и сам стаскиваю с себя футболку. Трусь пахом о бёдра Яна, пока он не вытягивается надо мной, и не накрывает губами мой сосок, слегка покусывая его. Я бы хотел остаться в этой медленной пытке на ебаную вечность, но мой член давно требует внимания, и Ян тоже это понимает, стаскивая с меня трусы и обхватывая шершавой ладонью. Впивается в губы и одновременно сжимает член. — О боже, блять, — вырывается из меня, когда Ян начинает медленно водить кулаком. Еле дышу, подаваясь в его ладонь. Давлюсь стонами, надеясь, что меня никто кроме Яна, не услышит. Меня мажет, когда Ян усиливает давление рукой, и глушит в поцелуе мои стоны. Ведет ладонью быстрее, и я подаюсь ему в кулак, отрываясь от губ, чтобы посмотреть на его лицо. — Я сейчас, — хриплю я, уже слабо разбирая происходящее. С одинокой дрочкой в душе это, конечно, не сравнить. Выдыхаю в полубреду, когда Ян, через какое-то время, обтирает меня все тем же углом простыни и слазит, вытягиваясь рядом. На расстоянии в дым лежит рядом, со своим красным «Данхиллом» с которым у меня уже прочно ассоциируется, и то ли не хватает хтонина мне, то ли это какое-то седьмое чувство, но я думаю о словах Яна, и мне не нравится их смысл. Посыл, несомненно, правильный, но кажется мы вкладываем разное в это «всерьез». Какой-то здравый смысл говорит мне держаться от Яна подальше, что ничего хорошего меня тут не ждёт, но смысл этот я, конечно, игнорирую, вжимаясь носом ему в шею, пытаясь запомнить этот запах, оставить его в своей голове подольше. — Мне надо сегодня дома показаться, — грустно вспоминаю я, — и завтра пизда делов: универ, пиздюки, треня и батя еще мозг будет ебать за выходные. — Вечером приедешь? — Ян заботливо протягивает к моим губам сижку и я затягиваюсь. — Постараюсь. Но сам знаю, там как ни старайся, нихуя не выйдет.